~***~
Настоящее время. Драконий камень
Дышать. Просто не забывать дышать. Она попыталась открыть глаза, но всё оказалось тщетным. Они точно налились свинцом, веки казались неподъемными. А ещё безумно мучила жажда. Дикая жажда. Во рту было так сухо, словно она съела миску песка. – Во...ды... – она даже не поняла, сорвался ли слабый хриплый шёпот с её губ или всё-таки нет. Двигаться было тоже больно. Она не могла поднять даже руку. – Ваше Высочество, вот так, прошу, – словно сквозь толщу воды она слышала успокаивающий, показавшийся ей странно знакомым голос. Ей даже почудилось, будто это был мейстер Гарверд, но его просто не могло здесь быть. Не сейчас. – Попытайтесь проглотить отвар, – а голос всё не унимался. Рейнира почувствовала, как сухих губ коснулась какая-то жидкость. Она всё-таки смогла приоткрыть рот. – Да-да, пейте, Ваша милость, – она судорожно закашлялась, а горло обожгло, точно огнем. – Как она? Ей стало лучше? Она очнулась? – чей-то нетерпеливый и нервный голос раздался где-то сбоку, но Рейнира не смогла хорошо расслышать ни слов, ни разобрать, кому и вовсе он принадлежит. Да и не хотелось. Чьи-то цепкие лапы уже забирали её обратно в тихое и молчаливое небытие. Ответ первого голоса она уже не слышала. ... – Сынок... – печальная, но всё равно невообразимо прекрасная, женщина с волосами цвета темнейшей из долгих северных ночей, стояла на коленях у самой постели, положив голову на покрывало прямо возле лежащего на нём мужчины. На вид, ему было лишь около двадцати пяти. Возможно, когда-то раньше он был даже красив. Сейчас же его лицо хоть и было очищенным от налипшей до этого на него грязи, но теперь стали видны чудовищные гниющие язвы, так быстро развившиеся из заражённых ран. А старый, заработанный ещё во время одной из битв на Ступенях, страшный шрам на мертвенно-бледной коже и вовсе смотрелся чужеродно, точно лишний, нарисованный неудачливым художником. Заметно отросшие, серебристые волосы мужчины ореолом раскинулись вокруг его головы. Впалые щёки делали и без того от рождения острое лицо ещё более худым. Под закрытыми глазами залегли практически чёрные круги. На груди красовалось несколько свежих бинтов, но и они уже успели окропиться новой кровью. Он ещё дышал, но, всякий раз, когда его грудная клетка с трудом приподнималась, у женщины, крепко держащей его за руку, обливалось кровью сердце. По её прекрасному, почти молодому белоснежному лицу, не тронутому даже лёгким загаром, катились беззвучные слёзы. Длинные и чёрные, как смоль, её ресницы из-за них слиплись. На вид женщине было не больше тридцати пяти, если даже не меньше. Она напоминала прекрасного духа, со всей скорбью оплакивающего своё любимое дитя. Плечи женщины мелко дрожали. Сейчас она казалась столь хрупкой, нежной и беззащитной, что хотелось подойти и согреть её, обнять, поддержать. Но никто не подходил. Как только привезённые на одном из кораблей мейстеры сделали всё, что было в их силах, она выпроводила их за дверь, а сама рухнула на колени. Её руки подрагивали, а сама она едва ли не всхлипывала в голос. С искусанных до крови губ слетали мольбы вместе с молитвами. Старым Богам и Новым. Четырнадцати огням и Семерым. Всем, кто только приходил на ум. – Я хочу побыть рядом с сыном, оставьте меня! – она почти выла, выталкивая слуг и стражей. Фиолетовые глаза накрыло пеленой нескончаемых слёз. А Рейнис Таргариен всё сидела у постели своего умирающего сына, судорожно сжимала его руку, целовала бледную ладонь и прижимала её к своим влажным щекам. Лейнор Веларион. Единственный законорожденный сын Лорда Корлиса Велариона и принцессы Рейнис из дома Таргариенов медленно умирал. Он был в сознании, но говорить ему было тяжело, лёгкие всякий раз при каждом новом слове болезненно отдавали в спину. Вполуха мужчина слушал мольбы и плач обычно всегда такой стойкой и спокойной матери, стараясь запомнить её слова и заверения о том, что его маленький Джекейрис жив, а любимую Рейниру пытается привести в сознание лично мейстер Гарверд. Лейнор улыбался. Слабо и почти незаметно, но так искренне и счастливо. Его семья выжила. Там, сидя в грязной тёмной темнице, деля соседство с крысами и тараканами, он не смел о большем и мечтать. Теперь же он мог уйти спокойно. Он защищал своих жену и сына до самого конца, до того рокового удара тяжёлым молотом сзади. Он сделал всё и даже больше. Он любил их до самого конца. Свою красавицу-сестру Лейну, постоянно дразнящую его и имеющую в детстве вредную привычку забирать прямо у него из-под носа самые вкусные пирожные; вечно сурового, но справедливого отца, дающего самые ценные и важные советы, а также буквально протянувшего ему руку его любимой жены; забавных единокровных братьев, с которыми последнее время общаться было особенно приятно; прекрасную и любимую матушку, любящую своего единственного сына намного больше, чем он наверняка смог бы когда-либо заслужить; маленького сына Джейса, так крепко обнимающего всегда папу перед сном и целующего в обе щеки; и, конечно, Её, ту, ради которой пошёл бы и в огонь и в воду, сквозь тьму Долгой Ночи и через дотракийские орды, свою Ниру. Он любил их всех. – Не плачьте, матушка, – он произнёс это с улыбкой, от которой Рейнис зарыдала ещё больше. Лейнор Веларион, наследник Дрифтмарка и законный король-консорт Семи Королевств, испустил последний вздох глубокой ночью практически на руках у умоляющей его вернуться к ней матери. Он умер тихо и спокойно. Он был почти счастлив.~***~
