И звезды сходятся

— Господи, гугенот ты недоделанный! Ну, пущу я тебя. Ну, найдёшь ты кого-то. Ну, допустим, он даже согласится. А дальше-то что? Любой адекватный верхний прервет сессию через пятнадцать минут, ровно когда до него дойдёт, что ты больной! — У меня справка есть — я здоровый! — Ты угараешь, что ли? Это я тебе тебе эту справку выписал! — Андрюша, это всего лишь формальности. Никто не поймёт. Я уже придумал стоп-слово. Гугенот! Ты прям сказал, и я понял, что никогда в жизни не сказану такое. — Славочка, роднулечка, ну, хорошо, допустим, ты даже не будешь выходить за рамки. Но ты же совершенно недисциплинирован! Это же основа основ! Ну ни один верхний не захочет проводить сессию с нижним, который вместо подчинения прописывает ему двоечку! — Не буду я никого бить, — обиженно бурчит Славка. — Я помню про БДР. Безопасность на высшем уровне! На крайняк подпитым приду. Пьяненьким я вообще не дерусь. — Слава! Безопасность, добровольность, разумность! Где разумность у пьяного человека?! Слава расстроенно поджимает губы, чего Андрюша на том конце трубки попросту не видит. — Привет, милый, — ласково щебечет Дрюнька на заднем фоне, а потом вновь возвращается к нему. — Я понимаю, Мило́ш, тебе тяжело, но не ломай себя и других. Давай встретимся на выходных, поговорим обо всем, расскажешь, чего ты так отчаялся, хорошо? — Я умолял тебя не называть меня так! Андрюша молчит недолго. — Столько лет прошло, Слав. В этом всё дело? Ты до сих пор так ярко реагируешь. — Дело в том, что я несчастен. — Ну ладно, Милош, я пошёл. Не унывай! — Ты черт, Андрюх. — Угу, целую. И скидывает, собака. Чтоб ему там икалось со своим альфой. Слава отчаянно стонет, укладываясь щекой на стол. Да, он отчаялся. И, наверное, он всё-таки больной. Решил зачем-то опять влиться в тусовку тематиков. Дебилизм, конечно, но раз в год и палка стреляет. У его палки, видать, не тот год. Виктор опять молчит, хоть и прошло всего четыре дня. Неудивительно, но Славе теперь чего-то хочется. От Виктора, блядь. Внимания, например. Но какое внимание? У Виктора муж, семья. Может, там и дети затесались. Он специально не узнавал, чтобы не расстраиваться заранее. Сблевать хочется от мысли, что он может идти по улице и случайно увидеть омегу Виктора с их детьми. Не узнавал, как выглядит этот муж. Собственно, чтобы не узнать при встрече. Мир-то всё-таки тесен… Ему хочется простого человеческого тепла. Почему-то сейчас особенно остро. Хочется кого-то под боком, чтобы по головке погладил и сказал, что рядом, рядом с больным Славочкой. Дрюнька милуется со своим альфой. Ромка поехал знакомить лапушку с проститутом по просьбе самого омеги. Ромка, наверное, чувствует себя паршиво, но у Ромки был выбор. Ромка омеге не отказал. Конечно, у него есть ещё родители. Стоит ему приехать к ним, они мгновенно укутают его заботой. Но немолодые родители плачут кровавым слезами без внуков и никак не могут взять в толк, почему оба их объективно шикарных сыночка до сих пор одиноки. Жесть, в общем-то… **** В руках непринятая курсовая, миллион файликов, телефон, сумка, ручка и пропуск. Слава на ходу пытается как-то освободиться, весь откровенно заебанный. Одногруппники-альфы ржут за спиной как лоси и ни один, сука, не пытается помочь! Они-то за свою курсовую проплатили, им-то что? Им весело. А у Славы таких возможностей нет. Настроение дерьмо. Радует лишь то, что на работе сегодня не его смена. Но, блядь, что делать дома одному? Домашку, разве что. Но домашку можно и на работе поделать, а хочется провести хоть какое-то время с любимым. Слава наконец запихивает мелкую дребедень в карман, принимаясь за бумажки, которые теперь пробует затолкать в сумку. Конечно, по сторонам