Совёнок

Холодная, затхлая комната с запахом плесени. Тухлый свет от лампы на столе, который попадал преимущественно в глаза, заставляя жмурить их. Помимо этого, Михаилу пристегнули руки наручниками позади стула, и оставили сидеть в комнате для допроса в одиночестве. Он чувствовал себя пленником. Чувствовал, что проиграл. Что его ждет заключение, избиение и, может быть, смерть. То, чего он желал Григорьеву, настигло его. Парень закрыл глаза и попытался ощутить время. Уже ночь? Или, вечер? Ему было совсем не до этого. В его голову приходили мысли одна другой страшнее. Единственное, чего хотелось — лечь на холодный пол и закричать. Но, он не мог даже двинуться. Запястья рук болезненно ныли. Ромашов считал удары собственного сердца. Это был единственный звук, помимо потрескивания лампы… От желания покурить у него сводило скулы, но парень не мог даже пошевелить руками. Неужели это всё, конец? Он никогда больше не погуляет, никогда больше не решит интересную задачу, никогда не поступит в университет? Никогда… От этой мысли из его рта вылетел громкий смешок, отбившийся эхом о стену комнаты. Никогда не вступит в близость с Алисой, и даже не узнает, какие эти чувства? Да… Думать о таких вещах было вообще не к месту. Нужно было думать о чём-то приятном. О чём угодно, лишь бы не думать о смерти. Что вообще ждёт после нее? Другая жизнь, небеса, ничего? Ромашов был человеком разума. Он верил в ничего. И как же не хотелось… Не познать все прелести жизни кануть в это ничего… Дыхание становилось все более шумным, в груди росла мучительная тяжесть. Зачем он вообще родился? Мучиться всю жизнь, и так бесславно погибнуть? Лучше бы не рождался совсем. Никто бы и не расстроился… Шло время, боль в руках постепенно слабела. Мало-помалу он свыкся с мыслью, что скоро все кончится. Волновала Алиса. Думалось, каким будет их последний разговор. Им ведь дадут попрощаться, да? Перед расстрелом. Может, удастся напоследок посмотреть ей в глаза? Увидеть ее взгляд? Как он будет встречать смерть, задрав голову? Или опустив… Если бы их решили расстрелять, то пусть хоть вдвоём. От желания чувствовать Алису сейчас в своих руках делалось только хуже. Но, она была далеко. И пока ещё в безопасности. Алиса, Алиса, только бы она оказалась рядом, и напоследок, всего на миг, на секунду, прикоснулась к губам. Поцеловать её, и унести этот миг. Последний миг в этой омерзительной жизни. За дверью послышались шаги, затем в двери повернулся ключ, и Михаил увидел того сотрудника, который и доставил его сюда. — Куда вы меня увезли? Как преступника, с закрытыми глазами. — не дожидаясь, пока тот заговорит, выпалил Ромашов. Сразу же, как его вывели из дома, ему завязали глаза какой-то тряпкой, и не давали подсмотреть всю дорогу, куда везут. Он даже не мог послать письмо о помощи, даже если бы нашёл, кто передаст… Потому что, просто не знал, где он. Сотрудник окинул его взглядом с головы до пят, и показательно медленно сел напротив, раскрывая папку с документами. От этой медлительности у Михаила сводило челюсть. Как будто, над ним намеренно издевались. Мало ещё этого заключения! — Здесь вопросы задаём мы. Какова была ваша цель покушения на Людмилу Ромашову? Вернее, вашу мать. — спокойно спросил сотрудник, вызывая у Михаила физическую боль в животе от ужаса. Надо было притвориться, что он не в курсе… Надо было срочно собраться с силами. Парень шумно сглотнул, несколько раз моргнул глазами и с достоинством ответил: — Что… Это ложная информация. Я не видел её с того дня, как она отдала меня в детдом. — в этот момент он порадовался, что его руки пристёгнуты за спиной, и мужчина не видит, как они дрожат. Лампа, чёртова лампа была поставлена так, чтобы светить прямо в лицо, и не упустить эмоций… Надо было контролировать мимику. Контролировать дыхание. — А у неё другая. Мы были у неё в больнице. Она рассказала, как вы появились на её пороге, спустя тринадцать лет, и этим же вечером на неё напали. У неё порез руки, к счастью, не дошедший до кости. Если вам интересно. Зашили, и отправили домой. — продолжил сотрудник, читая записи из личного дела. На него уже успели завести дело? Когда… Михаил спал с лица. Как он мог быть таким недальновидным? Даже не замечать, что за ним начали слежку… Всегда считал себя таким гениальным, а сейчас… Сейчас казался себе просто самоуверенным ребёнком. Парень поджал губы, пытаясь взять себя в руки. Пытался контролировать свои эмоции. Это было трудно. Он уже представлял, как нелепо и даже жалко выглядит со стороны. Наверняка, на щеках уже пошли красные пятна. Слишком тонкая кожа постоянно подводила его, заставляя краснеть. Это бесило в более молодом возрасте, но позже Ромашов просто понял, что с этим ничего не сделать. Не будет же он себя пудрить каждый раз, когда хочет замаскировать этот позор! Мать жива… Эх, если бы он был чуть посмелее, и довел бы дело до конца, этого свидетельства против него просто бы не было! Но он просто забоялся, и сейчас расплачивался за последствия… Мерзкая тварь, она отравляла жизнь даже сейчас, тем, что не померла. В воспоминаниях пронеслись кровавые руки, и Ромашову резко стало нехорошо. Он постарался избавиться от этого кошмара, не думать, не вспоминать, но все равно получалось плохо. Крик, грязь и его кошмар… Ему надо было держать лицо, а он раскис, как кисейная барышня. Нельзя, нельзя так распускаться. Ещё есть шанс выйти из камеры. Отвести от себя подозрения. Все еще можно спасти. — Я понятия не имею, кто это сделал. Скорее всего ей привиделось. — показательно безразлично отозвался Ромашов, отвернув голову от лампы. Глаза и без того болели, а теперь в них ещё и светили, словно желая поджарить. На миг подумалось, как живут другие, здоровые люди? Без этой бесконечной боли и рези… Счастливые. И не ценят своего счастья. — Она в точности описала вашу внешность. И одежду, среди которой был красный шарф, найденный у вас дома. Какова была цель? — продолжил мужчина, вызывая у Ромашова панику. Чёрт… У них всё схвачено… Его жалкие попытки уклониться не прошли — это зафиксировали и начали указывать на противоречащие этому факты. Михаил понимал, что должен врать — но не мог придумать, как именно. Это вызывало растерянность и физическую боль в висках. В совокупности с глазами это давало невероятно сильное ощущение, как будто по его черепу лупили молотом. Боль ощущалась даже в кончиках пальцев, которые он рассеянно сгибал и разгибал, медленно и осторожно. — Я ничего не делал. В тот день я был с моей девушкой в школе. Смотрел, как она играет в спектакле. — бросил он, рвано выдохнув. Алиса подтвердит. Обязательно. Она ведь даже сожгла те вещи, которые сейчас не играли никакой роли… На миг в груди разлилось тепло, от воспоминаний, что когда он упомянул в разговоре с ней, что сказал матери, что они встречаются, и не получил ярой отрицательной реакции. Она даже не показала её, когда сотрудник назвал Алису «его». Возможно, если удастся выбраться, его ждёт ещё один подарок? — Мы были в школе. В этот день вас там не было. Мы пообщались с вашими одноклассниками. Они рассказали, что вы годами следили за ними, тайно выписывая информацию. Откуда познания, как это делать? У вас есть знакомства? Какова цель делать это? — мужчина отложил дело на стол, и внимательно уставился на заключённого. В его взгляде не было даже намёка на сочувствие, участие, усталость. Как будто он вообще не был человеком. Машиной для того, чтобы выявлять виновных. Машиной, которую было никак не подкупить. От этого