Не хвались завтрашним днем, потому что не знаешь, что родит тот день.
(Притчи 27:1)
Конец мая, 1939 год Стук каблуков эхом разносился по коридорам церковной школы. В это время суток все ученики либо были на занятиях, либо просиживали штаны в библиотеке, старательно впитывая знания из пыльных книжек. Но Азирафаэль сейчас не относился ни к тем, ни к другим. Держа газету в руках, он бежал по школе, направляясь к Энтони. Он не мог позволить себе задержаться ни на секунду ведь у него в руках было нечто чрезвычайно важное: хорошие новости. В это сложно поверить, зная тревожный характер белокурого паренька, но на самом деле Азирафаэль был большим оптимистом и всегда пытался находить что-то хорошее в том, что происходит вокруг. И сейчас этот талант его не подвел. Среди бесконечного потока новостей о том, как страны спешно покидают Лигу Наций, заключая пакты с Германией, и истерии, связанной с объявлением воинской повинности в Великобритании, затрагивающей мужчин в возрасте 21 года, ему удалось найти кое-что, что, как он надеялся, сможет поднять Энтони настроение. Энтони воспринимал беспорядки в мире слишком близко к сердцу, а потому постоянно был на взводе с того самого момента, как в октябре 1938 был аннулирован Версальский договор, поддерживающий мир в мире после окончания Первой мировой. Читая газеты, где все наперебой твердили об опасности, исходящей от Германии и Японии, и о возможном начале новой мировой войны, он сходил с ума. В последний раз Азирафаэль видел его оживленным в апреле, когда Ватикан вызвался быть посредником на переговорах между крупными европейскими державами, находящимися на грани войны. Но стал еще более угрюмым после того, как эта инициатива не увенчалась успехом. Казалось, что он затухает все сильнее с каждым днем. В нем не осталось ничего от былого интереса к жизни. Он стал замкнутым, стал запираться в своей комнате, практически не покидая ее. А иногда и вовсе исчезал, пропадая где-то, бывало, на сутки. Никто не знал, куда он уходил. И он никому не говорил, отнекивался и молчал в ответ на расспросы. Для Энтони это был последний год обучения. Оставался всего месяц, и он станет полноценным священнослужителем, покинет стены школы и будет заниматься тем, чего всегда желал – нести веру и надежду в массы. Если он, конечно, все еще этого желает. Однажды в конце апреля Азирафаэлю удалось вывести Энтони прогуляться по Лондону. В тот день было прохладно, но светило яркое весеннее солнце. В целом, Азирафаэль охарактеризовал бы погоду как чудесную. Но Энтони явно был не совсем с ним согласен и нехотя волочился рядом, не отрывая глаз от асфальта. Стараясь хоть как-то приободрить друга, Азирафаэль воодушевленно говорил вслух обо всем, что видел вокруг: о детях, что радостно резвились с мячом на поляне, о влюбленной паре, что расположилась на лавочке и увлеченно о чем-то ворковала, о прудике, в котором плавали утки, с удовольствием поедавшие хлеб, что кидали им прохожие. - Уток нельзя кормить хлебом, - лишь гнусаво выдал Энтони, и это было его первыми словами, которые он произнес после выхода с территории церкви. - Тони, пожалуйста, посмотри вокруг! - не выдержав, воскликнул Азирафаэль, останавливаясь перед Энтони, что все так же рассматривал носки своих ботинок, - Оглянись, разве ты не видишь, как все эти люди продолжают жить, они продолжают радоваться и делать добрые дела, даже несмотря на то, что происходит в мире! Энтони поморщился. - Все то, что происходит – это ведь не конец света! Точно, Бог ведь не может позволить, что бы все эти добрые люди погибли из-за идей какого-то сумасшедшего нациста! Беда обойдет нас стороной, вот увидишь, Бог убережет нас и… - Азирафаэль, хватит! - рявкнул Энтони, из-за чего Азирафаэль тут же виновато поджал губы. Кажется, пара-тройка прохожих озадачено обернулись на них. - Я просто пытаюсь показать тебе, что все не настолько плохо, как тебе кажется, что всегда остается надежда на спасение! - Надежда на спасение? Ты разве не понимаешь, - глаза Азирафаэля встретились с необычно холодным и пустым взглядом Энтони, поднявшего голову от земли, - Все эти люди, что продолжают жить свою жизнь, закрывая глаза на ужасные вещи, что происходят тут и там, все они не достойны ничьей милости, они не заслуживают спасения! - Тони, что ты такое говоришь, - ошарашено Азирафаэль таращился на Энтони, не зная, что сказать в ответ. Азирафаэля и до этого не на шутку пугало состояние друга, но эти слова… Страшно было подумать о том, что могло привести Энтони в такое отчаяние, - Это ведь просто обычные люди, они не ответственны за судьбу всего мира, это ведь не они творят зло. - Но они и не сделали ничего для того, чтобы его остановить. Все мы виноваты в том, что