И звезды сходятся

— Ромочка-а-а, — хрипит омега, лежа лицом на прохладненьком столе. Ромка всё утро с любопытством поглядывает на него и молчит, но он, болезный похмельем, этого не замечает. — Напомни мне, почему мы сегодня работаем. — У нас сегодня новенький. — Сука, — приглушенно давит Слава, прикрывая слезящиеся от яркого света глаза. — А перенести никак? — Некрасиво как-то получится. Могли бы вчера сказать — я бы перенес. — Я забыл. Славочка горестно вздыхает, но больше не возникает. Это же деньги, в конце концов. Он ради них жизнь положил, ради денег этих, а, стоило им только появиться в нужном и более количестве, их ценность резко упала до грязных бумажек. Листики с дерева — и те ценнее. — Ну, Мил Палыч, — растрогавшись его несчастным видом, утешающе воркует Ромашка, — он придёт через пару часов, посидит полчасика, а потом я отвезу Вас домой. Хотите, схожу Вам за чем-нибудь от похмелья? И кофейка захвачу, бодрящего, м? — Спасибо, но кофе не надо, иначе я сблевану. — Вас понял, — улыбается бета и ускакивает на волю. Слава в тишине слегка придремывает на каких-то несколько минут, пока в кабинете вдруг не раздаётся звук тревожной кнопки. Слава вздрагивает, испуганный, и тут же лезет в компьютер, выводя камеры на монитор. — О боже мой… Рома сидит бледный и слушает. Слушает Виктора, который пришёл явно не с самыми добрыми намерениями. У входа толпятся вооружённые мордовороты, добавляя картине легкий флёр пиздеца. — Мне нужен этот омега. Лично. — Вы меня извините, но я не имею права… — пробует Рома, но… — Ой, ну не ссы мне в уши, бета! Он не твой клиент — договор вы с ним не заключали. Очень трудно было не заметить, как ты трясешься над ним всё это время. Сомневаюсь, что можно так правдоподобно переживать о клиенте. — Не понимаю, о чем Вы. — Ты меня извини, бета, — Виктор слегка усмехается одними уголками губ, хотя глаза не смеются совсем, — но такие как ты… таланта понимать чувства других не имеют. Этим страдают омеги. Сентиментальные одинокие нетраханные омеги, — последнее предложение альфа говорит медленно и с расстановкой, чтобы в очередной раз унизить Славку. — Я подозреваю, что он твой начальник. Он слишком холеный, чтобы быть подчиненным, тем более если его муж серьёзный человек, да? — Сука! — от души матерится омега, нервно заламывая руки. Ромка просто сидит на очке. Ромка не хочет хоть как-либо перечить вооруженному бандиту, но Рома сглатывает и жалко сипит: — Я индивидуальный предприниматель. И работаю тоже один. — Вот оно как. Хорошо. Я мог бы зайти вон в ту комнатку, — альфа с улыбкой указывает на дверь за спиной Ромы, и Рома предсказуемо выдаёт себя неконтролируемой мимикой, потому что Слава сидит именно там, — но я же не варвар какой-нибудь. Я уважаю таких омег и насиловать предпочитаю только в постели. Всё исключительно добровольно, омега. Виктор смотрит ровно в камеру, когда обращается к нему. Это несколько… волнует. — Я попрошу Вас… — ещё пытается что-то Рома… — Он выйдет ко мне или нет? — У нас нет того омеги, о котором Вы говорите. Альфа улыбается. Жутко. — Рома, не дури, — шепчет Слава, весь напружиненный в ожидании подлянки. Роме ощутимо страшнее лишь от одного отсутствия поддержки. Роме страшно без его голоса. Роме очень страшно. Но Рома продолжает зачем-то его защищать. — Прострелим твоему зайчику лапки, омега, чтобы больше прыгать не мог, м? Или… Ладно, у нас с тобой всё-таки несколько… глубокие отношения, так что пока прострелим только одну. На одной ведь прыгать даже забавнее, да? — Ром, — уже скулит омега, сжимая собственное колено, хоть Рома его и не слышит, — Рома, не упрямься. Не упрямься, Ромаш, пожалуйста. Ну же… Рома белый. Рома твердо давит из себя обескровленными губами: — Я ещё раз Вам повторяю, у нас омеги нет. Альфа вынимает из-за пояса пистолет и передергивает затвор. — Витя! — запыханно вскрикивает