Я говорю тебе про любовь.

— Ваня! — Ариадна бросается на шею моего несчастного друга и целует все его лицо. Павлов уезжал в Армению на неделю, а она верещит так, будто не видела его вечность. Придумала, что надо встречать его в аэропорту, еще и водителя наняла. Иногда удивляюсь тому, на сколько она все театрализует... И получается всегда так, как она и хочет. Она солистка - остальные на подтанцовке. Василакис в красивом красном платье, в черном кардигане, в солнцезащитных очках и с накрашенными красными губами оставляет на уставшем и явно не спавшем Павлове сотни отпечатков от поцелуев. Я стою у машины и курю, потому что так задумала Ари. Я давно не курил, а она буквально подсунула мне сигарету в рот, ничего не сказала, но я понял, что это часть сцены, и я послушался. — Я привез вам коньяк, — Ваня подходит ко мне и мягко улыбается. Я улыбаюсь в ответ. Я все еще не извинился за свое паскудство, а он ведет себя так, будто ничего и не было. Ари с укоризной смотрит на меня, и я выдыхаю воздух. — Я идиот, что повелся на ваши игры... И что вообще приревновал к тебе Ари... И, — Я чешу затылок и протягиваю Ване пачку сигарет, чтобы он тоже закурил: — Я извиняюсь за все это... — Смотрю ровно в глаза Павлова, пытаясь замести в своих чувство вины. — Сейчас расплачусь, — Блондин закуривает и корчит лицо. Я выдаю смешок, а они с Ариадной заливаются смехом. Лучше бы она была с ним, чем с этим идеальным Мишей... — Отвезем тебя домой, и свалим по своим делам, — Не хватало только «Я так решила». Но мы все послушно киваем головой. Нам всем нравится, что гречанка решает все за нас. И если честно, мы даже обожаем то, что не приходится выдумывать планы самим. Как Ари скажет, так и сделаем. И, мне кажется, что мы сделаем даже больше. И сделаем даже то, что может принести вред здоровью. Потому что так сказала та, кого мы любим больше всего. Пока мы ехали, гречанка рассказывала о своем любимом и до жути романтичном «Михаэле» (она называет его так). Если честно, я терпеть эти разговоры о других мужчинах никогда не мог, но он... Идеальная партия - и это меня уничтожает. Он пишет с нее картины, он возит ее на свои панковские тусовки, где играет на гитаре, он целует ее и пристает к ней на людях, он называет ее «Моя Афродита», и как бы нелепо это не звучало, Ари в восторге от этого всего. Я бы так хотел ее забрать к себе. Я бы так хотел слышать ее стоны, видеть ее эту издевательскую улыбку во время секса. Я бы трахнул ее прямо здесь и прямо при Ване, если бы она позволила, но нет... Она зависима от Миши... — Ты звучишь так, будто наконец-то разлюбила Макса, — Ваня хитро улыбнулся мне и перевел взгляд на счастливую и возбужденную Ариадну. — Я никогда не разлюблю Макса, — Василакис отрицательно помотала головой и придвинулась ко мне чуть ближе. Типа я все еще с тобой, но прямую тактильность себе не могу позволить, потому что я верна своему придурку: — И тебя никогда не разлюблю! — Василакис наклонилась к Павлову и сжала его руку. — Ох Ари, это же совсем другая любовь, — Блондин поцеловал мою гречанку в руку и погладился о ладонь щекой: — Я спрашиваю про ту самую... Которую мы тут все дружно избегаем, — Осознаннее слов от Вани я еще не слышал. — А, — Слова Вани будто ввели Ариадну в ступор. Давно не видел ее в замешательстве, и меня злило, что это с ней делает ее музыкант. Я отвернулся в сторону окна, а гречанка громко и четко, будто и не думала вовсе, выпалила: — Да, я люблю его, — Потом затихла, и уже совсем неуверенно сказала: — Наверное... — И прижалась ко мне сильнее. Будто я смогу защитить ее от этой сраной любви. Не смогу. Очень хочу, но у меня не получится. Этот уродливый мудак ее любит, а значит, мне не от кого ее защищать. Я отыскал рукой ее колено и чуть сжал его. Ваня, кажется, разрушил все сцены, которые спланировала Ари. А что еще хуже, она будто впервые не знала, какую отыгрывать роль. Импровизация никогда ее не ломала, но одно слово о любви и она точно башня из кубиков - развалилась по частям. Хотя сама учит нас любви... Дура. ... Вечером этого же дня. Невероятная дура! Я злюсь на нее сильнее, чем имею на это право. Я ее ненавижу. Я рассматриваю фотографии с ней, которые она расставила по всей квартире. Будто живет тут. Будто никуда никогда не исчезнет. Будто не прекратит приходить ко мне. Предательница. Глупая, невыносимая, ужасная... Я выдыхаю и убираю все фото с ней в подготовленную коробку. Когда-нибудь я ее прощу, и этот Миша тоже когда-нибудь исчезнет, и я верну все на места, но сейчас... Не хочу ее видеть. Вечером ко мне заявится ангельски невинная Аннет. И совсем не по ангельски скажет: — Ты избавился от этих дурацких «семейных фото» — С чего она вообще припирается ко мне, как к себе домой? — Я люблю Ари, но эти фото... Будто она твоя жена. Аннет тянется ко мне на носочках и я обнимаю ее. Мы не не трахаемся. Просто она влюбилась. И просто пользуется моей безотказностью. Она не знает, что я ебу половину Питера, когда мы с ней не видимся. Она думает, что я просто уважаю ее мнимые границы. Иногда она тянется ко мне за поцелуями, но я боюсь ранить ее еще больше, чем делаю это сейчас. И когда она хочет меня поцеловать, я чмокаю ее в губы, будто старую подругу, и прижимаю к себе. Никакой страсти. Но я и не испытываю к ней страсть... Бывает ломаюсь, конечно, но дрочка великое спасение для таких мученников, как я. — Сходим в кино? — Еще я вожу ее на детские свидания: в кафе, в кино, прогулка по парку. Не знаю. Не умею я правильно любить вот этих... Нежных, сладких девчонок. Забочусь, как о младшей сестре или дочери... Покупаю ей сладкое, дарю дурацкие безделушки. Зачем я это делаю? Почему не скажу ей, что она обманывается мной? С ней не так одиноко, как без нее. Она красивая - ее хочется показывать соперникам, как трофей. Она жутко наивная - и это делает меня безумно умным и томным в ее глазах. Она никогда никого не любила по настоящему, но про меня думает совсем иначе - это делает меня особенным в собственных глазах. Самое ужасное то, что она думает, что и я ее люблю как-то иначе. Самое ужасное, что она думает, что эти фото я убрал ради нее. И самое ужасное то, что я не могу признаться ей абсолютно ни в чем. Потому что я трус. И других оправданий моему поведению нет.