— Снимай штаны!
Слова отрезонировали от бетонных стен, разбегаясь по гаражу своей комичностью. Сеиджи округлил глаза и отшатнулся, оставляя отзвук за движением кроссовок, перепачканных грязью с заднего двора. Его кулак сжал ключи от трактора до напряжённо распухших сухожилий.
— Поторопись, — отстранённо поддержал Осаму, смотря будто сквозь него пустым взглядом. — Пока у тебя есть ноги.
— Ч... Что вы имеете в виду?..
— Ты вляпался в грёбаный растворитель, — Чуя склонил голову к лежащему Курихара. —
У него уже не везде есть кожа.
Осаму подтверждающе, слабо кивнул.
Сеиджи закружился в панике. Он переступал с места на место, пока крутил головой. Пальцы его неуверенно выпустили пуговицу из петли, но он явно не торопился продолжать избавляться от опасно перепачканной одежды. Вместо этого он с неизменным энтузиазмом бегал по гаражу. И ногами, — пока они у него есть — и взглядом.
— Ты, блять, стесняешься или что? — Чуя поднял бровь. — Угомонись. И просто...
Дать дальнейших указаний Чуя не успел. Даже если бы успел, его слов не было бы слышно: Осаму истошно закричал и согнулся к коленям. Чуя перевёл на него широко раскрытые, обеспокоенные глаза.
— Что с ним? — Сеиджи попытался подойти ближе, но Чуя остановил его ладонью.
— Я думаю... это ломка. Твой отец... вколол ему что-то. В вену. Но это было какое-то время назад, и теперь...
Чуя не продолжил мысль — Осаму закричал снова. Осаму сжался в своём положении, крепко обхватывая поднятые колени. Лица его не было видно, зато явно проявлялась крупная тряска.
Чуя надломил брови и посмотрел от него на Сеиджи в испачканных кислотой джинсах. Вот так компания.
— Думаю, ему ахренительно
больно.
Сеиджи бегал глазами по Чуе в соображающей лихорадке.
— Ты знаешь... где находятся поля?
Чуя выгнул бровь.
— Естественно, я же драный крот-землекоп здешних мест. Джи, ты ебанулся?
— Мм... А... Телефон. Телефон у тебя есть?
Чуя коротко хлопнул по карману джинсов; вот что так сильно упёрлось в бедро, когда он чуть не упал назад, на задницу, с осознанием жидкости в бидоне.
— Такой приблудой располагаю, да, это уже попроще.
Сеиджи упёр руки в бока. Теперь он смотрел на Чую немигающе, но неизменно находился в мыслительном процессе. Понял это Чуя сразу, как Сеиджи коротко заявил:
— Нам придётся разделиться.
Чуя поджал губы и покосился на Дазая.
— Будь на связи, — последнее, что сказал Сеиджи. Чуя проводил его из гаража взглядом.
༒
Была выполнена одна из сложнейших и бессмысленных задач. Ладно, она была не слишком бессмысленной: того потребовали обстоятельства. Транспорта у них по-прежнему не было, Чуе пришлось бросить свою машину. А Осаму, и без того проблемный, корчился от ломки.
На половине пути Чуя дважды разрывался: бросить Дазая прям среди пыльного двора или уже нести на руках, чтоб не заёбывал своими болезненными остановками. Осаму говорил, что его ноги отказывают. Сколько он просидел в драном подвале без возможности?.. Без
любой возможности, тут нечего подбирать слова.
Они шли позади домов, там, где не было дорог. Как бы параллельно этим дорогам: проезжающий по ним был бы ровно напротив, но за счёт возведённых зданий пропустил бы движения.
Это стало сложнее по мере приближения к мотелю — он находится среди дорог, на стыке двух переездов. Потому пришлось обойти сзади, со стороны парковки. Там машина Накахары добросовестно простояла пол дня: после конфискации на проверку Чуя смотрел на неё только мысленно, а с возвращением пригнал совсем ненадолго. Потому что после погнал её к Сеиджи. С его-то большой, нервной просьбой.
Не все предчувствия и предположения беспочвенны, насколько бы глупыми они не казались.
Это доказывает парень на полу в комнате мотеля. Чуя, стоя рядом, пытался отдышаться: у Дазая возникли проблемы с лестницей, и Чуе пришлось его тянуть. Просто Дазаю было больно до всхлипов. Даже стоять нормально он не мог: сразу сел на пол, подпирая спиной кровать. Он снова обхватил колени и спрятал лицо.
Чуя спустился к автомату. Взглядом нашёл за стеклом банки с лимонным чаем. Стоило бросать монетки не так торопливо и выбивать по одной банке. Так, может быть, автомат бы не начал захлёбываться и тормозить.
Но это произошло. Проволочная лента перестала крутиться, задерживая банку на краю. Банка чая выпала вперёд к стеклу, упираясь «головой». И больше не двигалась.
Чуя различил мутное, слабое отражение. Хоть и так прекрасно знал, но увидел, насколько широко и недовольно раскрылись его глаза.