Слава, распахивая дверь. Надо видеть эти глаза… Молчание стоит почти минуту. Слышно только шумное дыхание омеги. — Пошли вон отсюда. Все, — загробным каким-то голосом командует альфа, не сводя с него глаз. Изучает, рассматривает его всего, потому что, господи, прошло столько лет… Шестёрки сваливают. Из лишних остаётся только Рома, упрямо закрывающий его своим плечом. — Всё хорошо, Ромаш, — нежно говорит омега, поглаживая напряженную спину беты, но руки потряхивает, как и его самого. — Я не говорил тебе, но мы с Витей очень давние и очень близкие знакомые, к тому же он лучший друг Дрюни. Оставишь нас одних, ладно? Можешь ехать домой, я потом свяжусь с тобой. И предупреди, пожалуйста, новенького, что сегодня не получится. — Мил Палыч, — хрипит Рома, очень, очень сильно испуганный. За него. За себя. Слава вздыхает. Слава делает шаг и ещё один, и ещё парочку псевдоуверенных шагов, пока не оказывается напротив альфы. Просто забирает из безвольных рук пистолет и, дотелепав до окна, выкидывает прямо на газон. Рома, конечно, впечатляется. Как минимум тем что Вите похрен. Витя не впечатлен и не зол. — Рома, иди, — твёрдо произносит омега, подталкивая бету в плечо, — давай. Рома наконец идет. Медленно, пересиливая себя и свои задревеневшие от ужаса конечности. Слава стоит, подпирая стену, опустив глаза на мыски туфель альфы, и ничего не планирует дальше. Ему неловко, потому что… глупо всё это. Он поступил глупо, недостойно взрослого человека. В свое время они с Витей были самыми родными друг другу людьми, а теперь вон Славка ебется с ним, скрывая лицо. Забавно — да. Вите только, наверное, не очень. Альфа шумно выдыхает, закрыв лицо ладонями. — Извини, — просто и искренне просит альфа. — Я хотел надеяться, что ты всё-таки станешь человеком, но не смог… Ты так и не бросил все эти свои… бандитские дела. Слава говорит с пренебрежением и не скрывает этого. Будто бы за семь лет они поменялись. Черта с два! Они просто постарели — взгляды остались те же. — Где бы я, Милошик, был, если бы их не бросил? — с лёгкой усмешкой парирует альфа, медленно поднимаясь с места. — На работе, наверное. А не вот это… — Слава сглатывает, понимая, что альфа уже здесь, в двадцати сантиметрах от него, смотрит на него сверху вниз и ждёт, когда он наконец поднимет глаза, — вот. Слава, конечно, смотрит. Дыхание перехватывает, но он смотрит. А глаза не врут, по глазам всё так же легко читается, что они спят, что они близки, что всё не так уж и просто. — Я не жалею, — спокойно говорит Витя, не отрывая глаз от его, и вот это больно, словно под дых ударили. Не жалеет, что бандюган, не жалеет, что Слава пролил из-за этого тонны слез в свое время, не жалеет, что они из-за этого (в том числе из-за этого) расстались, не жалеет, что бросил его. Слава поднимает руки, упираясь ладонями в крепкие плечи. — Рад, что у тебя всё хорошо, — шепчет омега. — У меня тоже всё чудесно — можешь не волноваться. Альфа мягко перехватывает его руки ладонями за запястья и отводит чуть в стороны. Славу словно простреливает всего, а в местах соприкосновения кожа начинает зудеть. — А чего один до сих пор? — Одному даже лучше, — Слава приоткрывает рот, почему-то начиная дышать им. — Сам знаешь, идеального партнёра в нашем случае не найдёшь, а двух я, честно говоря, не потяну. Витя невзначай гладит тонкую кожу запястий большими пальцами, а его ведёт. Он знает, что это всё ничего не значит, что это всё — всего лишь привычка, отголосок их прошлого, где трогать друг друга постоянно было не то что нормально, а жизненно необходимо. Слава всё-всё понимает, но тело не слушает. Альфа склоняется ниже, почти касаясь носом его. — Как ты ещё держишься-то, а? Слава не понимает. Слава чуть хмурится, сгоняя рассеянность, преследующую его с самого пробуждения, и тогда понимает. Витя его хочет. И не просто хочет, а натурально изнывает, настолько