Я говорю тебе про любовь.

Ариадна встала с меня, натянула на тело полупрозрачную льняную рубашку и легкой поступью зашагала к двери. Я тоже поспешил одеться, а еще открыть окно, чтобы выветрить запах секса. Может, всем и понятно, что мы тут не чай пили, но запах отвратительный… А еще я поспешил прислушаться, кому же Ари пошла открывать дверь практически полуголая… Ее тонкое худое тело, может, и не вызывает у всех и сразу чувства желания, но это не значит, что она будет голая расхаживать перед всеми. По крайней мере, пока я нахожусь рядом с ней. Я услышал тонкий женский голос и расслабился. Быстро вернулся к дивану, чтобы у девушек и мыслей не было, что я их подслушивал. Ариадна зашла в комнату первая, явно для того, чтобы проверить меня. Как будто я когда-то вел себя на столько плохо, что входил в общество дам с членом наперевес. Василакис одобрительно улыбнулась и пригласила в комнату свою подругу. Это была она. Девушка с вечеринки. Это были ее белые пушистые волосы, ее пухлые губы, ее огромные глаза. Это был ее тонкий голос в коридоре. И она выглядела как ангел… Я замер. Мне кажется, что я даже раскрыл рот от удивления. — Анечка, это Максим, — Ари потянулась к пачке сигарет и закурила: — Максим, Анечка работает у меня в салоне! Будем делать каре! — Василакис была как будто даже восхищена своим решением. А я… Совершенно точно был восхищен нашим с Анной знакомством. — Здравствуйте, — Скромно выговорила Анечка и поставила сумку на пол. Ари, в свою очередь, соскочила с дивана и притащила в комнату стул. Это выглядело очень красиво, поэтично, художественно. Ариадна держит на ногах пепельницу, практически полуголая сидит на стуле, ее выцветшие волосы торчат в разные стороны, заколотые так, чтобы моему светлому ангелу можно было пробраться ножницами. Ариадна курит, машет головой и говорит, что ей плевать, что будет с волосами. Анечка же очень нежно, но при этом отточенно совершает движения ножницами. Одетая в белый сарафан, она так сильно отличается от Ариадны в белой рубашке (хотя казалось бы). Ариадна худая, смуглая, что-то громко комментирующая была похожа на прожженную женщину по сравнению с Аней. Аня стояла над Ари со здоровым румянцем, шевелила губами, я разглядел ямочки на ее щечках, но меня безумно раздражали ее ногти. Длинющие, кислотного зеленого цвета, такие… Неакуратные, грязные, мерзкие. Так не подходящие этой молодой прекрасной девушке. Я смотрел на ее лицо, и мне хотелось целовать его, я смотрел на ее волосы, и мне хотелось гладить их, но я смотрел на эти руки… И мне бы никогда не хотелось, чтобы они касались меня. — Сизигос, — Ари поднимает на меня свои глазки и улыбается во весь рот: — Тебя тоже подстрижем, может? — Интересно, какую сигарету подряд она курит? Не выпускает ведь пачку из рук. Это она специально — показывает мне, что я не хозяин в ее доме. Ни я, ни Анечка. Я и не заметил, какую копну волос Анна отстригла Ариадне. Интересно, гречанка в курсе, что ей обкрамсали все волосы? Но Ари идет. Она стала выглядеть серьезнее, лицо стало казаться более твердым, но большие глаза и греческий нос выдавали в ней ту самую сумасшедшую, которую я хорошо знаю. — Вот так же? Просто лишите волос? — Я улыбаюсь Аннушке, но она не улыбается мне в ответ. Слишком сосредоточена на начальнице, которая ведет себя вульгарнее некуда. Встретила девчонку практически голая, сидит на стуле и вертится, как юла, курит одну за другой эти вонючие сигареты. Интересно, они раздражают Анну так же, как меня? Или она тоже курит вонючие сигареты? — Тебе не нравится? — Ари нахмурилась и кинула в меня пачку сигарет: — Анечка, его налысо, — Девушка улыбается и тушит сигарету о пепельницу. Анечка хихикает и смотрит на меня сверху вниз своими небесно голубыми глазами. Какая красивая… — Не надо! — Я кинул пачку обратно в Ариадну, и мы с ней оба рассмеялись. Мне даже показалось, что мы одинаково схватились руками за грудь и наклонились вперед. Интересно, мы и правда так похожи, как мне кажется? Или я придумал это, чтобы не чувствовать себя сильно уж одиноким. — Мы закончили, — Снова этот тонкий нежный голос. Розовые губки моей Аннушки наконец-то расслабились, и она показалась мне такой блаженой. Будто купидон с фресок церквей. Анна… Переводится, как милая, да? Красивая? Как же родители угадали, дав ей это имя. — Сизигос, ты пялишься, — Громко говорит Ари, и я смущенно прикусываю губу. Неужели прям таки пялюсь? Неужели и Анна это заметила? А Ариадна не будет относится к своей подчиненной с ревностью теперь? Боже, надеюсь, я не наломал дров. — Что такое «сизигос»? — Блондинка смотрит на начальницу, как на богиню: с восхищением и страхом. Она будто ищет в Ари одобрения всех своих действий, и боится выглядеть перед ней глупо. — Муж, — Легко бросает Ари, даже не смотря в сторону Анны. — А вы женаты? — Очень радостно и искренне. — Где-то в аду обязательно будем, — Ариадна смеётся и поворачивается на мою милую принцессу, слегка щурит взгляд, а потом рукой тянется к ее ладошке: — Даже не думай связываться с ним, он дьявол! — Василакис делает голос ниже, грубее и сжимает пальчики вокруг ладошки Анечки. Та дергается от резкости, а потом начинает смеятся. А я вот обижаюсь! Чего это я дьявол? Я очень даже самый обычный человек. Просто мне нужно много-много любви. И любви от Аннушки в том числе. Ариадна встала со стула и прошла к зеркалу. Она очень эталонно потрогала свои короткие волосы, взъерошила их и помотала головой. Теперь она и в правду была похожа на греческую богиню. Ее пушистое каре стало отличным дополнением к ее излюбленному хиппарьскому стилю, но почему-то мне захотелось сказать: — Я буду очень скучать по твоим волосам, — И я подошел к Василакис совсем близко, запустил пальцы в ее волосы и поцеловал подругу в шею: — Но тебе очень идет, правда, — Я улыбаюсь совсем искренне. Откуда во мне такая нежность? Наверняка, это из-за того, что только что мы трахались с Ари на полу, а теперь я возбужден видом Аннушки, которая так скромно и мило себя ведет. Интересно, что скрывается за этой оболочкой? Скрывается ли? Думает ли она, что я сейчас размышляю только о ней? Восхищался ли кто-нибудь ее красотой, так как я? Будет ли она принадлежать мне? Кажется, начинается интересный период в моей жизни — я влюбился.