Чуя выругался и начал стучать по затормозившему автомату. Между делом продолжал ругать эту
старую консервную банку. Этот
кусок вонючего подобия на холодильник с драными спиралями, которые забыли выдернуть на заводе на стадии сборки по причине грёбаной неисправности.
Чуя лупил автомат, шатал из стороны в сторону. Единственное — во время разбега его остановила работница мотеля. Иначе Чуя выбил бы из этой
готовящейся к свалочному переезду бандуры всё дерьмо.
Но работница пригрозила вызвать полицию. Чуя развернулся к ней, поднял руки в сдающийся жест и попытался улыбнуться. Извиняясь, начал отступать. И снова пнул автомат. На этот раз — из искренней случайности.
Автомат выплюнул застрявшую банку вниз с громким отзвуком. Чуя обернулся с горящими глазами. Работница выглянула из-за него в сторону автомата, который продолжил бросать честно оплаченные банки. Она поинтересовалась недавним представлением: неужели Чуе настолько сильно нужен был этот чай? Настолько, если не сильнее, ответил Чуя.
Чуя сгрёб чай в руки. Добравшись до комнаты, рассыпал банки по полу и отбросил кошелёк на стойку с телевизором.
Осаму неизменно сидел возле кровати. Поднял побитый, замыленный взгляд на Чую, открывающего банку с коротким треском.
Чуя протянул чай и сказал выпить это. Сжал губы в линию, отмечая дрожь руки, потянувшейся навстречу.
Осаму благополучно выпил несколько банок. Чуя предупредил что, скорее всего, потребуется промывание желудка. Осаму переспросил это. Чуя прямо ответил, что придётся проблеваться. Дазая затошнило в ту же секунду. Ну, это было ожидаемо. Насколько-то, но ожидаемо. Как минимум, был готов Чуя.
После неприятных, но необходимых процедур Чуя попытался раздеть Дазая. Осаму сначала неуверенно сопротивлялся. И на то, конечно, были причины.
Осаму внимательно смотрел на Чую, наверное, в попытке узнать реакцию, когда позволил лишить себя одежды. На теле гематомы и шрамы. Осаму не увидел бы это сам, но в любом случае мог знать.
Чуе пришлось держать себя в руках. От увиденного хотелось ругаться и закрывать глаза. Чуя крепко стиснул челюсти, подавляя и то, и другое.
Когда Чуя спустился проверить счётчики, Китамура сказал, что держал овец. В тот момент Чуя держал в руке хлыст. И решил, что старик Китамура — грёбаный живодёр.
Но это было истиной лишь отчасти. На теле Дазая рубцы и шрамы широких линий. Как если бы тем хлыстом ему наносили размашистые удары. Съезжая в сторону, плотно собранные верёвки жгли кожу неровной траекторией.
Свежие раны на костяшках склоняли к предположению, в котором Осаму обчесал их о бетонный пол подвала. Как если бы Осаму отползал, упираясь на них. Отползал в попытке избежать...
наказания ударов.
По телу разошлись синяки: где-то уже пожелтевшие, где-то синие и фиолетовые. Как если бы помимо хлыста в ход шли кулаки.
Осаму всё ещё пялился в лицо, высматривая отвращение. Чуя понимал его интерес. Потому прекратил бессмысленный пока осмотр. И предложил Дазаю залезть в ванную.
Пока Чуя настраивал воду, Осаму сел в ванную и снова подобрал колени к груди. Ванная была небольшой, но позволяла не делать этого. Осаму просто закрывался. И Чуя понимал его решение, пока ладонью оценивал температуру воды.
После Чуя какое-то время просто поливал его. Пришлось закатать рукава толстовки.
Только когда Чуя попросил наклонить голову назад, Осаму заговорил.
— Он сжёг мою одежду.
Чуя на секунды застыл взглядом. Прочистив горло, ответил:
— Я дам тебе свою.
Чуя, конечно, пропустил мысль о том, как Осаму вообще
узнал об этом, если сумасшедший Китамура держал его в подвале, но интересоваться не стал. Осаму склонил голову в бок, как бы к Чуе, но не смотря на него.
— Он развёл костёр на переднем дворе, перед крыльцом. Примотал меня к стулу скотчем, и одну руку... как обычно, в наручник. Это было за столом в кухне... Оттуда окно выходит на передний двор. И обычно шторы закрыты, но... он хотел, чтобы я посмотрел на костёр из моей одежды. Я слышал, как он запер двери. Потом я видел только костёр: он куда-то ушёл. В тот момент... я думал о деревянных ступенях. Я имею в виду... огонь перебросится и спалит дом. Я думал, что сгорю заживо, привязанным к стулу. Вот так. В доме сумасшедшего
отца.
Рука Накахары дёрнулась. Каждый раз, когда Осаму произносит
это, в нём что-то ломается. Ломается глубоко в черепной коробке. С треском осознания, которое мозг хотел бы заблокировать от ужаса реальности этого осознания.
