Разочарования

Хм. В целом, этого следовало ожидать. Я снова связан по рукам и ногам, валяюсь на холодном полу гостиной. Не доверяет клыкастик ни капли. Нет, не мне, а обещаниям Баала не трогать его драгоценное величество, пока моё тело спит. Я бы тоже не доверял, если б всей поверхностью кожи не чувствовал, насколько кровавому божеству нравится наблюдать за «забавным питомцем» своего Избранного. Что ещё веселей, похоже, Астарион даже пытается заботиться обо мне. Хотя иногда тяжело понять, что именно вампир считает заботой — ведь не смотря ни на что каждый раз кладёт подушечку мне под голову и нежно укутывает одеялом плечи, а на кровать перенести бессознательную тушку ни разу не захотел. Или просто не смог? Да нет, вряд ли. Физической силой эльф не обделён, особенно теперь. Так что в этом жесте прослеживается влияние чисто вампирской вредности и, как следствие, чистейшее же желание унизить. — Проснулся? Отлично! Мы идём гулять! Весело и совершенно безапелляционно чирикает эльф, привычным движением клинка избавляя мои руки от пут. Пока я предавался размышлениям, валяясь на полу, Астарион уже успел привести себя в порядок и встать у двери, нетерпеливо топая ножкой. Прямо-таки сердитый кучерявый гномик: надменно задирает нос, глядя, как я спешно натягиваю штаны, недовольно хмурится, пока застёгиваю пуговички на белой рубашке (пожалуй, единственной, что не пострадала в бесконечных кровавых битвах), даже коронную презрительную усмешку расчехлил, чтобы всем точно было ясно — лорд в гневе и виноват в этом неторопливый я. Боги, как сильно он старается казаться выше в такие моменты, чуть ли не на цыпочки встаёт. Неужели, у моего чудовища появились новые комплексы? Ну ладно, не сердись, сокровище, уже почти всё. Последний взгляд в зеркало — нервный смешок, так странно видеть вместо привычного отражения лишь тряпки, облегающие тело — и можно выходить. «Выходить», конечно, громкое слово. Больше подойдёт «вываливаться из гостинничного номера, пытаясь поспеть за уносящимся вперёд эльфом». После ритуала он стал ужасно быстр и я до сих пор не уверен, нравится мне это новое его свойство или нет. С одной стороны, больше не слышно жалоб на усталость бедных ножек, а с другой — теперь жаловаться впору мне, потому что носится зайчик как… Как, собственно, настоящий зайчик. Шустро и ловко петляя в толпе. А косолапому неповоротливому дракониду только и остаётся, что жалобно скулить позади — Солнышко, лапочка, душа моя, господин, мать твою, сбавь темп! Но глух к мольбам слуги безумный лорд… Если суммировать наши хаотичные передвижения по городу - мчались быстро и долго. Так долго, что мне даже начало казаться, будто Астарион бежит без особой цели и специально пытается измотать меня до полусмерти, просто в отместку за вчерашние выходки. И только когда толпы прохожих крестьян остались позади, а я вывалился вслед за вампирским лордом на одну из тысяч чистеньких улочек верхнего города, стало ясно — цель была. И ещё какая! По всем сторонам яркие вывески с металлическими буквами и изображениями швейных инструментов, в свете солнечных лучей сияют начищенные до блеска стеклянные витрины, за которыми в самых экстравагантных позах застыли деревянные манекены, завёрнутые в дорогие ткани, а по узкой мощёной улочке прохаживаются исключительно пожилые респектабельные граждане вельможного вида, выгуливающие то ли дочек, то ли чересчур юных супруг... Опять мысли заняты не тем. Плевать на развратных людишек! Сейчас лучше внимательно следить за собственной белобрысой проблемой, ведь глаза моего вампира явно горят не от одного только вида молодых шеек. Конечно. Теперь, когда на нас свалилось наследство Касадора и золотые запасы храма Баала, Астарион намерен промотать на шмотки всё! Я, собственно, совершенно не против. Баловать, баловать и ещё раз — баловать. Так велят законы романтических книжек и моё собственное глупое сердце. Потому позволяю нетерпеливому «хозяину» затащить своё усталое после пробежки тело в ближайший магазинчик и нагрузить всяким тряпьём по самые уши. Тряпьём, которое мне, как хорошей послушной вешалке, полагается носить на руках, стараясь не оставить ни складочки на дорогой ткани, пока питомец вертится перед