Висельники

«…Вороний глаз — исключительное растение. Оно полезно для меня в такой же степени, в какой опасно для других: использовать в приготовлении ядов можно все его части. Сок, ягоды, корни, листья — все это при верном применении истязает организм или доводит до гибели. Действие вороньего глаза, разностороннее и сильное, почти исключает возможность спастись. Одни только ягоды, сами «глаза», могут подарить человеку как головные боли и головокружения, так и судороги, бешеный пульс, а после — не слишком милосердную смерть. И все это при том, что в малых дозах вороний глаз легко укладывается в мои официальные запасы аптекаря…» Утром Инграм проснулся сам. С трудом открыл глаза, окутанный теплом и приходящей с ним ленью, стянул с плеч плащ, которым укрывался, уснув на широкой лавке возле очага. С удивлением он понял, что рядом мерно горит в каменном квадрате огонь — очевидно, дерево положили уже утром, значит, Мирак точно проснулся, но в доме стояла мертвая тишина. Почему не разбудил? Говорил же, что Инграм ему понадобится… В комнате наверху тоже было пусто, хотя все вещи остались на своих местах. На кровати, к тому же, поверх покрывала лежал меч в кожаных ножнах, украшенных грубоватым рисунком. Инграм не поверил глазам, глянув на клинок: он мягко принимал свет костяной поверхностью, казался скорее вылитым из воска, хотя кромки были наточены до поразительной остроты. Откуда такое оружие у Мирака — тот еще вопрос, но материал… это явно были кости дракона. Внизу скрипнула дверь, впуская взвывший на секунду ветер, а Инграм кратким рывком вернул меч в ножны и поспешил спуститься. На сходе с лестницы он едва не столкнулся с Мираком нос к носу, нарвавшись на молчаливый вопрос в глазах. — Доброе утро, — почти привычно произнес Инграм. — Доброе. Куртка на Мираке была расстегнута, шнуровка на рубахе — распущена. — На улице потеплело? — Я работал. Результат ты уже явно видел. — Меч? — уловив кивок, Инграм одобрительно качнул головой. — Никогда не видел ничего подобного. Еще и из кости — ты знаешь толк в устрашении… — Такое оружие стали делать в начале Войны драконов, хотя мало кто умел обращаться с драконьей костью. — Действительно впечатляет. После разговор прекратился сам собой: Мирак прошел на верхний этаж, а Инграм отправился на кухню, захватив по пути с полки банку с сухими листьями кипрея, чтобы заварить чай. Да и когда Мирак явился следом, занятый какой-то книгой, они не продолжили говорить, только чужие далекие голоса смутно пробивались через окна. На кружку с горячим чаем, слегка стукнувшую о стол, Мирак глянул почти хмуро. — Никакой отравы, клянусь. Это кипрей, неплохо успокаивает нервы, помогает при бессоннице, — пояснил Инграм, после сделав глоток из своей кружки. — Я не заметил у тебя бессонницы. — Бывала раньше… Вернувшись к возне над котелком, Инграм все-таки успел заметить, что предложенное питье Мирак принял, не отрываясь от книги. В голове едва ли не нервно носились разные мысли. Последний вчерашний разговор показал, что покою в неизменном виде жить осталось недолго. Да, для Инграма такое существование было привычным: он жил и работал, не желая никуда бегать, ввязываться в авантюры и решать глобальные, мало касающиеся его вопросы, особенно те, на которые почти не имел влияния. Те три раза, когда он нарушил свои принципы, привели его к пробуждению драконьей крови, поимке виндхельмского убийцы и Мираку. Нельзя сказать, чтобы нынешний расклад дел был плохим, но появление рядом другого человека начинало постепенно перековывать жизнь Инграма. Мирак очевидно хотел действовать, и жить без конкретной достижимой цели ему было так же неуютно, как Инграму — рыскать по провинции в погоне за чем угодно, кроме необходимых трав. — Я хотел сказать… по поводу Алдуина. — Слушаю. — Пока я пытался закончить все дела с Седобородыми, — Инграм сел напротив Мирака, облокотившись о стол, — я встретил одну женщину. Она заявила, что состоит в ордене Клинков, бывших специалистов по истреблению драконов. Мирак отложил книгу, даже не озаботившись о закладке. — По ее словам, Клинкам очень нужны драконорожденные, — добивать драконов окончательно — поэтому она в меня чуть ли не вцепилась. При этом она мне еще и не верила полностью, потащила к одному поселению к югу отсюда, потому что была уверена, что там Алдуин будет воскрешать очередного собрата. Не прогадала, кстати, но все-таки… В общем, почти в приказном тоне эта Дельфина отправила меня убивать дракона. Когда он отдал мне душу, Дельфина рассказала, что в возвращении драконов подозревает талморцев. Я подумал, что у нее на эльфах свет клином сошелся, поэтому больше ее бредни слушать не стал… А через пару часов меня