происходит, как ты не видишь, – Энтони сорвался было на крик, но тут же снова поник и стал говорить тихо, - Может быть мы и вправду заслужили все это, может быть, это кара Божья за наши грехи? Азирафаэль хотел сказать что-то еще, но молчал. Ему хотелось возразить, опровергнуть все то, что он сейчас услышал. Но подходящие слова почему-то не находились. - Хватит с меня на сегодня прогулок, - фыркнул Энтони, разворачиваясь и направляясь в противоположном от Азирафаэля направлении, - Пойдем обратно. После этого Азирафаэль перестал пытаться вывести Энтони в город. Но не переставал пытаться вернуть ему веру в человечество. Поэтому сейчас, настойчиво стуча кулаком по двери спальни Энтони, Азирафаэль надеялся, что тот по крайней мере будет там. Если же Энтони не удосужиться открыть сейчас, то Азирафаэль обязательно перехватит его после вечернего богослужения, которые Энтони, к слову, продолжал исправно посещать. Часы литургий были единственным временем, когда Азирафаэль мог гарантировано сказать, где сейчас находится его друг, так как видел того входящим вместе с остальными в храм перед началом каждой службы. Но к большому расстройству Азирафаэля в последние месяцы Энтони стал будто избегать его, а потому перестал садиться рядом с ним на службах, теряясь где-то в толпе. Но душу Азирафаэля теплила мысль о том, что для Энтони все так же, как и раньше, важно регулярное посещение церкви. Это могло значить, что еще не все потеряно. Вот только Азирафаэлю казалось, что после служб Энтони становился еще более задумчивым и растерянным. Наконец Азирафаэль услышал щелчок замка, и его сердце тревожно забилось. Вот он, его шанс вернуть Энтони позитивный настрой! - Тони, Тони, посмотри! – стоило двери приоткрыться лишь на дюйм, как Азирафаэль тут же замахал перед собой газетой, пытаясь привлечь внимание друга, стоящего за дверью, - Ты читал сегодняшние газеты? - Нет, - раздалось из темного дверного проема. - Могу я войти? – в ответ ничего не последовало, - Дорогой, пожалуйста, ты должен это увидеть! Все так же, не проронив ни слова, Энтони открыл дверь шире, разрешая тем самым Азирафаэлю попасть в комнату. Энтони выглядел болезненно. Его глаза были тусклыми, а под ними появились темные круги. Волосы, за которыми тот обычно трепетно следил, теперь же были запутаны и клочьями спадали на плечи. В целом он осунулся, побледнел. Будто он потихоньку становился тенью самого себя. Комната, некогда сквозившая уютом, теперь же напоминала заброшенное жилище. Из-за плотно задернутых штор в помещении были будто сумерки. Слой пыли лежал на столе, на полках, на книгах. Единственным предметом в комнате, который выделялся на фоне остальных отсутствием на нем пыли, был старый потрепанный молитвенник, лежащий на кровати. На стенах кое-где висели газетные вырезки. Первым порывом Азирафаэля было открыть шторы, чтобы впустить в помещение хоть немного солнечного света. Затем он подумал о том, что оставлять попытки вывести Энтони на свежий воздух не стоило – теперь он заживо сгниет в своей комнатушке. - Ну и что там у тебя? – подал голос Энтони, сбив задумавшегося Азирафаэля с мысли. - Могу я открыть шторы? Тут так темно. Когда ты в последний раз проветривал комнату? – потеряно пробормотал Азирафаэль, оглядываясь вокруг. - Нет, - отрезал Энтони и, скрестив руки на груди, прислонился спиной к стене позади себя, - И тебя это волновать не должно. Показывай, что хотел. Подавив в себе закипающую злость и обиду: «Я вообще-то о тебе беспокоюсь, дурень ты безмозглый!», - Азирафаэль принялся листать газету. Найдя нужную страницу, он протянул газетенку Энтони. - Ты ведь слышал об Флеминге? Александре Флеминге. - Да, слышал, - буркнул Энтони, бегая глазами по странице в поисках искомой статьи, - Пенициллин, антибиотики, все дела. - Пенициллин смогли выделить в чистом виде! – не выдержав, Азирафаэль подошел и ткнул пальцем куда надо. Среди бесконечного потока размышлений разных авторов о политической обстановке в мире, затаилась малюсенькая статейка, озаглавленная «Пенициллин – новая надежда человечества». - Ученые говорят, что он пригоден и для использования на людях тоже. Совсем скоро люди перестанут умирать от инфекционных заболеваний, представляешь? Всего еще пара лет и его будут использовать повсеместно. Пишут, что опыты на мышах показывают впечатляющие результаты, один из химиков даже назвал это чудом, вот посмотри же! – Энтони без энтузиазма смотрел на текст, туда, куда указывал Азирафаэль. Черт его знает, читал он статью или же просто делал вид, что слушает, - Представляешь, сколько жизней удастся спасти! Разве это не дар Божий? - Не важно сколько людей будут спасены этим пенициллином, - Энтони раздраженно сунул газету обратно