Когда умирает солнце

С этим туманом было что-то не так с самого начала, однако… увы, Ран понял это слишком поздно. Когда что-то ещё можно было изменить, он потратил все свои возможности на выяснение отношений с чёртовым Ку Синджу. А потом первая волна слабости и дурноты окатила его с ног до головы. Этому можно было бы не придавать особого значения, правда, но с каждым вдохом эта боль становится всё невыносымей, всё сложнее сдерживать крики, в любой момент готовые с уст слететь. Когда Ран прислоняется к стволу близстоящего дерева, ему уже так дурно, что даже смерть была бы спасением. Перед глазами мутится, всё куда-то плывет, и сознание такое спутанное, что не ухватиться ни за одну из мыслей, не поймать кончик нити из этого бессвязного потока. Где-то там звучат голоса Синджу и Юри, а когда падает на землю Джиа с кровоточащей рукой, подобие усмешки касается обескровленных уст младшего Ли. Как продумано. Открытая рана на теле девушки наилучшим образом убережёт её от пагубного воздействия яда на человеческий организм. Какая заботливость, чёрт побери. И грёбаный Имуги… Лисёнок уже готов вырубиться окончательно, когда сознание прошивает голос, подобный отдаленному звуку грома: «Борись, пабо-я! Ты что, вот так вот готов опозорить весь наш род?!» На самом деле, звучит не очень ободряюще, но Рану плевать, что конкретно произнесёт обладатель этого прекрасного тембра: одного звучания голоса уже будет достаточно. И в этот момент глаза его вспыхивают пронзительным золотым светом. Истинная сущность лиса пробуждается в нём столь неожиданно, что он сам себе удивляется. Это мощный прилив энергии такой силы, что хватило бы на целое море, а может, и на океан даже. Нечто переполняющее его, выходящее из берегов, взрывающееся сотнями тысяч сверхновых звёзд на безграничных просторах необъятной вселенной… Когда-то маленький лис-полукровка мечтал походить во всем на своего старшего брата, но вот незадача, сколько б он ни старался, сколько бы усилий ни прикладывал — всё без толку. И вряд ли бы из этого вообще вышел какой-нибудь толк однажды. Потому что… несмотря, на единение душ и мыслей, они всё равно оставались и будут оставаться очень разными, и, наверно, в этом есть какой-то смысл, противоположности притягиваются, и так далее. Просто… Если хён — гром разящий, то Ран — неукротимый вихрь безудержный, сметает всё на своём пути. Всполохи цвета плавленного золота на дне карих глаз отражают внутреннее пламя, негасимым светом наполнившее всё его нутро. И когда Ран поднимается на ноги, от прежней слабости не остаётся и следа. — Нужно найти источник этих ядовитых благовоний, — твёрдо и уверенно произносит лис; взгляд его полон решимости. — И уничтожить его. *** Имуги… нервничает. Это не слишком очевидно, внешне змей — само спокойствие, однако Ён слишком хорош в чтении языка тела, и эти пальцы, сжавшиеся непроизвольно в кулак, плотно сомкнувшиеся губы могут лису о многом сказать. И это явно не страх перед туманом, закрывшим обзор на все четыре стороны света. — Не думаю, что Джиа может что-то реально угрожать, — с деланным спокойствием комментирует кумихо. Взгляд, которым его при этом одаривает Ли Терри, весьма красноречив. — К тому же, не может ведь тебя в самом деле беспокоить… какой-то человек, м? — задаёт далее очевидно риторический вопрос Ён. — Я и не беспокоюсь, с чего бы? — весьма резко отвечает змей. — Зато у тебя, Ён, очень скоро появится повод для беспокойства. Например, тебя совсем не интересует, куда подевался твой глупый маленький братец? Если бы Ён в эти мгновения за столом сидел, давно бы оперся головой о пальцы руки, поставленной на горизонтальную поверхность. Наверное, его жизнь — это череда «facepalms» самых разных градаций с редкими