Сначала всё тонуло во мраке. Таком густом, что казалось, будто бы её душа неприкаянной тенью блуждала по бездонному простору неуловимого пространства, погруженная в глубокий сон, из которого не было ни единого способа пробуждения. А потом случился он: первый глубокий вдох, затем второй. Стоило всего лишь разлепить веки, как впереди забрезжил бы яркий свет. Но ей так отчаянно не хотелось просыпаться. Там так темно, так грязно. И так много боли. Она больше просто не выдержит, не сможет и дня протянуть в этом погрязшем в злости и жестокости коварном мире. – Ты уже и так проспала всё, что только можно и нельзя. Скоро будет уже вторая ночь, – слова, сказанные подозрительно знакомым, но странно непривычно звучащим голосом, мешают, она успевает уловить в них какую-то отчаянную мольбу. Рейнира жмурится и недовольно кривит лицо, всё ещё во сне и неосознанно, но у её настойчивого собеседника на лице всё равно на мгновение появилась улыбка. Грустная и какая-то вымученная. Он так устал. Так чертовски устал. Принцесса буквально чувствует, как чья-то обжигающе тёплая рука задумчиво поглаживает её хрупкую ладонь. Она всё-таки окончательно просыпается. А этот голос... Всё-таки, она была права. Естественно. Девушка бы не забыла его и в следующей жизни. Но открывать глаза не спешит. Ей всё кажется, что стоит это сделать, и она разревется, как маленькая девочка. Или, ещё хуже, поймёт, что это лишь затянувшийся сон. Какой уже только по счёту. Ведь Его просто не могло быть здесь. Ведь не могло?.. – Я не хочу просыпаться, – и без того хриплый и слабый, сейчас её шёпот звучит ещё тише. – Ведь, тогда ты исчезнешь. По щеке всё-таки скатывается горькая слеза. Рейнира сама до конца не осознала, что уже вынырнула из пучины сна. – Я не уйду, любовь моя, я рядом, – он не замечает, как собственный голос предательски дрожит. Вина. Вязкая и противная, она душит изнутри. Хочется рвать на себе волосы и проклинать всё вокруг. Боги, как же он опоздал, сколько потерял и упустил. Скольким позволил жить слишком долго. – Открой глаза... пожалуйста... – он готов встать на колени, если только это подействует. Рейнира отчаянно качает головой. Неверие в собственное счастье и долгожданное избавление слишком сильно засело в груди. К тому же, Он никогда не просит. Ничего и не у кого. Это явно игры её больного сознания. Наверное, она всё-таки спятила. Но сильные руки вполне реально немного приподнимают её. Мужчина буквально вдавливает её в себя, крепко обнимая. Прямо как тогда, когда он судорожно пытался привести её в чувства в том коридоре, но так и не смог. – Я здесь. Я рядом, – и внутри Рейниры что-то окончательно ломается. Она уже не помнит себя, когда начинает буквально рыдать ему в рубашку, с головой зарываясь прямо в твердую мужскую грудь. Серебристые и её отливающие золотом, их волосы смешиваются танцующими змеями, пока тонкие женские пальцы остервенело комкают ткань его одежды. Вцепилась в него из последних сил, лишь бы не ушёл, не оставил. Не исчез. Горькие слёзы вперемешку с частыми всхлипами. Принцессу аж трясёт. Словно она перенеслась в день похорон матери, когда любимый дядя единственный смог разглядеть непередаваемый ужас в глазах ребёнка и стал успокаивать захлебывающуюся слезами девочку. – Я так старалась убежать. Я.... Я... проходы, я шла к ним.... А их там не было. А потом, потом.....Деймон. Поток безсвязнных слов, а он лишь качает её, точно ребёнка, не зная, как ещё успокоить, как доказать, что теперь уже всё прошло. – ....а потом он... Он... Деймон, мне так жаль. Я пыталась убежать, а они прямо так... на колени... Он напрягся. Впрочем, Рейнира всё равно этого не заметила, продолжая между рыданиями, запинаясь и постоянно сбиваясь, лепетать что-то про раненого Лейнора, какие-то бочки и «эту его страшную кривую улыбку». Ах, да, ещё там был какой-то рубиновый дракон, куча лестниц и «эти его мерзкие руки прямо на шее». Но Деймон её больше не слушал. Мозг зацепился за одну единственную фразу: «Я правда сопротивлялась, но он был сильнее...» – Что. Он. Сделал?! – в его глазах горит гнев, окропленный праведной злостью вперемешку с яростью и бурлящей в крови ревностью. Он догадывался, но надеялся, что всё чудом обошлось, но... Слышать это из уст самой Рейниры... Эта жалкая псина ведь не просто распускала кулаки. Он всё-таки добрался до неё. Осмелел. Деймона теперь тоже трясет. А она всё ещё плачет и лишь безнадёжно кивает головой, как игрушечный болванчик. Ей стыдно. Ей плохо. Она хочет убраться отсюда. Это больше не её дом. Ещё никогда Деймон так сильно не жалел о том, что убил кого-то. Теперь принц винил себя за недостаточно мучительную смерть гвардейца ещё сильнее. Разорвать. Уничтожить. Разрубить на куски и выбросить мясо Вермитору, Караксесу, да хоть прячущемуся где-то в горах Каннибалу. Не важно. Немедленно расчленить останки и сжечь, если их ещё не выбросили рыцари. А ещё лучше отправить в праздничной коробке Отто с Алисентой. Подмешать пепел в чай или суп, чтобы они давились его горелой плотью. Деймон шумно выдыхает, из последних сил стараясь принять уже случившееся и хоть немного успокоиться. Уже ничего не изменить. Он мысленно пытается внушить себе эту истину. Он сцеловывает её слёзы, аккуратно вытирает их пальцами, почти не дышит, словно в руках у него стеклянная статуэтка. Надави чуть сильней – сломаешь. А она всё плачет. Уже тише, но его сердце всё равно рвётся в клочья. Он убьёт их. Всех до единого. Хвалёный Эйгонов венец окропиться кровью. Но он отомстит за каждую пролитую ею по их вине слезу. За каждую.~***~