Азирафаэлю, - Война унесет в разы больше. - О какой войне речь, Тони? – воскликнул Азирафаэль, - Право слово, ты будто живешь в другом мире. Никакой войны еще нет и не будет, помяни мое слово, не будет. - Даже Папа Римский заявляет о возможности войны! Я слышал на прошлой неделе по радио. А если уж Ватикан начинает говорить о вооруженном конфликте, то это значит многое. - Даже в Ватикане нет провидцев. Никто не может утверждать наверняка, - Азирафаэль тяжело вздохнул, - Тебе пора переставать слушать радио. И читать газеты. Тебе нужен свежий воздух, а то твои мозги совсем запылились. - Или тебе пора снять розовые очки. Если кто-то из нас и живет в мире из своих фантазий, то это ты, - Энтони выглядел не на шутку разозленным, - Открой наконец свои глаза: мы все по уши в дерьме. И с каждым днем все становится хуже и хуже. - Ты слишком концентрируешься на плохом. - Перестань делать вид, что ты не замечаешь очевидного! Мир стоит на пороге катастрофы, – Энтони вырвал из рук Азирафаэля газету и, под шокированным взглядом голубых глаз, разорвал ее пополам, - И никому не нужен этот твой пенициллин или что-либо еще, что как тебе кажется, должно вселить в меня надежду на светлое будущее. Ничего уже не исправить, - Энтони продолжал рвать и рвать дешевую бумагу в клочья, - Бог отвернулся от нас, предоставив человечество самим себе, и мы уничтожим друг друга, не моргнув и глазом, - вверх взлетели обрывки бумаги, что совсем недавно еще были газетой. Они плавно кружились в воздухе, напоминая снежинки, и оседали на пол, застилая паркет, - И спасения, ангелок, - Энтони подошел к Азирафаэлю вплотную и ткнул пальцем ему в грудь, - нет и не будет. Добро пожаловать на гребанный конец света. - Не смей говорить так, - прошипел Азирафаэль в ответ, пристально смотря в глаза напротив, в которых зажегся недобрый огонечек. Это были не те искры, что Азирафаэль привык видеть в янтарных глазах Энтони, это было что-то совершено иное, что-то злобное и дикое, - Господь никогда не отвернется от нас. Бог всегда будет любить нас, его верных сыновей, он не позволит случиться чему-то плохому. - Бог уже позволил произойти уйме плохих вещей. - Плохих, но не ужасных. Нельзя отказываться от надежды, Тони! – в отчаянии воскликнул Азирафаэль, - Разве ты не понимаешь? Божий замысел таков, что… - Замолчи! – Энтони перебил Азирафаэля, сделав грузный шаг навстречу к другу, - Я и слышать не хочу ничего об этом! Божий замысел – полная чушь. Если в план Бога и вправду входит то, что происходит в мире сейчас, то я отказываюсь от веры в такое умалишённое божество. Азирафаэль замолчал, не зная, чем возразить. Энтони фыркнул, отворачиваясь. Внутри него кипело и бурлило. Все то, что он копил в себе месяцами, вся злость и обида на мироздание и этого глупого Бога, что сидит на небесах и наблюдает за жизнями смертных, будто бы это какая-то замысловатая игра, все страхи и тревоги, что с каждым днем все сильнее заражали его рассудок, сейчас рисковали вылиться наружу. Он ни с кем не разговаривал последний месяц. Видел живых людей лишь на литургиях и то мельком. Проводить службы его давно уже не зовут. В молитвах больше нет утешения. Руки неистово тряслись, а потому пришлось зажать их в кулак, чтобы хоть как-то это скрыть. - Хватит с меня. Уходи сейчас же, - прошипел Энтони сквозь зубы, отходя в глубь комнаты. Он встал к Азирафаэлю спиной. Не хотел, чтобы тот видел его таким. Слабым. Запутавшимся. Напуганным. Энтони надеялся, что Азирафаэль просто уйдет сейчас, просто оставит его в покое. Так как то, что своими словами потревожил Азирафаэль уже выбиралось наружу через капельки слез в уголках глаз. Лучше он что-нибудь сломает, когда Азирафаэль уйдет, порвет подушку, устроит погром. Сделает, что угодно, но не накинется на друга сейчас и сделает все еще хуже. Лишь бы Азирафаэль внял и ушел. - Что ты сейчас сказал? – Азирафаэль сделал шаг за Энтони. Голос его был удивленным и в какой-то степени даже разозленным. Уходить так просто он не собирался. - Я сказал, чтобы ты проваливал, - сказал Энтони четко и громко. Не оборачиваясь, он слышал, как Азирафаэль остановился. Он мог представить смесь шока и обиды, что сейчас наверняка появилась на лице ангела. И от этого он ощутил острый укол совести. - Никуда я не уйду, - в голосе Азирафаэля послышались металлические нотки, - Я не оставлю тебя одного опять. Уже оставлял и вот к чему это привело. - Да почему же ты такой безмозглый, а? – Энтони резко обернулся. Азирафаэль с долей восхищения уставился на слезы, что стекали по щекам друга, - Ты мне кто, мамочка? Ты думаешь, что ты сделаешь мне лучше, придя сюда и потыкав пальцем в газетенку? Ты думаешь, это меняет хоть что-то? - Я хочу помочь тебе. - А мне не нужна твоя