он не смотрит! Обойдут, если надо! Естественно, всегда найдутся такие же идиоты, как он, поэтому почти на выходе с территории универа Слава в кого-то врезается. — Блядь! — вскрикивает раздражённо, потому что заебали, а потом из горла вырывается визгливый вопль. Его хватают в охапку и вздергивают над землей. Вопит он ровно до тех пор, пока не обращает на лицо потенциального насильника какое-то внимание. И замолкает, наконец почуяв и феромоны. Альфа чуть щурится, глядя на него снизу вверх, и улыбается. — Привет, — мурчит мягким баритоном. — Куда бежим, сладкий? Может, подвезти? — Бусинка, — пораженно шепчет Славочка. — Бусинка, а ты чего тут делаешь? Бусинка бережно ставит его на ноги, тут же подставляя губы для приветственного чмока, а потом забирает у него и бумажки, и файлики, и сумку. — Освободился пораньше, — жмет плечами, умудряясь освободить одну руку, чтобы приобнять его за плечи, отгораживая от толпы, и ведёт его к машине. — А ты чего не в настроении? Устал? Слава угукает, прижимаясь как можно ближе к бочку своего альфы. — Милош, достань у меня из кармана ключи. Слава прекрасно знает, где эти ключи. Слава шустро вытаскивает их из переднего кармана джинсов альфы и открывает машину. Альфа бросает всё барахло на задние сидения и, когда садится на водительское, Славочка уже готовенький и пристегнутый на пассажирском. — Ну рассказывай, как у тебя сегодня день прошёл. — Да этот, блин, Борис Петрович опять мне всё почиркал, — морщится омега, настраивая печку. Вроде, осень ещё, но уже хочется тепла. — Ещё и философия эта… Ну нахрена нам поставили экзамен? Экзамен, блин! Я вообще технарь! А, кстати, помнишь, я тебе про Лёньку с общаги рассказывал? Он от какого-то третьекурсника залетел. К сессии, думаю, уже округлится и будет всем преподам на жалость давить. Рабочая схема, кстати. Но я вообще его не понимаю. Ребёнок — это такая ответственность, это же целый человек. А Лёнька дуб дубом, господи… Слава по привычке щебечет, пока они едут. Альфа в середине разговора также привычно кладёт ему ладонь на бедро и просто ласково гладит. — Бусинка, а куда мы едем? — На свидание. — А мне завтра на работу, — расстроено бормочет омега. — Во сколько? — К двенадцати… Про две утренние пары Слава благоразумно умалчивает. В конце концов, всего две пары можно и пропустить. — Успеем. — Да? А что за свидание? — Это сюрприз. Слава понятливо мычит, затихая на несколько минут. Они выезжают куда-то за город, где сплошные серые поля от налипшего инея. — Бусинка, а ты меня любишь? — вдруг пытливо спрашивает омега. — Люблю. Очень сильно люблю, — и ляжку его для наглядности жамкает. — М-м… Бусинка, а купишь мне кофе? Вкусного такого, с заправки. Альфа добродушно смеётся и кивает. — Куплю, конечно, Милош. Ты какого хочешь? Который в прошлый раз брал или?.. — Мил Палыч, вставайте. Вы просили разбудить Вас к обеду. Слава сонно смотрит на отчего-то светящееся лицо подчинённого и вставать идеей не горит. Но встаёт, конечно. Потягивается, просыпается потихоньку, благо что диванчик в его кабинете — дар богов. Ни разу спина после него не болела. — Хочу кофе с заправки, — заспанно бормочет, расстроенно глядя на Ромку. — Но заправка далеко, да? Где у нас вообще ближайшая заправка? — Мил Палыч! Там же бурду варят! Давайте я сбегаю в кофейню напротив, где мы всегда берём. Взбодритесь и не отравитесь хотя бы. — Да нет, такой не хочу, — вздыхает Слава, наконец поднимаясь на ноги. — Ну ладно. Рассказывай, чего ты такой счастливый. — Расскажу, — лыбится Ромчик, — потом. Сейчас у нас клиент. Должен вот-вот подойти. И убегает. Слава заспанно пялится в чёрный экран, даже не рыпаясь, чтобы включить камеры. Плева-ать. Хочется кофе с