обвинения… Ромашов просто не знал, как скрыться, как защититься, что говорить. Да что же он такой глупый! Кичился своей образованностью, а как дошло до потенциально опасной ситуации, мямлит, как дитя. Наверное, надо было упомянуть Николая Антоновича. Сказать, что его заставили. Что его вынудили. В конце-концов, именно директор рассказал ему о такой возможности. До этого, Михаил и не думал стучать на всех… Просто, почему-то его умения видеть и слышать показались необходимым Николаю Антоновичу, и он был готов платить за «глаза» в школе очень неплохие суммы. — Я не буду вам ничего отвечать. У вас нет доказательств. — буркнул Ромашов, и поджал губы. По лбу потек пот от переживаний, а он даже не мог его обтереть… Какой позор. Вести себя так, выглядеть так, вообще попасться. Он не должен был! Он же лучше, выше других! Это они, они виноваты, что он стал таким… Они… Парень тяжело вздохнул, лишь на какую-то доли подумав, что может, стоит перестать винить всех вокруг… Но ведь, так было гораздо легче. Лепить из себя святого, имея право поступать с людьми, как угодно. Вспомнилась Алиса с её словами «ты не бог, и не судья». А кто он тогда? Потерянный мальчик? Вечная жертва? Тот, кто должен терпеть издевательства, которые никогда бы не прекратились, не стань он вести себя жёстче… Не имеющий права даже ответить на это? — Так же, мы были дома у Екатерины Татариновой. Это ваша бывшая девушка, если мы правильно разобрались. — продолжил сотрудник, видимо поняв, что ничего конкретного в ответ не добьётся. Ему надо было зачитать весь приговор. — Она не была моей девушкой! — воскликнул Ромашов, не понимая, с чего они вообще это взяли. Катя… Его губ коснулась горькая усмешка. Как она вообще могла позвонить, сказать про него… После стольких лет хорошего… — Она упоминала, как вы её преследовали, заставляя общаться с ней. Как записывали про неё информацию. К слову, об этом. Нас интересует, откуда у вас диктофон. Вы не могли его купить в свободном доступе. Только, через знакомства. Объяснитесь по всем этим пунктам. Слежка, передача информации, недоступная вещь, покушение. И ещё, тесная связь с девушкой, которая является неблагонадежной гражданкой, так же идущей по статье преклонение перед западом. Заграничная одежда, родственники, книги на чужом языке. Вы прямо нашли друг друга. Я могу вас двоих по этапу отправить прямо сегодня. Сейчас же. — резюмировал сотрудник, с шумом опустив дело на стол, и выжидательно глядя в глаза парня напротив. Он казался таким юным, словно был ещё совсем мальчишкой. Как он вообще мог натворить столько? Мужчина работал в государственных органах более двадцати лет, пережил столько их переименований, видел и расстреливал коллаборационистов, дезертиров, немцев… Он повидал всё. Рай, ад, смерти, пытки. Он самолично пытал шпионов, перешедших на другую сторону. Их всё объединяло одно. Это были люди с пустой в глазах. Люди, которым было нечего терять. Отчаянные, и бесконечно глупые. Кто-то из них даже сдавался сам, а кого-то пришлось пытать на глазах у товарищей по несчастью, вырывая признание у практически мертвых… Этот парень разительно отличался. Он был совсем молодым. У него не было причины идти по всем перечисленным пунктам. Безупречный ум, девушка рядом, хорошее будущее в университете… В какой-то мере, сотрудник даже сочувствовал ему. Он не любил судить вчерашних детей. Его родного сына до смерти запытали, а после и изнасиловали немцы. После этого он активно взялся за суд мужеложцев. Он ненавидел их. Он сочувствовал юным душам, прошедшим такое. Но, работа, выдержка научили его не показывать ничего. Он должен был добиться признания. У живого, у мёртвого. Нет разницы. Вот только, что делать, если сочувствие оказывается сильнее закона? Эта девушка вообще вызывала желание просто сжечь все обвинения против неё. Она была ничего не понимающим ребёнком в его глазах. Безумно любящим второго ребёнка, исходя из того, как цеплялась за него всю дорогу, и дома. Двое детей, попавших под абсолютно не детские статьи. И он не имел права им сочувствовать. Прочитав всё дело жизни, поговорив с одноклассниками, сотрудник даже понял, что толкнуло этого Михаила на покушение. Озлобленность, боль, стандартный набор, который делает людей убийцами. Это не даёт ни оправдания, ни помилования. Лишь… Лишь воспоминания, что он сделал с немцами, уничтожившими его сына ещё худшее вызывали в его душе понимание. Он знал, что такой месть. Знал, как никто другой. А вот диктофон его очень интересовал. Достать его, без знакомств в спецслужбах было практически нереально. Можно было вообще подумать, что этот парень как-то связан с их организацией. Он делал то же, что и они, только в своих целях, и откуда-то имея свои приборы. Откуда? Нужно было узнать. Это казалось ему самым важным. — Нет у неё никакого преклонения. Она только недавно вернулась, ничего не понимает. — выпустил из себя Михаил, подняв голову высоко к потолку. Он не мог ответить про диктофон, не подставив другого человека. Не мог ничего ответить про Катю… Только лишь, попытаться оправдать Алису. Она была откровенно глупой, с первого дня заявившись в своей одежде. Никак не скрывая, где она была. Выехав незаконно, она вообще должна была молчать. Делать вид, что все годы была здесь. Про неё ведь не было никаких упоминаний в документах! Помимо писем тёте. Она сама своими рассказами навлекла на себя беду. — Незнание не освобождает от ответственности. — заметил сотрудник, вызывая у Михаила усталость. С такими обвинениями с ним бы просто не разговаривали. С ними покончили бы прямо в квартире. Значит, у него ещё был шанс? — Вы же что-то хотите. Вам что-то нужно. Иначе, мы бы с вами не беседовали. — склонив голову набок, и вытянув ноги так далеко, словно хотел лечь на стуле, со знанием дела выпустил из себя Ромашов. Спина затекла, глаза резало от света, голова болела. Но, надо было продолжать правила игры. Попытаться поставить себя выше. Ведь, от него же что-то хотели. Надо было узнать, что. И тогда уже отталкиваться, и смотреть, какие шансы оправдаться. — Ах да, мы ещё забыли про один пункт. Донос на вашего бывшего одноклассника. От Екатерины мы узнали о вашей вражде. Это было сделано намерено. Из-за девушки. Вы, помимо всего перечисленного ещё и ведёте развратный образ жизни? К чему вам пытаться вернуть бывшую девушку, если у вас уже есть другая? Вы поддерживаете многоженство? — сурово проговорил сотрудник, сузив глаза. Ромашов невольно вздрогнул, осознавая, как же далеко зашли, узнавая о нём всё… Да, ему нравились две девушки, и что с того? Как можно заставить себя забыть одну, если душа тянется к обеим… — Да что за бред… Естественно, нет… — качнул головой парень, отрицая эти обвинения. Они просто обе нравились ему, не более. Он никогда не считал себя развратником. Да и, как его вообще можно считать таким! Одна постоянно отказывала, другая лгала, и не пускала дальше поцелуев… Кошмар. Развратничество было точно не его темой. Разве что, в голове. Но мысли, к счастью читать ещё не научились. Как и смотреть на то, чем он занимался в ванной. — В таком случае, вы подтверждаете, что преследовали их, заставляя быть с вами насильно? — спросил мужчина, вызывая у Михаила едва ли не вскрик: — Нет! — выпалил Ромашов, не успев остановить свою вспыльчивость. Он просто хотел вернуть их былое расположение… Обе девушки изначально хотели быть рядом. Он никогда, никогда не приставал к девушкам, которым никак не нравился. Просто… Просто хотелось оставить себе, тех, кому он был