на мосту в Виндхельм нашли двое из твоего культа, вообще стало не до нее. — Правильно поступил — драконы ни от кого не зависят. А то, что делали Клинки… мелочи, сейчас бесполезные. — Но ведь раньше у Клинков хранилось все, что осталось от накопленных знаний о драконах, — возразил Инграм без особой настойчивости. — Я как раз подумал, может, у них есть что-то о победе древних Языков над Алдуином… — Я знал Языков. Они хотели вовлечь меня в борьбу с Пожирателем Мира, но я отказал им. Тогда меня больше заботил почти завоеванный Солстхейм. О своей связи с легендарными воинами древнейших времен Мирак говорил, словно о пустяке, который он вспомнил ненароком. — Хакон и его сотоварищи… Они говорили, что сумеют обратить Голос на погибель драконам. Хотели создать Крик, которым не владели бы драконы — такой, чтобы потягаться в войне. Пошли по пути уничтожения, а не подчинения, как я. Судя по всему, у них получилось. Но в Апокрифе записей об этом Крике не существует. — Седобородые могут его знать. — Эти дряхлые хламиды не скажут ничего за рамками своего учения, если от этого издохнет хотя бы мотылек, не то что дракон. Инграм невольно засмеялся. — Прости… Если так не хочешь их видеть, я спрошу сам. — Они мне не интересны, но вот их предводитель, седой дракон Партурнакс, может быть полезен. Он предал Алдуина и помогал Языкам. — Их вождь — тот самый дракон из старых легенд? Я видел его имя в какой-то древней книге… — Он так же стар, как мир. И как Алдуин. Партурнакс замахнулся на старшего брата и одолел его человеческими руками… Что бы ни болтали Седобородые, он такой же дракон, как все остальные — и так же, если понадобится, будет убит. — Что ж, — поднявшись из-за стола, Инграм слегка потянулся, — пора готовиться к походу на Глотку Мира… Брось, если я не пойду с тобой, вы с Седобородыми эту гору расколете в попытках друг друга перекричать. Мирак отвечать не стал, только коротко хмыкнул. Дальше утро проходило вполне мирно. После завтрака Инграм перебрал истощившиеся запасы трав и ингредиентов, взялся почистить алхимический стол, слегка разгреб завал из бумаг на рабочем месте и расставил по местам книги, лежавшие по всей комнате. Дурная привычка долго захламлять лабораторию, чтобы потом в один присест ее чистить, скорее всего, досталась Инграму от наставника по алхимии, который к порядку относился почти настороженно. Время от времени Инграм поглядывал на Мирака: тот снова выудил с книжной полки том без названия и, пролистав, начал читать. Далеко не сразу до Инграма дошло, что эта книга в темно-зеленой обложке — один из его собственных справочников, то немногое, что удалось протащить из Сиродила через границу. — В Апокрифе было мало книг? На замечание Мирак не отреагировал. — Послушай, если тебя интересует что-то из алхимии или то, чем я занимаюсь, проще спросить у меня. — Там, в заточении, особого внимания твоей науке я не уделял. Сейчас мне… любопытно. А у тебя целый шкаф с книгами об этом. — Вообще-то на нижней полке стоят легенды, истории и чьи-то художественные труды. А учебники по алхимии и травничеству редко бывают действительно стоящими, чаще всего в них меня интересует один раздел. Алхимики такие книжки пишут либо чтобы прославиться, либо чтобы не забыть свои же приемы. — И к каким относишься ты? — спросил Мирак. — Я видел несколько твоих тетрадей, не особо вчитывался в текст. Инграм ощутил легкую тревогу: те записи лежали далеко не на виду, сам ведь почти только что перекладывал. Притом на тех страницах слишком много глубоко личных мыслей, смешанных с воспоминаниями о давних делах… Стоило попозже переложить их еще раз. — Я пишу для себя. Давно пытаюсь избавиться от оглядки на бумажку, но до сих пор многие отвары и средства делаю только по записям. — Снижаешь шансы на ошибку. — Предпочитаю о возможности ошибки даже не думать. …Вскоре стало ясно, что придется выбраться из дома: слишком велики были бреши в запасах ингредиентов, как алхимических, так и простых, съедобных. Инграм пошел один, не встретив даже намека на возражение от Мирака: казалось, что тот до сих пор не вполне привык к своему месту в мире живых, особенно в более оживленной его части. Сам Инграм тоже не отличался хоть какой-то любовью к шуму городов, но ради нынешнего дома и возможности заработка преодолевал в себе неприязнь к людям и громкой пустой болтовне. От последнего на рынке, куда он и направился, спасаться было практически невозможно. К счастью, все торговцы оказались уже заняты своими интересными беседами, поэтому Инграм буквально за пару минут обошел прилавки, оставив монеты молча, и удалился в переулок, ведущий на север. Необходимость вела его к дверям «Белого флакона», но