...
Никто не придёт
13 октября 2023 г. в 12:20
Тëмные коридоры поместья никогда не давили на Канато. Скорее наоборот, они всегда представали перед ним чем-то интересным, чем-то, что можно исследовать, погрузиться в этот готический, тленный мрак телом и душой, раствориться в нем навеки. В глубине души Канато, будучи членом рода Сакамаки, всегда желал этого. Никогда он не хотел быть наследником, нет. Но хотел навсегда остаться сыном своей матери, которая, как и все здесь, такая прекрасная и почти бессмертная, проводила в этих длинных коридорах годы, века, коротала безвременное ожидание смерти.
Со смертью Карделии многое здесь поменялось. Не звучала больше музыка, за исключением разве что фортепианных композиций, которые ещё исполнял Лайто. Братья ещё больше отдалились друг от друга. Каждый проводил дни одиночества, выдумывая новые увлечения, которые могли бы скрасить вечность.
В какой-то момент к ним в дом начали доставлять «невест», и Канато оттаскивал их к себе в комнату, когда их сладкая кровь больше не текла в венах мëртвых тел. Он выкалывал мутные глаза, доставая их из глазниц, чтобы заменить на стеклянные, такие прекрасные, безжизненные, но в свету сияющие, как у живых девушек. Аккуратными стежками он зашивал их молчавшие теперь губы, оставляя на лицах выражение лёгкой полуулыбки. Все они теперь находятся в его склепе, за тяжёлой дверью, которую никто, кроме него, не откроет. Они стоят вдоль стен в изящных позах, и нарядные белые платья покрыкрывают безукоризненно бледную кожу, на которую каждую ночь падают лучи лунного света, делая мёртвых невест ещё прекраснее.
Но в какой то момент в их доме появилась Юи. Она отличалась от своих предшественниц, чем вызвала интерес у всех братьев, и больше всего — у Аято и Канато. Оба испытывали к ней неподдельный интерес и хотели сделать своей, вырывая друг у друга из рук. Оба были неисправимыми собственниками. И вот Аято, который пусть и подшучивал над братом, по сути, вёл себя безобидно. Но не теперь. Он то и дело норовил вырвать у него из рук медведя Тедди и, насмехаясь, поднять высоко над головой, скривив губы в злорадной усмешке. Наблюдая за подступающей истерикой низкого и беспомощного Канато, он хохотал, подтрунивая над ним:
— Забери же, у тебя получится, ты только постарайся!
Или же кидал ехидные замечания:
— Опять рот в шоколаде, совсем как ребёнок.
Никогда ещё он так себя не вëл, даже в детстве. Как смогла смертная с сердцем их матери заставить их друг друга ненавидеть?
Сегодня Канато попытался завести Юи к себе в комнату, и Аято это заметил. Он сразу же затеял разборку, но и Канато не хотел уступать. В итоге старший брат схватил её за руку и повёл прочь, насильно таща за собой. Канато ненавидит, когда его вещи брал кто-то другой, и тогда он перестал сдерживаться. Наплевав на присущую ему вежливость в общении, он кричал им вслед, пока слезы стекали по щекам, а ногти до крови впивались в ладони, когда он сжал руки в кулаки. Он кричал им вслед проклятия, и звенящий, полный ненависти голос несся по тёмным коридорам...
Вечером того же дня обезумевший окончательно Канато волочил тело старшего брата в склеп под замком. Что ждëт его? Он уже давно это решил. То, когда это случится, было лишь вопросом времени.
И вот он стоит перед массивной металлической дверью. Она, разумеется, всегда заперта, так что сейчас он отпер ее серебряным ключем, который всегда носил в кармане, и тут же исчез в темноте проёма вместе с телом братом, ещё не успевшим очнуться. Замок вновь щелкнул. Вряд ли кто-то ему помешает, если узнает, чему сейчас суждено случиться. Ведь всем тем невестам, обращенным в куклы его руками, никто даже не думал помогать. Тогда кто поможет Аято? Уже давно все здесь чужие, и рано или поздно всë равно поубивают друг друга. Зарежут и сожрут, как стая диких оборотней, ведомых лишь инстинктами и жаждой крови.
Пройдя в конец склепа мимо своих "восковых кукол", Канато остановился у того места, где из стены торчали кандалы. Одна пара была выше, другая ниже, что позволяло полностью обездвижить жертву. Он наклонился над телом Аято и, подхватив его под руки, поднял над каменным полом. Это было непросто, и не столько из-за веса тела, сколько из-за разницы в росте, но Канато смог взвалить его себе на грудь, чтобы затем, обхватив одной рукой запястье и другой всë тем же ключом раскрывая замок металлического наручника, приоткрыть его и просунуть руку Аято внутрь, вновь закрывая на ключ. Тело теперь держалось в этом положении лишь за счёт этой руки, которая, прикованная, не давала упасть. Ноги Аято стояли на полу, согнутые в коленях. Сейчас он выглядел, как марионетка, у которой оборвались все нитки, кроме одной.