приятен. И чтобы они были только его. Силой, не силой, какая разница! Если они были не против. Тогда, либо через время… Почему нельзя оставлять себе людей, как трофеи… Как подарки… — Вы правы. Этого всего хватило бы, чтобы закрыть вас обоих пожизненно. Не переживайте. У вас будут свидания. Люди даже семьи умудряются там создать. — отозвался сотрудник, неожиданно поправив лампу так, чтобы та перестала светить Ромашову в глаза. Парень с облегчением выдохнул, даже не скрываясь. Ему резко стало менее больно. Какое счастье. Даже дышать стало легче. — Что-то вам нужно? — спросил он, окинув мужчину взглядом. Морщинки в уголках глаз, сморщенный лоб, и бесконечное безразличие. Такое бывает у тех, кто повидал всё, и их просто ничем не удивишь. Ну, хотя бы перестал поджаривать глаза. Хоть что-то человеческое в нём есть. — Да. — уверенно проговорил сотрудник, отодвинув дело подальше. Так, ради этого он и пришёл? Обвинения были зачитаны просто ради правил? — Что? — Вы. — Я?! — воскликнул Ромашов, дернувшись на стуле. Зачем он может быть нужен государственным органам? Всё-таки расстрел… Он рано расслабился? — Вы. Ваши действия очень топорные, грубые, вас подозревают и будут рады закрыть все в вашем окружении. Но, ваши знания могли бы быть нам полезны. Как и ваши умения доставать вещи. Вы сейчас всё честно рассказываете. Причины. Следствия. И мы думаем, что делать дальше. — произнёс сотрудник, даже пустив на своё каменное лицо какое-то подобие улыбки. При полностью мёртвых, пустых глазах это выглядело жутко. Голубые, они выглядели как спокойное озеро. Которого уже не коснутся никакие волны волнения. — Вы же запишите всё. На диктофон. Либо на бумагу. И заставите подписать. — едко усмехнулся Михаил, покачав головой. Он не был идиотом, купиться на такое. Это была стандартная практика. Пообещать свободу за признание, и закрыть, как получить это. Нет уж. Он себе не враг. — Нет. Вы верно сказали, что мы могли бы вас уже сейчас отправить, вместо беседы. Но, вы могли бы быть полезны. Разумеется, после обучения, и вашего старания восстановить отношение с людьми. Вас не должны подозревать абсолютно все. Вы свою информацию. В обмен на это возможность не уехать. — проговорил сотрудник, откинувшись на спинку стула, и давая время подумать. Найдя такого подозрительного парня, им откровенно заинтересовались. КГБ часто вербовали людей, которые имели какие-то связи в нужной среде, либо могли быть полезны благодаря своим знанием. Ромашов показался им очень интересной кандидатурой, если его переманить на свою сторону. Собственно, ради чего его и не расстреляли прямо в квартире. Разумеется, он был молодым, его действия оказывались неловкими, о которых знали все вокруг. Но, этому можно было обучить. И тогда, он стал бы работать на них, доставляя информацию про действительно нужных людей, а не кошмаря одноклассников, и своих бывших, нынешних девушек. Его умения были очень нужны, вот только, в ином русле. Даже то, что он сумел достать диктофон вызывало уважение. Будь он глупее, его бы просто расстреляли за такое. — Что насчёт Алисы? — тут же спросил Михаил, желая заявить свои требования. Раз уж он был нужен… То пусть сделают, что нужно и ему. Работать на государство казалось чем-то таким несбыточным, недостижимым в простой жизни… Они бы явно платили больше. Может, выдали бы машину… Ромашов даже никогда не сидел за рулём… Чёрная волга, какую выдавали всем, работающим на государственных должностях казалась ему недосягаемой роскошью. Он бы никогда не купил такой. Надо было пользоваться шансом, а не раздумывать. Ведь и вправду, не у всех была такая возможность. Правила игры резко поменялись, и он вновь ощутил себя на вершине. Как он вообще мог думать о смерти… В нём нуждались. Он был нужен им, только ради этого всё и устроили. — Отвечайте за себя. — опустил его на землю сотрудник, вырывая парня из сладостных мечт. — Я хочу знать. Что насчёт её? Вы её заберёте? — продолжил он, наклонившись вперёд. Нет уж. Без этого он не собирался соглашаться на сотрудничество. Её оставили дома, а значит, пусть нуждаются именно в его согласии. А у Алисы он позже потребует благодарность за спасение. Его вознесло на такую вершину, о которой он не смел даже мечтать, поэтому не хотел теперь растрачивать удачу по мелочам. — Изъятие всех вещей, полная проверка всех писем родственниками, и тщательная слежка. Но, это исключительно в случае, если вы согласитесь сотрудничать. — отозвался сотрудник, замечая, какое ликование охватило задержанного. Стандартная реакция. Она исчезнет после первого же серьёзного дела. Со временем он станет холодным и бесчувственным, ну а сейчас… Сейчас пусть насладится. — Вы собираетесь шантажировать меня ею? — недовольно сморщился Михаил, понимая, что попался на собственную же ловушку. Было… Неприятно. — Да. Она же важна вам. Информация. Сейчас. — выжидательно глядя на парня, проговорил сотрудник. Ромашов тяжело выдохнул, и собравшись с мыслями, стал рассказывать всё. О том, как Николай Антонович заставил его следить. О том, как он годами учился быть незамеченным. О том, как выманивал информацию как бы между делом, говоря вообще о другом. О том, как достал диктофон благодаря знакомому, работающему в милиции, который провёл покупку, как необходимую для него самого, а после она «затерялась в пути». На деле же, оказалась у Михаила. Он откровенно хвастался, захлёбываясь в собственных же словах. Его поняли. Оценили. Осознали, что он лучше, выше остальных! Одноклассники будут учиться, и выживать на стипендию, а у него уже будет машина, и должность! Будь это ловушка, он бы попался. Ощущение самодовольства было куда выше здравого смысла. Им восхитились. Его признали лучшим! — С вашим директором будет ещё отдельная беседа по поводу склонения школьников к неправомерным действиям. Хорошо. Сейчас вы решите несколько задач. Мы посмотрим, насколько вы разбираетесь. — кивнул в ответ на откровение Ромашова сотрудник безопасности. Он отметил в голове, что нужно заглянуть в детдом, уже для того, чтобы поговорить с другим человеком. Этот Николай Татаринов уже годы делал кучу сомнительных действий, но выходил сухим из воды. Стоило заняться им сильнее. Мужчина достал из папки несколько листов, а затем из ящика в столе вынул чернила, и перо. — А потом? — спросил Михаил, в тот момент, когда с его рук снимали наручники. Как же приятно, когда его руки снова свободны… Он стал растирать ноющие запястья, а затем потянул к себе задачи. — Потом, если всё выйдет, вы будете ходить к нам каждый вечер, после школы. Не сюда. В другое здание. И, прекратить слежку за всеми вашими одноклассниками, девушками, знакомыми… — произнёс сотрудник, замечая откровенное неверие в глазах парня. Да уж, хоть он и восхитился, но сомневался до конца. Похвально, критическое мышление не отключилось под влиянием эмоций. Значит, он смог бы собраться и в более трудной ситуации. — Вы хотите нанять меня? — решил уточнить Михаил, тут же соглашаясь прекратить следить. Какое ему дело до детей, когда перед глазами замелькали настоящие дела? Деньги? Кто украл булочку, подставил ради того, чтобы заполучить хорошую отметку, пил за школой… Какая это мелочь. Зачем он вообще растрачивал себя на такое… — Чтобы наняться сюда, мальчик, надо пройти огонь и воду. Посмотреть на вас в разных ситуациях. Протестировать. Оценить умения. То, что вы делали это всё без учебы поражает. — искренне проговорил сотрудник, занимая место напротив. Сам он никогда не хотел попасть сюда, его отправил