проблесками надежды на то, что однажды в этом прекрасном мире станет чуть меньше идиотов (может, стоит поспособствовать их уменьшению?). Поэтому лис предпочитает молча игнорировать своего неуёмного собеседника, сосредоточившись на одной цели, на одном запахе, не различить который почти невозможно. Едва слышимый аромат азалии, нежность восточного ветра и кровь. Стойкий запах железа и боли, вымученная сила, родившаяся из невозможного страдания. Лишь усилием воли Ён сохраняет маску спокойствия на своём лице, стоит только различить полностью букет из этих ароматов. Накопление ярости в его груди — процесс небыстрый, однако уже необратимый. Кто-то (и Ён прекрасно знает имя этого кого-то) осмелился причинить боль человеку, находящемуся под покровительством Горного Божества Пэкду. И этот кто-то ещё пожалеет и не раз о собственной смелости… — Тебя в самом деле так интересует, где находится мой младший брат, Терри-я? — хмыкает Ён. — Однако лучше бы тебе побеспокоиться о том, где находишься ты. Имуги не сразу сознает, что именно лис имеет в виду, однако когда через мгновение, сознание оказывается в плену благовонного дурмана и яд наполняет лёгкие, правда становится ясна, словно день, ведь… Именно в эту минуту Имуги находится не где-нибудь, а в самом что ни на есть человеческом теле. *** Это место похоже на сердце в груди исполина — пульсирующее, трепещущее. Словно смерть кощеева, внезапно в утином яйце обнаруженная. Ран глядит на нежный цветок манджусаки, мерцающий неровным бледно-розовым сиянием, и, наверно, он немного опьянен властью, которой он обладает сейчас над этим туманным лесом. Одно движение — сорвать цветок — и морок будет развеян. Но… стоит ли торопить события? «У Нам Джиа осталось от силы минут пятнадцать, прежде чем яд начнёт распространяться по ее организму, — внезапно напоминает он самому себе. — Чем скорее эта опасно ядовитая иллюзия будет разрушена, тем скорее можно будет остановить не прекращающееся кровотечение из раны на руке Джиа-я. Всё же… слишком большая потеря крови тоже не может быть полезной для человеческого организма…» И с этой мыслью Ран одним движением срывает тонкий стебелёк с слегка покачивающимся алой паутинкой соцветием на нем. Всё замирает на какую-то долю секунды. Ран закрывает глаза. Прислушивается… принюхивается… Прежде чем не осознаёт со всей отчётливостью значение неотвратимости: пахнет грозой. И первое же что видит Ран, открыв глаза, это лицо Ли Терри, истекающее кровью из всех семи отверстий. *** Всё очень просто: для надежности реализации гениального плана Имуги пошёл на весьма рискованный шаг, привязав жизнь цветка манджусаки к собственной жизни. Причём так искусно и ловко, что уничтожение цветка грозило стать причиной собственной смерти змея. Сперва на его человеческое тело и впрямь начал воздействовать яд, а потом… Потом приступ острейшей боли пронзил всё его существо, вынуждая упасть на колени, а затем самым загадочным образом переместиться в эпицентр тумана, где было не так давно ещё целое поле ликориса, от которого теперь оставался один самый важный цветок, что не должен был быть ни в коем случае сорван. Это было странное зрелище, и осознавать его значение у Ёна просто не было времени. Оставалось лишь переместиться за змеем следом, ориентируясь по тоненькому шлейфу почти неуловимого запаха, протянувшегося за исчезнувшим Имуги, как просыпается крупа из продырявленного мешка. Первым делом взгляд старшего Ли обращается к Джиа, сидящей прямо на земле в полубессознательном состоянии человека, который потерял слишком много крови для одной небольшой раны. Далее лис находит здесь же и Ку Синджу с Ки Юри, которые выглядят немного ошеломлёнными, явно не планировавшими проводить свой