Висельники

«…Любители целительства травами нередко советуют использовать чистотел, и люди в итоге ожидают от него только добро, однако под видом лекарства скрывается опаснейший яд. Особенно легко им опаивают жертв самые близкие: несколько раз родственники устраняли друг друга, заказывая у меня «лечебные средства» из чистотела. С каждым днем все сильнее становятся жажда, тяжесть в голове и нутре, жертву берут обмороки, а все худшие расстройства души расцветают так же буйно и легко, как сорный чистотел среди полезных растений. Он был первой травой, которую я сам опознал, как ядовитую — даже скотина на ферме боялась к нему подходить…» Утром было морозно до того, что пальцы сводило, и даже перчатки Инграму не помогали. Его родной месяц Утренней Звезды никогда не был к нему добр даже в Сиродиле, а уж здесь, на севере, и думать о снисхождении зимы было глупо. Однако ему нужно было выбраться из дома: пройтись по торговцам, забрать у кузнеца починенный инструмент для добычи сока из растений и найти Вермунда. К счастью или нет, последнее оказалось сделать проще всего: Железный Орел отдавал приказы тем, чья вахта сегодня была у городских ворот, так что Инграм просто дождался чуть в отдалении, чтобы вовремя попасться на глаза. Вермунд подошел ближе, улыбнулся — в прорезях шлема видно было, как от уголков его глаз залучились морщинки. — Привет. Не лучшая погода для прогулок, мороз сегодня пробирает. — Знаю, — Инграм слабо улыбнулся в ответ. — Но у меня есть дела. Одно из них — пригласить тебя на ужин, если ты сегодня вечером никуда не собрался. — Нет, конечно нет, в смысле, не собирался… А что за повод? — Первое: Довакин хочет тебя видеть. А второе… можем отметить мое рождение. Вермунд выглядел одновременно обрадованным и озадаченным, а шею под воротником и вовсе потер растерянно. — Это здорово! Я приду. Обязательно. Может, тебе помочь чем-то? — Нет, не стоит, — Инграм тихо выдохнул, довольный тем, что ему не пришлось ничего придумывать и закручивать. — Приходи после заката, мы будем ждать. Он оставил Вермунда там же, с намного более легким сердцем отправился дальше по улочкам города. Глаз цеплял привычные очертания зданий и улиц, древние заиндевевшие камни, желтые стекла окон, в которых колыхались тут и там огоньки. Инграм был не из тех, кому нравились прогулки, предпочитал побыстрее добираться от места до места, попадаясь на глаза самому малому количеству людей, но после визита на рынок и к кузнецу его потянуло пройти к дому окольной, долгой дорогой. По узкому пустому переулку, выводившему за Храм Талоса, мимо громады врат и Королевского дворца, вдоль Квартала Серых. В который раз он ловил себя на том, что нашел в Виндхельме нечто, зацепившее душу крючьями, и был не готов это отпускать навсегда. Дверь домой пришлось отпирать, почти затая дыхание: Мирак дремал наверху. После их похода в Черный Предел его рана еще не была исцелена полностью, так что Инграм настаивал на отдыхе хотя бы сейчас, когда было время за крепкими стенами города. Сам он ходил и работал тише, но это не особенно тяготило. Было время разобраться с продуктами для будущего ужина, выставить в угол пару бутылок с хмельным медом, которого, кажется, Инграм сто лет не пил. Быт его не радовал, не приносил удовольствия, но сегодня все делалось легко, словно руки направлялись кем-то. Рядом с котелком, где готовилось рагу, грелся и второй, поменьше — с отваром, в котором поверх тепла трав выделялся аромат ежевичных листьев и ягод. Это было глупо, но Инграм поймал себя на мысли, что совсем не помнил, сколько ему исполнилось лет. Никогда не запоминал, частенько забывая то же о других. Как будто годы текли сквозь пальцы незамеченными. Уже позже, когда он снял с огня и процедил отвар, за спиной послышались шаги. В кухню зашел Мирак, еще, кажется, слегка окутанный обрывками сна. На виске одной из линий шрамов вторила похожая, уходившая выше, оставленная складкой подушки. — Я разбудил? — приглушенно спросил Инграм. Не медля, он взялся налить приготовленный отвар в кружку. — Нет. — Вот, возьми это. Снимет усталость и исцелит быстрее. Мирак