помощь, ясно тебе? Я никогда о ней не просил, - Азирафаэль хотел было возразить, но Энтони не позволил тому вставить и слова: он вошел в раж, эмоции лились наружу водопадом и слова из его рта вылетали раньше, чем он успевал их осмыслить, - Мне не нужны эти твои новости, не нужна эта твоя надежда на светлое будущее. И Бог твой мне не нужен. И ты мне тоже не нужен. Азирафаэль сейчас выглядел очень забавно. Он был похож на рыбу, которую выбросило на берег. В шоке от услышанного он не мог произнести ни слова, тупо открывая и закрывая рот, не издавая при этом ни звука. Он был оскорблен до глубины души. Не моргая, он не открывал глаз от лица Энтони, словно ожидая услышать от него оправдания или отрицание только что произнесенного. Но Энтони молчал, и в комнате повисла тяжёлая тишина. - Хорошо, - сказал Азирафаэль дрогнувшим голосом, так и не дождавшись от Энтони объяснений, - Я тебя понял. А затем развернулся на каблуках туфель и молча вышел из комнаты, не оборачиваясь. Энтони запоздало хотел было кинуться за ним, хотел извиниться, сказать, что он совершенно не это имел в виду. Но сделав пару шагов по направлению к выходу из комнаты остановился у двери. «А стоит ли? – пронеслось в голове, - Может быть так будет даже лучше для всех?». Стиснув зубы, Энтони глубоко вздохнул, приводя мысли в порядок. А затем запер дверь. Теперь в совершенно пустой комнате, где никто не мог этого увидеть, слезы беспрепятственно скатывались по щекам Энтони. Упав на колени на пол, он плакал и плакал, пока внутри него ничего не осталось. Плакал, потому что теперь из-за своих страхов он лишился самого ценного, что у него было. И теперь он совершенно один.***
Азирафаэль не помнил, как дошел до своей комнаты. Не помнил, как оказался на своей кровати и как у него на коленях очутился плюшевый медведь, подаренный ему чуть больше года назад Энтони на рождество. Придя в себя, он обнаружил, что он уже очень долго крутит в руках бабочку на шее медвежонка, а по щекам текут слезы, оставляя темные мокрые пятна на мягкой ткани игрушки. Попытки утереть слезы к результатам не привели. Он ведь не ослышался, да? Ему не показалось и это не было сном. Тогда как мог Энтони сказать это, выпалить эти слова ему в лицо? После всего, что между ними было, после всех тех вещей, что они делали друг для друга. Неужели все это было пропитано ложью и притворством, неужели на самом деле из них двоих только Азирафаэль дорожил тем, что между ними было, этой крепкой дружбой? В это было сложно поверить. Сложно было принять тот факт, что это может быть правдой. Но, судя по всему, хотя бы отчасти, именно правдой все это и являлось. Конечно, в последние месяцы все сильно изменилось. Изменился мир, изменился Энтони и, конечно, изменились их отношения друг с другом. Но даже так Азирафаэль все ещё, ни секунды не сомневаясь в этом, считал Энтони своим близким другом. Ведь совсем недавно они писали друг другу письма на рождество, пару месяцев назад гуляли вместе в парке и готовились к экзаменам в библиотеке. Так как же так получилось, что они столь незаметно настолько сильно отдалились друг от друга? Азирафаэль прижал к себе плюшевого мишку, обнимая. Хотелось бы, конечно, прижать так к себе Энтони, показать ему, что что бы не случилось, Азирафаэль никогда не отвернется от него и всегда будет рядом, даже если мир в конечном итоге рухнет. Но такой возможности у Азирафаэля просто на просто не было. Потому что самому Энтони это, судя по всему, и не нужно было. Потому что Энтони его оттолкнул. Неужели эта ссора в самом деле станет концом их дружбы? Дружбы, что складывалась в течение двух лет, что изменила их обоих, что подарила им такие светлые и незабываемые моменты. Неужели сейчас все должно закончиться? Азирафаэль не хотел думать так. Они ведь ссорились и раньше, в порыве эмоций говорили друг другу глупые вещи, о которых потом жалели. Но затем извинения исправляли все, и все возвращалось на круги своя. Вот только никогда от этих глупостей не становилось настолько больно. Никогда раньше это не ощущалось как удар под дых, никогда раньше слезы не скапливались в уголках глаз из-за такого. Сейчас же Азирафаэль никак не мог перестать плакать, утыкаясь носом в мягкую ткань игрушки в руках. Он ведь и вправду просто хотел помочь. Волновался за Энтони, за его состояние – разве есть в этом что-то плохое? Азирафаэль уже сомневался, что знал ответ на этот вопрос. Он хотел бы, чтобы все просто стало как раньше. Как было пару месяцев назад, а лучше – как полтора года назад. Когда после экзаменов они с Энтони играли в снежки свежевыпавшим снегом. Тогда все было так просто, не было никакого груза на плечах. И Энтони так ослепительно улыбался, громко смеясь, когда Азирафаэль