***
«Доброе утро, Павел! Большое тебе спасибо за свитер и за то, что приютил. Надеюсь, встретимся когда-нибудь еще. Жду в гости на Театральной!
Варя»
***
Морозов не переставал прокручивать в голове содержание найденной утром на столе записки. Если бы не эта бумажка, исписанная аккуратным почерком, то он бы подумал, что весь вечер и встреча с этой таинственной девушкой ему приснились или привиделись в пьяном бреду, потому как от ее пребывания в его жилище не осталось ни следа. Еще больше вопросов появилось у него в голове, когда он пришел на КПП перехода до «Театральной». Как выяснилось, никакая Варвара ни с какой «Театральной» ни вчера, ни позавчера, ни даже неделю назад здесь не была и отсюда не уходила. — Чего такой загруженный, майор? — к нему сзади подошла девушка в форме КГБ. Эта дамочка появилась в столице относительно недавно. Приехала вроде как с «Лубянки», да и от этого легче не становилось. Марию Владимировну сюда направили как бы провести проверку кадров в армии и среди населения, чтобы выявить врагов народа, шпионов и диверсантов. С работой она справлялась отлично, но поражало ее хладнокровие и жестокость на допросах. Как в такой миловидной молодой девушке могло быть столько жестокости? Павел ее самую малость за это недолюбливал, хотя в общем открытых разногласий у них не было. Она была чересчур упряма в спорах, доказать ей что-то было нереально. — А вам какое дело? Или мой вид не соответствует протоколу поведения? — ухмыльнулся мужчина. Она усмехнулась, присаживаясь рядом. — Нет. Просто таким тебя еще не видела. — Надо же! Наша «железная леди» склонна к мирским переживаниям. Не перестаете меня удивлять Марья Владимировна, — Павел посмотрел на девушку. Она заметила сложенный лист у него в руках. — Что это? — мужчина поджал губы. Выбора у него особо не было. Не даст записку – она с него потом глаз не спустит. Мария Владимировна взяла ее в руки, бегло осмотрела и улыбнулась. — Понятно, дела сердечные. Слушай, почерк такой знакомый, — Морозов удивленно поднял бровь. А сама чекистка сложила лист и всучила обратно мужчине. — Требую подробностей, — когда Павел сказал это, из соседнего кабинета, принадлежавшего Москвину, вышел человек. — В другой раз. Она улыбнулась и побежала за вышедшим человеком. Он был хорошо экипирован. Павел разглядел нашивки и символику «Спарты». Боец этот был даже немного ниже самой Марии Владимировны. Парочка быстро скрылась за поворотом, оставив Морозова в недоумении. Он взглянул на письмо и спрятал его в нагрудном кармане, когда его пригласили в другой кабинет.***
Сложенная дважды записка, лежавшая во внутреннем кармане походного ватника, одновременно приятно грела душу и заставляла Павла терзать себя вопросами даже сейчас, когда он был на задании. Все его внимание должно было быть сосредоточенно на задаче, поставленной перед ним руководством, но направить мысли в нужное русло не удавалось, да и безрезультатные поиски уже насточертели. Уже который час они с группой ползают по всей Москве, впитывая рентгены и пытаясь найти гребаный вход в правительственный бункер. Группа Павла почти уже добралась до окрестностей Ботанического сада. Хотя после того, как небезызвестные спартанцы пустили туда ракеты, от него осталось одно название. Морозов пнул ногой какой-то кирпич, обозлившись на все. Почему ему, майору разведки, приходится идти туда – не знаю куда и искать то – не знаю что? Почему? Зачем Красной Линии тогда нужен Лесницкий, если он не может сказать даже, где искать? Что за дурость? Из размышлений его вырвал раздавшийся вдруг звук выстрелов. Картечь и снайперская винтовка, судя по всему. Как бы то ни было, стрелявший точно был не один. Следом завыли упыри. Павел махнул рукой обернувшимся на него членам группы, этим жестом говоря