В темнице холодно и сыро. Ульф ежится, но всё равно не может не отметить, как иронично то, что его бросили именно в ту камеру, где несколько недель медленно гнил заживо Лейнор. Тут воняет, как будто молодой лорд сдох прямо здесь. По правде сказать, бедному сыну здешней шлюхи было плевать, чей именно жирный зад греет Железный Трон или какой-то местный, обитый бархатом стул. Всё, что всегда заботило голодного мальчишку, это где найти кусок мяса пожирнее, да хлеба без плесени. И как его только сюда забросило? Белый плюхнулся на отдающий едва ли не каким-то могильным холодом каменный пол, спиной опершись на грязную стену, а свою бедовую голову откинул чуть назад. Разноцветные глаза нервно прожигали потолок. Вот что он здесь забыл? На что надеялся? Надо было сразу бежать, когда в двери начали тогда стучать люди десницы. Хотя... Не смотря на всё, в реальности это были самые лучшие и интересные дни в его короткой, серой и однообразной жизни бесславного юнца. Он много пил, сытно ел да ещё и летал на самом настоящем драконе. Последние месяца два Ульф чувствовал себя практически Богом. Которого так беспардонно сбросили с небес на землю. Мужчина не знал, что с ним теперь будет. Как поступят с ним вернувшиеся принц и принцесса. Убьют? Но почему не сделали этого сразу? Будут мучить? Белый судорожно сглотнул. О жестокости Порочного принца уже долгие годы ходят самые страшные и жуткие легенды, и проверять их на собственной шкуре казалось худшим из кошмаров. Он же сдался, тот Адам даже, кажется, был готов его почти помиловать. Вот только решение будет за Ней. За принцессой Драконьего Камня. Ну или за Деймоном Таргариеном. Что, по ощущениям, будет даже хуже. Каким же он был идиотом. Наивный дурак. В этом мире нет ничего страшнее, чем убитая горем мать.~***~
Она с трудом встаёт, опираясь на Деймона. Он был готов нести её на руках, но Рейнира буквально требует поставить её на место. – Тебе вовсе необязательно это делать. Они поймут, – мужчина с недовольством качает головой, но упрямая племянница не желает слушать. Она вообще не хочет никого больше слушать с того самого момента, когда Деймон на мгновение замялся, не ответив с ходу, как там сейчас Лейнор. Рейнира всё поняла, в то же самое мгновение. Глаза наполнились слезами, и она чуть опять не грохнулась в обморок. – Я хочу его увидеть, – слова с трудом подбирались, а каждый новый вдох довался с трудом. Да, она ожидала подобного исхода, в конце концов, она собственными глазами успела увидеть, в каком он состоянии, но принять реальность оказалось всё равно слишком сложно. Лейнор был ещё так молод. Впереди была целая жизнь. А Джейс?... Её сын так сильно любит папу. И вот теперь он остался едва ли не сиротой. А если бы и с ней что-то случилось? Рейнира старается не проматывать в голове раз за разом самые плохие исходы развития событий, но чувство страха и обречённости сильнее её. А ещё эти стены, успевшие стать ненавистными. Когда-то она спасалась здесь от козней и интриг Красного Замка, но сейчас здесь противно находиться лишнюю минуту. Ей смертельно хочется наконец выйти на воздух. – Пусть Гарверд сначала ещё раз тебя осмотрит, – Деймон честно старается не давить, по правде, ему даже страшно лишний раз её трогать, истерика, длившаяся больше часа, закончилась совсем недавно и была слишком свежа в памяти. Но и себя сдерживать больше не получается. Хочется закрыть её ото всех, увезти куда-нибудь в спокойное место и просто дать Рейнире прийти в себя. Но, увы, время было не на их стороне. Про политику он даже ещё не пытался говорить. Всё равно в её мыслях только скорый приезд Корлиса и Джекейриса, а ещё Лейнор... А ещё... Нет. Он не сможет сам рассказать ей эту новость. Как и то, что увидел, только занеся её в покои. Пусть лучше расскажет мейстер Гарверд, но он будет молчать до победного. Принц сильнее сжимает зубы, но больше ничего не говорит девушке. Всё равно бесполезно. Рейнира всё-таки спотыкается на первых же ступенях и едва не валится на пол. От болезненного падения вниз с лестницы спасают только его сильные руки и натренированные за почти сорок лет рефлексы. Ему почти больно смотреть на то, как она отчаянно шагает дальше, стараясь не обращать внимания на хромоту. Деймона мутит, когда он пытается отогнать от себя мысли о том, когда она могла повредить ногу. Безумный взгляд сира Кристона до сих пор стоит перед глазами. Всё. Это больше просто не выносимо терпеть. Не смотря на явное недовольство и хриплые крики сопротивления, он одним рывком поднимает её с пола на свои руки. Рейнира дуется и тут же начинает возмущаться, но он просто больше не может смотреть на её неразумное геройство. Побыла самостоятельной – и хватит. Она лёгкая, словно пушинка. Его это бесит. Его сейчас вообще всё бесит. И то, что она не стала даже дожидаться обеда, хотя он прекрасно по ней видел, что кормили её разве что раз в день и то по настроению, и это её нетерпение, и вообще всё случившееся. Не сорваться бы только ни на кого. Только бы не сорваться. Деймон мысленно досчитал до десяти, всё ещё не выпуская из рук свою ценную ношу. Из мыслей выводит лишь тихий всхлип. Погружённый в себя, он даже не понял, что она перестала пытаться вырваться. – Рейнира, – его голос уставший и какой-то вымученный, но он всё равно звучит так ласково и нежно, насколько Деймон в принципе способен, – ну хватит. Уже ничего не исправишь. Ты же только успокоилась. Тебе станет хуже. – Пусти меня, пожалуйста, – она шепчет так тихо, что он на секунду позволяет себе подумать, что ему померещилось. – Ты еле идёшь. – П-пожалуйста. И что-то в её голосе и в том, как она утыкается заплаканным