заправки, того, вкусного. И издохнуть где-нибудь в уголочке. Ромка по-странному молчит минут семь, и вот это напрягает. Слава слегка пугается, что что-то произошло, поэтому подключает наушники и камеры. — Не переживайте, — мурлычет бета, положив ладонь поверх ладони омеги. Тот, слегка покраснев, поднимает на Рому глаза. — Мы обязательно подберём Вам нужного человека. Мы могли бы сходить в уютный ресторанчик у берега, обсудить Вашу любовь. Как Вам такая идея? — Я… Конечно. Конечно, Роман, я согласен. А Вы… Вы в отношениях? — К сожалению, нет, — трагично вздыхает Ромчик, едва не пуская театрально слезу. — Как же так? Вы такой вежливый и галантный, и… очень милый… Зардевшийся омега смотрит с надеждой и явным интересом. Славе хочется картинно присвистнуть. И узнать, например, какого черта, если вчера Ромка должен был помочь этому лапушке лишиться девственности с проститутом. Но он лишь хмыкает. — Можешь уйти сегодня пораньше. Например, сейчас, — говорит Слава, наблюдая, как на лице подчинённого расцветает улыбка. — А давайте я Вас подвезу, — совершенно невинно предлагает Рома. — Правда? Если Вас не затруднит… Всё. Капкан захлопывается. Слава слегка качает головой. Ну что тут поделаешь? Омега вполне очевидно захотел всего сам. — Мил Палыч, точно всё окей? — заглядывая в кабинет, спрашивает Ромка. — Конечно. Погуляй, развейся, можешь завтра выходной взять. — Вы какой-то грустный, что ли. Если хотите, я перенесу свиданку на потом, а сегодня посидим вдвоём, выпьем, м? — Ром, иди. — Ну… ладно? Но, если что, всё равно звоните! В любое время дня и ночи! — Да, да, я в курсе. Хлопает дверь и одновременно с этим раздаётся звонок — он успевает услышать. А через пару секунд Рома снова открывает дверь с прижатым к уху телефоном. — Конечно, Виктор Владимирович, я обязательно свяжусь с омегой. Слава чуть усмехается, склоняя голову к плечу. — Извините? Рома включает громкую связь и теперь они слушают вдвоём. — Я говорю, — повторяет Виктор, — что заниматься сексом в темноте несколько… проблематично. Если ему так важно остаться инкогнито, то я мог бы подписать договор о неразглашении. Омега слегка тушуется, удивлённый даже, что Виктор захотел увидеть его лицо, что Виктору вообще он интересен больше, чем просто дырка. Но уверенно машет головой из стороны в сторону. — Я боюсь, что это невозможно. Наш клиент заранее поставил довольно жёсткие и чёткие условия. Если Вас они не устраивают… — В целом, меня всё устраивает. Но всё равно передайте ему мои слова. — Хорошо. Я вышлю Вам ответ в ближайшее время. Рома скидывает. — Сегодня в семь. — Я согласен. — Вы… Вы случаем не?.. — Нет, Ром, нет. **** Мягко шуршат вещи, падая на пол. Альфа потягивается в чем папа родил и довольно мычит, прохрустев затекшей спиной. Слава этого не видит, но слышит. Слава малость расстроенный из-за своей, в целом, дерьмовой жизни и несколько заинтригован. Альфа проявляет к нему симпатию. Вполне явную, между прочим. Всего пять дней прошло с прошлой встречи. Слава даже «проголодаться» по подобному сексу не успел толком. Однако же согласился на встречу не думая. Слава дурак. Как и Виктор, видимо. — Привет, омега, — мурлычет альфа уже в считанных сантиметрах от него. Слава вздрагивает, дергаясь привстать на постели, но движение пресекают, рывком вздергивая его за затянутые в пучок волосы. Омега вскрикивает, схватившись за ладонь насильника, царапает её от души и пытается отодрать от себя, пока его тащат прочь с постели. Слава обдирает коленки, упав на пол, но альфа не отпускает. Альфа сжимает ладонь сильнее, заставляя его поднять голову, и склоняется к его лицу. — У меня сегодня хорошее настроение, омега, — голос обманчиво ласковый, приятный, пускающий