им о том, что теперь они пойдут туда. Базы красных, фашистов и ганзейцев они уже преодолели, так что становилось уже интересно, кто же там мог быть. Морозов передвигался достаточно быстро, все еще находясь в своих мыслях. Чем быстрее он закончит, тем быстрее сможет попасть на «Театральную». Варя ведь написала, что будет его там ждать. Она же нелегально добывала лекарство для сестры. Может, она и на станцию не совсем легально попала и поэтому ее нет в списках на КПП? Она ведь не могла его обмануть. Или могла? Может, он ей просто не понравился и поэтому она сказала ему не то имя? Или не ту станцию? Нет, она не могла столькое знать о «Театральной», если бы была не оттуда. Что же тогда? От него еще никогда так не сбегала девушка, ни одна его не отшивала и ни одна ему не отказывала. Безусловно, эта ситуация в равной степени вызывала в нем и недоумение, и негодование, и некий азарт. Неужели он встретил ту самую, которую действительно хочет добиться? Это ему и было интересно узнать. Подходя к бывшему гнезду так называемых Черных, он снял «Калаш» с предохранителя и сбавил ход. В самом жерле Морозов заметил мужчину в спартанской форме – вот и обладатель «Убойника», стрелявший картечью. Ура! Наконец-то то, что нужно. Он медленно приближался к какому-то маленькому черному… чему-то? Павел быстро окинул взглядом округу и заметил блик на вершине развалившейся арки неподалеку. И снайпер нашелся. Определив для себя оптимальный маршрут, чтобы его не заметил ни рейнджер, ни сопровождавший его стрелок, Морозов начал осторожно спускаться на дно котлована. Остальная группа, за исключением одного индивида, осталась ждать, так как указаний к действиям никто не получил. Павел практически подобрался к спартанцу, который завороженно смотрел на сгусток черноты перед собой, не шевелясь, когда вдруг оставшиеся на краю котлована его разведчики крикнули в рацию о том, что здесь фашисты. Тут же где-то рядом послышались рычание мотора и выстрелы. Морозов только и успел обернуться, когда индивид, что плелся за ним следом, с криком «товарищ майор, ложитесь!!!» прыгнул на него, закрывая своим телом от осколков брошенной рядом гранаты. В ушах зазвенело. Один из камней отлетел в противогаз, разбив немного стекло. К земле придавливал труп младшего лейтенанта Семёнова. Но ударная волна гранаты цепанула еще и сидевшего до сих пор рядом без движения спартанца. Теперь Павлу открывался вид на черный сгусток, так завороживший рейнджера. Хотя теперь он уже не был уверен: ему открылся вид или этому сгустку, потому как у мужчины от ужаса онемело все тело, когда он заметил, что это нечто смотрит на него в ответ. А в голове замелькали приятные воспоминания, заглушившие звуки выстрелов, крики его разведчиков и фашистов, пронзаемых пулями друг друга или снимаемых из снайперской винтовки. Его уже не было тут. Он видел то, как он радовался новой принесенной отцом книге, как его повысили до звания майора. Он видел лицо Вари, слышал, как она смеётся над его шутками, пока они идут в его квартиру. Приходить в себя Павел начал, трясясь в уазике. На лицо уже не давил противогаз, в руках не было оружия. Да и в принципе вещей, что он брал с собой, уже не было. Потом его вели по каким-то коридорам, держа под локти, кинули в какую-то камеру. Тесная комнатушка с огромным люком для мусора или трупов в стене, отделанная белой кафельной плиткой, которая пожелтела от времени да и сама по себе была грязной, потому что убирались тут без особого энтузиазма. Здесь отвратительно пахло. Настолько отвратительно, что рвотный позыв накатывал с неимоверной силой. Смесь человеческих крови, мочи, рвоты, дерьма, а также пороха и хлорки, которой этот запах хотели убрать, но в итоге получилось только убойнее, создавала такой мерзкий купаж, что