возбужденный. Член едва не разрывает строгие брюки и не одному Вите. Зрачки расширены, дыхание тяжёлое, а феромоны взбудораженно клубятся, заманивая жертву в свои сети. — Что?.. — растерянно шепчет Славочка, но не успевает. Витя со стоном приникает к его губам, впечатывая его запястья в стену и придавливая к ней собственным весом. Слава не хочет сопротивляться. Он отзывается всем нутром, которое требует того же, так что… Слава отвечает. Слава вылизывает вкусный рот, глотая чужую слюну, пока между его ног вклинивается колено. Прелюдия кажется ненужной, несущественной. Хочется всего и сразу. Двери открыты — войти может кто угодно, да хоть Витины шестёрки. Но Витя валит его спиной на стол и торопливо расстегивает брюки, пока Слава стягивает свои. Стол поскрипывает в такт их стонам. Они не сексом занимаются — тупо спариваются. Именно что тупо и по-животному, позабыв про все свои предпочтения и фетиши, спариваясь, лишь чтобы унять то дикое возбуждение, что кипит в крови. Долго, конечно, они так не выдерживают. Вите благо хватает мозгов вовремя вытащить член с набухшим узлом. Они валяются на этом столе, грязные до ужаса, но удовлетворенные. Слава глупо пялится в потолок, наплевав на тяжёлую тушу, придавившую сверху. — Господи, сколько же у тебя клеток мозга? — бормочет альфа, с кряхтением поднимаясь с него. — У меня? — хмыкает Слава, не планируя двигаться. — У тебя. Второй день течки, а он сидит, блядь, на работе, рожи умные корчит. Безумный просто. — И от кого я это слышу? От ненормального бандитоса, который настолько перевозбудился от вида своего пестика, что решил списать это на течку? — Ты тупой, что ли? — Это ты тут тупой! — Слава приподнимается на локтях, хмуря брови, потому что… обидно. — Может, это и прокатило бы с кем другим, но не со мной. Ты, видимо, подзабыл, что каждая моя течка настолько сильная, что мне приходится проводить её в реанимации. Плакать хочется, глаза на мокром месте уже. Сукин сын! Славе хочется плюнуть самому себе в рожу, потому что, если вот ЭТО — любовь всей его жизни… Слава почему-то не забыл. Ничего не забыл. — Да ты, блядь, издеваешься! — рявкает альфа, пиная тот самый стол. Слава испуганно замирает, нихреново покачнувшись на крышке от удара. — Забыть, как ты орал с температурой сорок с хуем?! Как ногти с мясом обламывал, когда на стенку лез?! Или как приходилось тебя связывать и трахать, пока у тебя из задницы кровь ручьем ебашила?! Если бы я мог этого не помнить, то лучше бы не помнил! — Вить… — Что «Вить»?! А теперь ты хуй кладёшь на свою сраную течку и говоришь, что Витя еблан! Сдохнуть хочешь?! А если бы я не пришёл сегодня?! Слава сглатывает и ничего больше не говорит. Ну… да. Он погорячился. Его физиологическую проблемку довольно трудно забыть. Каждая его течка проходит как пиздец с ебанутой температурой, невыносимой резью в матке и абсолютным нежеланием трахаться в таком состоянии. Только вот, чтобы не попасть в реанимацию, надо как раз таки и трахаться и желательно как можно скорее, иначе потом уже может не помочь. И каждый раз это пытка (вообще не сладкая даже для махрового мазохиста типа него), потому что внутри всё болит, всё сжато и раскалено до предела. Помочь может (помимо реанимации) только альфа и только спустя пару палок симптомы начинают потихоньку-потихоньку сходить на нет. Так что… сомнительное развлечение, честно говоря. Не по нраву даже махровому садисту типа Вити. — Хорошо, — медленно выдыхает омега, смотря в глаза альфы, — допустим, я неправ. Тогда объясни мне, с чего ты взял, что у меня течка. Как ты там сказал? Второй день? — Ты головкой ударился? — тихо спрашивает Витя. — Вить, у меня к тебе тот же вопрос, — также тихо отвечает Слава. — От тебя за километр прет течкой, ты весь горячий и дохуя возбужденный. Этого мало? — Но… — А что вчера было? Тебя это не смущает? — Вчера? — жалко блеет