Дальше дело за малым. Стоило только раскрыть замок второго кандала и сковать им вторую руку, Аято был обречён. Теперь оставались только ноги. Вот уже и одна готова.
Сев на корточки, готовый уже сковать ледяным металлом последнюю из конечностей, Канато вдруг уловил что-то сверху и медленно поднял лицо. Его глаза встретились с мутным взглядом зелёных глаз, разглядывающих его из под ещё не спавшей до конца пелены беспамятсва. Канато, не отрывая от него пустого взгляда, щелкнул наконец четвёртым замком, ознаменовав начало его конца.
Он медленно поднялся, глядя на очнувшегося брата. Тот, подняв взгляд, вперил его в Канато, затем пробежал им по помещению, повернул голову, разглядывая свои скованные руки, снова взглянул на стоящего перед ним. Тонкий слух Канато уловил, как дыхание в считанные секунды стало громче, а сердцебиение участилось. Губы Аято дрогнули, словно тот собирался что-то сказать, но передумал. Действительно, вопросы тут излишни.
Некоторое время оба хранили молчание, собираясь с мыслями. Наконец тишину всë же нарушил Аято:
— Какого чёрта ты творишь? — в его голосе звучало раздражение, злость... и немного страх.
Канато же, напротив, оставался на удивление спокойным. Он приблизился к брату, желая поправить его взъерошенные волосы. Рука с тонкими пальцами, дотронувшись до лба, поправила чёлку. Тут же он приблизился к его лицу, замерев прямо перед ним.
— Ты должен быть красивым, когда умрëшь.
Его губы внезапно растянулись в сумасшедшей улыбке, словно в ответ на только что сказанные им слова. "Умрëшь..."
Зрачки Аято мгновенно сузились, он в шоке смотрел в лицо своего безумного брата. На секунду его замутило от выражения торжествующей радости на его губах. "Чему он радуется?", — мозг отказывался воспринимать услышанное. — "Моей смерти", — ответило подсознание. Теперь до него наконец дошёл смысл происходящего.
— То есть ты... Хочешь сказать... А ну быстро отпусти меня, маленькая сволочь! Это ни разу не смешно! — голос Аято сорвался на крик, а его глаза обожгли стоящего впереди полным злости взглядом.
Тошнотворная улыбка наконец исчезна с губ Канато, который вместо этого скривил рот.
— Не кричи, пожалуйста. Меня это раздражает. Всë равно это тебе не поможет.
— Ты не понял?! Быстро выпусти меня из этих... что это... Не важно, освободи, иначе ты не представляешь, что я с тобой сделаю!
Канато намурился и со вздохом коснулся пальцем губ Аято. Тот на мгновение замер от неожиданности.
— Я же попросил тебя не кричать.— руки потянулись к шее Аято, который, видя это, вздрогнул. Но Канато просто... Развязал его галстук? "Зачем?"— мелькнуло в голове. Но затем, когда Канато накрыл им рот Аято, начиная завязывать за головой, осознание наконец пришло. Он задергал головой, пытаясь помешать, и Канато действительно остановился. Внезапно боль обожгла щеку Аято, когда ему отвесили пощёчину. Вперив взгляд в своего похитителя, он увидел, как его лицо исказилось от злости, как он мелко дрожит от подступающей истерики. Смешок сорвался с его губ, на этот раз по–настоящему напугав Аято. Тогда он выпалил таким же дрожащим голосом:
— Если для того, чтобы ты вёл себя тихо, мне надо бить тебя по лицу, пока оно не станет сплошной кровавой кашей, я сделаю это!
В следующую секунду на него обрушился град ударов по лицу, ослепив болью. Его голову мотало из стороны в сторону, как у сломанной заводной куклы. И это действительно продолжалось мучительно долго.
Наконец, спустя неизвестно сколько времени, Аято понял, что его больше не бьют. Лицо горело от боли, зрение затуманилось, голова кружилась. И всё же слух уловил слова:
— Ну вот, теперь он больше не будет шуметь и портить нам настроение. Да, Тедди?
Канато опустил медведя обратно на каменный пол, прислонив к стене рядом с Аято. А тот вновь почувствовал, как прохладная ткань скользит на губах.