становилось тошно. Павел удивился, как не свалился от такого шмона. В вонючей камере он был не один. Справа на коленях рядом с ним стоял последний выживший из его разведгруппы младший лейтенант Трофимов. Морозова он бесил больше всех своей фанатичной любовью к Красной Линии и коммунистическому строю, но в большей степени, конечно, к товарищу Корбуту. В их фракции было проблематично жить, не обожая при этом предводителей, ибо это грозило бессрочной путёвкой на «Лубянку», сам Павел искусно скрывал, что в душе недолюбливал внутреннее устройство и вышестоящих и много чего хотел бы изменить (он был весьма начитан в отличие от основной массы населения, поэтому причины его отношения ко всему, как и некоторые идеи для реформ, у него имелись), но вот Трофимов знатно с обожанием переигрывал. Так что мужчина был бы только благодарен фашистам, если бы на его глазах они вышибли мозги этому придурку прежде, чем убить его самого. В углу напротив, съежившись, сидел какой-то страшненький мужчинка в лохмотьях и тихо хныкал. Если бы у майора были развязаны руки, он бы с радостью набил ему морду, потому что его нытьё было противнее царившего в камере смрада. Слева потихоньку приходить в себя начинал спартанец. Ага. Шансы на спасение все же есть. В комнату зашел офицер в сопровождении с солдатиком, державшим в руках «Калаш». Что ж, если его авантюра пройдет успешно, то автомат станет хорошим трофеем. Надо было срочно что-то придумать. Начали осмотр фашисты с облезлого хныкающего мужичка. Значит, немного времени у него было. Павел осторожно тряхнул левым плечом, и из рукава прямо в ладонь скатился нож. Зажав его пятками, он принялся разрезать веревку, двигая руками вверх-вниз. Тут он заметил, что и рейнджер уже пришел в себя, и незаметно привлек его внимание. Веревки упали, освобождая его руки. Раздался выстрел. Параметры головы нытика-ганзейца не устроили офицера. Он перешел к Трофимову. Морозов сжал в руке за спиной нож. Ждать было недолго. Камеру снова сотряс звук выстрела. Бездыханное тело младшего лейтенанта плюхнулось на пол рядом. Павел слегка ухмыльнулся, когда к нему подошел этот старикан. — Я все скажу, только не при посторонних. Меня убьют, если узнают, — для большей убедительности он говорил слегка напуганным голосом. — Этого – во второй блок. А что касается вас… — приблизился офицер к рейнджеру. — Обычно Рейх не вмешивается в дела Ордена. — Офицер твой! – крикнул мужчина спартанцу, молниеносно накинувшись на солдата. Тот успел дать очередь в «молоко», напугав старика, что позволило рейнджеру среагировать. Он пережал горло фашиста до хруста шейных позвонков верёвкой, стягивавшей его руки, а Павел в это время уже разделался с солдатом. Вытерев лезвие от крови об куртку мертвого противника, он разрезал веревки на руках спартанца и вручил нож ему. Морозов быстро осмотрел тела и, забрав все, что могло пригодиться впоследствии, повесил за спину новоприобретённый автомат. — Наши начальники хоть взасос и не целуются, но нам-то что с того, простым солдатам? Что там, кстати, этот фриц говорил про люк? Он осмотрелся и, поняв, что других выходов нет, дернул за рычаг, открывавший мусорный люк. Вонь там была еще хлеще. Сморщившись от накатившего приступа тошноты, Павел прикрыл лицо рукой и полез внутрь шахты. Он тут же покатился вниз, как на детской горке, и уже через пару секунд приземлился. На что-то мягкое и в то же время хрустящее. Морозов прищурился, привыкая к полному отсутствию освещения, и шарахнулся, когда под ногами скатившегося следом за ним рейнджера захрустели кости трупов, по которым они ходили. Ну и мерзость. Чавкающая масса людских останков, смешанная с продуктами их жизнедеятельности, никак не заканчивалась. Создавалось ощущение, что весь пол тут в этом. Павел и дышал