умудрился грохнуться на спину от снежка, прилетевшего ему в плечо. Все так же хохоча, Энтони тогда протянул ему руку, чтобы помочь подняться, а Азирафаэль, слегка задетый реакцией друга на его падание, вместо того чтобы встать, потянул Энтони на себя, и тот растянулся рядом, удивленно ойкнув. А потом вновь звонко рассмеялся, заражая своим смехом и Азирафаэля. И не существовало тогда никакого страшного «завтра», только «сегодня» и только «сейчас», такое счастливое и яркое «сейчас». Где же оно теперь? Теплится на подкорке сознания, стараясь вселить надежду в будущий день. На вечернюю службу Азирафаэль отправился в совершенно разбитом состоянии. Если бы он мог, то пропустил бы ее. Но правила есть правила, а получить выговор и наказание за пропущенный комплементорий не очень-то хотелось. Уже сидя на скамье церкви, Азирафаэль заметил промелькнувшую в толпе знакомую рыжую копну кудрявых волос. Первым же порывом было сорваться с места, перехватить Энтони и поговорить. Спокойно поговорить, обсудить то, что произошло. Но не успев встать, Азирафаэль передумал. «Ты мне не нужен», - всплыл в голове разговор, произошедший пару часов назад. Вряд-ли Энтони захочет говорить сейчас. Если вдруг он захочет извиниться перед Азирафаэлем – он всегда будет знать, где его найти. А сейчас самому Азирафаэлю извиняться было не за что. Он так и не понял, был ли он в чем-то виноват. Поэтому, подавив в себе желание броситься Энтони на перерез, Азирафаэль остался сидеть на месте. Когда началась лауда, Азирафаэль все еще был в сомнениях. Все-таки поговорить с Энтони ему хотелось невыносимо. На душе кошки скребли от мысли об этой ссоре. Сосредоточиться на псалмах он никак не мог, а потому постоянно сбивался и говорил не впопад, из-за чего один раз даже получил подзатыльник от одного из Святых Отцов. Может стоит подойти к Энтони после службы? Или такая навязчивость, наоборот, только все усугубит? Мысли разрывали Азирафаэля на куски, заставляя тревогу расти в геометрической прогрессии с каждой секундой. До конца комплементория Азирафаэль досидел, без преувеличений, только с Божьей помощью. Выбежав из церкви в числе первых, он, однако, не спешил возвращаться в общежитие. Остановившись чуть поодаль от входа, он ждал, в нетерпении переступая с ноги на ногу. Внимательный взгляд выискивал в толпе яркую рыжую кудрявую макушку. Хотелось поскорее разобраться с этой ссорой, чтобы сердце в груди наконец перестало щемить виной и грустью. Хотелось все решить, помириться с Энтони, вновь пожать его руку или может быть обнять, а если повезет, то, возможно, получится даже снова увидеть на его устах широкую неподдельную улыбку. Азирафаэль бы сейчас за это душу продал. Но вот церковь покинули все, и двери храма были заперты изнутри дьяконом. А Азирафаэль, в крайней степени удивленный, все ещё стоял у стены. Неужели пропустил? Не увидел? Как же так, он ведь внимательно следил за потоком выходящих из церкви. Может быть Энтони вышел раньше самого Азирафаэля? Возможно всё было так. Или же это просто роковая случайность, что именно сегодня внимательность Азирафаэля его подвела. В любом случае, поделать тут ничего уже нельзя было. Поэтому раздосадованный Азирафаэль был вынужден отправиться к себе. В темной пустой комнате на кровати его встретил брошенный впопыхах плюшевый медведь. Всю ночь Азирафаэль спал ужасно беспокойно, то и дело просыпаясь с бешено колотящимся сердцем. Ему снились кошмары, что пропадали из его памяти моментально при пробуждении, лишь оставляя в напоминание о себе ощущение тревоги и слезы в уголках глаз. Под утро Азирафаэль уже сомневался, что мог с успехом отличить реальность от сна. В голове все словно смешалось, спуталось, стало похоже на что-то густое и тягучее. Мысли еле-еле ворочались и для того, чтобы сделать какое-либо движение, нужно было применить не дюжую силу. Но, не смотря на все это Азирафаэль, в спешке приведя себя в относительный порядок, все же отправился на утреннюю службу. Но в этот раз в его цели столкновение с Энтони – случайное или вынужденное, не входило. В данный момент времени к серьезному разговору Азирафаэль точно готов не был. Сегодня утром студенты были необычно оживленны. Когда Азирафаэль подошёл к церкви, они толпились у ее стен, оживлённо шушукаясь о чем-то. Азирафаэль не обратил на это внимания и, прислонясь к каменному забору неподалеку, стал ждать начала лауды. Но время шло, и вот часовая стрелка наручных часов уже пересекла 7 часов утра, а двери церкви все так же и остались заперты. Студенты же, несмотря на это, не спешили расходиться. Наоборот, их, казалось, стало только больше и разговаривать они стали только оживленнее. Подождав ещё немного, Азирафаэль окончательно потерял