Дроу хватит на всех!

- Ну, давай уже. Нытик. Дроу сидит на холодной траве, скрестив ноги и прислонившись спиной к дереву. Неодобрительно сверлит его злым взглядом из-под насупленных снежных бровей. При всех в лагере она ведёт себя сдержанно: почти всегда молчит, даже когда её откровенно подмывает съязвить - только надменно поджимает губы, будто опасаясь, что её слова могут отравить воздух; с силой сжимает кулаки, стоит Астариону сделать лишный шаг или жест, но никогда не отталкивает, какими бы огромными буквами на этом сером личике ни было написано "Да когда ж ты сдохнешь, тварина прилипчивая". При всех в лагере она никогда не кричала на вампира, никогда не поднимала на него руки, не швырялась мебелью, хотя её сестрёнки, к примеру, вовсе себя ничем не ограничивают, если хотят заехать кому-нибудь по лицу. При всех в лагере Астариону казалось, что всё ещё может сработать. Что эта крепость пусть и болезненно холодна на ощупь, но её ворота не заперты изнутри железным засовом, а просто ждут правильного поворота отмычки. Но стоит деревьям сомкнуться за спинами эльфийского дуэта и эта маленькая ледяная императрица превращается в настоящую огненную мигеру, сыплющую оскорблениями как недовольное божество - градом и то и дело норовящую ущипнуть вампира за бок, стоит ему зайти чуть дальше невидимой границы приличий. - Фи, как некрасиво, дорогая. Тебе вроде не двадцать лет, чтобы ругаться как малолетние шкеты из рощи. Астарион опускается на одно колено перед дроу, насмешливо смотрит на неё сверху вниз. Боги, какая же Айса всё-таки крошечная, кажется, что её даже муравьи могли бы утащить, если бы насекомым в их пустые головы пришла такая блажь. И вот как, скажите на милость, он должен воспринимать её гнев всерьёз? - А тебе явно не восемьдесят, чтобы дразниться, как подростки на карнавале! Кусай уже! Ох, как распалилась, того гляди плюнет прямо в красные смеющиеся глаза. Хорошенькая - единственное слово, что вертится у вампира на языке при виде этого остренького, гордо поднятого подбородка. Не красивая, не привлекательная, даже не слишком в его вкусе, а просто... Хорошенькая. Как прелестная золотая брошка, так и манящая плута стащить её в собственный карман. Ну ладно, шутки в сторону, девочка совершенно права. Всё происходящее ужасно весело, но Астарион зря что ли весь вечер уговаривал леди уединиться? Столько сил и времени ушло, нельзя позволить всему этому пропасть зря, а если сейчас не поторопиться - Айса вполне может закрыть доступ к своей очаровательно изгибающейся шейке. Мужчина медленно, как к дикому зверю, наклоняется вперёд и вдыхает дразнящий арктический аромат вина и мяты. Так странно. Они ведь всё время только и делают, что убивают кого-то, да по болотам шастают, а запах дроу остаётся неизменным: прохладно щекочет ноздри освежающим слабоалкогольным коктейлем, какие обычно подают в дорогих заведениях летом, в такие особо ужасные недели года, когда от жары даже камни плачут. Мята, вино, лёгкая медовая сладость и что-то ещё. Никогда Астарион не может понять что именно ещё прячется в этой сказочной смеси, текущей по венам дроу. Это определенно цветочный аромат, но какие цветы могут так странно пахнуть? Не розы точно, и не ромашки, а что-то совсем другое, горьковатое, терпкое, едва улавливаемое на грани... Астарион чуть вздрагивает, поняв, что слишком увлекся расшифровкой запаха и потому и сидит недвижимо уже несколько секунд, словно какой-то извращенец - или кот - обнюхивая шею Айсы. Быстро стреляет глазами на лицо девушки и замечает, как она отводит от него презрительный взгляд. Не ясно, что именно вызывает на дне сиреневых глаз такой четкий отпечаток ненависти, но эльф уже не в первый раз замечает на мордашке этой конкретной дроу подобное. И, как с удивлением про себя отмечает эльф, ему даже не особо хочется знать ответ на заветное "За что?". И без того причин масса, а забивать себе голову бессмысленными рассуждениями - пустая трата времени. В конце концов, пусть Астарион и надеялся соблазнить это неподступное существо, даже их нынешние "партнёрские" отношения его вполне устраивают. Нельзя заставлять её ждать дольше. Короткий наклон к шее, клыки легко входят в тёмную серую кожу. Рот медленно наполняется густой кровью, тягучей и сладкой как патока, а тонкий аромат, повисший в воздухе, пробуждает