через раз. Омерзение, брезгливость и страх подхватить какую-нибудь заразу не оставляли его мысли. Рейнджер, очевидно, был с ним солидарен. Морозов удивился, что он не свалился прямо там. Хотя с чего бы? В Ордене, наверняка, и не такие количества трупов видели. Их дуэт осторожно продвинулся до противоположного края концлагеря, где виднелась решётка. Но, увы, она оказалась не такой хлипкой, как он смел предположить. Павел обратил внимание на лестницу рядом и жестом попросил новоиспеченного брата его подсадить. Мужчина забрался наверх и спустил второму лестницу. Они медленно, едва дыша, проходили мимо надзирателей. А когда вышли на основную площадку, приняли решение разделиться, для большей эффективности. Условия содержания тут были ужасающие. Человек по восемь в десятках клеток два на один. Всюду слышались их стоны и крики, мольбы о помощи. Становилось не по себе. Они стонали и шептали без умолку. Молодые и старые. Инвалиды. Уроды. Это постоянное шипение, разлетавшееся эхом по всему концлагерю, смешивалось в единую какофонию, сводящую с ума. Казалось, что они пытаются покинуть не фашистский лагерь смерти, а змеиное гнездо. Дело действительно пошло в гору. Несколько фашистов, стоявших на пути, были благополучно ликвидированы, да и сама команда горе-пленных продолжала уверенными шагами приближаться к цели. Чем выше они забирались, тем свободнее становилось дышать. Воздух постепенно менялся на более чистый. Это прибавляло сил двигаться дальше. Еще пролёт, еще рычаг. И вот наконец Артём, как звали рейнджера, дернул за рычаг, что открывал ворота. Оттуда вышел недовольный фашист с «Ублюдком» наперевес. Его снял спартанец. Оба забежали внутрь и закрыли проход за собой. Проход привел их в караулку. Здесь они вновь разделились. Артём зачищал правую сторону, а Павел, соответственно, левую. В его части было три комнаты, в которых охранники спали и перекусывали. К тому, что сидел спиной к проходу, он тихонько подобрался сзади и зажал его шею рукой, параллельно прикрыв нос и рот, чтобы тот быстрее отключился. Затем он двинулся к тому, что лежал. Спящего бить не очень хотелось. Павел потушил свет и отошел в темный угол. Он кинул в мужчину какой-то камень, что лежал в ногах. Спавший резко подскочил. Охранник поднялся со спального места и пошел в сторону, где притаился Морозов. Точный удар прикладом по голове вывел второго фашиста из строя. Оставался последний, в соседней комнате. Павел пробрался туда. Он чистил оружие, что-то бормоча себе под нос. Наш майор решил с ним не возиться и вырубил его, приложив головой об стол. Дальше передвигаться можно было уже стоя в полный рост. Артём справился со своими подопечными тоже достаточно быстро. Он выглянул в большое окно, выходившее в концлагерь, и нажал на рычаг. Несколько огоньков на панели загорелись зеленым и послышался звук открытия клеток. Павлу страшно было представить, какой бардак там сейчас начнется, но это была уже совсем не его проблема. Он дернул за рычаг у ворот со своей стороны и призвал к тому же Артёма. Ворота со скрежетом поднялись, впуская их уже на станцию, в складские помещения. Осмотревшись тут, рейнджер нашел несколько комплектов одежды и предложил Павлу переодеться. Что ж, в таком виде и с таким ароматом ходить по станции было опасно, они привлекли бы к себе много лишнего внимания и ничем хорошим бы это не закончилось. Думалось сейчас с трудом. Импровизация импровизацией, а хоть какой-то мутный план должен быть. Что делать? Куда дальше идти? Мужчина снял куртку, отбрасывая ее подальше, и на пол из внутреннего кармана выпала небольшая бумажка. Ее он заметил, когда они уже собирались уходить. Морозов подобрал и, перечитав уже заученные строки, спрятал ее во внутренний карман. А, может, всё-таки на «Театральную»?