волнующие мурашки по коже. — Первым делом я захотел поделиться им с тобой. Мило, правда ведь? Щеку нежно гладят в контрасте со стальной хваткой. Слава знает, откуда у таких альф подобное хорошее настроение. От адреналина после склок с другими альфами. Сраные хищники, самцы, короли мира! Слава не любит альф. Альфы созданы для грандиозных целей, их смысл жизни — достижение высот. А у Славы тот самый смысл — всего лишь какая-то любовь, дети, семья. Но у альф есть охуе-е-енный член с узлом. Без этого самого члена Слава себя, к сожалению, человеком не чувствует. Славочка жалко всхлипывает и вдруг вскидывается, зарядив альфе темечком в подбородок. Виктор от неожиданности слегка отшатывается, и омега тут же бьёт. Сильно и больно, прямо в челюсть. Сопротивляться в темноте, конечно, то ещё удовольствие… Слава взвизгивает, когда за волосы хватают снова. Без доли игривости. Бьётся, старается оттолкнуть изо всех сил, но. Но сраные самцы сильнее даже не в два раза. — Ещё раз выкинешь что-то подобное, я начну повторять за тобой, — заполошно шепчет взбешенный мужчина ему на ухо. — Ты у меня после такого с трубочки всю оставшуюся кушать будешь, понял меня? Внутри всё сладко поджимается от страха и волнительного предвкушения. Слава снова всхлипывает, пустив слезу. — Ты понял меня?! — рявкает альфа ему в лицо. Слава тихонько хныкает, зажмурив глаза. Ровно через две секунды по щеке прилетает нихренового леща, выбивающего из него очередные крокодильи рыдания. — П-понял, — плаксиво давит из себя омега, — я в-всё понял. — Уверен? — вкрадчиво спрашивает мучитель. — Да, — скулит Славочка, ожидая нового удара. Когда щеки касаются, он против воли вздрагивает, но касание нежное. Его поощрительно гладят пару мимолетных мгновений в качестве пряника. Малюсенькая такая игра, которая взводит обороты между ними в несколько раз. Рывок — и вот он уже утыкается носом в толстый альфий член. Украдкой вдыхает всей грудью терпкий вкусный запах самца. Но не положено. Не положено омеге наслаждаться минетом. Неприлично. — Ну же, омега. Никогда не поверю, что ты не берёшь в рот у мужа. Слава на самом деле берет, ещё как берет. Был бы муж, у него брал бы регулярно. Лижет несмело широким мазком языка по уздечке с напускной брезгливостью. — Не тяни, — раздражённо фыркает альфа, профилактически дернув его за завязанные волосы. Напоминанием. Слава «пугается» и также робко забирает в рот головку. Сосёт одними губами, лишь пару раз мельком пройдясь языком по дырочке уретры. Ну неприлично приличным омегам заглатывать как профессиональная блядь! Альфа выдерживает недолго: минуты две от силы — а потом отдирает его от члена с тяжким вздохом. — Твой муж, — опускает его подбородок, чтобы он шире открыл рот, и кладёт головку на губы, — просто полный идиот, раз не научил тебя правильно пользовать этот замечательный ротик. Не смыкай зубы, омега. Толкается на самом деле осторожно, придерживая за голову, и даже в глотку член не загоняет. Слава приятно удивлён подобной заботе, но Слава хочет не этого. Слава втягивает щеки, сильно засасывая чувствительный конец, ласкает его языком, пока альфа зависает в ступоре. Альфа снова сжимает его волосы и красиво низко стонет. Слава хочет ещё. Слава расслабляет горло и медленно надевается ртом почти до лобка. Виктор восхищенно выдыхает и тут же усмехается. — Беру свои слова обратно, — хрипит со смешком, — муж — просто чудо. Слава угукает с членом во рту, пробивая Виктора на очередной стон. Виктор с разочарованным вздохом отдирает его голову от себя, чтобы вновь толкнуться самому. Сначала бережно, почти нежно. Виктор не видит его глаз и откровенного блядства в них, но, почувствовав, что принимают его как родного, засаживает