— Наклони, пожалуйста, голову. Я помою волосы.
— Я не знаю, в чьи лохмотья он одевал меня после. И... Не могу перестать думать о том, что же было в моей тарелке в тот момент... Думаю, я не хотел бы знать... Но, думаю, что знаю...
— Не говори о нём.
Осаму выгнулся чуть сильнее, теперь смотря в голубые глаза.
— Это позади. Мы выберемся отсюда.
Чуя поставил локти на бортик ванной и сократил расстояние. Рука с душевым шлангом продолжила поливать спину и бок Дазая.
— Ты мне веришь?
Осаму медленно водил глазами по лицу Накахары. Оставил паузу, которую разбавлял шум воды.
— Я вскрыл два замка скорлупой от фисташки. Думаешь, я утратил веру?
— Вот именно, — покивав, Чуя выпрямился. — Расскажи мне лучше
о себе. И наклони, наконец, голову, задрал, дай промыть твои патлы!
— Что-то мне подсказывает, что
вот так уже проявляется
твой характер, — Осаму послушно запрокинул голову и прикрыл глаза. — Без пожалуйста и прочей напускной вежливости.
— Повыпендривайся мне тут.
— И что будет?
Чуя уже намочил каштановые волосы. Скосил взгляд, отмечая, что глаза Осаму закрыл. Потому без слов ответил на дерзкий вопрос: метнул струи шланга в лицо. Всего на секунду, но Осаму вернул голову в прежнее положение и принялся отплёвываться.
— Примерно это.
Осаму фыркнул.
— Буду иметь в виду.
— Держи, — Чуя протянул шланг. — Намыливаться будем. И рассказывай уже, не тяни.
Осаму принял шланг и поливался тёплой водой.
— Мм... И... С какого момента?
— С утробы.
Осаму скосил взгляд. Дёрнул рукой в сторону, намочив толстовку Накахары. Чуя выругался, но коротко усмехнулся после. Вылил шампунь на руку, протянул его под струи и начал пенить ладонями.
— С утробы... — задумчиво повторил Осаму. — Лучше бы я прям там и умер. До рождения.
Чуя поджал губы, смотря на него сверху вниз, и продолжил добиваться пены.
— Семья у меня была... как сказать... неблагополучная. Поэтому я с детства научился воровать. Но это реально слишком далеко. Просто... у всего есть причина и следствие...
— Подними голову.
Осаму послушно отвёл её назад и прикрыл глаза. Чуя начал намыливать волосы.
— А так я... студент.
Чуя кивнул, но не стал перебивать рассказ заверием в их схожести в этом.
— Сам поступил, сам сдавал всё... Своими силами. Понятно, что помогать мне было некому, горе-родители — толку ноль.
— Угу. Шланг отдай.
Пришло время смывать шампунь.
— Жил на стипендию. Я просто... — Осаму глухо, невесело усмехнулся. — Меня совершенно несправедливо лишили её.
— Почему? — Чуя закончил с волосами и продолжил поливать Дазая водой.
Голову Осаму опустил. Теперь смотрел в стену напротив потерянным, немигающим взглядом.
— Будто это было в другой жизни... Я уже не уверен, что это всё было на самом деле. Когда-то... когда-то я ведь не сидел в том доме и... типа, жил свою жизнь. Так странно.
Чуя прошёл к боковой стороне ванны и снова опустил локти на бортик.
— Дазай.
Осаму обернулся, но смысл в глазах не появился. Чуя подавил дрожь и постарался игнорировать табун мурашек, пробегающих будто под кожей, изнутри. Душевая комната нагрелась паром от тёплой воды, но, уставившись в эти пустые глаза, Чуя почувствовал порыв холодного ветра в районе желудка. Чуя только попытается представить,
что пережил этот парень. И только
попытается его успокоить.
— Мы уходим. Ты обязательно вспомнишь, как живётся за пределами этого вшивого города.
Осаму моргнул. Но смысла в глазах не прибавилось.
— Мы могли бы... уехать на электричке. Но не можем.
Из-за меня, да?
Чуя отвёл взгляд. Стало легче: хотя бы не видя эти побитые глаза. К тому же, Осаму говорил действительные вещи, прекрасно понимая, откуда парни его вытащили и в каком состоянии. Ну и так, в целом, у Дазая нет ни вещей, ни документов. А ещё Чуе задней мыслью казалось, будто весь город, каждый житель, каждый работник — находятся на стороне человекоподобного монстра. Возможно, это не было правдой в должной степени, но не стоило забывать нелюбовь местных к приезжим.
— Поднимайся, — Чуя выключил воду и отошёл. — Полотенце чистое, если что. Их кладут по три и постоянно меняют. Думаю, каждое предназначено для определённых частей тела. Но у меня все были для задницы.
Осаму фыркнул, даже если пытался сделать это усмешкой.
