Я говорю тебе про любовь.

Сегодня.

Аннушка ушла почти сразу, как закончила с волосами. Ариадна очень мило и по матерински общалась с ней в коридоре, без моего присутствия, но я, конечно же, и подглядывал, и подслушивал. Ари заботливо погладила Анну по голове, поцеловала в щеку так смачно, что в любой точке квартиры было бы слышно это — «муа!». Ариадна сунула ей в карман пару денежных бумажек, но так, чтобы Анна не увидела — видимо, Василакис занимается благотворительностью… Теперь же, гречанка подметала пол от волос, а я наблюдал за ней с подоконника. — Сизигос, — Внезапно и грозно: — Она молодая, хорошая девушка, не трогай ее, — Точно мать включила… Я спрыгнул с подоконника и крепко обнял Ариадну: — Ты всегда так делаешь, когда я ругаю тебя, — Василакис стала отбиваться и смеяться. — Ари, прошу, оставь мне мои влюбленности, — Я погладил подругу по лицу и мягко поцеловал в лоб: — Умоляю, не разрушай то, что тут происходит, — Я показал в область сердца и громко ахнул. Конечно, я манипулировал Ари. Она живет для любви, зависима от любви, и не представляет, что кто-то может быть не в любви. Я манипулировал, а Василакис могла мне только подыграть. — Не разрушай девчонку! — Совсем по итальянски расставив пальцы на руках, девушка ткнула меня в плечо. — Ты ревнуешь? — Я восхитился и одновременно удивился моему такому выводу. Ариадна снова влюблена в меня по уши? Или она влюблена в меня только, когда я влюблен не в нее? — Чего мне ревновать? — Василакис по театральному раскинула руки в стороны и возмущенно взглянула на меня. — Расскажи про нее, — Я мягко взял свою гречанку за руку и потянул на себя. Смотрел ей в глаза как можно более соблазнительно. Кто угодно может сломаться под этим взглядом — даже Ариадна. Особенно Ариадна. Моему ангелу 23 года, она учится на психолога, подрабатывает в салоне у Ари, чтобы оплачивать учебу и пытаться выжить, она невероятно вежливая и обходительная. Ари нравится, как она работает, хвалит ее знания, уверена, что девочка многого добьется. Анечка имеет дурную привычку кусать губы до крови, а еще делать ужасные ногти, Ариадна тоже это подметила. Иногда, как сказала Ари, на Анечке совершенно отвратительный мейк ап, который ей очень не подходит. Но иногда она действительно выглядит, как ангел. — У нее много таких, как ты, сизигос, — Гречанка мягко бьет меня по носу пальцем, а после нежно целует в губы: — Только они еще и молодые… — Василакис никогда не скрывала того, что считает взрослость/старость пороком. Она ненавидит свой возраст, она завидует молодым девочкам, она терпеть не может моих малолетних любовниц. А все потому, что она решила, что они в разы лучше, чем она. Что молоденькая дурочка гораздо привлекательнее, а еще выносливее и смешнее. Ну и молодое тело куда приятнее трогать, им приятнее восхищаться. — Ари, — Я взглянул на свою милую, красивую, взрослую, гордую подружку, залез руками под рубашку, ощупывая ее ягодицы, и нежно прикусил кожу на ее шее: — Молодой ведь не значит, что лучше, м? — Я широко улыбнулся гречанке, а она, расстаявшая от всех моих прикосновений, пьяными глазами смотрела в мои. Поцелуй. Еще один. И снова секс. Бурный, страстный, романтичный. Секс, от которого сложно отказаться. Секс, который так насыщает нас обоих. Секс на холодном подоконнике. Секс на мягком диване. Секс в огромной кровати. Секс под одеялом. Секс стоя у стены. Я не знаю, способен ли я остановиться? Способен ли я перестать трахаться из-за простого желания? Способен ли я любить, как нормальный человек? Я смогу сказать «нет» сексу с Ари или с любой другой красивой девушкой? Я смогу быть хорошим мужчиной для Анечки? Анна, Анюта, Анечка, Аннушка, Аннет. Аннет — звучит очень красиво. Моя Аннет — белокурый ангел, шепчущий мне на ночь сказки. Аннет — наивный лучик солнца, танцующий только для меня. Аннет — будет моей и я буду целовать ее розовые губы. Аннет. Я глажу пушистые волосы Ариадны и нежно целую ее лицо. Она сидит сверху, словно коршун, поймавший добычу. Я скидываю её с себя, трахаю уже ради ее оргазма — не своего. Интересно, Аню вот так трахали, мечтая подарить все оргазмы только ей? Ее трахали в надежде получить одобрительный отзыв? Ее трахали с животным желанием никогда это не прекращать? Ее вообще трахали? — Я так же хорош, как в 20? — Ари кончает и я целую ее лицо. — Ты думаешь, я помню, какой ты был в 20 лет? — Василакис смеется и откидывает голову назад: — Лучше принеси сигареты, — Повелительно и холодно. Я почти обиделся. Но Ари надо понежится, поэтому я быстро исполняю ее желание. — Я помню тебя в 18, — Я улыбаюсь и сую сигарету в рот гречанки. — Не ври! — Ариадна хохочет и затягивается: — Это было один раз, случайно, и я, между прочим, очень страдала от невзаимной симпатии, — Девушка перевернулась на живот и прикрыла глаза. — Сколько? День? — Я шлепаю девушку по жопе и ложусь рядом с ней. Рассматриваю ее блаженный профиль и диву даюсь — как это еще никто не прибрал к себе эту великолепную женщину. Я знаю, что Ари хочет и семью, и детей, но не может… Не может быть с тем, кто не выдержит ее характера. И мало кто выдержит — это правда. Я сожалею той ласковой женщине, что сидит внутри нее. — Но я помню тебя в 25, Максим, — Василакис повернула на меня голову и выпустила дым в лицо. Я зажмурился и закашлялся: — Ничего не изменилось, все так же хорошо… Мне с тобой, а остальным не знаю… — Ари гладит мои волосы и улыбается: — Понравишься ты этой блондинке, — В голосе послышалось раздражение, а после совершенное презрение: — Тебя любят молоденькие.