уже едва ли не с размаху. Теперь стонет и сам Славочка. В уголках глаз выступают слезы, потому что горло натурально долбят. Он давится, хлещет ладонью по бедру альфы, но тот не отпускает. Хмыкает и, вдавив его носом в лобок, сжимает пальцы на его горле. Вот здесь и становится страшно. Виктор дотрахивает его в глотку и, хорошенько засадив напоследок, спускает туда же. Омега крупно трясётся, почти потеряв сознание. Но Слава крепкий, Слава сильный. Слава закашливается, когда его наконец отпускают, всё ещё весь вздрагивая, и что-то невнятно ноет и скулит, стараясь сжаться в комок. Виктор наклоняется, рывком подхватывая его под мышки, чтобы бросить на постель. Подминает, наваливается сверху и в приступе возбуждения глубоко кусает его плечо. Слава хныкает, а, стоит альфе полезть к члену, вдруг орёт. Орёт так, что сам пугается. — Господи, ты чего пугаешь-то? — оторопело спрашивает альфа. Ограничений у них нет, но мало ли. Сложно вообще что-то понимать в темноте с незнакомцем. — М-минуту, пожалуйста, — без притворства шепчет Слава. Слава крепкий, Слава сильный, но… Между первой и второй… перерывчик… небольшой… У Виктора, кажется, и не падал. Мужчина кладёт ему ладонь бедро, наконец чуя его дрожь, и быстро сопоставляет одно с другим. — Ты кончил, что ли? Ты удивительный, омега. Ещё и всухую… Слава невнятно угукает, переживая это ужасно прекрасное чувство. Он даже не чувствует, что ноги ему задирают. А потом ныть уже поздно. Его просто прорывает визгливым воплем от резкого проникновения. Он беспорядочно дергается всего мгновения, пока альфа не сковывает его запястья одной своей ладонью. Давит другой на его выгнутую колесом грудь, а Слава жмурится, скулит и дышит через раз от непрекращающихся судорог болезненного наслаждения. Первый толчок — и мир взрывается мелкими цветными каплями перед его глазами. Слава орёт и царапает удерживающую ладонь, хоть как-то выплескивая эмоции. Ноги крепко сжимают альфу по бокам, несмотря на его, вроде как, «сопротивление». — Ну же, — завлекательно требует Виктор, — выплеснись. Тяжело ведь только всухую кончать. И бьёт своим охуительным членом прямо по простате. Господи… Слава и рад бы кончать от этого мужчины, как тот попросит. А Виктор, видимо, вознамеревается всё-таки его «выдоить». Ну, а если уж великий и могучий Альфа что-то решил… Виктор хватает его за мокрый от предэякулята член и начинает надрачивать. Не хреначить ладонью туда-сюда, словно разжечь чё-то пытается, а дрочить. Со вкусом, со смаком, умело. Боже ты мой… Слава спускает в умелую ладонь этого мужчины спустя минуту. Альфу это явно заводит, взвивает очередные обороты и так нехилого возбуждения от «победы». Слава не понимает сразу. И Виктор, видимо, тоже, потому что трахает его с не меньшим пылом, пока на основании его члена разбухает узел. Понимают они это, только когда сцепляются и кончают, оба. — Охренеть… Слава ответить не может, но очень сильно согласен. Пиздец потому что. Потому что узел — вещь вполне контролируемая и… настолько интимная, настолько не вписывающаяся в их «отношения»… Слава разрешал повязать себя лишь одному альфе, первой любви, и то спустя год отношений. Ну и сами альфы как бы абы кого не вяжут, то есть… — Извини, — хрипит с явной обдолбанной удовольствием улыбкой Виктор, — но ты просто… потрясающий какой-то… Касается его влажных волос, прилипших ко лбу и щекам, убирает их и целует. Слава чувствует привкус крови от собственноручно разбитой губы альфы. — Откуда ты только такой взялся? — восхищенно шепчет альфа. Слава дрожит от массирующего простату узла и не знает. Откуда он такой взялся, блядь, идиотушка. — Не обижайся, правда, омега, я не специально. Со мной такое впервые, чтобы… само