Чуя дал ему свою одежду и отвернулся. Только после исполнения жеста, он подумал, что Осаму мог бы счесть это нежеланием видеть болезненные украшения на его теле. На деле Чуя просто не хотел смущать его. Но и... не тот случай, когда следует бросаться в уточнения.
Осаму намеревался снова опуститься на пол возле кровати. Чуя перехватил его руку за запястье и потянул в сторону, намекая сесть именно на кровать, а не возле.
Чуя сел напротив, оставляя одну ногу на полу, вторую — поджимая в колене. Осаму забрался на кровать, поджимая под себя обе. Опустил взгляд и молчал, бесцельно перебирая складки одеяла.
— Ты боишься меня?
Осаму поднял взгляд.
— Надо? Начну.
Чуя поджал губы и покачал головой. Помедлил, но всё же протянул руку. Пальцем поправил влажную прядь. Феном каштановые волосы Чуя не сушил, но потрепал полотенцем.
— Нет. Не надо. Мы ведь помогли тебе.
— Тот парень... он... он его... сын?
Чуя изучил лицо Дазая, но поднялся к волосам.
— Интересно, долго они будут сохнуть?..
— Ладно, — кивнул Осаму. Принял факт, в котором Чуя не хотел отвечать на заданный вопрос. — А с ним... всё в порядке? Я не помню, как мы разошлись.
Чуя посмотрел на телефон рядом. Тот пока молчал, но вскоре Сеиджи должен позвонить. Если с ним действительно всё в порядке. В любом случае, разделиться — его идея.
— В порядке, — ответил Чуя. — Так, и... как тебя сюда занесло?
— М. Ты хочешь, чтобы я продолжил говорить о себе... Тебе реально интересно или тянешь время?
— Интересно. Насколько же должна быть высокой степень отчаянья, чтобы сунуться сюда...
— Но, замечу, ты тоже здесь.
— Нас с другом кинули с каникулами. Потому он, расстроенный, — домой. Я за компанию. Мы не планировали слишком задерживаться, но... Планы иногда меняются ахренительно сильно.
Чуя глухо усмехнулся. Планы меняются, и они не задержатся и на половину планируемого.
— А я просто... Я переспал не с той студенткой.
Чуя нахмурился. Пока не ясна ни причина, ни следствие. Кажется, этот факт достаточно далёк от настоящего.
— Она оказалась дочкой ректора... — продолжил Осаму. — Ну, и этот старый хрен лишил меня стипендии. Без явной, задокументированной причины. Просто разозлился, что я тронул его дочь. Я хорошо учился, и он меня не отчислил, но... А стипендия — единственное, на что я жил.
— У тебя не было денег, — догнал Чуя.
— И вот тут я решился на действительно... как ты сказал, отчаянный шаг.
— Кража.
— Ограбление, — поправил Осаму. — Только на меня вышли.
— И ты решил скрыться здесь.
— Да. На время. Я имею в виду... начинались каникулы. По возвращении это бы ушло на задний план.
— Но ты
не вернулся с началом семестра.
Осаму кивнул.
— Просто... Ошибка за ошибкой, и... Я правильно
начал? Ты понимаешь причины моих поступков? Даже если я проебался и лишился стипендии... Я мог
не совершать преступление. Но... такой была моя привычка из прошлой, бедной жизни.
Чуя промолчал.
— Осуждаешь меня?
Чуя качнул головой, но оговорился:
— Стоило бы тебя немного опасаться, если бы не... не то, что с тобой произошло здесь.
— Я даже и... подумать не мог. Когда
отец—
— Дазай, блять! — не выдержал Чуя.
Осаму накрыл губы ладонью и опустил взгляд. Медленно покачал головой, вероятно, тоже понимая, что продолжает называть похитителя
так.
— Пожалуйста. Пожалуйста, Дазай,
завали трещалку, когда собираешься сказать это.
Осаму осторожно посмотрел на Чую и убрал ладонь. Едва заметно кивнув, прочистил горло.
— Я не мог подумать об этом, когда...
он сказал, что его сын мог быть такого же возраста, как я сейчас.
—
Мог быть...
— Я пропустил
это мимо ушей, — простонал Осаму. Он надломил брови с осознанием и закрыл лицо ладонями. Замотал головой, не выходя из укрытия: — Я должен был быть внимательнее... Я должен был понять, что с ним что-то не так. Я должен был подумать... Я не должен был смеяться. И мне не стоило спускаться проверять драные счётчики...
— Счётчики, — Чуя шире раскрыл глаза. Позволил себе проявить эмоцию, так как Осаму не видел его.
— Но почему я
не умер?! Зачем вы меня вытащили?..
Зачем?!
— Дазай.
— Я вспомнил! Я вспомнил, как много он говорил про своего сына... я думал, он жив! Я смеялся с его... акцента... Он ударил меня по голове сзади, когда я проверял счётчики! Он сказал, что поможет с местом, о котором я его спросил, в ответ на небольшую услугу... У него проблемы со зрением и нужно было проверить счётчики в подвале... Потому что у меня с этим лучше... Потому что я молодой...