лицом в его плечо, заставляет его исполнить её просьбу. Не хотя и всё ещё сомневаясь, но он всё-таки опускает её на пол. – Рейнира?.. – он держит её за плечи, стараясь заглянуть в опущенные вниз глаза и ждёт ответа. Вопрос не озвучен, но всё и так предельно ясно. Что с ней? О чем молчит? К чему это лишнее упрямство? Здесь ни для кого не секрет, что её несколько недель держали здесь затворницей, люди прекрасно её понимают и не осудят. Деймон не позволит. – Ну ты же не пойдешь сама, – он приподнимает её подборок, внимательно вглядываясь в фиолетовые глаза, подергнутые пеленой слёз. – Подожди немного. Пошли обратно в покои. К похоронам тебе будет уже лучше. Не иди туда сейчас. Он всё равно уже мёртв. Он ещё никогда не видел её... такой. Мужчина почти не узнаёт свою всегда дерзкую, немного сумасбродную принцессу. «Все-таки сломали». И стоит этой мысли прочно засесть в голове, как она снова его удивляет. В который уже только раз. Может, внутри ещё всё же осталось что-то от взращиваемого им же годами стержня? Может, ещё не всё потеряно? – Они и так все знают, что я, слабая и немощная, сидела здесь уже столько дней. Я не хочу, чтобы на меня смотрели с жалостью, Деймон. Пусть все уйдут с прохода, коридоров. Я не желаю никого видеть, особенно... мужчин. Я дойду сама. И не важно, сколько на это уйдет времени. Десять минут или полчаса. Но я сделаю это сама. Он смотрит на неё. В глазах стоят слёзы. Но в них все же не просьба, а почти приказ. Что ж, так даже лучше. Деймон какое-то время молчит, словно всё ещё решая, соглашаться с ней или же нет. Но потом всё-таки кивает. Меньше, чем через пять минут все проходы, коридоры, холлы и залы, ведущие в покои Лейнора уже были полностью свободны. Не было ни рыцарей, спешащих по делам и поручениям, ни мейстеров, которым уже и самим пора было бы передохнуть после долгой работы, ни слуг или каких-нибудь иных любопытных глаз. Лишь хрупкая фигура мертвенно-бледной вдовы, одиноко бредущая во тьму.~***~
Двое стражников, охраняющих покои своего недавно почившего лорда, стоят, низко склонив голову. Их доспехи горят красным в свете танцующего пламени факелов. Рейнира выглядит достаточно растрёпанно, совсем не так, как стоило бы благородной королеве, с достоинством несущей траур по мужу. Но честные воины не смотрят на неё, да они и не осудят. Пальцы дрожат, когда она трогает холодную ручку. Ей на мгновение кажется, что она заходит в склеп. Так страшно, просто невообразимо. Сердце заходится в груди в бешеной пляске. Последние похороны, на которые ей удалось попасть, были самым худшим днём в жизни маленькой принцессы. Прекрасная и нежная, её любимая матушка тоже лежала в тёмных покоях, но ей даже не позволили туда войти. Она видела лишь обмотанное в чёрную ткань тело, а после этого сама отдала Сиракс команду. Эймма Аррен ушла так, как подобает королевам их дома: в драконьем пламени и в окружении своей семьи и подданных. И вот сейчас она вновь так непозволительно близко к смерти. Но в этот раз придётся заглянуть ей в лицо. Она выдыхает и всё-таки открывает несчастную дверь. Темнота покоев, разрезаемая лишь слабым светом от нескольких свечей, то и дело дрожащих от ветра, проникающего сквозь щели в окнах, угнетала и словно высасывала из каждого последние крупицы жизни. На стенах плясали пугающие тени, словно это души усопших затаились в углах, а теперь бесстрашно вылезли наружу. На широкой постели под балдахином лежал он, укрытый с ног до головы белым покрывалом, точно саваном или маской смерти. Рейнира медленно приближалась, борясь с неизвестно откуда взявшимся желанием броситься как можно дальше отсюда. Стало нечем дышать. А ещё нос противно щекотал царящий здесь запах самых разных лечебных трав. Он словно напоминал о борьбе мейстеров с самыми Богами, но закончившейся неизбежным поражением. Лейнор мёртв. Он правда мёртв. Деймон не соврал. Рейнира упала на колени перед кроватью, чувствуя, как по щекам бегут слёзы, а сердце отдаёт в груди тупой болью. Она не помнила, как дрожащими ледяными пальцами подцепила край белоснежной ткани. И как закричала во мраке, когда увидела посиневшие губы и ужасные язвы с гниющими ранами на животе и шее, чёрные круги на бледном лице, но от стен отразилось только эхо ее надломленного голоса. Дыхание вновь перехватило. Рейнире казалось, что тьма просачивается внутрь, терзая душу и обхватывая внутренности, точно щупальцами, шаг за шагом затмевая разум и лишая последнего света и надежды. Ей слышался шорох, словно нагрянувшие призраки прошлого пробудились от вечного сна, чтобы осудить её за прошлые грехи и ошибки. Ей чудится оглушительный хохот Алисенты и видится красноречивый взгляд Отто, мол, «а я ведь предупреждал». Это лишь начало, принцесса, только начало. Она обхватывает мёртвую ладонь и оставляет на ней осторожный поцелуй. Словно прощение и прощание. «Прости меня за годы ожидания и капризы». «Сейчас я действительно тебя люблю». «Ты был не просто братом, мужем, другом... Ты стал надёжным и твёрдым плечом. Моей поддержкой». «Ты был хорошим отцом, Лейнор». «Спи спокойно, дорогой... И пусть Боги хранят твою верную и светлую душу». В груди душит от невысказанных слов и не озвученных чувств. Сердце терзает вина. Так и сгорают любящие сердца. Медленно, но неизбежно. Рейнира, трогает его ледяную щёку, словно в попытке пробудить от вечного сна, но ответом ей служит лишь тишина. Гнетущая и мёртвая. Рейнира закрывает глаза, с головой погружаясь в мир горя и утраты. Её мир.~***~
Несколько недель назад. Владения Борроса Баратеона. Штормовой Предел.
