Я говорю тебе про любовь.

Ариадна. Сегодня.

Я люблю быть пьяной. Это мой способ удалить из этого мира все плохое. Я люблю пьяного Ваню, которые бесконечно осыпает меня комплиментами. Ваня… Не пытается мне понравиться, никогда не пытался. Но мы оказались с ним более похожими, чем оба когда-то думали. — Макс, ложись, пожалуйста, — Павлов заносит чуть ли не на руках Дерябина в комнату и кладет его в кровать. Макс не умеет пить, никогда не умел… Поэтому сейчас ему кажется, что он хочет веселиться дальше. — Но вы то будете пить! — Слова ребенка. — Ари ложится рядом с тобой, а я в гостевую. Никто пить не будет, — Заботливый голос доуга заставляет меня умилиться. — Да-да, я ложусь, — Я целую Макса в лоб и лезу на кровать с ногами, кладу его голову себе на колени и глажу запутанные волосы: — Спи, — Шепчу на ухо и чувствую, как тело Макса тает в моих руках. Отлично. А мы, конечно же, идем с Ваней пить дальше. Это частая история в нашем треугольнике дружбы. Если это вообще называется дружбой. Я раздеваюсь и натягиваю на себя футболку Макса, которую только что бережно с него сняла. Я укрываю Макса одеялом и закрываю дверь в комнату. — С чего он вообще решил напиться? — Блондин достает текилу из мини-бара и разливает в стопки, достает из холодильника сангриту и лимон — настоящий бармен! — Приревновал меня к тебе, — Я пожимаю плечами и с ожиданием смотрю в голубые глаза своего любимого Диониса. Он протягивает мне стопку, и мы пьем, а потом целуем друг друга в губы, вместо сангриты. Нет. Потому что почувствовали адреналин. Потому что Макс убьет нас, если увидит, как Ваня прижимает меня к окну, заламывая руки и вдавливая мое лицо в подоконник. Потому что Макс никогда не простит мои сдавленные стоны и тихое: — Не останавливайся. Потому что мы просто хотели этого долбанного секса, а Дерябин помешал, напившись в говно. Потому что нам нравится трахать друг друга. И нам нравится, что это не мешает нашей дружбе. Да, мы немного заигрались в любовников, но… Мы не ревнуем друг друга к другим нашим любовникам. Мы веселимся. Максим вряд ли знает, что такое веселье, в принципе. — Осталась бы ты со мной, м? — Павлов широко улыбается, развернув меня к себе лицом и продолжая вдалбливать меня в этот бедный подоконник. — Похоже на предложение руки и сердца, — Я хихикаю и покрываю руки Вани поцелуями. — Не дай бог, — Ваня подтягивает на себя мое тело и хватает за бедра: — Такое ты примешь только от Макса, — Он целует меня в губы, в шею, путается лицом в моих волосах и хрипит мне на ухо: — Глупая, глупая гречанка, — Я кончаю и сжимаю руками его волосы, выдыхая в шею, чтобы она приглушила лёгкий стон. Ваня хитро рассматривает мои глаза и убирает пряди волос с лица, аккуратно опускает меня на пол, а мои колени предательски подкашиваются. Я заливаюсь смехом, еле натянув на себя трусы, а блондин, совсем, как сумасшедший маньяк, как насильник, вытирает с губ мои слюни и шагает в комнату, прихватив с собой бутылку текилы. Я открываю окно, чтобы проветрить, и закуриваю Camel. Надеюсь, Макс и правда ничего не слышал, иначе обижаться будет вечность.