Я говорю тебе про любовь.

Сегодня.

— Макс, здравствуй! — Женский голос вытащил меня из мыслей. На самом деле, в последние дни, только так меня и можно вытащить в реальный мир. Я сижу на веранде ресторана прямо в центре города — не удивительно, что кто-то меня узнал, я знаю многих людей (женщин в основном), многие люди знают меня (ну тут еще и оскорбленные мужчины есть в списке). Я поднимаю глаза и вижу свою давнюю знакомую. Ни капли не изменилась, только слегка похудела — удивительно, но ей не идет, детская округлость ее красила. Или я сейчас просто в таком состоянии, что люблю девочек, похожих на кукольных пупсов… Надеюсь, это даже близко не походит на педофилию. — Ну привет, — Я любезно улыбаюсь и встаю со стула — джентельменские замашки: — Присядешь? — И она, конечно соглашается. Мария. Мари. Моя милая, молоденькая Мари. Шикарная высокая блондинка. Всегда была строга ко мне, иногда даже казалось, что она вовсе меня не любила. Но к сожалению, именно из-за ее любви мы и не могли быть вместе. Мари было 19, она не могла любить иначе, только очень очень сильно. Мари полюбила меня случайно и отчаянно — а я не знал, что с этим делать. Мари плакала ночами в моей постели, пока я делал вид, что сплю. Мари рисовала радостную улыбку при виде Ариадны, хотя всегда ненавидела ее — Ариадне доставалось больше моего внимания, чем кому либо. Мари делала вид, что ей симпатичен Ваня, чтобы я точно не подозревал ее в зависимости от меня. Мари спала с другими мужчинами и хвасталась мне этим. Мари призналась мне спустя пол года наших таких отношений, а я признался ей, что давно все понял, но оказался трусом и не мог позволить себе разбить ее сердце. — Ты и так разбил, — Сказала она, прикрываясь злобной гримасой. Я посадил ее на такси и больше мы никогда не виделись. Мари была несчастна со мной — любовь всегда какая-то несчастная, да? Но сейчас! Сейчас она улыбалась мне искренне, ее глаза блестели, она, наверняка, счастлива с кем-то другим и хочет похвастаться мне. Я надеюсь, я не ошибаюсь… — Я рад видеть тебя такой, — Я внимательно смотрю в ее синие глаза и совершенно искренне улыбаюсь, даже выдаю смешок — так сильно я рад улыбке на ее лице. — Какой? — Она щурит взгляд и смешно поджимает губки. И, боже, я мудак… Но я хочу поцеловать эти смешные губы. Я хочу трахнуть ее прямо здесь, потом в такси, потом на моей кровати. Хочу, чтобы она любила меня вот так — забавно и светло. Я бы мог полюбить ее так же. — Красивой, — Я киваю головой: — И улыбчивой! — Она прикусывает губу и все внутри меня сжимается. Моя Мари… Боже, скажи мне, что ты одинока, что ты все еще влюблена и что ты очень скучаешь по нашему сексу. Скажи, что подошла ко мне только ради этого. Скажи, что я лучший мужчина, что у тебя был… — Макс, прекрати раздевать меня глазами, — Бросает она совсем легко и тянется рукой к бокалу с вином, к моему бокалу. Хочет оставить на нем отпечаток помады, чтобы я совсем сошел с ума? Почему она делает все так… Сексуально? Я уже даже забыл, что она сказала, но Мария напомнила: -Дерябин! — И я отвёл взгляд, чтобы выдохнуть. Предсказуемо, но Мари оказалась не менее возбужденной, чем я. Она все пыталась отказать мне, хотя я ничего и не прелагал. Она смотрела мне в глаза, прикусывала губы, говорила своим этим томным голосом, попровляла волосы, она странно дышала и совершенно точно флиртующе смеялась. Ну нет, я не могу пользоваться ей. Я не могу снова сделать ее несчастной. Я не могу быть таким мудаком… Хотя, конечно, могу и, конечно, лишь притворяюсь, что пытаюсь себя отговорить. Я расплачиваюсь, мы выходим, Мари скромно останавливается у входа в заведение и смотрит на меня совсем наивно. Я не выдерживаю и тяну ее к себе, мы заворачиваем за угол и я целую ее бледное лицо: — Ты хочешь поехать ко мне? — Смотрю в ее глаза и держу ее милое личико за подбородок. Блондинка не говорит, только лишь кивает головой и тянется к моим губам. Мы целуемся так слюняво, так страстно, так отчаянно, что я понимаю… Я снова разобью ее