собой. Когда понял, вытаскивать было уже поздно, — Виктор касается своим лбом его и улыбается — он просто чувствует. — Ты же не будешь дуться? Слава слабо усмехается. — Нет, — с той же дурацкой улыбкой шепчет он. **** — Ты где пропадал, бусь? — взволнованно шепчет Слава. На часах заполночь, а его альфа только пришёл. Славкина смена в кафе закончилась два часа назад, а его альфа его против обыкновения не забрал. Слава прождал его сорок минут у закрытых дверей как дурак. Звонил, писал, набирал друзей… Потом добрался домой сам и обзванивал уже больницы. До моргов не дошёл ещё. — Извини, Милошик, — тепло произносит бусинка хриплым голосом, — я немного припозднился. — Ты не приехал за мной, — обиженно вякает омега. — Ты сам говорил, что не пустишь меня на эту работу, если не будешь забирать с ночных смен. — Черт… — альфа запускает ладонь в собственные волосы и сжимает их у корней. — Прости, Милош. Прости, родной, я что-то забыл. Как ты добрался? Всё хорошо? Слава видит искреннее беспокойство в глазах альфы и каплю вины. Слава верит своему альфе, но Слава не понимает. Много чего не понимает. — Всё нормально, — бесцветно говорит Слава, — это не первый раз. Альфа грустно вздыхает и сгребает его в родные, защищающие от всего мира объятия. — Ну, милый мой, я постараюсь быть внимательнее. Ты только не переживай, если я вдруг задерживаюсь, ладно? Я стараюсь по возможности предупреждать тебя, но получается не всегда. Извини, кроха. Но я не с пустыми руками! Небольшой тебе презент. Закрой глаза. Слава глаз демонстративно не закрывает. Он не обижен. Он просто не знает, что думать. Бусинка возвращается из прихожей с известной брендовой сумкой. — Это тебе. Будешь самым модным в универе. Бусинка улыбается. Омега и удивлён, и рад. — Спасибо, — шепчет он, щупая дорогую кожу. — Но… Бусинка, ты опять с кем-то дрался на работе? — Милош, это мелочи. Просто слегка повздорили, — отмахивается альфа, по новой сгребая его в объятия. — Накормишь меня? — Мелочи… — Слава касается разбитой шишки с подсохшей кровью на лбу сначала кончиками пальцев, а затем, привстав на носочки и склонив голову альфы ниже, нежным поцелуем. — Со вчера овощное рагу осталось. Будешь? Омега выворачивается из объятий, следуя на кухню, а за ним хвостиком и бусинка. — Буду, конечно. Ты сам-то хоть ел? — Нет. — Милош!.. Ну сколько можно повторять: ешь! Ты скоро просвечиваться начнёшь! Слава, это не смешно уже! — Я ждал тебя, идиотушка, — хмыкает Слава, и альфа затыкается. **** — Рома-а-а, выключи светильники-и, — ноет омега, лежа на столе. — М? Какие светильники? — жизнерадостно отзывается подчинённый, опять что-то делающий. — Свои, блядь, в глазах которые! Что за чертовщина? Ты влюбился, что ли? — Да ладно Вам… — мечтательно вздыхает Ромка. Ромка драит полы с глупенькой рожей уже второй час. Ромка с утреца заехал за ним домой, разбудил, приготовил ему завтрак, перегладил все его вещи, а, стоило им приехать на работу, затеял генеральную уборку, уже протерев всю несуществующую пыль, подметя крыльцо, проведя ревизию и зачем-то обзвонив всех клиентов по десять раз! Рома не то чтобы лентяй, но это именно Ромка в свое время, когда еще не было бабок на рестораны и домработников, надевал на тарелки пакеты, чтобы их не мыть. Рома вообще на его памяти мыл разве что себя и его! — Ты ему вдул? Слава глотает обжигающе приятного кофейка, за которым Ромка сгонял для него пять минут назад, хоть он и не просил. — Да-а-а, — довольно тянет этот обдолбыш. — И чё? — Ну-у-у, зна-аете, он того проститута же испугался… а меня нет. — Вон оно чё… — И-и-и я сегодня забираю его с работы в четыре. И мы едем ко мне. — Вау. Класс. Ещё пять часов. — Да, — вздыхает Ромка, — пять