как его сын! Каким его сын
мог бы быть!
— Дазай!
— Почему?! Почему это произошло со мной?! Почему я—?!
— Дазай! — Чуя подался вперёд и за запястья отвёл руки от лица. — Посмотри на меня. Посмотри. Мы вытащили тебя, это закончилось. Мы увезём тебя отсюда. Ты не виноват, что это произошло с тобой. Но всё позади.
— А жить мне дальше как?..
Глаза Дазая были широко раскрыты. Кожу Накахары снова мазнул ледяной воздух, хотя сквозняка не было: теперь в карих глазах было понимание. Осознание. Страх. Нечто схожее со смыслом — больше глаза не были пустыми. Но это тоже, неизменно,
пугало Чую. Его пугали оба варианта. Пугали до поднимающегося из желудка волнения. Пугало и непонимание, и понимание Дазая.
— С этим придётся разобраться позже. Пока тебе нужно
взять себя в руки.
— Чтобы не привлекать внимание...
— Чтобы не привлекать—
— Как тебя зовут?
Он помедлил, но кивнул:
— Чуя.
— Чуя... — Осаму просканировал его побитым взглядом. Сразу после спрятал глаза за ладонью, несильно нажимая двумя пальцами на прикрытые веки. — Спасибо... Я ведь не говорил этого?.. Я не помню... Я не помню, как мы ушли оттуда... Я чувствую себя так, будто умер...
— Ты жив, — поспорил Чуя, неловко поглаживая шею ладонью. Что ещё он должен ему сказать?
— Не верю.
— Так, ладно. Поднимайся. Иди сюда, Дазай.
Лишая возможности отказаться, Чуя за руку потянул его наверх. Когда они поравнялись на полу, Чуя притянул Дазая к себе за плечи. Осаму успел прикрыть лицо ладонями. За своей ширмой упёрся в шею Накахары, руки которого обвили его по спине.
Осаму начал что-то говорить, но Чуя не разбирал слов. Только гладил его по спине, отводя взгляд и сминая ткань собственной футболки. Осаму яростно замотал головой, подпрыгивающие от жеста волосы щекотали шею, тон его перешёл в что-то сбивчивое, но неизменно непонятное. Осаму снова находился в стадии осознания и ужаса, и Чуя мрачно вздохнул.
Чуе пришлось отвлечься на кровать: зазвонил телефон, брошенный там. Чуя отстранил Дазая от себя и наклонился, цепляя телефон и принимая вызов.
Осаму убрал руки от лица и пялился на Чую всё теми же перепуганными, неадекватными глазами. Будто он тоже мог слышать, что говорит Сеиджи.
Не отнимая телефон от уха, Чуя покосился и бегло просканировал Дазая.
— Думаю, я подойду один, — ответил телефонному собеседнику Чуя.
Осаму впился в его предплечье твёрдой хваткой в ту же секунду. Сжал до боли. Выпучив глаза, Чуя спешно попрощался и затолкал телефон в карман.
— Ты что творишь?!
— Я могу задать
тебе тот же вопрос... — несмотря на силу, с которой стриженные ногти впивались в кожу, тон Дазая был слабым. — Ты бросишь меня здесь?.. Одного?..
Осаму просто перестал стоять на ногах — они подогнулись, и Осаму использовал вторую руку для опоры на кровать, быстро опускаясь на пол. Он стоял на коленях перед Чуей несколько секунд, прежде чем потянуть его за собой, вниз.
Чуя не сопротивлялся. Вполне осознанно сел напротив, подгибая ноги под себя. Пытался сбросить руку Дазая небрежным жестом, будто отплёвывался от назойливого насекомого, ползающего по коже с невероятной наглостью. Но Осаму не отпускал и терроризировал ошарашенным, немигающим взглядом.
— Что это значит?..
— Отпусти меня, — не отвлекаясь от попытки избавиться самостоятельно, попросил Чуя.
— Ответь, почему ты сказал, что подойдёшь
один?.. Куда? — Осаму забегал глазами по лицу.
Чуя смирился с оцепенением чужой руки. Безвольно опустил свою на бедро. И столкнул взгляды.
— У него там... некоторые проблемы.
Осаму начал бегать глазами быстрее, безостановочно, и Чуя решил, что это ни в какой мере не является адекватностью.
— И у тебя, здесь, — тоже. Тебе нельзя туда же.
— Куда?
— Не так важно, — Чуя подался ближе и свободной ладонью поймал щёку Дазая. — Мы пригоним трактор ближе. Тогда ты сможешь выйти, и мы уедем отсюда. Слышишь? Тебе лучше остаться здесь. Мы вернёмся.
— Чуя... — Осаму остановил забег и немигающе уставился в голубые глаза. — Не оставляй меня одного...