Частные ливни с грозами здесь не были чем-то новым или необычным. Жители Штормовых Земель уже давно привыкли к природе, которая на протяжении веков поддерживала здесь свой особый, неповторимый порядок. Эймонд не раз слышал от своих наставников легенды об этих владениях, раскинувшихся на Юго-Востоке материка. Мудрецы говорили, что величественный и несокрушимый ни одной здешней бурей замок Штормовой Предел был построен ещё в славную Эру героев по приказу Дюррана Богоборца, некогда взявшего в жёны прекрасную Эленею, дочь Бога моря и Богини ветра. О, Боги были разгневаны дерзким поступком жалкого человечишки. В ярости оба владыки послали на стоявший здесь когда-то замок Дюррана разрушительный шторм, который не оставил от сооружения камня на камне. Не сдавшийся мужчина бросил вызов Богам и возвёл более грозную крепость, но она также была уничтожена стихией. Вновь и вновь Дюрран не оставлял попыток построить здание, которое выстояло бы в любую непогоду и оберегало их с женой покой. И вот седьмая крепость Дюррана, построенная якобы с помощью известного на весь Вестеросс Брандона Строителя, выдержала наконец гнев родителей Эленеи и получила название Штормовой Предел. Именно на эту великую крепость и взирал сейчас своим единственным глазом молодой принц, промокший до последней нитки своего чёрного плаща, но всё-таки добравшийся сюда сквозь бурю и ветра. Могучая Вхагар не подвела своего всадника. – Это честь для нас: принимать вас у себя в гостях, мой принц, – говорил Лорд Боррос Баратеон, достаточно тучный, но от того не менее грозный и сильный мужчина, когда Эймонд уже сидел за его столом. В свежих и сухих одеждах. При полном параде. До Борроса уже дошли кое-какие слухи о коронации Эйгона. И вот на днях он получил и ворона из столицы с прямым подтверждением. Сначала мужчина уже думал оскорбиться: на коронацию не пригласили, так ещё и отправили какого-то жалкого петуха с вестью. Но сейчас, когда, по его мнению, наследник престола почтил его своим визитом, он уже совсем остыл и успокоился. Чувство собственной важности было более чем удовлетворено. А ещё его сердце грело письмо, полученное им от кузины Рейнис Таргариен. Лорд злорадствовал. По правде сказать, хоть Боррос и был хорошим воином, возможно, даже лучшим, чем был в своё время его отец, но грамоте он, к стыду родителя, так и не обучился. Письмо от принцессы ему зачитал мейстер, но лорд остался, мягко говоря, недоволен. Гордый и всегда оценивающий себя слишком высоко, мужчина был оскорблен. Кузина, с которой ему доводилось не очень-то и часто общаться, напомнила ему о клятве его отца Лорда Бормунда принцессе Рейнире и призывала двоюродного брата присягнуть на верность истинной королеве. Во славу памяти о старых клятвах, прозвучавших некогда в присутствии короля Визериса, и той крови, что объединяла их семьи. Она писала: «Кровь Баратеонов густа, мой дорогой брат, и я верю, что в нужную минуту ты поможешь моей невестке и единственному внуку. Джекейрис – правнук нашей славной Джоселин Баратеон. Я верю, что таким образом наша кровь окажется на Железном престоле». Сначала слова Рейнис его смутили. С одной стороны, она была его роднёй, его кузиной. Но с другой... Какое ему дело до того, что в мальчишке течёт капля баратеоновской крови? Да и сам Боррос не помнил, когда в последний раз видел свою тётку. Джоселин, почти не имевшая валирийских ген, состарилась слишком быстро, если сравнивать с остальными членами королевской династии. Молодая и прекрасная, её единственная дочь провожала мать в её последний путь, с болью в глазах глядя на морщинистое лицо некогда красивейшей женщины во всём Вестероссе. А что же сейчас? Почему Боррос должен присягать на верность какой-то девке, чьё место в супружеском ложе, но никак не на троне, если клятву приносил его отец, а не он сам? Конечно, по закону, клятвы лордов передаются от отца к сыну, но разве храброму и грозному Лорду Баратеону есть дело до этих глупых законов и устоев? Рейнира взаперти, а Эйгон уже у власти. Разве не логичнее поддержать того, кто уже заполучил Железный Трон? К тому же, за Хайтауэрами Вхагар. О, Боррос прекрасно видел её громадную устрашающую тушу прямо перед своим замком. Да и потом, у него есть три прекрасные дочери почти на выданье, а прибывший только что принц от имени молодого короля просит руки одной из девиц. Не разумнее ли посадить на престол свою плоть и кровь, сделав дочь королевой? Рейнис пишет, что кровь Баратеонов густа, а трон сможет быть совсем рядом с ними. Ха и ещё раз ха. Его дорогая кузина ещё не представляет, насколько она оказалась близка к правде, пусть та и болезненно обожжёт её, когда она получит не ответ на своё письмо, а отправленное ей лишь по доброте душевной и из-за уважения к их общему деду приглашение на свадьбу его старшей дочери и короля. На Железном Троне следующим будет сидеть наполовину Баратеон. Его внук, рождённый от ненаглядной дочери, но никак не мальчишка, в котором этой самой крови, как кот наплакал. Его решение так же твердо, как желание Дюррана возвести несокрушимую крепость. И вот Боррос весело шутит с молодым принцем, готовым уже хоть завтра забирать его старшую дочь, а остальных в качестве гостий в Красный Замок. Вино льётся рекой, а сам Лорд восхищается своей прытью и хитростью. Сразу две враждующие стороны пожелали видеть его своим союзником. Гордость и радость ослепляют. А где-то за окном ужасающе завывал ветер и вспенивались бушующие волны, яростно бьющиеся о прибрежные скалы. В них словно слышался устрашающий и пробирающий до самых костей хохот. Баратеоны всё-таки будут сидеть на престоле.~***~
За пять дней до освобождения Драконьего Камня. Красный Замок