терпение. - Вы случайно не знаете, почему начало службы задерживается? – спросил Азирафаэль у стоящей наиболее близко к нему группы активно перешептывающихся студентов. Те удивлено посмотрели на него, словно он спросил у них о том, не знают ли они как можно пешком отсюда отправиться на Марс. - А ты разве не слышал? Все об этом говорят, - сказал один из юношей, видимо, самый задиристый из них. - Если бы слышал, то не спрашивал бы, - у Азирафаэля не было сил на глупости и пререкания. Он просто хотел бы, чтобы лауда поскорее началась, и он мог по ее окончании отправиться к себе. Возможно, у него даже получится поспать до обеда, а после обеда ему следует все же отправиться на занятия, чтобы не пропускать ботанику. Нет, ботанику пропускать никак нельзя было, тем более что близился экзамен, а в этом семестре Азирафаэль был вынужден готовиться к ним самостоятельно по учебникам из библиотеки, так как на помощь Энтони в этот раз рассчитывать не приходилось. И, если говорить честно, Азирафаэль не был в полной мере уверен в своих силах. - Сегодня ночью в подвалы церкви пробрались вампиры, - заговорчески прошептал парень, как будто бы не об этом сейчас разговаривала толпа и это было ужасным секретом, - Они напали на одного из студентов. - Напали на студента? – удивлено переспросил Азирафаэль. Сначала он подумал, что ему послышалось и он слишком сильно заплутал в собственных мыслях. Затем Азирафаэль подумал, что просто все еще не проснулся. Просто очередной кошмарный сон. - Да и теперь он мертв, - вклинился в разговор ещё один парень, что был явно старше, чем первый из говорящих, - Это уже точно. По слухам это кто-то из студентов с последнего года. - С последнего года? То есть четверокурсник, да? – Азирафаэль глупо хлопал глазами, переводя взгляд с одного собеседника на другого. Ребята переглянулись. Один из них кивнул. - До последнего курса доучивается не такое большое количество людей, так что скоро станет ясно, кого из них не хватает, - сказал парень постарше, скрестив руки на груди, - И что мог забыть студент в подвале церкви посреди ночи? - Да уж, - как-то нервно и невпопад хихикнул Азирафаэль, - Я знаю только одного человека достаточно безбашенного, чтобы он мог сделать что-то такое. Вы, наверное, слышали о нем, он такой кудрявый и рыжий, очень умный, он, кстати, как раз четверокурсник и… Азирафаэль вдруг замолчал. Его сердце словно пропустило удар. Глаза испугано распахнулись. Его пронзила страшная догадка, в правдивость которой он не хотел бы поверить ни за что в жизни. Но слишком уж реальной она показалась в этот момент. Судорожно сглотнув, Азирафаэль еще раз огляделся вокруг – среди серой толпы не было ни одного яркого пятна. Нигде не видно рыжей копны пушистых волос. Руки Азирафаэля задрожали. - Ох, черт, - всхлипнул Азирафаэль, помчавшись прочь от церкви. Энтони же мог просто проспать. Или не захотеть приходить. Может быть он, подошел к церкви, услышал эти ужасные слухи и ушел к себе, не желая слушать эти сказки. Было множество, множество причин почему Энтони не было среди толпы. Или может быть Азирафаэль опять просто его не заметил. Он ведь сам полусонный, взгляд замутнен словно туманом. Не мог Энтони быть тем, кто погиб в подвалах церкви. В пару секунд домчавшись до двери комнаты Энтони, Азирафаэль что есть силы тарабанил по двери. «Пожалуйста, открой дверь, пожалуйста», - звучало у него в голове, словно молитва. Но Бог, видимо, оставался глух к мольбам. За дверью не было слышно никакого движения. Тишина. - Открой чёртову дверь, - глаза начала заволакивать пелена слез, а голос задрожал, - Энтони, открой дверь сейчас же! Перестав стучать, Азирафаэль в отчаянии дёрнул за ручку двери. К его собственному удивлению, та распахнулась. Испугано обомлев, Азирафаэль пялился на темный дверной проем. Все в комнате осталось таким же, как вчера. Будто и не прошло суток и этой беспокойной ночи не было и в помине. Все такие же зашторенные окна и слой пыли на полках. Но с кровати исчез молитвенник. Осмотревшись, Азирафаэль так же приметил, что расклеенные по стенам вырезки из газет тоже пропали. Энтони в спальне не было. Это само по себе было странным, учитывая то, каким тот стал затворником, но сопутствующие обстоятельства наводили Азирафаэля на пугающие мысли. Может быть, Энтони просто отошел в уборную? А, так как он рассчитывал скоро вернуться, оставил дверь не запертой. Ведь само по себе отсутствие Энтони в комнате не было доказательством того, что погибший это именно он. Так ведь? Поразмыслив, Азирафаэль сел на кровать. Дверь за собой он закрывать не стал, так и остался сидеть перед входом наблюдая за происходящим в коридоре. А происходило там, в целом, не много: все студенты либо все еще толпились