на службу отец. И обучиться всему казалось сложным, учитывая какое время было тогда… Только отгремевшая война, революция, разруха, голод. И как только мир пришёл в норму, его захватили жестокие руки второй мировой. И сейчас всё вернулось примерно в те времена, когда он и начинал работать… Почему-то он понадеялся, что мир никогда не охватит третья, и этот юный парень лишь в самом начале своей карьеры будет работать в подобном кошмаре. Пусть хоть кому-то будет легче. — Могу спросить? Как вы вышли на меня? — с интересом спросил Ромашов, разглядывая задания. Это не были математические формулы. Задачи были на логику, над каждой нужно было ломать голову минут по двадцать. Михаил давно не занимался этим, и ему показалось задание интересным. Тренировать мозг было самым важным в жизни человека по его мнению. — Изначально вообще никак. Но, ваша фамилия появилась в нескольких делах. Фамилия вашей матери в больнице. Фамилия того, кто написал донос. Фамилия того, на кого указали. — отозвался сотрудник, поглядев на наручные часы. Нужно было ехать за следующим человеком. А после, вернуться проверить решения. Времени оставалось не так долго. А он даже не спал эту ночь. — После задач я могу идти домой? — спросил Михаил, подняв голову. — Да. — Алиса? — Вам так важна она… Женитесь на ней, чтобы не вести развратный образ жизни. — почему-то по-доброму усмехнулся сотрудник. Но глаза по-прежнему остались недвижимыми. Возможно, он вспомнил как сам полюбил свою жену ещё совсем мальчишкой… Как он надеялся, что их сын тоже проживет счастливую жизнь… — Наверное, я в этом сам разберусь. Ей даже восемнадцати нет ещё. — отмахнулся Ромашов, сосредоточиваясь на заданиях. Будут ему ещё рассказывать, что делать. Он хотел жениться на другой… Алису… Её он просто хотел иметь рядом. Не связываясь никакими узами брака. Да и, какой брак шёл в сравнение с карьерным ростом? — Вы не поняли. Вы больше ничего не делаете сами. Каждый шаг, действие будет отражаться на бумаге. У неё в марте день рождения, если вы не знали. Тогда и заключите брак. — сурово проговорил мужчина, убрав с лица даже остатки тепла. Пусть парень не забывает его место. Март… Ромашов мысленно поблагодарил за информацию. Хотя, Алиса и не поздравила его с днём рождения, но это не значило, что не хотел он. Нужно было ещё узнать число. — Вы будете следить? — спросил Михаил, мысленно представляя, как это будет выглядеть… Теперь ни слова нельзя лишнего сказать… Ну, ничего. Он тоже умеет скрываться. — Разумеется. К слову, из дела вашего бывшего одноклассника убрали привлечение к ответственности. Теперь у него нет никаких замечаний. — зачем-то проговорил следователь, отмечая как у Михаила от этой информации раздулись ноздри. Чёрт… Его старания не только привели к нему же сотрудников, но и просто пропали зря… — К чему вы мне это говорите? — недовольно выпустил из себя Ромашов, сжав листик чуть сильнее нормы. Саша… Только вынутая кость из горла вновь намеревалась там застрять… Нет, всё пустое. У него будет работа. Машина. Этого Григорьев точно быстро не получит. Хоть в чем-то он будет выше. Хоть раз в жизни. — К тому, чтобы вы не думали, что можете лгать. Любая ложь будет раскрыта. Это вам. На решение три часа. Я зайду, как выйдет это время. Успехов. — завершил беседу сотрудник, взяв ключ, и отперев дверь. — А если не решу? Лагерь? — донёсся взволнованный голос парня из-за спины, что вызвало смешок. Нет уж. Он решит. Если бы это вызвало сомнения, задачи просто бы не появились на столе. — Да. И для вас, и для вашей девушки. — выдавив более суровым голосом, чем хотелось, мужчина запер дверь на замок. Ему было пора на следующий вызов. А ему так хотелось спать… Часам к пяти утра, Ромашова подвезли обратно до квартиры. Он сумел решить восемнадцать задач из положенных двадцати, и очень корил себя за то, что не смог все. Но ему сказали, что это очень хороший результат для его возраста, даже для взрослых, кого хотели завербовать требовали хотя бы семьдесят процентов от всего. Но всё же, ему дали с собой ещё листов, сказав, подготовить их на следующий день. Теперь он обязан был ходить учиться каждый вечер, после школы. Свободного времени не оставалось вообще… Все доказательства, собранные против него, и Алисы отправили в закрытый сейф, чтобы в случае его обмана дать им ход, и тогда точно отправить на север. Диктофон так же не отдали, сказав, что он будет использовать его только на учениях. Как будто без них Михаил не знал, как им пользоваться! Соседи, уже второй раз увидев чёрную машину, наверняка очень испугались, но сейчас это никого не тревожило. Быстро поднявшись в квартиру, чтобы не замёрзнуть в своём одном свитере, Ромашов на миг подумал, когда же ему выдадут его машину… Чтобы он мог ездить на ней, а не общественном транспорте… К сожалению, его мечты были куда обширнее реальности, и его уведомили, что транспорт он получит только после окончания учебы, и как минимум года службы, работы с документами в здании. До настоящих дел так скоро бы не допустили. Это расстраивало… Ему хотелось всего, и сразу! Хотелось настолько сильно, что парень даже позабыл, как он сидел в камере, прощаясь с жизнью. Он собирался делать всё, чтобы как можно скорее заполучить желаемую волгу. Учиться, даже не спать. Всё, что угодно… Чтобы его продвинули по службе, на которую пока что даже официально не приняли. Увиденное в квартире поразило. Алиса спала прямо на полу, свернувшись калачиком. Она что, так и не легла в кровать? Неужели, ждала его? Волновалась? У Михаила потеплело на душе. Он присел на корточки перед девушкой, и протянул руку вперёд, чтобы погладить ее по голове. Алиса сморщилась, но не проснулась. На её лице было выражение крайней обеспокоенности. Между бровей залегла складка, а губы были сильно сжаты. Ему нестерпимо захотелось её поцеловать, он даже зажмурился на секунду, чтобы сдержать этот внутренний порыв. Надо было хоть разбудить. Ромашов осторожно тронул её за плечо. Девушка открыла глаза, обвела его затуманенным взором. — Вставай, вставай, тебе нельзя простужаться. — проговорил Михаил, пытаясь потянуть её за плечо. Спать хотелось нестерпимо. Но, ещё больше хотелось отмыться от мерзких запахов камеры. Никогда, никогда больше он не должен был туда попасть на правах преступника! Только сажать туда других… — Что… Ты живой? — непонимающе, хрипло ото сна проговорила Алиса, махнув рукой так, словно хотела развеять видение. Нет уж, усмехнулся Ромашов. От него так легко не избавиться. Он ещё нужен этому миру. — Нет. Призрак пришёл. Вставай. Ты не приходила ко мне, когда я болел, а значит и я не буду. — потянул он её за плечи, поднимая на ноги. Девушка сонно потерла глаза руками, и широко зевнула. Михаил не простил ей то, как она его бросила, когда он лежал и умирал с температурой. Да, они были знакомы всего ничего, ну и что? Его помощью же она воспользовалась… А сама так некрасиво поступила. Могла бы хоть для приличия заглянуть… И он не собирался лечить её, в случае, если с температурой свалится уже она. Пусть ощутит себя на его месте! — Ты живой? Что с тобой сделали? Заберут обратно? — прочистив горло, выпустила из себя Алиса. Переживала… Как же хорошо это осознавать. Как приятно ощущать себя кому-то нужным… Непривычно, но так приятно, черт возьми!.. Не собираясь как-то скрывать, что у него на душе, Михаил просто взял её ладонями за щёки, наклонился, и поцеловал прямо в губы. Ему было бесконечно хорошо на душе… От того, что его приняли на учение, от того, что его