Её дорогое, расшитое золотом жёлто-черное платье в цветах родного дома, такое жаркое, что ей приходится дышать глубже не только от неизбежно подступающего волнения, но и от жары. Девушка смотрит по сторонам, стараясь запомнить всё, что только успевает показаться на глаза. Её восхищает всё: дорогое убранство, искусная лепнина, множество драгоценностей и ещё куча-куча прекрасных вещей, которыми так изобилует дворец. И пусть дом Баратеонов и был силён и богат, до великолепия и богатства королевских владений ему было всё-таки слишком далеко. Девушка уже хочет свернуть в ослепляюще красивый коридор, как её тут же бесцеремонно одергивают и тянут за руку. Она чувствует себя так, словно её поймали на месте преступления. – Эллин, – Кассандра едва ли не шипит сквозь зубы, со злостью глядя на младшую сестру, – куда ты прёшь, бестолочь? Хочешь меня опозорить? Ты же понимаешь, что отец будет в ярости? – Я и не думала тебя позорить, – девушка недовольно дуется, но не дерзит по своему обыкновению. – Смотри мне, на кону стоит слишком многое, – сестра неожиданно резко отпускает её, а её тихий злобный шёпот сменяется нежным и таким елейным, что у Эллин едва ли не вянут уши. Кассандра что-то вежливо-вежливо отвечает подошедшей к ним королеве-матери. Девушки кланяются так низко, что это, право, должно польстить Алисенте. – Леди Баратеон. Мы безумно рады наконец принять вас у себя. Как дорога? Как прошло путешествие? Мне постоянно докладывают об отвратительной погоде, царящей сейчас на Востоке. Надеюсь, всё прошло благополучно и без лишних приключений? Алисента говорит вежливо, но всё равно заметна некоторая отстранённость, в каждом её слове и жесте скользит собственная важность и чувство взрощенного на плодородной почве отцовских интриг достоинства. Глядя на неё Кассандра испытывает что-то вроде сладостного предвкушения. Она так же будет смотреть на всех с высоты своего положения и одаривать снисходительными взглядами. Она будет великой королевой. Она знает это. – Ваше Величество, нам также глубоко приятно ваше беспокойство. Благодарим вас, наша дорога была быстрой и лёгкой. Вероятно, сами Семеро помогли нам избежать всяческих неприятностей на нашем пути и побыстрее добраться в столицу. Слова Кассандры растекаются мёдом, но Эллин хорошо знает свою сестру. В них таится отрава. Но Алисента, кажется, ведётся на эту показную покорность и благочестие. А упоминания любимых ею Семерых и семиконечная звезда на платье старшей из дочерей Борроса убеждают в том, что они сделали правильный выбор. Невестка выглядит радушной и покорной. Королева ждёт от неё послушания и смирения. Ей неведомо, насколько хитра и лицемерна может быть Кассандра. Она не знает ни о её уже потерянном целомудрии, ни о её показной набожности. Она видит лишь образ, которым осталась довольна. Уже идя рядом с королевой и её двумя верными фрейлинами, Кассандра отпускает множество комплиментов дворцу и наряду самой женщины. А потом давит на самое главное: она хвалит бесстрашного юного принца, рискнувшего сквозь бурю и шторм прибыть на могучей Вхагар прямо в их родовое гнездо. Алисента довольно улыбается этой неприкрытой, но умело и будто бы невинно поданной лести. Леди Баратеон хороша в этом деле, может быть, даже слишком. А Эллин, всё это время тихо идущая сзади, отмечает для себя, что благочестивая и набожная королева уж слишком довольно принимает рекой льющуюся лесть и похвальбу. Она, определённо, очень гордая женщина. Это видно сразу. Но девушка чувствует себя странно рядом с ней. Общество королевы угнетает, а может всё дело в её изредка скользящем по ней взгляде этих глубоких карих глаз? На среднюю сестру, молчаливую Марис она обратила всего лишь один равнодушный взгляд, но на неё, на Эллин, косится уже четвёртый или пятый. Становится откровенно некомфортно. – А что вы думаете об этих цветах? – Алисента неожиданно останавливается. До Эллин даже не сразу доходит, что вопрос предназначен именно ей. Что ж, видимо королеву в ней всё-таки что-то привлекло. Девушка тушуется, когда все присутствующие начинают выжидающе смотреть прямо на неё. Ну цветы как цветы. Сад восхитителен, с этим не поспоришь. Проблема в том, что она не особо разбирается в названиях. Здесь много ярких роз, дельфиниумов и нарциссов, растут кусты вечно цветущей сирени и кроваво-красные бутоны царь-цветков, но внимание привлекают клумбы, расположенные ближе к плодовым деревьям. – Они... они прекрасны, миледи. Сад с ними кажется таким уютным, что хочется гулять здесь дни напролёт. Особенно хороши те белые розы у самых деревьев. Эллин говорит честно и, как ей кажется, абсолютно нормально. Но взгляд королевы почему-то мрачнеет. Впрочем, она говорит вполне мирно и благосклонно. О чём-то даже соглашается с юной леди. Но Эллин успела рассмотреть тот мимолётный тяжёлый взгляд, и искрой вспыхнувший в них гнев. Она ещё больше убеждается, что с Алисентой Хайтауэр нужно быть на чеку. Она почти узнаёт в её жестах и взгляде лицемерную лгунью Кассандру, умеющую вовремя прикинуться белой овечкой и в нужное время поплакаться в сильное плечо. Эллин так и не узнала, что белые розы были посажены по приказу ещё почившей лет так восемнадцать назад, если не больше, доброй и славной королевы Эйммы Аррен, а после за ними тщательно ухаживали по приказу маленькой принцессы Рейниры и короля Визериса. Алисента когда-то так и не смогла убедить мужа заменить их на какие-то другие и избавиться наконец от так ненавистных ей белых веников. А когда избалованная мелкая сучка слёзно просила папочку посадить их ещё больше в память о её шлюхе матери, а тот радушно это позволил, Алисента была вынуждена отступить. За годы она уже привыкла к ним. Но младшая леди Баратеон, в которой королева почему-то с первого же взгляда упорно видела юную Рейниру, такую же несправедливо красивую и отчего-то постоянно раздражающую, напомнила ей о старой обиде и собственном поражении в этом неравном бою с отцовской любовью и счастливыми воспоминаниями о жизни с первой женой. Впрочем, сейчас Визерис мёртв и уже некому её остановить. Уже следующим утром, заплаканная Эллин Баратеон выбежала в сад, в котором не было почти ничего, кроме пары-тройки кустов каких-то красных чахлых «недороз», а всё остальное пространство пугающе смотрело на неё изумрудной травой. Такой же ярко-зеленой, как и платье королевы Алисенты. Последнее упоминание об Эймме Аррен в Красном Замке было уничтожено.~***~