— Так будет лучше. У нас мало времени. А если тебя снова поломает? Если это произойдёт, когда мы будем на дороге — ничего. Но
не сейчас. Ты можешь всё
усложнить, и мы потеряем время. Без обид.
Осаму отпустил пойманную ранее руку и шлёпнул по запястью той, которая лежала на его щеке. Двумя ладонями он поймал лицо Накахары и подался ближе.
— Не уходи...
— Я должен. Иначе мы никуда не уедем.
— Нет...
— Я вернусь.
Осаму надломил брови и провёл большими пальцами по щекам Накахары.
— А если нет?..
Чуя вздохнул. Изучил перепуганное лицо, находящееся теперь ближе, чем когда-либо за время встречи. И перешёл на едва слышный шёпот.
— Если я не вернусь... тебе придётся придумать, как сбежать отсюда. Не обращаясь к местным и без поезда. Кажется, это... довольно трудно. Поэтому... Я обязательно вернусь. Мы сможем вывезти тебя.
— Я не хочу отпускать тебя...
— Он не может выправить трактор. Я должен идти. Больше помощи ждать не от кого.
— Ты обещаешь, что вернёшься?
Чуя отвёл взгляд и промолчал. Обещать? Мог ли он обещать хоть что-то?
— Я буду ждать тебя, Чуя.
— Я вернусь.
Без обещаний. Он просто
должен вернуться. Тем не менее, возвращаясь в реальность, там, на выезде с границы полей, застрял его
друг. Сеиджи Чуе дорог не первую секунду. Не один полудень. Чуя бросил любые планы, чтобы сопроводить его в это гиблое место, заросшее развивающимся сумасшествием местных, озлобленных на жизнь. Сеиджи был поддержкой, тем крепким дружеским плечом, всегда готовым стать опорой. Туда всегда можно было приложить голову, приложить мокрые щёки и сопливый нос.
И теперь Чуя нужен ему. В этот момент, не считаясь с освобождённым пленником, перевернувшим отношение к собственному отцу. Сеиджи было тяжело. Не только морально — все эти вещи следует корректировать позже, когда
свобода от душащего, маленького городка заполонит
лёгкие и останутся следствия. Сейчас главным было
сбежать.
И Чуя всё ещё
нужен ему. Чтобы справиться с этим.
— А если нет?
— Тогда постарайся сбежать отсюда, Дазай, пока
он будет занят разделыванием наших тушек.
Чуя поднялся на ноги и прошёл к двери.
— Чуя.
Остановившись, обернулся на Дазая.
— Я надеюсь, что ты вернёшься.
— Я тоже, — кивнув, Чуя покинул комнату.
Осаму потупил взгляд и обнял себя за плечи. Кости ломило снова.
༒
Когда Чуя обходил здание мотеля, он приблизительно прикинул маршрут: где можно оставить трактор, чтобы не вызывать подозрений, и как после выехать на дорогу.
Чуя добрался до нужного места по навигации Сеиджи через телефон.
Он не подозревал, что скоро на нём треснет стекло и он превратится в бесполезный кусок железа.
Сеиджи открыл дверь и двинулся в сторону, протягивая Чуе руку. Чуя громким отзвуком схлопнул ладони и подтянулся.
Оказавшись внутри трактора, Чуя выудил тряпку из коробочного отсека и протёр лобовое.
Он не подозревал, что скоро это стекло зайдётся трещинами и трактор останется не слишком полезным огромным куском железа.
Чуя как помог с перенаправлением траектории, так и остался за рулём. Должно быть, некоторые дети вылезают из матери и сразу сплёвывают игрушечное колесо. Они рождаются не в каком-либо одеянии, а с шиной во рту. Так бы оправдался талант, следуемый из потаённой интуиции.
В плане, управление трактором в разы отличается от вождения легкового авто. Но Чуя быстро разобрался с этим. Быстрее, чем следовало бы ожидать от городского мажора.
В тракторе есть рычаги, скрипящие и заполняющие салон треском, стоит только подумать докоснуться до них. И двигатель. Двигатель трактора гудит и пердит так, что статичный, давящийся, взлетающий шум забирается в уши и выскрёбывает звук на трубах перманентным маркером. С поломанным наконечником, из-за чего в действительности царапает нежные локаторы.
Езду на тракторе можно сравнить с лодочным ходом в неспокойном водоёме. Сиденье вроде держит на месте, но массивные колёса подминают дорогу под себя, продавливая путь. Так только кажется, конечно, трактор просто едет, а не видоизменяет асфальт, на который они уже выехали с полей.
В кабине создаётся ощущение крошечности. Железная бандура показывает жёлтый, облезлый, квадратный нос из-за поворота, разгоняя появившихся вокруг. Как смешных легковых авто, так и людей.
Трактор на проезжей части! Трактор на проезжей части, вашу мать, стоит посторониться! За рулём крошечный человек, он сидит здесь впервые!
Будто именно так думали все, кто бросился в рассыпную, не считаясь со своей принадлежностью: будь они машинами или людьми.