ни в чем не обвиняют, от того, что он не чувствовал себя одиноким… А вот с девушкой, как выяснилось, творилось что-то невообразимое — по её лицу нескончаемым потоком покатились слёзы, когда он прикоснулся к ней так, а в следующую секунду она порывисто обняла Ромашова, прижалась к нему, и целовала так жадно, будто не могла насытиться. Это было так трогательно, от мысли, что за него настолько переживали, у него сжимало сердце, внутри все переворачивалось, он ощущал себя нужным, желанным для Алисы. Ну о каком принуждении здесь могла идти речь? В какой-то миг, Михаил развернул девушку, прижав её спиной к стене, а сам принялся сжимать хрупкое тело в объятиях. Губы его лихорадочно скользили по её губам, из горла вырывались хриплые звуки, вызывавшие в его теле дрожь. Ромашову показалось, что за время вместе умение целоваться стало для него настолько естественным процессом, словно он делал это каждый день, а не попробовал впервые чуть меньше месяца назад. Алиса, все так же не отрываясь от его рта, обняла его за шею и скользнула руками по плечам, вернулась на голову, стараясь пригладить его взъерошенные волосы. Интересно, ей было приятно от поцелуя? Потому как ему самому безумно нравилось то, чем они занимались, и хотелось этого снова и снова… Его язык проник в её рот, руки шарили по девичьему телу, сжимая бока и лаская плечи. Останавливаться не хотелось вообще. Но, это было нужно. Иначе он окончательно зашел бы слишком далеко. — Ничего. Заставили задачки разные решать. Я хочу спать. И тебе надо нормально отдохнуть. Давай. Я не буду тебя на руках носить, ты тяжёлая. — прошептал ей прямо в губы Ромашов, припоминая, как он тащил её по лесу. Второго такого раза его спина не выдержит. Хоть девушка и была худой, но весила слишком много для его не тренированных рук. — Это ты слабый. — сонно пробурчала Алиса, не выпуская ворот его кофты из рук. Она ещё не до конца проснулась, не совсем соображала, что с ней, но была рада одному. Он жив. Его не расстреляли. Он стоял рядом. Рядом! Это казалось чудом. Поистине подарком судьбы, ведь из чёрной машины обычно никто не возвращался… — Вставай. Я в ванну, и спать. Потом всё расскажу. — бросил Ромашов, сжав её в руках чуть сильнее ещё на один миг. А затем, просто ушёл мыться. Хотелось избавиться, убрать с себя мерзкие запахи. Забыть о камере, как о самом страшном сне. Помыв голову, тело, он долго вытирался полотенцем, а как зашёл в комнату, заметил, что Алиса лежит таким же калачиком уже на кровати. Хоть под одеялом. Уже хорошо. — Уже и рассказывать некому… — буркнул себе под нос Ромашов, видя, что девушка к тому моменту, как он вернулся уже заснула крепким сном. Даже разговора не дождалась! Парень закатил глаза, и осторожно лёг рядом с ней на раскладушку, так, чтобы не разбудить. Он позволил себе небольшую дерзость, устроившись в постели только в майке и трусах. До этого, Михаил ложился в более закрытой одежде, но какая разница, если она всё равно спит, и не заметит… Губ коснулась шаловливая улыбка. Так её близость ощущалась куда сильнее. Ромашов подтянул спящую Алису ближе к себе, и подложив руку ей под шею, а сам лег на спину, и довольно улыбаясь, поглядел в потолок. Было так хорошо лежать, слушать чужое дыхание, ощущать тепло, то, как девушка во сне перекинула руку через его грудь. Так близко… Тепло… Михаил ощущал каждый изгиб ее тела и никак не мог поверить, что вот он лежит с ней рядом и может быть так спокоен. Всё прошло настолько прекрасно… Он даже не рассчитывал на такой подарок судьбы… Не сдержавшись, Ромашов улыбнулся во весь рот. А затем повернулся на бок, устроил своё лицо прямо напротив её лица, рассматривая каждую деталь, каждую ресничку, каждый светлый волосок на её коже, он разглядывал и изучал её так, словно хотел запомнить навсегда. Такую юную, такую безмятежную и нежную… Словно и не касалась их никакая ссора, никакая ложь… Никакой срыв… Губы девушки зашевелились во сне, и в следующую секунду она решила резко повернуться на другой бок, да так неловко, что стукнула Михаила в плечо. Он недовольно сморщился, поражаясь её «ловкости», но Алиса не обратила на это внимания. Она уткнулась в подушку и продолжила спать. Ромашов, со вздохом лёг на правый бок, и подтянул её к себе, обнимая со спины. Такая поза оказалась удобной для обоих, и после пяти минут молчаливого наслаждения, Михаил заснул вслед за Алисой. Он пообещал ей высказать всё про её ночные избиения, когда девушка проснется. Во сне, она слишком часто дергалась так сильно, что то и дело била Ромашова то в грудь, то по шее, то под ребро, временами ему казалось, что она делала это специально, только притворяясь спящей. Не привыкший к такому избиению, он каждый раз просыпался, с недоумением вспоминая, как вообще оказался на постели с кем-то. Спать с ней было хоть и приятно, но и опасно. Кто знает, куда в следующий раз Алиса ударит, пока спит… Мечты о совместном сне были куда лучше, чем реальность. В реальности было постоянно то жарко, то больно от того, что Алиса отлежала руку. То холодно от того, что она стянула одеяло. Но, несмотря на это, Михаилу нравилось это делать. Нравилось ощущать это тело в руках, пока он дремал. Нравилось, как Алиса гладит его волосы, когда он просыпается и смотрит на нее. Нравилось, какой у нее сонный голос. Почему-то это казалось ему особенно интимным. Нравилось, как она отвечала на его утренние поцелуи, прижимаясь к нему горячим телом. После этого ему особенно сильно хотелось ее. И приходилось делать над собой усилие, чтобы не поторопить события. Пожалуй, приятного было даже больше, чем неудобств. И ради этого можно было потерпеть её ночные драки. Пробуждение было резким, и каким-то дёрганым. Алиса даже не сразу поняла, ночь сейчас, или утро? Вроде как, она засыпала ночью? И, опять ночь… Она поспала часа два? Девушка потерла глаза руками, и вдруг заметила, что Михаил сидит за столом, и что-то пишет. Его что, и не забирали? Это был сон? Резко стало нехорошо. А кровь… Кровь, тоже была сном? Девушка громко зевнула, и окинула взглядом комнату, неожиданно натыкаясь на… Пианино? Она невольно моргнула несколько раз. Откуда? Его же украли? Или, это сон… Окончательно запутавшись в выдумках, и реальности, Алиса обратилась к Ромашову, сев на постели, и сложив ноги по-турецки. — Что ты тут делаешь? Сейчас вечер, или ночь? Темно. — пробурчала девушка, мельком оглядывая Михаила. Он был до бесконечности сосредоточен, и вообще никак не отреагировал на её пробуждение. Парень тер пальцами лоб, пытаясь что-то понять, а другой рукой записывал что-то на бумагах. Если всё было былью, что он делает в её квартире… Их общение должно было прерваться. — Мне дали много задач. — неоднозначно протянул Ромашов, не поворачивая голову к Алисе. Сейчас он был в одних трусах и тонкой майке, хотя до этого она ни разу не видела его без брюк. Она невольно оглядела его ноги, и это почему-то окончательно ее смутило. Девушка заметила, множество мелких волос, в особенности на бёдрах. Алиса резко отвернула голову, не понимая, почему он вообще решил ходить в таком неприличном виде. Её стало затапливать смущение. Почему она вообще должна знать, как выглядят его ноги без одежды? И как она должна к этому относиться? Михаил, похоже, даже не заметил, как смутил её своей наготой. Может, ему просто стало жарко… В квартире действительно хорошо топили. — Что они говорили? — спросила Алиса, окончательно пробуждаясь ото сна. Его забрали в КГБ, чтобы… Дать задачи? Звучало как откровенный бред… Михаил