– А здесь просторно, – Марис отмечает это практически без эмоций. Эллин даже не уверена, способна ли их средняя сестра вообще что-то чувствовать. Та лишь безэмоционально подходит к своей новой постели, кивает каким-то своим мыслям и удаляется в умывальню. Младшей леди ничего не остаётся, кроме как заняться своими вещами. Но и тут терпит поражение. Налетевшие стаей ворон служанки уже схватили все её вещи, не дав ей даже опомниться. Эллин с каким-то мрачным удивлением отмечает, что каждая из них одета в простое платье, но неизменно зелёного цвета. Девушку начинает немного пугать эта одержимость. Впрочем, зато теперь, когда ей не осталось никаких забот о вещах, она может спокойно пройтись по замку. Кассандра убежала готовиться к встрече с будущим мужем, а с Марис беседовать и вовсе бесполезно. Как только выйдет из умывальни, сестра сразу же пойдёт в какую-нибудь самую близкую септу или засядет за очередной талмуд. Конечно, быть образованной здорово, но Эллин видела в этом уже какую-то болезненную зависимость. Но даже так она не могла назвать Марис слишком набожной. Всё было как-то неправильно, словно каждая из её сестёр отражалась в кривом зеркале, а в реальности было то... ну, что было. Марис могла наизусть знать все молитвы и даже без устали проговаривать каждую из них в нужное для этого определённое время, но была ли она искренне верующей в глубине души... Эллин казалось, что нет. В раздумьях, девушка даже не заметила, что вышла во внутренний двор. Работа. Она кипит абсолютно везде: туда-сюда носятся слуги, куда-то бегут рыцари и стражники. На самом деле, замок, как и сама Гавань, уже давно подготовлены к вторжению. Всюду стоят военные обозы, а сам город кишит наёмными воинами и людьми самих Хайтауэров. С каждым новым проведённым здесь мгновением девушке становится не по себе. Сердце душит тревога. Ей так отчаянно хочется вернуться домой, но всё вновь идёт не так, как ей бы хотелось. Визит принца стал для Лорда Борроса путеводной звездой, но его младшая дочь словно угодила в капкан. – Ой, прошу прощения, – Эллин едва не падает на твердую каменную дорожку, когда чьи-то сильные руки подхватывают её буквально в считанных сантиметрах от земли. От собственной невнимательности ей становится стыдно и она чувствует как щёки заливаются краской. – Вам следует быть осторожнее, – сухой ответ, и высокая мужская фигура уже почти удаляется дальше, в сторону коридора, из которого недавно вышла и сама Эллин, как вдруг резко останавливается и оборачивается обратно. Девушка тушуется ещё больше, когда переводит взгляд на лицо человека, с которым едва не столкнулась. Вся появившаяся на лице краска исчезает в считанные секунды. Большие голубые глаза с опаской и тревогой смотрят прямо на знакомую чёрную повязку принца Эймонда. – Ещё раз прошу прощения, Ваше Высочество, – язык не хочет слушаться, но она делает над собой усилие. Юноша явно куда-то спешил. Или, вернее будет сказать, откуда-то. На нём черный дорожный плащ и доспехи, а на высоких сапогах всё ещё блестит грязь. Ещё мгновение назад он выглядел уставшим и отстранённым, но сейчас останавливается и пристально вглядывается в девушку. – Вы ведь Леди Эллин Баратеон, не так ли, – прозвучало не как вопрос, а твёрдое утверждение. – Всё верно, мой принц, – ей вдруг стало страшно под его изучающим взглядом. Вот чего он прицепился?! – Давно прибыли? – Эллин отчаянно не хочет говорить с кем-то из королевской семьи, но не ответить на вопрос было бы оскорбительным. – Несколько часов назад. – Полагаю, добрались вы без происшествий. Уже помогаете сестре готовиться к свадьбе? В конце концов, она всего через неделю. – Ещё нет, Ваше Высочество. Да и меня не посвятили в эти вопросы, – девушка хочет провалиться сквозь землю. Что она снова сделала не так? Почему к ней все цепляются, что мать, что сын? Внимания короля она тоже не избежит? – Что ж, устраивайтесь, надеюсь, вам здесь понравится, – принц, не сказав больше ничего, развернулся, лишь напоследок вновь окинув её странным взглядом, и не оборачиваясь направился в замок. Словно выброшенная на берег рыба, Эллин стояла и хватала ртом воздух, стараясь не нервничать. Светские беседы, мрачные взгляды. Кажется, сегодня с неё хватит, а ведь впереди ещё и ужин в кругу всей правящей семьи. И чтобы не вляпаться ни в какие новые приключения, она поспешила обратно в покои. ... Эймонд устал. Он слушал приказы деда и едва удерживался от того, чтобы не закатить глаза. Как же всё уже достало, а это ведь только начало. – Сир Кристон беспокоиться о том, что происходит на острове. Неизвестные новые всадники на драконах летают почти рядом с крепостью, а никаких изменений нет. Думаю, ты прав, нужно всё же попытаться перевезти сюда принцессу Рейниру с Лейнором. Но меня пугает и останавливает возможное нападение чёрных. Сейчас они захватили лишь Харренхолл, но что будет завтра, если Рейнис с Корлисом решат направить свой гнев на столицу? Мы всё ещё не знаем, сколько у них точно драконов. – И что ты предлагаешь? – Эймонд говорит почти лениво. Единственное, чего ему хочется прямо сейчас, так это рухнуть на мягкую постель. – Я предлагаю немного подождать. Меньше, чем через неделю, у Эйгона будет свадьба, и да, предугадывая твой вопрос, я попросил Алисенту написать письмо и в Дрифтмарк. Что может быть лучше, чем преклонить колено на свадьбе племянника? Да и к тому же, не будут ведь они устраивать резню, когда в столице будут гостить знатные лорды. Конечно, пиршество будет не самым пышным, а скорее условным, но всё же. Да и Баратеонам она вредить не захочет. – Захочет, когда узнает, что они выбрали не свою кузину, а нас. – Может это заставит её передумать, кто знает. Для нас важно другое. Пока они будут отвлечены, ты и полетишь на Драконий Камень. Они ни за что не поверят, что в такой день тебя не будет в Гавани, так что вряд ли сунутся напрямую. – А вот это умно, – Эймонд согласно кивнул. В словах Отто был смысл. Иногда принц даже искренне восхищался умению этого человека выворачивать всё так, как ему угодно. Немного коварства, интриг и пущенных в нужных местах сплетен – и вот результат: он больше не третий в очереди наследования, а первый. Конечно, ровно до тех пор, пока эта черноволосая девка не родит наследника. Эймонд немного скривился, представив себе, что династия светловолосых Таргариенов прервётся из-за слишком сильных ген Баратеонов. Лучшим вариантом для дома драконов стал бы брак между Эйгоном и леди Рейной Таргариен, раз уж с Рейнирой не вышло. Но Деймон скорее отдаст единственную дочь на растерзание Лунной Плясунье или Караксесу, чем в руки Хайтауэров. Так что в их ситуации не было ничего лучше, чем переманить на свою сторону одного из влиятельнейших лордов