Трактор рычит. Он плевать хотел на все эти мелкие дыры в асфальте.
Сеиджи прилип к окну и направлял, бегая взглядом. Чуя в упор не имел понятия местности. И даже решил, что остаться с ролью ведущего — было плохой идеей.
Нет, это не так.
Чуя и без подтверждения догнал, что дорога подозрительно хорошая, сделанная, не такая, как возле дома семьи Китамура. Стало очевидным, что они на пути, ведущем подальше из этого города. Там же, по маршруту, находится мотель, до которого им нужно добраться. Забрать Дазая. На тарахтящем тракторе добраться до места, где территория перестаёт принадлежать этому городу и обиженным на жизнь его жителям.
Не самый скоростной выбор транспорта. Но, вообще-то, конечно, «
выбора», как такового, у них не было. Чуя уже попрощался со своей машиной, брошенной недалеко от домов семей Китамура и Курихара. Плевать. Выберется отсюда, заработает, купит новую...
Если выберется.
Вокруг трассы снова поля, сопровождающие прямую дорогу по обе стороны. Надо забрать Дазая. Чуя спросил, поместится ли он сюда. Сеиджи двинул ближе к двери, рассматривая имеющееся расстояние: здесь всего одна линия сидений, как небольшой диван. Литая лавка должна была быть не против посадить ещё одного человека.
Сеиджи был отвлечён размышлениями, к тому же, дорога прямая, контроль не требовался. Услышав заверие, Чуя проверил: опустил взгляд на сиденье, оценивая.
Не то чтобы именно это стало ошибкой. Нет. Они не смогли бы ничего сделать в любом случае, даже если бы смотрели на появившийся из ниоткуда серый грузовик в упор.
Серый грузовик принадлежал старику Курихара, валяющемуся в своём пустом гараже на момент движения.
Сеиджи закричал и заметался по кабине, как птица по клетке. Чуя поднял широко раскрытые глаза. Дёрнул рычаг. Двумя руками начал перебирать руль, чтобы выправить трактор в сторону. Уйти от встречного грузовика, который мчался прямо на них с бешеной скоростью. Нерасторопный трактор только старчески присвистнул.
Оказавшись в гараже старика Курихара, Сеиджи сразу заметил пропажу
этого грузовика. И мгновенно озвучил тревожное предположение. Оказавшееся правдивым. Его отец позаимствовал этот грузовик для отъезда. И уже вернулся на одну с ними дорогу. С явно скверными намерениями, не жалея ни один из транспортных средств,
которые через пару секунд...
Нерасторопный трактор только старчески присвистнул. «
Я большой и старый, не надейся, что я сейчас сверну в сторону. И подёргай что-нибудь себе, глупый мальчишка: ты не дожал механизм, и я даже не поменял скорость!».
Отец Сеиджи не жалел ни один из транспортных средств, когда грузовик вильнул задом, чтобы впечататься в облезлый нос трактора чуть правее. Благодаря такому смещению удара и набранной скорости, с дороги слетел именно трактор, теряя равновесие. Грузовик как бы просто выпнул его в пути. И резко затормозил.
Чуя совершенно бесцельно перебирал руль. Толчок удара отбросил его назад, он больно ударился спиной. Пару долгих секунд он даже не понимал, что трактор стремительно заваливается. Лобовое стекло зашлось трещинами.
Трактор переворачивался медленно, лениво переваливая невероятный вес из стороны в сторону. Продолжая хрипеть, он теперь стучал, и выхлопная труба захлёбывалась. Крыша погнулась.
Чуя запомнил, как сильно болела спина. После темнота. Должно быть, он ударился головой и потерял сознание.
Перед грузовика сильно помялся, но он остался на дороге. Вскоре из капота вырвется белая дымка: скрытая труба повреждена.
Трактор стал похож на старого жука: перевернувшись колёсами вверх, — но и немного в бок, из-за габаритов, — он издавал жужжащие, беспомощные звуки. Тарахтение, правда, не заглушило звук разбитого стекла: при падении Чуя вылетел за пределы. И какое-то время не мог прийти в себя. Безвольно валялся чуть дальше водительской двери, которая оказалась отвёрнутой от дороги со статичными переворотами после удара.
Старый трактор был собран давно, но уже тогда был рассвет неудач работ в полях. Защёлку заело. Старик Китамура не мог открыть дверь со стороны, с которой по завершении должен был скатиться его сын. Бесцельно долбанув по двери, он взъелся на жёлтый трактор, который как бы фантомно пожал плечами, будь у него плечи. «
Не открывается, старик, ничего не могу поделать». За дерзость трактор получил по корпусу ещё раз.
Глаза старика Китамуры светились бешенством. Можно поставить и сорвать куш: вот-вот у него изо рта побежит пена. И он залает. С протяжным рычанием.