пожал плечами, перекинув ногу на ногу, и повернул голову именно к Алисе. Он выглядел таким воодушевленным… Но, чем? Своими нудными примерами… — Собрана информация против нас обоих. — поднял светлые брови Ромашова, широко улыбаясь. Алиса вздрогнула от ужаса, её руки начали дрожать. Нет… Девушка надеялась, что это какое-то недоразумение, которое разрешится. Она не могла, не должна была умереть! Она хотела жить! Михаил криво усмехнулся, словно бы прочитав её мысли. Он, похоже, заметил дрожь девушки, но не спешил успокоить. Его лицо всё ещё сохраняло мрачное, неприязненное выражение, хоть он вроде бы и старался сделать его мягче. — Что… Миша… — одними губами прошептала Алиса, поднеся ладони к лицу. Нет… В голове без остановки крутилось это слово, всё тело покрылось потом, в глазах потемнело. Нет… Папа… Папа отдал жизнь, чтобы она жила… Мама вывезла её, чтобы она выжила… Нет, нет, Алиса не могла подвести родителей! Обесценить их старания… Их любовь. Выждав ещё несколько секунд, Ромашов решил успокоить её. — Тебе ничего не угрожает. Мне тоже. Сегодня ещё зайдут забрать твои вещи, на которых есть заграничные бирки, книги на французском. Можешь опередить их, обрезать бирки. Ну, конечно имею ввиду вырезать бумажку вообще из ткани. Отрезанное они тоже заберут. — бросил он, неотрывно глядя на Алису. Ожидая её реакции. Девушка, до этого находящаяся в ужасе, услышав его слова будто очнулась. Ее лицо разгладилось, а глаза приобрели осмысленное выражение. Алиса несколько раз глубоко вздохнула и устало провела рукой по лицу, словно пытаясь стереть с него следы душевного напряжения. Шутки Ромашова её когда-нибудь точно доконают. Вещи… Да и ладно. Они, конечно были воспоминаниями о маме, но куда больше их хранилось именно в сердце, не будучи материальным. Если её привлечение к ответственности ограничится этим… То, и к счастью. — А общение с тётей? — задала она куда более важный вопрос. Близкие люди были нужнее во сто крат всех вещей в мире. Алиса не смогла бы лишиться последнего родного человека… — Ты можешь делать это, как и раньше. Но, каждое твоё письмо будет проверено. И только тогда ты сможешь прочитать. — повел плечами Михаил, вернувшись к задачам. Он бился над теми двумя, которые не смог решить в камере. Хоть ему и сказали, что именно их не обязательно, но… Какое тут может быть но? Дадут какое-то задание, чтобы вывести шпиона на чистую воду, а он не сможет? Тоже «не обязательно»? Нет. В таком деле нельзя было допустить осечек. И, если у него не получались эти задачи, значит надо было прорешать ещё десяток подобных. Как когда-то, в детстве… Всё повторялось, только его решимость оставалась на месте. — Это всё из-за тебя! Если бы не решился на убийство, то… — воскликнула Алиса, не скрывая своей злости на Ромашова. Да, она была рада, что его не расстреляли, но… Но если бы он это не начал, на неё бы вообще не вышли! Это же кошмарно… Знать, что строки, написанные родному человеку будут прочитаны старыми дядьками в форме. Фу. Омерзительно. И всё из-за Михаила! Девушка яростно стукнула по матрасу, и просто отвернулась от парня. Нет сил смотреть в его прищуренные глаза. — Из-за меня, тебя не увезут. Будь благодарна. — поджал губы Ромашов, не желая сорваться на грубость. Её статьи были куда хуже, чем его. Без его согласия наняться шпионить… Её бы просто увезли. И никто бы не защитил, учитывая, что единственная родственница Алисы находилась в Швейцарии. Он выступал её единственным спасителем на данный момент. И хотел должного уважения к себе. — Ты тут причём? — скрестив руки на груди, бросила девушка. Благодарить его за то, что у неё отнимают родное, сокровенное? Благодарить за его грубость? — У тебя статьи посильнее моих будут. Меня хотят завербовать. Им нужны мои знания. Из-за этого готовы сделать попущение тебе. — склонил голову набок Ромашов, искоса наблюдая за её реакцией. Что она скажет? Порадуется? Будет им гордиться? Ему до одури захотелось, чтобы им гордились. Хоть один человек. Мать… Мать бы и не вспомнила кто он, не нанеся он такой визит. Парень сжал перо сильнее, и, чтобы ни в коем случае не капнуть на важные листы, вставил его в чернильницу. Нет, не нужно думать о ней. Пусть помрёт от цирроза печени. Туда ей и дорога. — Тебя… В КГБ? — неверяще переспросила Алиса, заправив короткие волосы за уши. За время сна они запутались, и сейчас она наверняка выглядела очень неряшливо. Ещё и в уличной одежде, в которой садилась в грязной электричке… Надо было поменять постельное. И, переодеться в домашнее белое платье, которое выступало и ночной рубашкой одновременно. — Считаешь, глупый для этого? — дернул щекой Ромашов, произнеся это тише прежнего. Где её радость? Встречала с потенциальной смерти она куда энергичнее… Правда, девушка тогда находилась в полу-сне, и вряд-ли отдавала отчёт действиям. Но сейчас ему хотелось чего-то такого же. — Нет, но я даже не думала, что туда как-то можно. Ну, что туда могут ребёнка… — покачала головой Алиса, посмотрев на Михаила так, словно впервые видела его. По её мнению, в службе безопасности работали взрослые, серьёзные люди, а не школьники. Но, конечно, все с чего-то начинали… Нет, она никак не могла представить Ромашова в такой серьёзной организации. Его образ никак не вязался с этим… Что он там будет делать? Шантажировать? Да настоящие преступники его одним выстрелом… Он даже убить не смог… Это, конечно было огромным плюсом, но не в работе, где это требовалось. А, угрожать, что увезут в место, куда уже увезли? Звучало тупо. Алиса никак не могла представить его, получивший информацию от какого-то действительно опасного человека. — Ты мне вчера говорила, что я уже не ребёнок. — явно раздражаясь, вымолвил Ромашов, обиженно поджав губы. Почему она не верит? Чужие люди верят, а она нет… Неприятно. Очень неприятно. Скулы свело от сдерживаемой досады. Почему она не замечает, какой он умный, талантливый, прозорливый? Видит в нем какого-то… Даже не хотелось думать. — Я пианино в комнате увидела. Откуда? — махнула рукой Алиса, решив спросить то, что волновало. Михаил вмиг подскочил на ноги, а его глаза загорелись предвкушением. Алиса даже не успела понять, что именно привлекло его внимание. Она приподняла бровь, ожидая пояснения. А он ждал её реакции. Наконец-то заметила! Ещё в него не верит. С её внимательностью её бы не приняли даже убирать мусор в КГБ. Она бы просто его не нашла. А это её неумение логически мыслить, и запоминать формулы… Кошмар. И почему судьба свела его с человеком, который был настолько далек от важного ему? — Подарок. Тебе на Новый год. И, я хочу получить свой. — довольно проговорил Ромашов, ожидая её реакции. Её благодарности. Того, о чём он так мечтал, разыскивая инструмент по всему городу… Лицо девушки изначально было просто недвижимо. Затем она открыла рот. После подавилась воздухом. Подскочила с кровати на ноги, скинула на пол одеяло, чуть не запуталась в нём, грохнувшись на пол, и побежала к подарку. Михаил недовольно выдохнул. Побежала бы лучше так к нему. — Ты… Ты подарил мне пианино? Где ты его взял? Папа, когда покупал одалживал деньги у всех знакомых… И в очереди два года был… Откуда ты его взял так быстро? — неверяще прошептала Алиса, схватившись за крышку, открывая клавиши, нажимая на них по очереди, чтобы проверить звук. Несмотря на то, что инструмент был явно не новым, о чём свидетельствовали и потёртости по бокам, и пятнышко краски на скамье… Но, звук. Звук был потрясающим, даже лучше, чем на её прошлом пианино, которое