Вестеросса. Голос Штормовых Земель всё ещё имел вес. К тому же, род Борроса идёт от Алисы Веларион, как и вся линия потомков короля Джейхериса. У Борроса ещё не было сына, хотя, как Эймонд успел узнать, его жена вновь носила под сердцем дитя. Зато у Лорда Баратеона было три достаточно красивых дочери, прозванных в королевстве «три шторма». Кассандра, Марис и юная Эллин. Выбор Эймонда пал на старшую, но не потому что она была как-то особенно хороша или мила. Напротив, в ней ему виделось нечто отталкивающее, возможно, даже скользкое. Но она была уже на выданье и, как выразился её отец, Кассандра «давно уж расцвела». А Эйгону срочно нужны законные наследники, чем раньше, тем лучше. Средняя сестра пусть и была достаточно симпатичной и тоже считалась «взрослой», хотя была и не столь хороша собой, как старшая, но она была будто бы слишком далека от реального мира. Наверное, именно таким и был когда-то Вейгон Таргариен, чьи притязания на трон не весили буквально ничего, хотя он и сам отрёкся от престола, любезно предложенного ему Старым Королем. Бездраконный принц и архимейстер цитадели. Именно такой же белой вороной была и Марис. А вот младшая... Лорд Боррос сказал сразу:«Кэсс самая старшая, она родит первой, зато Эллин самая красивая. А если вы хотите начитанную и усердно молящуюся жену, то вам подойдёт Марис». И он не не обманул. Младшая из сестёр, которой, правда уже минуло четырнадцать и близились пятнадцатые именины, была так хороша собой, что Эймонд сначала даже замолк на мгновение. Вроде бы ничего удивительного, но сочетание больших небесно-голубых глаз и густых чёрных, как вороново крыло, волос производило неизгладимое впечатление. Эймонд решил... присмотреться. А новая встреча сегодня заставила его на мгновение даже забыть, что он спешил на встречу к деснице. Отто же, как и внук, тоже глубоко погрузился в раздумья. Мужчина устало откинулся на спинку кресла, прикрыв глаза. Его тоже все это уже достало. А Веларионы и Деймон буквально дышали в спину. Их негодование ощущалось так явно, словно они стояли прямо перед ним. Не смирились до конца тогда, когда корона перешла не Лейнору, затаив на всех в Гавани обиду на долгие годы, не простят и сейчас, когда на их стороне уже не только их люди, но и другие члены дома Таргариен. Деймон и даже его дочь Рейна первыми присягнули на верность «драконьей королеве», как её уже называли люди в городе, пуская самые разные слухи. Пока ещё это не бросалось в глаза, но от шпионов Отто уже знал, что в городе зреет недовольство. Первых, восставших ещё во время коронации бунтующих жителей столицы, которые вместо своей ненаглядной принцессы были вынуждены лицезреть её младшего брата, схватили ещё тогда. Кого-то просто бросили в темницы, всё ещё держа там, подобно скоту. А кого-то более невзрачного и неприметного убили сразу на месте за измену королю. О, это была большая резня. И люди, озлобленные и недовольные, на время затаились, словно по команде невидимого дирижёра, готовые в случае чего лишь по одному сигналу броситься на стены дворца, но не замечать их даже скрытую злость, обиду и презрение становилось всё труднее. Десница старался не показывать своё разочарование и злость от такой реакции, но все равно мрачно тогда взирал на кричащую толпу. Люди выглядели обманутыми. Двадцать лет они жили в ожидании того, что вскоре на престоле будет сидеть королева, которая, подобно Алисанне Доброй, заботилась о них с самой юности. Одна со своими личными рыцарями, часто в присутствии жёлтых плащей, иногда с отцом, но всё чаще с дядей, принцесса Рейнира посещала всевозможные благотворительные мероприятия. По каждому счастливому или не очень поводу она раздавала горожанам деньги, еду, случалось, что и другие подарки. Особенно долго ей возносили молитвы и пели хвалебные песни, когда она лично занялась обустройством пострадавших домов после огромного пожара недалеко от торговой улицы. Страшное пламя унесло множество жизней, но оставило ещё больше раненых и обездоленных, лишившихся крыши над головой людей. И не успели Отто с Алисентой тогда и глазом моргнуть, как принцесса уже оказалась на месте трагедии и лично помогала пострадавшим. Сейчас в той части города стоят аккуратные домики с небольшими и уютными садиками с парой-тройкой подросших плодовых деревьев. Рейнира всегда опережала Алисенту. Что бы королева не делала, даже если и успевала принимать участие в том или ином событии, принцесса всё равно всегда успевала показаться там первой. Десница просто недоумевал, откуда Рейнира берёт столько золота на все эти дела. Он пробовал урезать расходы из казны, но даже до того момента, пока мерзкая девчонка не доложила об этом лично отцу, а тот не вернул всё на круги своя, она всё равно откуда-то брала всё необходимое. При этом ходила в лучших шелках и дорогущих украшениях. Отто тогда просто рвал на себе волосы от злости. Стремительно и неустанно Рейнира завоёвывала сердца жителей столицы, а когда не выходила в город сама, то часто пролетала над ним, чтобы все люди знали: принцесса рядом, она всегда близко и готова протянуть руку любому нуждающемуся. Ситуация немного изменилась, когда она с супругом и сыном, следуя традиции и воли короля, отбыла на Драконий Камень. Но разного рода пожертвования и помощь всё равно неизменно поступали людям. Отто думал, что с отсутствием принцессы наконец вздохнет спокойно, но она словно следовала по пятам тенью. А когда родился принц Джекейрис, то столица буквально стояла на ногах. Гулянья, танцы, празднества на каждой улице. Было практически невозможно найти дом, где не пили бы за здоровье доброй принцессы и её славного сына. «Он будет мудр, как Старый король». «Не может женщина с душой Алисанны родить на свет кого-то недостойного». «Она преодолела напасть, преследующую её славную матушку. Принцесса родила сына и у королевства наконец есть наследник». Отто, Алисента, Эймонд и Эйгон слушали тогда все эти восторженные возгласы не без чёрной зависти. А Алисента и вовсе кричала и злилась, подобно бешеной собаке. Кажется, в тот день она возненавидела и без того ненавистную падчерицу ещё сильнее. Хотя, казалось бы, куда ещё больше. А Отто для себя уяснил одно: сердца и верность людей Королевской Гавани всецело и без остатка принадлежат Рейнире Таргариен.