часов… — Ром. — А? — Я за тебя рад, Ромаш, правда, но иди-ка ты отсюда нахрен, а? Пожалуйста. Мне сблевать хочется от всех вас таких… влюблённых. — Вы про Андрея Палыча? — И про него тоже. — Мил Палыч! — Ромка с грохотом бросает швабру, распрямляясь в полный рост. — Если Вы только захотите, я останусь с Вами хоть до второго пришествия! И срать мне на этого омегу! Слава скептически вздергивает брови. — Ой, нужен ты мне, герой-любовник. Я не хочу тебя обидеть, просто… ты ситуацию не спасешь ни на грамм. Никто не спасёт. Если б Ромка обижался! Ромка отчего-то лыбится, стирая пот со лба футболкой. — А этот Ваш… Виктор? Мне всё-таки кажется, что Вы в него влюбились. — Рома. — А что Рома? Рома не дурак. Вы к нему по первому зову бежите и выглядите очень довольным после каждой встречи. Вам ведь и хочется такого альфу: с ебанцой и бабками в кармане. Ну и сильного, с авторитетом — куда ж без этого? Слабого Вы ушатаете. Слава тяжко вздыхает. — Может, и хочется. И что с того, а? Он замужний мужчина и мужа своего очень любит. Я его в качестве чего-то большего даже не рассматриваю. — А ещё Вы ему жуть как нравитесь, хоть он Вас и не видел. Такой весь крутой, независимый, «ничего об омеге знать не хочу», а потом просится хоть что-нибудь узнать, м? — Это просто мимолетное увлечение. — А почему нет-то? — Рома садится на край его стола и заглядывает ему в глаза. — Попробовать ведь можно. Когда ещё Вам предоставится такой шанс? Были бы у него еще дети… Хотя и на них похрен! Тем более что их нет — я специально посмотрел. Слава не показывает, но с сердца падает огромный такой булыжник. Уже лучше. Плохо только, что освобожденное хотя бы на часть сердечко трепещет и бьётся лишь сильнее. — А кто-то называл его маньяком и просил меня вообще с ним не сближаться… — Что же я сделаю, если Вам нравятся маньячеллы? — картинно парирует Ромчик. — Ну же, решайтесь! Давайте я ему сейчас позвоню и скажу, что Вы согласны на договор о неразглашении. — Я не согласен. — Не упрямьтесь! — Рома, нет. — А вот и да. Всё, звоню. — Не смей, — тихим загробным голосом произносит омега. С Ромки вся спесь слетает мигом. Рома медленно кладёт телефон на стол и опускает глаза. — Вы ведь… — спустя минуту в звенящей тишине шепчет Ромчик, — неглупый совсем. Вы очень умный, Мил Палыч, я Вами за это восхищаюсь. Вы просто не хотите мне говорить, да? Причину. Причину, почему Вы отказываетесь. — Да, Ром, ты тоже совсем не глупый… Иди-ка к своему омеге, поможешь ему с цветочками. **** Удовольствие мелкими лапками бежит по нервным окончаниям, мягко и сладко, бесконечно сладко, будто обкурились чего. Бесконечно-бесконечно… — Бусинка-а-а, — томно стонет Слава. Бусинка слегка усмехается и спрашивает с сексуальной хрипотцой: — Хорошо тебе? — Ка-айф, — и сам похрипывает омега. Бусинка игриво кусает его в плечо, продолжая поглаживать его липкий от спермы и вздутый от спермы и члена живот. Иногда Славе хочется остаться вот так навсегда. Всегда лежать сцепленными, потому что так правильно, только так и правильно. В такие моменты ему кажется, что они одно целое. Они ведь и есть те самые половинки, а то, что их склеивает, — узел. Примитивно, наверное, но всё гениальное просто. Всё гениальное создала природа. — Почему я тебя так люблю? — с улыбкой шепчет омега, вполоборота обернувшись назад, на своего альфу. Альфа целует его в висок мягкими губами и поддает бёдрами снизу, чтобы прошило до самого мозга. Слава слабо вскрикивает, вновь окропляя собственный живот. Эйфория затягивает, не отпускает. Без неё жизнь кажется неправильной и какой-то… обрубленной. Бусинка стонет ему затылок в ответ, потому что одинаково хорошо им обоим. Единение и открытость. Ощущение