сердце. Глупая моя, милая, красивая, невероятная Мари, так нельзя. Я не могу играть в эти игры. Я не хочу мучаться от того, что мучаешься ты. И я поступаю совсем по мудачески. Вытираю наши губы от слюней, выпрямляюсь, выдыхаю: — Я совсем забыл, что меня ждет Ари, — Я мягко глажу плечики моей Марии и стараюсь не выдавать во взгляде своей рефлексии. Ей нельзя знать, что я ее жалею. Ей надо знать, что я отвратительный козёл и со мной не нужно связываться. Она ненавидит Ариадну и не простит мне, что я в очередной раз выбираю ее, а не мою славную красавицу. — Ну ты и мудак, — Блондинка тянет улыбку и бьет меня руками в грудь. Лучше уж так, чем слезы и сожаления. Лучше пусть злится на меня, ненавидит, презирает, но не любит… Я не люблю, когда в меня влюблены вот так — отчаянно, маниакально, не люблю, когда любят «все еще». Мне всегда кажется, что я ужасный злодей в такие моменты. — Извини, — Все, что могу сказать я. Мы смотрим друг другу в глаза секунд 10. Она не хочет уходить, не хочет отпускать меня. Понимание этого сводит меня с ума — я люблю, когда меня хотят… И она хочет. Я отрицательно качаю головой, мягко ударяю Мари по плечу и скрываюсь из ее вида. Чувствую себя ужасно. А еще ужасно возбужденным… Я не помню, как позвонил Ариадне и как приехал к ней. Все было, как в тумане. Интересно, это я так пользуюсь доступностью Ари? Или она пользуется мной? Я естественно рассказал ей про Мари, а она естественно назвала ее глупой девчонкой. Василакис пожалела меня, погладила по голове, поцеловала меня в лицо, назвала меня идиотом, посмеялась надо мной, а потом села на мои колени и стала меня целовать: — Мне стоит обижаться на то, что ты приехал трахаться только из-за того, что встретил свою малолетку? — Поцелуй. Затяжка сигареты. Дым в мое лицо. — Это ты села на меня сверху, а не я, — Я выхватываю из ее рук этот вонючий Camel и тушу о пепельницу. Ари вощмущенно вскрикивает, а после кусает мою шею. Я медленно раздеваю ее, она рвано и быстро целует открытые участки моего тела. Я скидываю ее на пол и сверху оказываюсь уже я. Лицо Ариадны такое красивое во время секса — такое нежное, невинное, словно она не сумасшедшая и не строптивая девица. Ее смуглая кожа так нежно изгибается в морщинках лба, ее губы так сексуально раскрываются, чтобы вдохнуть побольше воздуха, ее жёлтые большие глаза так моляще смотрят в мои, чтобы я побыстрее закончил с прелюдией. Я вхожу в нее, а она хватается за меня как за спасательный круг, пальчиками сжимает мои руки, не отводит глаз от моего лица, лишь иногда прикрывает их и закатывает. Она стонет мое имя сладко и тихо, прямо в мои губы, а я роняю легкие стоны в ее рот. Иногда мне кажется, что секса лучше, чем с ней, у меня никогда не было. Но я так думаю, кажется, про любой секс. Однако, так тонко как гречанка чувствует меня — меня никто не чувствует. Мы заканчиваем и я ложусь рядом со своей красавицей, убираю копну волос с ее лица, вытираю вспотевший лоб, мягко целую ее губы. Василакис улыбается мне, и с хитрым прищуром говорит: — А почему ты думаешь, что я в тебя не влюблена, а, сизигос? — Она двигается ближе ко мне и упирается лбом в мой лоб. — Потому что ты меня знаешь, — Я знаю, что она хотела разозлить меня своим вопросом, но меня это почему-то не разозлило. Понятное дело, что мы влюблены, но это точно не любовь. Не вот это страдальческое, никому ненужное чувство. Даже, если мы и разбиваем сердца друг другу — это не навсегда и это только от того, что честно умеем показывать эмоции. — Максим, неужели ты совсем меня не любишь? — Заигрывает, издевается над чувствами Мари. — Я сверну тебе шею когда-нибудь, — Я толкаю Ари в плечо и она снова оказывается сверху. Садится на мои бедра, рисует дорожку из поцелуев от груди до губ и широко улыбается, смотря мне в глаза. — Я сверну тебе шею первая, — Она крепко хватает мое лицо ладонями и начинает крутить им в стороны. Я смеяюсь и пытаюсь вырваться. Жаль, что нашу эту веселую идилию прерывает звонок в дверь. Удивительно! Ари кого-то ждет?