Чуя, вылетая за пределы, разбил стекло головой, и осколки разбросались по местности. На лбу выступила самая большая рана. Она кровоточила. Руки порезались об осколки, когда Чуя падал от двери дальше, в сторону, которая теперь скрывала его от бешеных глаз. В голове у Накахары небольшая дыра, но узнает он об этом не сейчас. Он продолжал лежать на осколках, и только чёрный дым из выхлопной трубы дул ему в лицо.
Старик Китамура остервенело застучал по стеклу. Костяшки его теперь едва отличались от порезанных, кровоточащих — бессознательного Накахары.
Трактор протестующе зарычал. Выхлопная труба давилась, выплёвывая в лицо Накахары всё более плотный и чёрный дым. Ещё немного и, казалось, следом посыпятся искры. Трактор громко хрипел. Стекло треснуло, и он отступил. Старик Китамура
выиграл это противостояние.
Оставалось только до оборота наполнить лёгкие Накахары отравляющим дымом, который стал чернее сажи.
Чуя приходил в себя, сдавленно кашляя: от выхлопных газов и повреждения лёгкого, о котором он также узнает позже.
Липкая кровь на лбу притягивала к себе вопросы едва вернувшегося сознания. Чуя двинулся и почти закричал от боли. Болело везде, абсолютно везде, но большую неожиданность оставили острые осколки, впившиеся в руки.
Чуя широко раскрытыми глазами проследил за хрустом стекла: руки покрыты кровью. Он ошарашенно приподнял голову, которая отозвалась пронзительной болью со стороны затылка. Он изучил траву, заляпанную кровью —
его кровью! — и метнул взгляд в сторону тихих — в сравнении с гудящим трактором — шагов, топчущихся возле «пассажирской» двери.
Чуя подавил крик, готовый вырваться из горла и чуть пригнулся. Мелкие порезы, оказавшись придавленными, защипали и напомнили о себе стучащей болью. Чуя чувствовал себя обессиленным. Но пытался соображать. Ему нужно что-то сделать. В таком состоянии... неудача равняется примерно тому же, что ожидает Сеиджи.
Впрочем, Чуя не успел. Щель, через которую он наблюдал, время от времени сужалась под траекторией выходящих выхлопных газов. Но он успел заметить, как чёрные ботинки отворачиваются и отдаляются.
Чуя зажмурился с первой попыткой подняться. Болела голова, но, преимущественно — та рука, которую он использовал для опоры. Вокруг кучи мелкого стекла. Именно в осколки пришлось упираться раскрытой ладонью. После они вонзились в колени.
Помимо крови, по лицу теперь стекали горячие слёзы: боль была невыносимой, но Чуя стискивал челюсти, чтобы хотя бы не стонать и не привлекать внимание. Солёные слёзы быстро перемешали грязь по лицу. И наложили пелену поверх той мути, что на глазах была с момента возвращения в сознание.
Кроссовки продавливали стекло в сухую траву трескающимся звуком. Чуя ладонью хватался за корпус трактора, выпрямляясь. Он чувствовал себя полуживым, когда обходил перевёрнутый транспорт. Выглянув, он заметил, как бессознательное тело Сеиджи погружается в салон грузовика, из мятого капота которого вырвалась струйка белого дыма.
Чуя надломил брови и покачал головой. Сам он был дохляком без оружия. Вот так противостояние с огромным, сумасшедшим стариком. Тот может банально задушить. У него хотя бы имеются на это силы. Чуя должен
что-то сделать. Или...
найти помощь. Или начать соображать и решать быстрее!
Уложив тело сына в салон, старик Китамура потянулся к двери. Закрыть, чтобы не сбежал, если очнётся
слишком рано. Почувствовав на себе взгляд, Китамура обернулся.
Чуя широко раскрыл глаза. Видеть лучше они не стали, зато решение нашлось само по себе. Инстинктивно. Мозг
вопил.
Чуя ладонью оттолкнулся от перевёрнутого транспорта. И побежал в сторону поля.
Пробитое лёгкое не оценило нагрузки. Чуя ошарашено прижал ладонь к груди и чуть замедлился. Он обернулся всего на секунду, так и не поняв, насколько преследователь далеко. Секундно бросив руки по швам, он продолжил бежать. Задыхаясь, вылавливая воздух ртом, время от времени жмурясь из-за боли.
Пустынно травяной участок закончился, Чуя кроссовками втаптывал перекопанные грядки, подошва скользила по рыхлой, мокрой — недавно был дождь — земле. Лёгкие жгло, с правой стороны сильнее, будто время от времени его протыкали штырём.
Чуя, мимолётно цепляясь за кору, обогнул неплотно строящиеся деревья. Смотрел только вперёд. Всё то время, когда не жмурился и не кривился в гримасе боли, опуская голову.
Ступни гудели, когда он добежал до участка с высокой травой — или это тоже были растения, Чуя не разбирал. Некогда было. Ветви хлестали по грязному, окровавленному лицу, не менее перепачканные руки беспорядочно отодвигали стебли, расчищая путь.
Чуя задыхался. Но продолжал бежать.