голой души, но это не страшно. Это чувствуется чем-то прекрасным и трогательным. Бесконечно-бесконечно личным, только для них двоих. — Может, потому что я красавчик? — смеяться пытается, хоть обоих и потряхивает. — М-м… да. В тебе так много красоты, бусь, что я… без ума. Бусинка с шумным выдохом утыкается ему куда-то за ухо и дышит туда. Это тоже приятно. Приятно будет ещё час точно — они это знают и не спешат. Очень приятно не спешить. — Ты самое красивое, что есть на свете, — сквозь лёгкую дрёму слышит Слава. Слава знает. Знает, что его альфа его любит. Просто любит. **** Как и договорились, на выходных они с братом встречаются. Брат зовет его всё в тот же ресторан и всё так же в этот ресторан не заходит, предпочитая сидеть у морского берега в пять гребаных градусов тепла. Слава вообще-то ещё тот мерзляк, но… что-то в этом есть. Да и настроение — сплошное расстройство. В таком настроении даже не холодно. — Дрюнь, а, Дрюнь, — зовет омега, плюхаясь на шезлонг рядом. Модель поднимает на него ясны очи и сносит его ветром своих охрененно длинных ресниц. Сидит же ещё в одном кардигане крупной вязки, вино в бокале покачивает. И не замёрзнет ведь, не заболеет, скотина. Никогда не болел. — Привет, Славочка, — вздыхает тяжело. — Привет. Чего грустим? — Он предлагает съехаться наконец. — Круто ведь. — Ага. Но я ведь отказал. — Ну и дурачина. Это как про мелкий жемчуг и пустые щи. — Даже спорить не стану. Они просто пьют. Дрюня закладывает просто в усос. Дрюня очень устойчив к алкоголю, поэтому пьет много и всё подряд. Слава менее устойчив, Слава пьет поумереннее, но и напиваются они по-разному. Андрюху разносит просто неебически. Андрюша вообще другой человек под синькой. А Славочка всего-то веселее становится. И честнее, наверное. Когда Слава начинает говорить, они оба на половине пути к забытью. Поэтому Слава уже становится честнее, но ещё не веселее. — Андрюш, — перед ногами шелестит вспененное море, гонимое злым осенним ветром, а сам Слава выглядит малость побито, — я так больше не могу. Поднимает на него, на брата, слезящиеся глаза с синяками под ними, и ни капли не улыбается. Ветер резко взъерошивает волосы, закрывая его лицо. — Зачем мне жизнь, если она такая? У меня же ничего нет, Дрюнь. Ничего нет и никогда не будет. Дрюня не может понять, насколько серьезно он говорит, просто потому что не видит его лица, его глаз. — Хочешь предложить мне тоже утопиться? Я ведь в такой же ситуации. — У тебя есть твой альфа. Ты его любишь. Борись за него, Дрюнь. Ты ведь даже представить себе не можешь, каково тебе будет без него. — Слав, — обеспокоенный брат кладёт ему ладонь на плечо, — что случилось? Это?.. О боже мой… Омега меняется в лице, закрывая рот кулаком. Слава даже не спрашивает. Слава знает, что Дрюня умный, Дрюня проницательный. — Милошик, — Дрюня всхлипывает, стирая соль с щёк, — родной мой, что же ты сразу не сказал? Любовник… Это Витя? Слава слегка усмехается и кивает. У модели кривится лицо, опуская его до простых смертных, краснеет нос и мокрое лицо. Такого, неприглядного и искреннего, слабого брата Слава любит и очень сильно жалеет. — Чего ты плачешь, Дрюнь? — Потому что плачешь ты! — плаксиво вскрикивает брат, кидаясь обнять его. Слава обнимает в ответ, утешающе поглаживая худую вздрагивающую спину. У Славы сухие глаза, вообще-то. Слава вообще-то не плакал, но и Дрюня говорил не о том… А сейчас сердце сжимается за брата. Слава никогда не мог спокойно воспринимать его слезы. — Чш-ш-ш, Андрюша, всё будет хорошо. И у тебя с твоим наладится, и мы с Витькой разберемся. Ты ж нас знаешь, поднимем всех на уши, что-нибудь разъебем в процессе, но разберёмся. — Но… — Тише-тише. — Ты же его ненавидишь…