зеркалом, впервые за две сотни лет видя себя целиком. — Ну как? Хитро ухмыляется эльф, принимая такую позу, что… Ух, как мне повезло, что вчера в теле крови не осталось, иначе гореть этому чешуйчатому лицу от смущения ярче звёзд. Бодро докладываю: — Прекрасен и велик! Он неодобрительно морщится, всё же выпрямляется и встаёт по-человечески, дабы не смущать видом облегающих штанов мой юный, полный отсутствия жизни организм. — И без тебя знаю. Про одежду что скажешь? — Ну… — неохотно смещаю взгляд на сам камзол, пытаясь прикинуть, как так потактичнее сообщить вспыльчивому эльфу, что слепой мог сделать вышивку лучше? Эх, не силён я в мягкой критике...— Я бы портного съел. И стыдно мне б не было. За честное признание наградой мне стал короткий сухой кивок — он так и думал. Слишком поздно я понял, насколько неосмотрительным было решение поддержать с сокровищем разговор о тряпье, да и в целом - поддаться течению, позволяя Астариону рулить сегодняшним днём. Ибо то, что происходило после этого одобрительного «угум» я не могу описать иначе, как адские муки. В первые полтора часа было даже забавно смотреть, как куколка меняет наряды, придирчиво проверяет швы, вертится перед зеркалами, подставляя моему взору самые выгодные свои части, вопит дурным голосом на продавцов, что не могут найти ему шёлковый эквивалент аленького цветочка — некоего недосягаемого идеала моды, ради которого меня тащут в следующий магазин, и следующий, и следующий, сгребая по пути чуть менее идеальные, но "вполне сносные" тряпочки … Часа через три я поймал себя на том, что категорически не понимаю, о чём меня спрашивает это чудовище, но продолжаю согласно кивать, как болванчик, соглашаясь со всем. Очень удобная позиция, оказывается. Спорить с ним всё равно бесполезно, вникать в претензии к миру - бессмысленно, их у Астариона на удивление много и все по большей части ерундовые, зато делать участливый вид и с энтузиазмом поддакивать - вот это за долгие часы шоппинга я научился проворачивать мастерски. - Конечно, солнышко. Как скажешь, милый. Всё будет как ты захочешь, дорогой. Конечно, они все козлы. Весь мир к твоим ногам и пару коньков в придачу! Терпел сколько мог. А потом - ещё чуть-чуть. Но когда, через шесть невыносимо долгих часов, в руках моих не осталось места для новых сумок, а все ателье города были позади... Горящий энтузиазмом алый взор повернулся к обувным лавкам. Как я в тот момент не взвыл - ума не приложу. Божественная сила воли, не иначе. Зато терпение моё было вознаграждено чудовищно забавным зрелищем - великий и ужасный Астарион, самопровозглашённый король мира и вообще, величайший вампир в истории, примеряет ботиночки с такой толстой подошвой и таким высоким каблуком, что даже нервно улыбающейся продавщице очевидно - что-то он да компенсирует. Эй, отбросьте ваши пошлости! Речь лишь о разнице в росте... Но я так и знал - у этого остроухого гнома комплексы. Астарион, похоже, заметил ехидную ухмылку на драконьей морде и мгновенно вспыхнул маленьким гневным комочком нервов, прекрасно понимая, на что устремлён мой иронический взгляд. - Одно слово и!... Ой, шипит как гадюка, какие мы злые. А я даже и не собирался ничего говорить! Ладно, если тебе так спокойней: молчу-молчу, ротик на замок, ключик в реку, надеюсь, этой пантомимы хватит, чтобы умерить ваш пыл, господин? Отвернулся, игнорирует, пыхтит недовольно. Ибо хихикать-то мне никто не запретил. Ни во время примерок, ни во время оплаты, когда юная продавщица передала гарантийную расписку на три пары женских сапог... Спрячу ка я эту бумажку подальше, пока сокровище не разгневалось ещё сильнее и не спалило весь переулок к чертям. Всё равно день подходит к концу, солнце клонится к горизонту, а мы, наконец, отправляемся домой. Астарион, похоже, устал не меньше моего, повис на могучем плече, что-то бормочет недовольное про наглых зверят, не способных понять его великого замысла. Так он порой раздражает, с ума сойти можно. Зато когда дверь за нами закрывается, вещи по мановению моей хозяйственной длани оседают на полках, а сокровище, наконец, погружается в сон, я понимаю, что все те долгие часы мучений того стоили. Потому что он в кои-то веки устал настолько, что забыл меня связать.