владелец, Нурелион, закономерно возненавидел его после первого же выполненного заказа в Виндхельме. Ученик эльфа, Квинт, к счастью, понимал необходимость торговли, но при находящемся рядом наставнике перечить не смел. — Инграм! — раздался вдруг чуть издали полнозвучный, с баском голос. Не воздать хвалу богам не вышло, короткая благодарность сорвалась с языка кротким шепотом: там, за пределами Нирна, точно знали, когда и куда направлять каждого смертного. Знакомцем Инграма был один из Братьев Бури, стражник по имени Вермунд. Рослый, плечистый, с сообразно-большими мускулистыми руками, он носил прозвище Железный Орел. За что — боги знают, но лицом Вермунд орла напоминал: острые черты, твердый взгляд, выдающиеся дуги бровей. Волосы, пепельные до серого, он обрезал совсем недавно, оставив только тонкую косичку у виска. С Инграмом они познакомились, когда Вермунд спас ему жизнь, после немного сблизились, иногда Вермунд заходил ради бесед вечерком, так что его Инграм мог, в целом, назвать своим единственным в Скайриме другом. Нынче Вермунд, кажется, снова бросил пост и подходил ближе, удерживая снятый шлем у груди. — Здравствуй, — мягко улыбнулся он. На скуле багровела довольно свежая крупная ссадина. — Привет. Опять дрался? — Не обращай внимания, просто нужно было кое-кому ум на место поставить… Тебя долго не было, я заходил несколько раз… — Дела, — отозвался Инграм, — пришлось уехать. — Ты во «Флакон»? — Вермунд кивнул на двери. — Хочешь, загляну с тобой? — Буду признателен. Покупки в алхимической лавке прошли спокойно: при виде стражника присмирел, хотя и не перестав сверкать яростными глазами, Нурелион, а его подмастерье вовремя смекнул, что клиента надо выпроводить побыстрее. Таким нехитрым способом под болтовню Вермунда Инграм обзавелся можжевельником, пасленом и лавандой, только чертополоха не оказалось, хотя к подступающим холодам он пригодился бы. Едва покинув «Белый флакон», Инграм почувствовал усилившийся ветер. Над головой быстро проплывали окаймленные серым облака, превращаясь понемногу в тучи. Вермунд, придержав для Инграма дверь, продолжил начатую в лавке беседу: — Ты ведь знаешь, что вчера прямо у «Очага и свечи» дракона забороли? — Только слышал об этом, но не видел. — Зрелище было то еще. Мы шли после смены караула, когда тварь показалась в небе… не останавливайся, я тебя проведу. Так вот, мы только похватались за луки, когда из ниоткуда появился Довакин. Ходили слухи, что он опять пропал, его ведь давно не видели — а тут как раз к драке подоспел. — И как драка? — спросил Инграм почти небрежно. — Я не пожалел, что был там. Наши стрелы дракону были побоку, но Довакин его свалил с крыши своим голосом. А потом налетел, как ворон, и выдрал дракону глаз — загнал в глазницу узкий кинжал, как заточку… Слушая, Инграм чуть покачал головой: о том, что кинжал при этом самонадеянном маневре в случае ошибки мог сломаться, Мирак явно не думал, но все это было в его манере. И впечатление даже на опытных воинов, вроде Вермунда, он произвел. Даже, быть может, умышленно. — …правда, никто не видел, куда он потом делся. Только пару костей отдал кузнецу, что-то наказал и ушел. — Он остановился у меня, — напрямик сказал Инграм, глядя искоса на удивленное лицо собеседника. — Мы неплохо знакомы. — И… давно? — Еще со времени, когда он убил дракона у Вайтрана. Но, понимаешь, я не особо хочу, чтобы об этом кто-то знал. Да и ему лишние навязчивые почитатели не нужны. — Понял, буду молчать. По лицу Вермунда словно скользнула неровная тень, он задумался и умолк. Инграм о сказанном не волновался: лучше Вермунд об этом «госте» узнает из его уст и заранее, чем городские сплетники его красочно просветят, а свое слово Железный Орел, в число любителей попусту молоть языком и так не входивший, держать умел. Остановились они в нескольких шагах от порога дома. Инграм, придерживая заполненную вещами сумку, неосознанно пощипывал кончик лавандовой веточки, выглядывавший из-под ткани. — Спасибо за помощь с Нурелионом… В стражу ничего не нужно? — У Сольдис опять голова болит, уже дня четыре кряду. Она даже перестала из казарм выходить. — Я занесу вечером настой душицы, цена — как в прошлый раз. — Спасибо… — взгляд светло-карих глаз Вермунда стал мягче, он снова, по обыкновению, слегка улыбнулся. — До встречи вечером. — До встречи. Оказавшись за закрытой изнутри дверью, в тишине и домашнем тепле, Инграм снова ощутил покой. Он принялся заниматься обычными делами, погрузился в работу, позволив Мираку наблюдать и даже задавать вопросы… И все равно даже под внимательным тяжелым взглядом Мирака Инграм ощущал намного меньше неловкости и тревоги, чем перед теплыми, добрыми глазами Вермунда.