уже даже брови не выгнул, спокойно принял снадобье и сделал несколько крупных глотков. Инграм задержал взгляд. В тепле натопленной кухни, одетый по-простому, с распущенной на груди рубахой, со спокойствием в чертах лица, Мирак казался обычным человеком. Сейчас куда-то делась на мгновения подчеркнутая величавая гордость, хмурое превосходство, острота в холоде глаз. Будто внушающий ужас дракон, способный уничтожать без жалости, пригрелся в закатных лучах, игравших по темно-красной ткани рубахи. — Болит? — Инграм спрашивал тихо, чтобы не дать моменту ускользнуть слишком быстро. Мирак повел плечом, не поморщившись. — Тянет немного. Переживу. — Я сделаю для тебя мазь, чтобы прошло побыстрее. И так сделавший шаг поближе, Инграм остановился вплотную к Мираку и ладонь мягко положил на сгиб его локтя. Было… хорошо. Показалось даже, что алеющие лучи солнца, добравшиеся до кожи щеки, на миг пригрели сквозь морозы. — Скоро явится Вермунд, — напомнил Инграм. — Постарайся не задавить его, как ты умеешь, ладно? Нам не нужны проблемы со стражей. — Если не станет нарываться, — ответил Мирак с тихим хмыканьем. Вскоре и правда в дверь постучали — уверенно, но не грубо, хоть и кулаком. Инграм пошел открывать, впуская вместе с холодным дыханием зимы и Вермунда, который успел отряхнуться на пороге и снял шлем. Они обменялись приветствиями, посетовали на злую даже для Скайрима погоду, когда к ним вышел и Мирак. Рукопожатие с Вермундом он задержал слегка и вдруг представился, бросив, что его можно звать по имени. На памяти Инграма это был первый раз, когда Мирак подобное допустил сам. Вечер шел куда лучше, чем Инграм мог предполагать. Вермунд, будто поначалу тушевавшийся, через какое-то время словно разрешил себе стать ровно настолько смелее, чтобы они все за столом сидели, как равные. Мирак, конечно, головы не опускал: он был старше обоих сотрапезников при любом раскладе, даже если не брать в расчет тысячи лет в плену даэдра, и эти повадки были неистребимы — но в глазах не было больше подчеркнутого льда и каменных обломков. Инграм поначалу сидел с ощущением кома в груди. У него не было никого ближе во всей провинции, да и во всем Тамриэле, и хоть он уже почти приготовился разнимать этих двоих, все шло гладко. Мирак стал говорить чуть больше, делился историями из недавних походов — тех, где был один, и Инграм иногда ловил на себе краткие взгляды. Будто бы в том, что он слушал, удостоверивались, ведь он, в отличие от задающего вопросы Вермунда, помалкивал. Инграм слушал. И был благодарен за то, как складывался этот вечер. Когда они давно отставили посуду и проводили время за беседой с кружками хмельного, Инграм решил откланяться. У него остался незаконченный заказ, большая партия зелий и отваров, — скорее всего, для Братьев Бури, но он даже не спрашивал у заказчика — для которой он сегодня добыл недостающие ингредиенты. Поработать он мог всегда, и пока не наступило слишком позднее время и оставались силы, он в полном спокойствии оставил Вермунда с Мираком в кухне, общаться дальше. Примерно на втором пузырьке с зельем, который закупорил отточенным движением, Инграм поймал себя на улыбке. Мысли этой он коснулся осторожно, боясь, что сам ее сейчас загубит, но на удивление ничего не испортил. Просто признал, что ему нравился каждый момент этого дня и что в его жизни может быть что-то другое помимо бегства, оглядок через плечо, тревог и нежеланных встрясок. Пока через стену раздавались приглушенные голоса, Инграм набросил капюшон, чтобы не испачкаться, и заглянул под стол, в пыльный, но достаточно прохладный угол. Там он хранил часть ингредиентов, которым нужны были сухость и холод, и туда же он уложил сегодняшний утренний улов. В небольшой плошке, прикрытой грубой тряпицей, лежали сверкающие гладкими красными боками ягоды. Уже собравшись уходить с рынка, Инграм заметил мальчишку с корзинкой, который просил всего септим за полную плошку с брусникой, снежноягодником и клюквой. Пройти мимо было слишком трудно. Снежноягодник был крепче всего, даже твердоват, но уже поспел, а брусника и клюква казались слегка