Слава. — Вчера, когда ты пришёл в этот сраный отель. Я ещё думал, как же мне так крышак снесло от чьей-то течки… А она не чья-то, она твоя. Спасибо ещё скажи своим блокаторам. Они, конечно, течку скрыть не могут, но хоть часть феромонов убрали. Если бы не они, боюсь, мы бы до сих пор лежали в одной постели. — О боже… — скулит Слава, падая обратно на стол. — Ты ведь понял, что я пьяным был. Я вообще ничего не помню. — Понял? Ты серьёзно? Я вообще ничего не понял, кроме того что выебать тебя хочу! Я тебя повязал, Милош! В течку! Думаешь, нахрена я сегодня сюда припёрся?! — И… что? Что теперь? — тоненько шепчет Славочка, закрыв лицо ладонями. Витя тяжко вздыхает, вновь наваливаясь на него сверху. — В больницу. — Я не буду делать аборт! — вскидывается омега, и его тут же давят. — Не будешь. — А что ты от меня хочешь тогда?! — Для начала чтобы ты успокоился, — удивительно спокойно говорит Витя. — А может, ты просто уйдёшь? — жалко сипит Слава. — Нет. — Я не поеду… — Поедешь. — Нет… — Ты ведь знаешь мои методы, — Витя смотрит ему в глаза со считанных сантиметров. Сам Витя спокоен даже чересчур, а вот глаза его — бурлящее пеной море. — Хочешь в багажнике проехаться? Лицо кривится от скорых слез, а сам Слава душераздирающе всхлипывает. — Уйди из моей жизни, — искренне молит омега. **** Темно, а от слабого покачивания на ровной, вроде, дороге мутит. Его и так тошнило с похмела, а тут ещё и это… — Да, так и припёрся, прикинь? Слава наконец разболтал всю правду Андрюше, потому что, ну, выговориться уже хоть кому-то хотелось. Потому что пиздец. Потому что вскоре ему вполне явно потребуется помощь. Моральная. — Ну как обычно, — хмыкает брательник, явно попивая кофеек на обеде. — Ненавижу этих тварей с узлом на члене. Тупые эгоистичные выблядки. — Во-во. А ты с чего ненавидишь-то? Поссорился со своим? — У нас всё чудесно — не переживай. Я их в целом ненавижу, а своего в отдельности люблю. Да и Витька тоже… как друг — чудо-парень, а как альфа… В общем, сочувствую. — М-м… А у меня ещё течка, кажется. — Да не, вряд ли. Это он тебе, что ли, сказал? — Ага. — Гонит, по-любому. Если б ты тёк, то уже бы лез на стенку. — Я тоже так думаю. Слава, наконец отрыв нужный проводок, перерезает его крохотным лезвием, спрятанным в браслете, как до этого — ремень, сковывающий его запястья. — А потом-то что было? Поговорили и свалил? Машина останавливается на светофоре, и Слава тут же аккуратненько распахивает багажник изнутри. — Ага, — с усмешкой отвечает Славка, — в больничку. Молодой омега в тачке позади с круглыми глазами наблюдает, как он вылазит из багажника и перебегает дорогу до тротуара. — Ко мне, что ли? — удивленно спрашивает Андрюша. — Да, только в омегологию. — Слав… вы опять что-то натворили? Андрюша насторожен, и правильно. Когда они с Витей вдвоём, всегда что-то происходит. Слава оборачивается, посмотреть, как Витя поедет дальше, не заметив его исчезновения. — Не знаю, — вздыхает он. — Я не знаю, Дрюнь. Мне казалось, что чувства вернулись, но, стоило нам поговорить… я сразу вспомнил, почему ненавижу его! Он меня найдёт не сегодня, так завтра — я знаю. И скрыться от него невозможно: он ведь бандит. Андрюша, как и всегда, быстро складывает два и два. — Ты залетел? — По его словам, да. Но я не особо верю в эту странную течку. — Лучше бы тебе всё-таки приехать ко мне, Слав. — Приеду, — невесело усмехается Славочка, неторопливо бередя в сторону дома, который по счастливой случайности всего в пятнадцати минутах от этого перекрёстка. — Когда найдёт, по-любому приеду. **** Плохо стало под вечер. Накатила слабость, температура поднялась до тридцати восьми и малость заболел живот. Слава положил на симптомы здоровенный болт, потому что в течку было хуже. В миллион блядских раз хуже. Слава всё равно не собирался выходить из дома, так что на следующий день Слава, укутавшись