день подобным странным образом. Имуги лежит на траве, прижав к лицу ладони, и меж его пальцев стекают алые струи жидкости, покидающей организм вместе с жизненной энергией… В центре же сего действа стоит максимально обескураженный Ран, всё ещё сжимающий в кулаке цветок ликориса. Прямо сюрреалистический перформанс — не иначе. Изрядно посетовав на тупость мира сего и иного, Ён принимается делать то, что всегда давалось ему лучше всего. А именно, решать проблемы, возникшие на ровном месте. — Джиа-я, кто тебя поранил? — бросается мужчина в первую очередь к девушке, которая выглядит самой нездоровой на общем фоне (по крайней мере, так решает сам Ён). — Это был чей-то план спасти её от смертельного отравления, — отвечает вместо Джиа Ран, в чьём голосе явственно различимы нотки обиды. И да ладно, разве сейчас есть время и место для ревности? — Весьма глупый план, потому что слишком большая потеря крови так же неминуемо ведёт к смертельному для человека исходу. Где-то чуть поодаль харкает кровью Имуги, силясь что-то возразить. — Он хочет что-то сказать? — недоуменно сводит брови Ён, и стоит признать, в этот момент он более всех здесь присутствующих походит на одного из тех идиотов, чьё содружество сам же и презирает сердечно. — Наверно, это потому что я сорвал ликорис, — отвечает Ран. — А вот у Джиа кровь, кажется остановилась и даже свернулась. — М, — понимающе кивает Ён. — Это хорошо. У меня плитка шоколада в кармане пиджака оставалась — поможет восстановить общий кровоток в организме. И Ён достаёт из кармана шоколад с самым невозмутимым видом, чтобы потом так же спокойно начать скармливать его всё ещё болезненно бледной девушке. Румянец к ней вернётся нескоро, однако после пары кусочков сладости Нам Джиа хотя бы перестаёт походить на живое умертвие… И первым же делом озвучивает самый насущный, с своей собственной точки зрения, вопрос: — Терри-я… где ты? Кто из всех здесь присутствующих в самом деле близок к тому, чтобы окончательно превратиться в самый настоящий труп, так это Ли Терри, кровотечение которого стало ещё более обильным, и не вполне ясно, когда перестанет (вполне вероятно, когда вся кровь полностью покинет его организм). Вопрос Джиа звучит для змея как сквозь толщу воды, и, конечно, ответить хоть что-то он просто не в состоянии. — Ему нужно съесть его, — неожиданно произносит Ран. — Что? О чём ты? — недоумевающе вопрошает Ён. — Если Имуги хочет выжить ему нужно съесть цветок ликориса, — поясняет Ран, после чего нарочито демонстративно скармливает манджусаку несколько бессознательному змею. Терри кривится, но не может ничего противопоставить напору чрезмерно активного лиса, в конечном итоге даже проглатывая эту горькую цветочную мякоть. Кровотечение в самом деле останавливается, и Имуги хоть всё ещё и бледен, как полотно, больше хотя бы не похож на того, чья душа с минуты на минуту покинет тело. Проходит несколько минут, и змей разлепляет до сего момента сомкнутые веки, поднимая взгляд на своего «спасителя». Джиа, пожирающую его взглядом полным беспокойства и затаенной надежды, Имуги словно бы и не видит. — Ты… — хрипит Терри, не отрывая глаз от младшего Ли. — Ты умрешь, Ли Ран-ним, здесь и сейчас, ты у… — грубая пощечина прерывает лишенную связности речь Имуги. Взгляд, которым окидывают при этом змея холоден и остёр, как скальпель хирурга, ровно вскрывающий твою черепную коробку. — Не смей. Нести. Этот. Вздор, — чеканит старший лис, и в этот момент ни у кого не остаётся сомнений в том, кто же из здесь присутствующих является Горным Богом. Пожалуй, в эти минуты обстановка и впрямь накаляется до предела. Туман рассеялся, но небо не прояснилось, затянувшись мрачными тучами. И уже слышны вдали первые громовые раскаты…