водянистыми, но не были похожи на перележавшие, в Сиродиле такие можно было достать только после начала осени, не позже… Скайрим, видно, растил свои природные дары сообразно своим холодам. Вкус ягод, кисло-сладкий, насыщенный, как и их душистый запах, напомнил Инграму что-то настолько далекое, что не различить контуров. Разве что в груди было тепло, а на языке стоял сладковатый привкус. Остановившись у шкафа, Инграм против воли расслышал голоса намного четче: — Я хочу, чтобы ты выполнил поручение, — Мирак говорил жестко и вновь с присущей нотой властности. — Все, что смогу. — Когда я буду покидать город, мне нужно, чтобы Инграм был под охраной. Дыхание замерло в груди. С какой это стати? Мирак вновь собирался уходить? — Понимаю, — твердо ответил Вермунд. — Я всегда за ним приглядываю. Не подведу. — Надеюсь. Цена ошибки слишком высока. Поняв, что слишком долго не подавал никаких звуков работы или хотя бы ходьбы, Инграм вернулся к столу и отставил в сторонку ягоды. Ради этого ли Мирак хотел увидеться с Вермундом? Мог бы поговорить об этом в любое другое время. Искал место, где не будет лишних ушей? Мог бы и сам пригласить Вермунда сюда, распоряжался он домом на правах второго хозяина. Доверие, которое оказывал Мирак этой просьбой Брату Бури, конечно, было высоким, но откуда он вообще взял эту мысль? Раньше он не проявлял особого интереса к тому, что касалось нужд Инграма. Вспомнился вдруг разговор перед тем, как они едва не развели свои пути прочь. Конечно. Мираку все еще нужен был не знакомый драконам Голос, чтобы добраться до Пожирателя Мира и его соратников. Инграм усмехнулся уголком губ. Ему стоило ощущать себя уязвленным? Было слишком трудно понять. Он задумчиво поклевывал ягоды, пока что отставив работу. С одной стороны, с ним все еще обращались, как с трофеем, который можно поручить другим рукам, способным сохранить в целости. Но с другой стороны… Нет, подобные мысли стоило давно бросать. Даже когда вспоминались такие мелочи, как вовремя поданная рука. Скрежет деревянных ножек по полу за стенкой вернул Инграма в действительность. Он чуть встряхнулся и обернулся, как раз в момент, когда Вермунд подходил ближе. Светло-карие глаза его словно наполняло расплавленное золото — блики свеч играли с цветом. — Поздравляю, — он взял ладонь Инграма в обе свои, крупные и почти горячие, в теплом пожатии. По светлому лицу видно было легкую красноту. — Прости, что так, с пустыми руками сегодня… — Ты пришел, этого более чем достаточно. Мне это было важно. Вермунд отступил. Показавшийся следом за ним Мирак ни жестом, ни взглядом не показывал, что в кухне совершались какие-то договоренности, но от него и не стоило ждать меньшего. — Мне пора, — Вермунд вновь скрыл лицо под шлемом, чуть торопливо его надев. С Мираком они молча обменялись крепкими рукопожатиями. — До встречи. — До встречи, — отозвался Инграм, вновь не сдержавший легкую улыбку. Он провел гостя до двери, махнул рукой вслед, уже в мыслях понадеялся, что по дороге в Королевский дворец Вермунда не заметет — снег крупными хлопьями падал с неба и кружился в ветряных вихрях. Становилось холоднее, и от этого тепло собственного дома росло ощутимее. Руки споро провернули ключ, хоть и подрагивали, и Инграм с облегченным выдохом уперся ладонью в дверь. Скосил глаза на Мирака и произнес тихо: — Я рад, что после сегодняшнего вечера не пришлось прятать чье-нибудь тело, знаешь ли… — ответом была видимая усмешка с неопределимым смыслом. — Что? — Ты снова остришь. Не забиваешься молча по углам. Инграм тихо засмеялся. Качнул головой. Да, это можно было принять за комплимент — и он и сам заметил. Спустя столько времени бесконечного давления и постоянных страхов, больших или меньших, он находил в себе силы на улыбку и вновь пробовал остроты на вкус. — Да, я… — Мирак вряд ли не встретит сарказмом слова о том, что Инграм второй раз в жизни учился дышать. — Неважно. Рад, что тебе это нравится. Он не только дышал полной грудью. Он как будто снова вспоминал, как быть собой. Надо было прибраться, и Инграм только собрался этим заняться, как в дверном проеме в кухню