у церкви, либо отправились на занятия, так что общежитие пустовало. Азирафаэль принялся ждать. Он надеялся, что вот сейчас Энтони вернется. Он сначала удивится, увидев открытую настежь дверь и сидящего в комнате Азирафаэля, а потом состроит недовольную гримасу и скажет Азирафаэлю уходить, ведь, наверное, Энтони все еще зол после вчерашнего. Но это не имело большого значения, пусть Энтони хоть за шкирку его отсюда выкидывает. Пусть он только прийдет, пусть только будет жив, и тревоги Азирафаэля останутся лишь выдумками. А остальное поправимо. Но время шло, а в пустых коридорах ничего не менялось. Не слышно было даже отдаленных шагов. Азирафаэль нервно потирал ладони. От мысли о том, что дальше ждать бессмысленно в уголках его глаз начинали скапливаться слезы. Но несмотря на это, он остался сидеть на кровати. Может быть надо просто еще немного подождать? Он ведь обязательно сейчас придет, не мог же Энтони вот так неожиданно исчезнуть, не мог ведь он и вправду… Когда Азирафаэль услышал быстрые шаги, направляющиеся в его сторону, он не мог поверить своим ушам. Вскочив с кровати и на бегу утирая слезы, он выскочил в коридор. Вот только Энтони в коридоре не было. Вместо него был только запыхавшийся сосед Азирафаэля по комнате Ньют, которого Азирафаэль по неосторожности чуть не сшиб с ног. - Так и знал, что найду тебя здесь, - выдохнул тот, восстанавливая дыхание после, видимо, долгой пробежки, - На занятиях тебя не было… У церкви тоже… Ребята сказали, что ты в общагу рванул... В комнате пусто и я… Уф! – Ньют все никак не мог отдышаться. Согнувшись пополам, он, выплевывая какие-то совершенно не важные и несвязанные слова, тяжело дышал. Но тут Ньют выпрямился и с какой-то грустью во взгляде посмотрел на ничего не понимающего Азирафаэля. Голос его в один момент стал спокойным и ровным, - Мне очень жаль. - Почему? – Азирафаэль удивленно пялился на Ньюта. Что он тут делает? О чем он говорит? И почему, черт возьми, взгляд словно заволокло туманом, а по щекам текут слезы? - Энтони… Он, - Ньют замялся, стараясь подобрать слова, - Ты же слышал о том, что произошло ночью. Энтони погиб. Последние слова Азирафаэль слышал будто из-за преграды. Они словно раздавались откуда-то издали, резонируя, отражаясь от стен. Будто были галлюцинацией. Да и не могли ведь они быть правдой. Не могли. Не может быть, чтобы Энтони погиб. Тело Азирафаэля вдруг обессилило, а ноги подвели. Сам того не заметив, он упал на колени и, возможно, упал бы ничком, если бы не вовремя подхвативший его Ньют. - Мне так жаль, - Ньют не знал, что еще сказать. Когда он смотрел в остекленевшие глаза плачущего друга, его сердце сжималось, но подходящие слова для утешения не находились. Ньют даже представить не мог какого это: вот так потерять близкого человека. А было это очень больно. Азирафаэлю казалось, что его сейчас разорвет на части. Он словно забыл, как дышать. А еще это было схоже с тем, словно падаешь в пропасть. Невыносимо хочется кричать, но тело ватное, не слушается. Только слезы текут и текут из глаз. И весь остальной мир словно больше не существует: есть только ты и твое горе. Ньюту не стоило так переживать из-за того, что он не мог найти, что сказать. Азирафаэль все равно бы его не услышал. Осознать происходящее никак не выходило. Мозг словно отказывался это принимать. В ответ на мысль о том, что его больше нет, тот упрямо подсовывал недавние воспоминания. Вчера они с Энтони еще разговаривали. Вечером тот приходил на службу. Сегодня его уже нет в живых. Это звучало словно чья-то дурная выдумка. Словно что-то нереальное, но по чьей-то злой шутке, оказавшееся правдой. Когда Азирафаэль смог подняться на ноги, Ньют отвел его в медпункт, где медсестра, выслушав сбивчивые объяснения третьекурсника, накапала в стеклянный стакан каких-то горьких капель и, разбавив их холодной водой, дала выпить Азирафаэлю. Азирафаэль сделал, что велено. Выпив все залпом, он даже не поморщился. Вкуса он не почувствовал. Затем Ньют повел его в комнату. Он помог Азирафаэлю разуться, точнее снял с него ботинки, а затем усадил на кровать. Лежащий рядом плюшевый медвежонок с бабочкой на шее был будто издевкой. Азирафаэль не заметил, как свалился на подушку и как заснул беспокойным сном. Видимо, сработали капли. Во сне боль ушла. Но вечером, проснувшись, Азирафаэль взвыл как раненный зверь, рыдая. Боль потери окатила словно волной, когда по пробуждении пришло наконец понимание. Энтони мертв. Занятия в тот день отменили. Ньют весь день провел в комнате, присматривая за другом. Вечером, когда тот проснулся, он вновь спустился за медсестрой. Та снова накапала ему капель. Благодаря этому Азирафаэль мирно проспал всю ночь. На следующий же день жизнь в