безвозвратно кануло в лету. Как Михаил вообще купил такое? С отсутствием знаний? — Без вопросов, может? — вырвал девушку из размышлений Ромашов, оказавшись позади. Ему было приятно, что подарок явно понравился, и Алиса теперь определенно не будет думать, что он делал для неё «меньше». Но. Но, почему нельзя уделить внимание тому, кто подарил? Почему она обратилась с ним, как с пустым местом… Обидно. Михаил сощурился, словно отгоняя от себя непрошеные мысли. Ему слишком хотелось её реакции на себя, её радости, адресованной ему, а не неодушевленному предмету! — В твоём случае нет. Я не уверена, что оно досталось тебе законно… — неуверенно проговорила Алиса, пробежавшись пальцами по клавишам, быстро сыграв самое начало «К Элизе». Нежные звуки прозвучали так сказочно, волшебно… У девушки перехватило дыхание. Даже если это было краденное, то ей так не хотелось с ним расставаться. От звуков, которые слетели с чёрно-белых клавиш, сорванных нежными пальцами Алисы у Михаила по спине пробежала такая сильная дрожь, что ему пришлось дёрнуть плечами, чтобы это прошло. Её игра настолько сильно действовала на него, а он даже не мог сказать почему. Но, по каким-то неведомым причинам, эта музыка так сильно волновала Ромашова, что он был готов слушать её часами. Причём его не слишком интересовало, какую тему выбирает Алиса: веселую, грустную, любовную… Главное, чтобы она играла, и всё. А он будет лежать на кровати с закрытыми глазами, и слушать. — Абсолютно законно. Я объявление увидел. До этого пытался со студентом консерватории найти. — гордо проговорил он, обойдя девушку со спины, и поставив руку на крышку пианино, закрывая её. Говоря всем своим видом: ну обрати ты уже на меня внимание! — Консерватория? Ты там каким боком вообще… — непонимающе проговорила Алиса, с печалью увидев, как он закрыл. Ей хотелось повторить любимые произведения… Позвать учительницу в гости, показать её подарок… Поделиться радостью. — Погулял туда. Нашел знакомого. Не вышло. Вышло самостоятельно. Люди часто бесполезны. — бросил Ромашов, сузив глаза. Рассчитывая на человека, он в итоге сделал всё сам, так ещё и заплатил за отсутствие помощи. Отвратительно. И кто теперь вернёт те деньги? Только потратился зря. — Ты… Ради меня это всё? — подняла голову Алиса, просто не понимая, что она должна чувствовать. Никогда в жизни эмоции не скакали так сильно. Девушку охватила внезапная робость. Она глядела в глаза Михаила, и ей казалось, будто он читает ее мысли, угадывает все ее тайные желания. Это было неадекватно… Ну не может человек одновременно быть и самым последним гадом, и совершать такие поступки… — Нет, перепродать хочу. Подороже. Можешь дня два поиграть. — дёрнул щекой Ромашов, обращая свой подарок в какую-то забаву. Ему было слишком сложно принимать что-то хорошее в свою сторону, куда проще было просто насмехаться. — Миша… — с полными слёз глазами, прошептала Алиса. — Ну, а для кого ещё? У тебя должен быть инструмент, чтобы ты могла готовиться в свой университет. Не лучший, но, какой есть. Может потом, когда будет официальная работа, куплю тебе лучшее. — заметил он, как-бы оправдываясь. Если у него всё получится со службой, то даже достать заграничное будет возможно… Лишь бы она бегала по клавишам своими пальчиками, создавая такие чудные звуки… А когда-нибудь… Когда-нибудь он придёт в театр, чтобы послушать, как она играет на сцене. — Миша… — дрожащими губами прошептала Алиса, сделав шаг вперёд, и крепко обхватив парня за талию, прижалась к нему всем телом. Он с готовностью откликнулся, и потянулся к губам девушки. Она отстранилась на секунду, улыбнулась и спрятала лицо у него на груди, в её зелёных глазах зажёгся безумный, почти детский восторг. — Да что ты моё имя заладила? — насмешливо протянул Михаил, погладив её по коротким волосам, прижимая её затылок ещё ближе к себе. — Для меня в жизни никто такого не делал… Кроме родителей. Я не знаю, что сказать… — честно проговорила девушка, опустив голову. Между ними повисла интимная тишина. Счастье, какое наполняло её сейчас, нельзя было передать словами. Как-то само собой получилось, что объятия с каждым мгновением становились всё крепче, а на лице Алисы появился такой явственный румянец, какого Михаил не видел, наверное, со дня их встречи. Она осознавала, что губит сама себя, что не должна доверять ему ни секунды после его покушения, слежки, записей… Но… Но… Но как же ей хотелось хоть на миг позабыть всё плохое, и отдаться моменту… — Можешь просто поцеловать меня. И отдать мой подарок на Новый год. Ну, и сыграешь мне. — довольно улыбаясь, отозвался Михаил. Ему хотелось наконец получить физический подарок! А лучше, два. Второй можно было попозже, раз она не знала. Её отношение это потрясающе, но хотелось иметь что-то и в руках. А не одну песню «лучший мой подарочек это ты». Алиса с готовностью кивнула головой, и подошла к своей сумке, достав оттуда красную продолговатую коробочку. Он заслужил её получить своим подарком. Она передала её Михаилу, затаив дыхание. Понравится? Нет? Парень едва ли не вырвал её из рук, не в силах больше терпеть. Подарок. Его подарочек! Она таки купила! Восхищение осветило его лицо, когда Ромашов увидел прекрасного качества часы с кожаным ремешком. Он мечтал о таких… Хотел купить их как-нибудь, но не находил возможности. Таких часов Михаил вообще не видел в Москве. Откуда Алиса вообще узнала? Угадала? Он застегнул ремешок на руке, и любовно посмотрел на циферблат. Надо было завести их… — Купила их мне? — с самодовольством проговорил Ромашов, любуясь подарком. Его личный подарочек. Он заслужил. Теперь не будет, как в прошлые годы с завистью смотреть на других, кому подарили… Не будет тайно ненавидеть тех, кто счастливее его. Настроив их на нужное время, ориентируясь на часы на стене, Михаил с наслаждением поднес их к уху, и стал слушать тиканье. Тик-так. Тик-так. — Нет. Это часы отца. — отозвалась Алиса, наблюдая за тем, как ему нравится. А значит, она выбрала хороший подарок. Видеть его искреннюю радость было по-настоящему забавно. В какой-то степени даже мило. Он выглядел таким ребёнком сейчас… Скакал по комнате со своим подарком, вел себя так, словно на самом деле получил миллион. Алиса с трудом удержалась, чтобы не расхохотаться. Неужели этот человек угрожал и казался таким опасным… Как он может быть таким разным одновременно? Что сделать, чтобы осталась только эта, добрая версия… А может ли вообще человек быть только хорошим? «Удобным», без каких-либо проблем, срывов? Или это утопия, придуманная теми, кто не желает принимать живых, не идеальных людей? — Ты решила подарить мне семейную ценность? — Ромашов замер на месте. Это было намного, намного больше, чем просто купленная вещь… Зная её отношение к семье… Он не понимал, что толкнуло Алису подарить ему подобную драгоценность… Они ведь даже не были особо близки… Он вообще не ощущал себя ценным в её глазах… — Да. Подумала, тебе они понравятся. — просто сказала девушка, отвернувшись от Михаила. Ей хотелось поиграть на пианино наконец. Познакомиться с инструментом. Полюбить его. — Ты шутишь? — услышала она дрожащий голос за спиной, шепчущий ей прямо на ухо. — Нет. — непонимающе проговорила Алиса, думая, что именно не так? Ему же, вроде понравилось. Сказал бы спасибо, да и всё… — Лиса… Это намного, намного больше, чем то, что я для тебя сделал… Чем ты руководствовалась? — выпустил из себя Михаил, чувствуя, как от переизбытка чувств его начинает потряхивать. Что вообще надо