Мирак его остановил, сомкнув пальцы выше локтя. Жест не вызвал ни дрожи, ни желания отскочить, ни даже мгновенного порыва повернуться лицом — его развернул к себе Мирак прежде, чем сбросить с его головы капюшон. Инграм, привычный к капюшонам, как к обязательной одежде подчас даже дома, и вовсе забыл, что набрасывал его… — От тебя пылью пахнет. Инграм смешливо фыркнул. На комплимент не походило, на укор — тем более. Пальцы Мирака скользнули по шее выше, к щеке. Его темные глаза, как и строгое лицо, не давали ни единой подсказки. — Травами. И ягодами. — Сегодня на рынке городской мальчишка продавал за бесценок. Понятия не имею, где он их нашел. Собственный голос обернулся полушепотом, вмиг оборванным, стоило подушечке большого пальца Мирака мягко вытереть что-то у уголка губ. Инграм шумно сглотнул, чувствуя, как заново обретенное дыхание приживалось в груди, пока его не приструнил поцелуй. Мирак накрыл его губы своими, каждое движение делая неторопливым, повелительным, вдумчивым. Инграм сжал крепче пальцы на его рубахе и даже приподнялся на носки, щедро делясь в поцелуе кислым с легкой сладостью привкусом брусники и клюквы и колкой пряностью снежноягодника. Чувство искр по коже вместе с разогнанной кровью согревали его в этих руках и в этом моменте. Вернуть себе трезвость ума получилось кое-как лишь с первыми явно ласкающими прикосновениями — иначе бы не было обратной дороги. — Мне… нужно работать, — шепнул Инграм, аккуратно упершись ладонями в широкую грудь Мирака. Тот кивнул и ослабил объятие. — Я надолго, так что ложись без меня. — Не забудь подбросить дров на ночь. — Да, я помню. Оставшись там же, чуть держась за дверной проем, Инграм смотрел вслед Мираку. Ловил уверенную поступь, звук его шагов, по полу и по деревянной лестнице. На языке оформилось и почему-то застыло, не прозвучав, тихое: «Доброй ночи». После Инграм торопливо почистил и убрал посуду, слегка расшевелил дрова, но пока докидывать больше не стал. На самом деле, в этом доме мерз только он, Мирак, казалось, и на улице в метель чувствовал себя сносно — быть может, в древности, как и сетовали многие из ворчливых стариков, впрямь морозы были страшнее, а люди — честнее. Но о дровах частенько напоминал именно он, а Инграм правда не раз забывал, даже когда жил один. Работа забирала его разум из этого плана, перенося в какие-нибудь далекие закоулки Обливиона, не иначе. Он и в этот раз, зарывшись в книги и записи, попутно снимая новые и новые зелья с алхимического стола, потерял счет времени. Совсем не понимал, сколько прошло часов, хотя за окном все еще было темно, только вихрилась седая метель, набравшая силу. Пересчитывал изготовленное Инграм уже сквозь сонливость, записывая на бумаге, чтобы не сбиваться, и переставляя с одной части стола на другую для большей концентрации. Увлекшись, несколько зелий он даже изготовил сверх того, что просили, но больше сил, чтобы с этим разбираться, у него не осталось. Он отправил ягоды до утра в холод, закрепив мысль, что их стоило поскорее пустить в чай, чтобы не закисли, запоздало подбросил дров в очаг и отправился наверх. Его шаги даже не трогали половицы: Инграм какое-то время назад подумал, что ничего дороже жизни у него нет, потому через Гильдию Воров достал себе зачарованные бесшумные сапоги, еще и теплые, что радовало. Остановившись в почти полном мраке, он стал раздеваться тихо и бросил взгляд на Мирака. Тот спал, выдохи были медленными и мерными. Одеяло, как обычно, едва прикрывало грудь — мерз, действительно, только Инграм. Он зябко поежился от касания ночного воздуха к обнаженной коже и поспешил забраться в постель, руки и ноги были чуть прохладными, и он не стал придвигаться слишком тесно, чтобы не разбудить этим холодом. Правда, стоило ему затихнуть и спрятать ладони под подушку, Мирак зашевелился. Не открыв глаза, он повернулся и одной рукой обнял Инграма, притянул к своей груди и зарылся носом во встрепанные волосы на макушке. Инграм уснул, согретый одеялами и теплом чужого тела, едва закрыл глаза — и сквозь сон даже не почувствовал, как крепкая рука прижала его теснее.