церковной школе вошла в привычное русло. Словно ничего и не произошло. Только Азирафаэль на занятия не пошел. Проснувшись на утро в пустой комнате, он так и остался в кровати до тех пор, пока не возвратился Ньют. Плакать, на удивление, больше не хотелось. Да и ничего в целом не хотелось. Когда звезды умирают, они становятся черными дырами – огромными кусками материи, что втягивают в себя все вокруг: другую материю, энергию, свет. Постепенно они затягивают в себя абсолютно все, не оставляя ничего, лишь оглушающую пустоту. Однажды попав в горизонт событий, вырваться обратно становится невозможным. Азирафаэль узнал об этом от Энтони. Сейчас Азирафаэль чувствовал, что внутри него поселилась одна такая. Огромная, тяжелая, всепоглощающая. Беспросветный космический мрак. Находясь один, Азирафаэль много думал, вспоминал, размышлял о том, как же так вышло. Случилось бы это, если бы Азирафаэль не оставил его? Мог ли Азирафаэль это предотвратить? Были ли способ, избежать трагедии? Как жаль, что ответов на эти вопросы уже никто не даст, и они так и останутся неозвученными. Вернувшийся с занятий Ньют принес с собой бумажный пакет с эмблемой пекарни, что находилась недалеко от церкви. Только когда комнату заполнил запах свежей выпечки, Азирафаэль понял, что ничего не ел уже как минимум сутки. Но даже так, есть все равно не хотелось. Булочки, что принес в комнату Ньют, предназначались именно Азирафаэлю и он, конечно, был бы неизмеримо благодарен соседу за такую заботу, если бы внутри него не зияла сейчас огромная черная дыра. - Спасибо большое, - приняв угощение, Азирафаэль улыбнулся Ньюту. Но вышло, видимо, не очень. Лицо Ньюта выражало неловкость. Есть Азирафаэль так и не стал, отложив булочки в бумажном пакете на тумбу возле кровати. Похороны было решено проводить на третий день после случившегося. Ньют сказал, что из-за того, что тело было обнаружено в ужасном состоянии, хоронить будут в закрытом гробу. Азирафаэль не знал чувствует ли он облегчение или сожаление по поводу того, что не сможет увидеть лицо Энтони еще хоть раз прежде, чем его тело предадут земле. Возможно, так оно даже к лучшему. Проще будет перенести день похорон. Во время реквиемной мессы Азирафаэль думал, что упадет в обморок. Почему-то сегодня привычный запах ладана стал душить. Взгляд же никак не мог оторваться от креста, выгравированного на крышке гроба. Азирафаэль слышал, что тело Энтони собирали по кусочкам. Оторванные конечности, выпавшие из изуродованной брюшины органы. Словно нападавшие специально издевались над бедным, оказавшимся в не то время не в том месте, юношей. В таком виде тело нашли священнослужители утром, готовясь к лауде. До начала похорон Азирафаэль успел спуститься в подвалы церкви, где все и произошло. Он был готов к тому, что увидит много крови, был готов к трупному запаху. И все же он просто хотел увидеть место, где все произошло. Но, к его удивлению, никаких рек крови в подвале не было. Только тошнотворный запах и багровые пятна на стене. Никаких вещей погибшего, никаких улик, ничего. Что бы тут не произошло, последствия уже были убраны служащими церкви. Когда гроб опустили в землю, Азирафаэль никак не мог решиться подойти к могиле. В дрожащих руках он держал свежие нарциссы. Он сам срезал из сегодня утром в парке. Энтони любил эти цветы. Людей на похоронах было немного, а потому очередь из желающих проститься с покойным в последний раз закончилась довольно быстро. Насколько мог знать Азирафаэль, даже родители Энтони не пожаловали на похороны. Возможно, им даже не сообщили. Или же они просто не захотели приходить. Плохие вещи ведь должны случаться с плохими людьми. Разве не в этом состоит справедливость, разве не для того Бог сидит на небесах? Разве не он должен защищать хороших людей от зла? А Энтони ведь был не просто хорошим, он был практически святым. Таким он всегда представал в глазах Азирафаэля, с момента их знакомства и до тех пор, пока последнее воспоминание о нем не канет в лету вместе с самим Азирафаэлем. Так почему тогда смерть добралась до него так скоро? Разве было за что его наказывать, за что забирать так рано? А может быть смерть Энтони была наказанием не для него: в конце концов сейчас он должен быть в лучшем месте, такому как он точно должно быть уготовано местечко в раю. Возможно, таким образом Бог наказал самого Азирафаэля? Ведь было за что. Небольшой букет из нарциссов упал на крышку гроба одним из последних, а потому никто уже не заметил, как с уст белокурого юноши, что принес тот букет, слетело никому неслышное признание в любви, в след за которым с его щек покатились слезы. Так уж получилось, что Энтони был похоронен 1 июня 1939 года. А ровно через 3 месяца мир поразила война.