сделать, когда дарят такое? Как реагировать? Что сказать ей? Его переполняли противоречивые чувства. Ромашов не понимал, откровенно не понимал, как Алиса могла подарить такое. Она же… Она же не любила его. Она же постоянно врала. Стеснялась. Почему она подарила самое ценное, что у неё было? Михаилу было приятно до слез. Его в жизни никто не доводил до истерики в положительном ключе. Ромашов выдохнул ртом, собираясь с мыслями. В груди у него гудело. Хотелось плакать, но было стыдно. Было стыдно за всё, что он натворил. За все моменты, когда обижал… И ещё за то, каким он был. За всё, что он наговорил вчера… О чём думал… Какой же он… Неуверенный в себе идиот. Вспомнились слова, что девушка могла быть рядом по желанию… Нет, он просто не мог в это поверить. Это невозможно. Не с его судьбой. Но… Но, тем не менее она здесь. После вчерашнего. После его попытки убить человека… Вот как Алиса могла ему это подарить? В его голове всё смешалось. Такое чувство, будто он только что продал душу за эту девушку в своей жизни. Иначе, он не мог объяснить её отношения. Никак не мог, учитывая все свои гадкие поступки. — Хотела сделать тебе приятно. Думала, тебе могут понравиться они. У тебя же нет часов. — отозвалась Алиса, не понимая, что с ним такое. Только что скакал, а сейчас стоит с глазами на мокром месте. Может, ожидал другого? — Это лучший подарок в моей жизни. Я буду хранить его. Иди ко мне. — прошептал Михаил, притягивая её к себе в объятия. Его. Только его. Никому не отдаст. Не откажется. Ни за что… Желание следить, быть всегда рядом в тени стало ещё сильнее. Если кто-то отберёт его… Нет, он не допустит. Он не отпустит. Он простит ещё десяток обманов. Пусть только Алиса прижмётся к нему посильнее, услышит, как бьётся его сердце, и поймёт, что он с ней и никуда не уходит. Парень наклонил голову, цепляя её губы своими, втягивая Алису в сладкий поцелуй. И снова накатила нежность и раскаяние. Глупо, глупо, зря он так… Зря он вообще обвинял девушку хоть в чем-то… Но ничего не мог поделать с собой. Ревность, страх, неуверенность в себе — всё тонуло в этой бесконечной нежности, заставлявшей его так напористо и жадно ласкать её губы. Желание нахлынуло с такой силой, с какой не было уже давно — хотелось быть ближе к ней. Хотелось до боли и бесстыдства поддаться этому жару, ощутить всю её, увидеть её без одежды, вдохнуть исходящий от неё запах и утонуть в нём, потерять себя самого и довериться ей. Доверить свой первый раз. Потерять себя в ней навсегда. — Я не перестала бояться тебя. — разорвав поцелуй, жарко дыша, проговорила Алиса, глядя в его какие-то обезумевшие глаза. На миг ей стало жутко. Что, если он набросится с ножом… Если посчитает её врагом? Как вообще можно верить после этого человеку? — Лиса… Она жива. Даже из больницы выписали уже. Мне было очень плохо в тот момент. — говорил Михаил, не желая её выпускать из объятий. Даже на секунду — нет. Даже на пол секунды — нет. Он был готов даже отвести её познакомить с матерью, лишь бы убедить, что он не сделал ничего критичного. Хотя, Алиса наверное убежала бы после первых слов от женщины… Правда, от него то не убежала. Может, познакомить было и возможно… — А если ты меня решишь так? Ещё кого? — задрала голову девушка, пытаясь угомонить дыхание. Да зачем она это вообще делает… Ей надо, надо его ненавидеть за все поступки… А она хотела дать последний шанс… Оставить рядом с собой этого Ромашова, который достал для неё пианино. Который вытащил её из-под льда. Который скакал с её часами, а потом просто расплакался… Был бы он таким всегда. — За мной теперь следят. — коротко заметил Михаил, припоминая разговор. Наверное, теперь и в дом прослушку поставят… Главное, ничего лишнего не говорить. Писать на бумаге. Так будет правильнее. Лишь бы не нагрянули с проверкой в квартиру. Ну, ничего. Особо важное можно хранить у знакомых. — Это единственное, что останавливает?!!! — выпалила Алиса, дернувшись так сильно, что они вдвоём чуть не упали. То есть, если не слежка… Он мог бы… Ромашов тут же стал яростно качать головой. Нет. Не отпустит. Нет… Не тронет. — Конечно, нет. Поиграешь мне? Хочу хоть послушать, как звучит. Я никогда даже не думал, что на меня может настучать Катя… Она казалась такой милой… — задумчиво протянул парень, запустив руку в тёмные короткие волосы. Длинными они были ещё лучше… Ну, ничего. Может, через время, когда отрастут, Алиса не станет их стричь? Ему так нравились длинные волосы у девушек… Зачем она лишила его этой красоты… В голове не укладывалось, что именно его любимая позвонила, и рассказала все его грехи… На неё он бы подумал в последнюю очередь. Добрая, милая Катя, она никогда не выступала против кого-то. Как до этого дошло? — Быть милой — не значит быть всепрощающей. — произнесла Алиса, прикрыв глаза. Как же хорошо ей было, когда его пальцы гладили по затылку. На какой-то миг, она поймала себя на мысли, что от Михаила вообще не пахнет сигаретами. Видимо, ему было не до этого в камере, а когда вернулся, он помылся от запаха, и до сих пор не курил… Вот бы так от него не пахло всегда. Почему-то подумалось, что об их моментах вдвоём точно нельзя знать никому. В особенности, Кате. Ведь, девушка добьётся справедливости… Алиса и сама понимала, что это неправильно, что Ромашов за годы своих ужасных деяний не получил никакого наказания. Но, она так боялась расстрела… В принципе слова смерть… Нет, она ни за что не расскажет больше Кате об этом примирении, против которого выступают все разумные люди. Против которого выступает её мозг… — А ты бы сделала это? А, точно. Ты сожгла вещи. Никогда не забуду. Самые лучшие подарки мне сделала. — шептал Ромашов, с наслаждением вдыхая аромат её волос. Столько потрясающих подарков ему никто и никогда не делал… Ревность, волнение за него, семейная ценность, сожжение улик… Он должен был отплатить. Обязательно. Без этого никуда. — Поможешь мне бирки из одежды повырезать? — задумчиво произнесла Алиса, когда ещё через несколько минут их руки наконец разомкнулись. Ей так не хотелось, чтобы это кончалось… — А ты мне что? — привычно спросил Ромашов, криво усмехнувшись. Он бы не стал просить ничего, помог бы так. Но всё же, что она может предложить? — Поцелую. — насмешливо бросила девушка, чуть отвернув голову. Может, он согласится на такой обмен? — Нет, поцелуешь ты меня просто так. Будешь задачи со мной решать. Потренируем твою логику. — высоко подняв брови, проговорил Михаил, слыша усталый вздох у Алисы. Нет уж. Он хотел видеть с собой умного и старательного человека. А значит, надо было её обучить. Тем более, она не была совсем недалёкой. Лишь, не хотела прикладывать усилия. — Нет, не хочу… — заканючила Алиса, как маленькая. В прошлый раз обучение закончилось криками и руганью, она бы просто не выдержала опять… — Хочешь. Просто не знаешь этого. Можешь даже писать чушь. Ты мне сделала столько потрясающих подарков, что я не смогу злиться. — отозвался Ромашов, указывая ей на место за столом. Девушка закатила глаза, но всё же села. Оставшийся день они срезали бирки с особо любимых ею вещей, оставляя некоторые, чтобы не вызвать подозрений тем, что заграничная одежда исчезла. Потом Алиса играла на пианино, а Михаил слушал, сидя рядом на скамье. А после, она всё же села решать его задачки. Парень вёл себя на удивление мирно, и она даже могла что-то понять, и подумать, что для такого его настроения ему надо обязательно что-то дарить. Так и не осознавая, что именно стало главным подарком на все праздники.