пледом, валяется на постели с ноутом на коленях и пересматривает видео с камер. Снова смотрит на бедного Ромку, на Витю с пестиком в руках, на их секс и на то, как Витя после непродолжительной борьбы связывает ему руки и, закинув на плечо, уходит. Перематывает и снова смотрит. Смотрит на удивлённые глаза альфы, на робкие соприкосновения их тел, на явное возбуждение между ними, на искрящие чем-то тонким взгляды. Член заметно привстает, дыхание тяжелеет. Он Витю любит, наверное. До сих пор. Трудно не любить того, с кем самый классный секс, с кем «вставал на ноги», с кем сформировал собственную личность и точку зрения. Первая, самая искренняя и нежная любовь, как-никак. Такое не забывают. В дверь звонят. Слава нехотя поднимается на ноги, свалив плед на диване и оставшись в одной тунике до середины бедра и без трусов. Он знает, кого принесло, в конце-то концов. — Как добрался вчера? — буднично спрашивает альфа, с интересом пялясь на его голые ножки. — Да нормально, по холодку добежал. — М-м, — понятливо мычит Витя, с трудом поднимая взгляд до его глаз. — Трахнуться не хочешь? Слава хочет. — Нет. — Уверен? — красноречиво вздергивает брови этот ходячий секс, который наверняка сразу заприметил стояк, приподнимающий тонкую ткань. Слава не менее красноречиво сглатывает, уже подрагивающий от чужих феромонов. — Шёл бы ты, Вить. — Я бы пошёл, Милош, если б ты мне дверь не открыл. Слава прикрывает глаза, пока по ноге издевательски медленно течёт. — Ну так?.. Пустишь? — альфа склоняется к его лицу и накрывает его пальцы, держащие ручку двери, своими. — Или мне зайти самому? Слава прикусывает пухлую губу и, бросив быстрый взгляд наверх, до чужих глаз, приподнимается на носочках. Витя заталкивает его в квартиру, не отрываясь от его губ. Лапает жадно за попу и за манящие ножки. Слава стонет ему в рот, впечатанный в стену спиной, обвив руки вокруг мощной шеи. — Сука, что же ты такой сексуальный? — заведенно говорит Витя, залезая ему под тунику. — Даже если б ты не уродился мазохистом, всё равно бы тебя хотел. Просто трахал бы, а насиловал бы кого-нибудь другого. Смешок срывается с губ и мешается со стоном, когда его ощутимо кусают в шею. — Почему, Милош? Почему, а? Ведь у меня было много красивых омег, а за член меня держишь только ты. Виктор ойкает, когда его дёргают за волосы. — Потому что я самый красивый, бусь. Витя смотрит на омегу с раскрасневшимися щеками, поплывшим взглядом и влажными блестящими губами и не понимает. Потому что «красота» — это когда залипаешь на мягкие золотистые кудри, без конца перебирая их и едва не кончая от того, что подобное великолепие ему доступно. «Любовь» — это когда хочется дать ему по ушам за то, что сидит дома со своей сраной течкой, а не лежит в больнице. «Сексуальность» — это когда внутри всё томно скручивает и пересыхает в горле от одного взгляда. А, когда хочешь омегу настолько, что недостаточно даже того, что засаживаешь ему по самые гланды, или когда вштыривает как наркомана от одного вот этого «бусь» из его уст, — это нечто другое. — А это что? — с придыханием спрашивает готовенький омега, вытаскивая ручки из-за пояса его брюк. Витя смотрит на обнаженного красавца с пистолетом в этих самых ручках и не может сдержать восхищенного вздоха. — Вау… Это очень сексуально, — хрипло произносит альфа, откровенно любуясь. — Ты… ты больной, Вить. Зачем тебе ЭТО, если ты идешь ко мне? — За тем, что он со мной всегда. И всё-таки дай его мне. Не хочу, чтобы ты поранился. Слава кривится, передавая оружие любовнику. Славе это очень не нравится — альфа видит. — Впредь сделай исключение, будь добр, — с той же пренебрежительностью требует омега. — Без этого дерьма ты возбуждаешь меня намного больше. — Как скажешь, зайка, — завлекательно мурлычет Витя, — всё к твоим ногам. **** — У Вас нестабильный гормональный фон, — заранее с подозрительностью