Разочарования

Рыжая девчушка, молоденькая и румяная, нелепо хихикает, повисая на моём плече. - Эрик, давай потанцуем! Ну пожалуйста, всего разочек! Голос эльфийки едва различим сквозь гомон толпы и музыку бардов. Лисси тянет моё усталое, слабо трепыхающееся тело в самый центр таверны, требуя, чтоб я принял участие в общей забаве. Закатываю глаза, всем видом показывая, как сильно мне не нравится её затея. И почти сразу сдаюсь под необузданным весёлым напором наглой девицы - Ладно, ладно, но чур не смеяться! Неловко пытаюсь повторить проворные движения эльфийки, уже кружащейся по маленькой импровизированной сцене. Чёрт, как же здесь много людей, как бы ногу кому не отдавить... Лисси заливисто хохочет, глядя, как я спотыкаюсь о лапу очередного пьянчуги и едва не падаю, в последний миг чудом уцепившись о край стола. Ну всё, хватит с меня позора. Отползаю назад, к нашему столику, отмахиваясь от недовольного стона только-только разошедшейся подружки Девочка уже изрядно пьяна, а всё равно тянется за новым бокалом, стоит нам рухнуть на табуретки друг напротив друга. Не могу сдержать саркастической усмешки - Не лопнешь? Улыбается, качает головой, разом опрокидывая вино и подливая себе ещё. На вид ей и семнадцати не дать, по человеческим меркам, а пьёт как старый матрос - Сам сказал, что платишь, так дай даме хорошенько расслабиться! Ну-ну, знаем мы такие расслабления. Её темноволосая подруга уже успела нашептать "по секретику" чуть ли не половине таверны, что рыжуля дарит своё тело любому, кто согласиться помочь ей утопить в вине горе. Какое именно горе, правда, никто не знает, но весь вечер Лисси и правда пьёт как не в себя, не замечая - или не желая замечать - что моя ладонь уже в который раз скользит над её бокалом...

***

Шепотки за спиной, странные взгляды, трусливо поджатые хвосты. Мда, а мне казалось, что служители храма хотя бы под руководством Орин должны были избавиться от дурной привычки осуждать поступки Избранных. Видимо, сестричка всё же была милосерднее к культистам, чем я от неё ожидал. И мне придётся теперь исправлять последствия её дурного воспитания, раз уж принял решение задержаться здесь на некоторое время... Ладно, плевать, потом разберусь со сплетниками. Жертв на Отцовский алтарь много не бывает. Сейчас значение имеет лишь один обитатель храма. Тот, что остался без еды почти на неделю. Захожу в покои, бросаю недовольно бурчащее девичье тело на пол. Почему-то ужасно хочется помыть руки. Даже рыться в органах Горташа было не так противно, как держать пьяную тушу малолетней путаны, весь день пытавшейся залезть мне сразу и в кошелёк, и в штаны. Знаю, сам виноват, нечего спаивать девицу, если не готов к последствиям, но от омерзительных ощущений это понимание не спасает. Пинком подталкиваю почти мёртвую эльфийку к своей маленькой, такой покладистой теперь, пташке. Смотрю, как Астарион трепыхается, просыпаясь от звука моей возни. Бросает настороженный взгляд на тело у своего ложа и тут же, не раздумывая, скатывается на пол, жадно впиваясь клыками в шею жертвы. Я лишь молча наблюдаю, чувствуя, как по лицу расползается улыбка. Такой он хорошенький, когда молчит. Даже сейчас, с этим ненавидящим взглядом, с этими рвущими плоть очнувшийся, рыдающей от боли, девицы когтями, всё равно кажется мне невероятно милым. Странное чувство. Будто смотрю на трофей на полочке. Блестящий, славный трофей, который наконец перестал падать мне на голову при каждой попытке стряхнуть с него пыль. Лисси притихает, обмякнув в ладонях моего сокровища. Я бы мог давно притащить ему хоть сотню культисток любых рас и возрастов, да Отец, понимая, чем пахнет моя затея поселить двух вампиров в храме, вовремя запретил кушать его последователей. Можно подумать, нам так много надо! Но, в целом, всё к лучшему. За то время, что я потратил подыскивая и подготавливая идеальную жертву, Астарион, похоже, вспомнил, что такое голод и теперь ведёт себя куда тише, чем обычно. Как минимум держит ротик на замке, даже не пытаясь больше угрожать. Решил, что я намеренно его извожу. Есть в этом, конечно, некоторая толика правды - первые пару дней мной двигала исключительно мстительность и нежелание связываться с его истериками (и своими собственными странностями заодно), но я, честно говоря, совершенно не предполагал, что придётся оставить куколку в одиночестве на целых семь суток. Кто знал, что в этом проклятом городе так мало здоровых молодых людей, по которым никто не будет скучать? Ну да ладно. Главное, сейчас я здесь. Подхожу к насытившемуся вампиру, присаживаюсь рядом на корточки. Ни слова не произносит. Смотрит зверем - зло и настороженно. Этот долгий перерыв и жестокое убийство Горташа как никогда успокоили мою мятежную душу. Сейчас даже не слишком сильно хочется вырвать эти маленькие сердитые глаза. Беру его за подбородок, вытирая пальцем капельку крови с белой щеки. Не сопротивляется. Лишь ненавидящим взглядом сверлит - мол, чего ещё тебе от меня нужно? Соблазны всё ещё при мне. Никуда не уходили и не уйдут уже, похоже, никогда. Зато притихли, не гремят больше звенящей болью в бедной черепушке, а ласково шепчут, предлагают варианты получения удовольствия, не требуя их немедленного воплощения в жизнь. Поддаюсь ненавязчивой просьбе одного из тихих голосков в голове. Осторожно прикасаюсь к губам эльфа, чувствуя как во рту растекается насыщенный, сладковатый, пьянящий вкус крови девчонки. Он не отворачивается. Не реагирует вовсе. Отстраняюсь, всей кожей ощущая презрение и отвращение, что Астарион ко мне испытывает. Знаю о его прошлом, а всё равно беру без спроса, ужасный, ужасный человек. Можно подумать, меня и правда должны останавливать такие мелочи. Тихо говорю - Прости, задержался. Завтра разберусь с мозгом. Если не умру, как последний идиот, смогу навещать тебя чаще. В алых глазах вдруг мелькает нечто, похожее на ужас. Не знаю, к какой части мной сказанного оно относится, да и, кажется, не особо хочу знать. Я ведь не спрашиваю, что обо мне думают сапоги или гобелен на стене, так с чего бы вдруг волноваться о маленьких страхах куколки? Пока его поведение меня не раздражает, остальное кажется вторичным. Беру труп девчонки за волосы, встаю. Не стоит оставлять здесь то, что Астарион сможет превратить в оружие против меня. Кто знает, вдруг он каким-то образом оставил её в живых и через пару дней меня встретит свеженькое отродье? Не хочется рисковать. Дверь открывается. Каждая чешуйка дрожит под настороженным взглядом, которым вампир провожает мою удаляющуюся спину. И лишь в самый последний момент, когда от прохода позади осталась лишь тонкая полоска, до моего слуха вдруг доносится одно-единственное хладнокровное, надменное и полное ненависти слово. - Удачи.