мысли о прохладной весне, снежинках, ещё кружащихся в воздухе и сладком глинтвейне, стекающем в замёрзшее горло. И цветах... Боги, ну что это за цветы такие, зачем было давать вампирам такой острый нюх, если из-за него Астарион теперь умрёт от любопытства?! Всего лишь несколько секунд божественного наслаждения, пьянящий, пряный вкус растекается плавленым стеклом витражей на языке, подначивая взять больше. Взять столько, сколько потребуется, чтобы отчётливо понять, где эльф чувствовал аромат этого цветка раньше. Но нельзя. Крошечная ладошка уже упирается в грудь, настойчиво требуя прекратить. Астариону не хочется вновь будить в голоске дроу те жуткие повелительные интонации, что он слышал, когда в первый раз переборщил. Вампир вынимает клыки из горла, слизывает капельки крови, выступившие на тёплой коже. В кучерявую голову забредает шальная мысль - когда и пытаться пробиться сквозь барьеры леди, если не сейчас? Огромная луна отбрасывает на лица замерших посреди леса эльфов серебряные тени, Астарион сидит к девушке так близко, что слышит её сердцебиение, да и отдалённый шум праздника тифлингов добавляет пару очков к его шансам на успех. Момент идеален, не упусти его... Идея так манит, что невозможно устоять. Поэтому Астарион совершенно не спешит убирать свою голову от остренького уха Айсы. Напротив, медленно, мягко кладёт ладонь на талию девушки, даже не поднимая взгляд на её лицо. И так знает, насколько бешено бьётся маленькое сердечко прекрасной леди. Чувствует её рваный пульс каждой клеточкой своего тела, ощущает её волнение в воздухе. Тихо, произносит, вкладывая все две сотни лет мастерства в эти привычные слова: - Знаешь... Мы могли бы заняться и чем-то более интересным. Развлечься вместе. Если ты этого хочешь, конечно. И тут же получает грубый толчок в грудь, от неожиданности отпрянув назад. Леди смотрит на него как кошка, на которую вылили ведро воды. Леди в ярости. Леди готова убивать. - Ещё чего! Дроу поднимается, быстро, но грациозно, смотрит на вампира сверху вниз, будто не может найти подходящих слов, чтобы описать его вопиющую наглость. Астарион медленным, изучающим взором начинает скользить по её позе и мелким движениям, пытаясь понять, что именно умудрился сделать не так. Он видит, как Айса зло сжимает и разжимает кулачки, как ненавидяще сверлит его тяжёлым ледяным взглядом, как вытягивается в струнку, лишь бы не показать дрожь... И вдруг очень чётко понимает - чёрт, да она же его стесняется! До трясущихся коленок, до бабочек в животе, до путанных мыслей и тремора, отчаянно стесняется и лишь потому всё время ругается почём зря - просто пытается убедить себя, что всё отлично и она тут главная. Знакомое состояние, ужасно знакомое. Будь Астарион чуть младше, он бы даже посочувствовал этой хорошенькой девчонке, ну а так... Эльф поднимается с земли, делает шаг навстречу, чуть склоняется над дроу, рассматривая возмущённое личико. Она изо всех своих скромных сил пытается быть устрашающей, бедняжка. Прекрасно. Глядя на побелевшие от злости, плотно сжавшиеся в тонкую нитку губы, Астарион не может отказать себе в удовольствии насмешливо улыбнуться и провести тыльной стороной ладони по тёплой щеке. Его голос приобретает откровенно мурлыкающие нотки, понижается до низкого баритона - ещё один веками отработанный приём. - Ну же, дорогая. Мы оба этого хотим, не правда ли? Сердечко под тонкой мантией бьётся часто-часто, как у загнанного в угол кролика, на дне сиреневых глаз появляется странный блеск, будто девчонка вот-вот заплачет, а щёки... Вампир поклясться готов, что разглядел в неровном свете луны лёгкий румянец. Тут Айса резко приподнимается на цыпочках, одним порывистым движением сокращая дистанцию между собой и этим ужасно высоким, совершенно неудобным во всех отношениях мужчиной, и тут же - не позволив вампиру предпринять даже малейшую попытку её остановить - мгновенно скрывается в листве, сбежав назад, к лагерю. Растворяясь в тенях сумрачным призраком. - Ну-ну... Только и может сказать Астарион, чувствуя, как на холодных губах горячей снежинкой тает крошечный огонёк тепла - единственное свидетельство отчаянной храбрости юной леди и оставленного ему скромного, зато самого настоящего поцелуя. И тут же начинает жалеть, что так и не спросил девчонку о странном поведении Лахес.