говорит человечек в белом халате и моднявых очках. — Молодой человек, Вы что-то принимали в последнее время? Гормональное. — Ну-у-у… Слава смотрит на альфу, что старательно дует в изгиб его локтя, на свежий прокол, и давит улыбку. — Слав, ты реально гормоны принимал? Совсем ку-ку, что ли? — Дрюнька показательно стучит ему по голове. — У тебя и так по-омежьи нестабильно! Я уже задолбался тебе голову на место ставить! А я вот пойду и папе расскажу, ясно? Уж он-то тебе поставит!.. — Дрюня! — обиженно вскрикивает Славка. — Молодой человек! — гаркает врач, громыхнув кулаком о стол, у которого уже глаз дергается от их компашки. Тишина стоит секунды три. — Я тебе сейчас колено прострелю, — тихо говорит Витя и, поцеловав ранку напоследок, распрямляет спину, чтобы тут же согнуться от нехилого подзатыльника. — Дрюня! — Мне и твоему папе позвонить?! Что за детский сад?! Вы двое, блин!.. По отдельности ведь нормальные люди! — Да угомонись уже, — буркает Слава, теперь сам целуя ушибленный затылок альфы, — ничего я не принимал. — Принимали, молодой человек, принимали, — поддакивает умный человечек. — Да я!.. А… блокаторы. Феромонов. — Молодой человек, все подавители гормональные. — И что теперь? — беспокойно спрашивает альфа. — У него течка была… странная. Это тоже из-за этого? — Конечно. Прекращайте травить себя. Вы ещё молодой, поэтому со временем всё вернётся в норму. — А что с ребёнком? — Каким ребёнком? — удивленно отзывается врач. — Мы не предохранялись. Из-за этих подавителей с ним ничего не случится? Здоровый будет? Слава удивлён не меньше, чем врач. Правда, удивлены они разным вещам. — Папаша, угомонитесь. Все блокаторы работают и в качестве контрацептивов. Если вы планировали ребёнка, то стоило об этом почитать. С сердца падает еще один огромный камень. Слава облегчённо выдыхает, привалившись к крепкому плечу, и, подняв глаза, замечает, что Витя как-то… не особо рад. Дрюнька рассыпается в благодарностях, но он уже не слушает. Витя отвозит его домой, но, припарковавшись у подъезда, дверей не открывает. Славе не страшно. Славе тоже хочется оставить хоть пару слов напоследок, тем более что и причин видеться у них, вроде как, больше нет. Витя берет его за запястье левой руки, трогает выступающие запястные косточки, гладит. — Не болит больше? Он даже не сразу понимает, о чем это Витя спрашивает. И только потом вспоминает про прокол в сгибе локтя. Витя, словно услышав его мысли, склоняется и целует. Снова. Туда же. — Нет… Больше нет. — Правда? А у меня болит. Слава снова тонет в грустных каких-то глазах, так и не вернувшихся в норму. — У Дрюни тяжёлая рука, — голос подводит, срываясь в хрип под конец. Бусинка смотрит на него и улыбается. — Да, Милош. — Ну… я пойду? — Даже на чай не пригласишь? — Ты не пьёшь чай. — На кофе? — А кофе ты и так пьёшь достаточно. — На стопку водки? Смешок вырывается сам по себе. — Я не пью водку. — Зато я пью. — Да? Ну, пей, а я всё-таки пойду. Альфа щурится, провожая его взглядом до самого подъезда. Слава приваливается к прохладному зеркалу в лифте, отчего-то слыша свое собственное глупое сердце. Сердце ведь и правда глупое. Сердце зачем-то принимает все знаки внимания за любовь. Любовь, наверное, действительно есть, но немного не та. Витя любит его как… родственника, как просто очень близкого человека. Слава не хочет хорохориться, но Слава уверен, что муж Вити не знает и половины того, что знает Слава. Между ними безусловно есть притяжение — это чувствуется. Они друг другу подходят во всех мельчайших химических реакциях. Им легко и приятно вместе, им хочется проводить время вместе, но этого недостаточно. Пускай он будет жадным, однако ему хочется намного большего. Слава и не думает, что увидит машину Вити хоть издалека, когда подходит к окну. И мысли не проскакивает… но Витя стоит на парковке и курит, задрав голову.