Путь Разврата

      Каким же дурачком был Цзюй Фань. Он наивно полагал, что ни своего бывшего, ни Инь Цзинхуаня он больше не встретит, но те, будто сговорившись, день за днём появлялись в его жизни.        Жу Чун приходил каждый день в обеденное время. Он был государственным служащим и видимо только в обеденный перерыв мог сорваться с работы, а поскольку работал он довольно далеко от лавки Цзюй Фаня, то не имел возможности задерживаться слишком надолго. Сам Цзюй Фань благодарил всех богов за это, потому что когда приходил Жу Чун, всегда были покупатели и из-за того, что в лавке были ещё люди кроме них двоих, Жу Чун не позволял себе лишнего. Он просто молча стоял и делал вид, что рассматривает веера, что были выставлены на продажу, когда же на самом деле буравил тяжёлым взглядом Цзюй Фаня. Потом он нетерпеливо переминался с ноги на ногу, видимо надеясь, что покупатели скоро покинут лавку, но не имея достаточно терпения, быстро подходил к прилавку и бросал на него смятый конверт с письмом так, чтобы никто не увидел, а после быстрым шагом покидал лавку Цзюй Фаня.       Жу Чун писал ему письма. И одинаково в начале говорил о том, как сильно любит Цзюй Фаня и как не может без него жить, рассказывал о том, как тяжко ему было те три года, пока они были порознь, а после медленно, но верно начинал бросаться обвинениями, чтобы в конце концов закончить свои письма угрозами. Мол, если Цзюй Фань не захочет вернуться к нему, он всем расскажет, кем тот является на самом деле. Цзюй Фаню было ужасно больно, поскольку каждое письмо будто вонзало острый нож в его сердце. Он не должен был их читать, но и устоять перед ними не мог и каждый вечер зачитывая очередное письмо, он сжигал его в печке, надеясь, что таким образом когда-то сможет сжечь и воспоминания об этом человеке.       Каждый вечер Инь Цзинхуань дожидался Цзюй Фаня после работы. Как-то он обмолвился о том, что с утра провожать его на работу не может, так что решил хотя бы вечером позаботиться о цельности его пятой точки. На самом деле Инь Цзинхуань использовал слово «задница», но Цзюй Фань благополучно пропустил это мимо ушей, поскольку посчитал неуместным упрекнуть в некультурной речи человека, который жертвует своим свободным временем, дабы ему помочь.       Инь Цзинхуань болтал обо всём на свете, пока провожал Цзюй Фаня. Рассказывал о всяких небылицах, которые ему якобы довелось увидеть воочию: о том, как с помощью мизинца руки сумел победить шайку разбойников, и о том, как всегда выходил победителем из любой драки. Рассказал Цзюй Фаню, что был родом из забытой богом деревушки, что располагалась в южных краях их необъятного королевства, и в которой кроме как пить и драться заняться было просто нечем, потому-то он и переехал в большой город, чтобы попытать своё счастье и добиться высокого положения.        Работал Инь Цзинхуань в трактире мальчиком на побегушках, что-то вроде «принеси, подай и уматывай отсюда», но работал он для души, а потом набравшись опыта собирался вложить заработанные деньги в прибыльное дело и жить припеваючи до конца дней своих. Он так откровенно рассказывал о своих планах на будущее, что Цзюй Фань удивлялся тому, как тот не боится рассмешить богов, рассказывая вслух о своих мечтаниях.        Цзюй Фань бы точно так не смог, но слушая эти невероятные рассказы, он чувствовал, как ему становилось легче, и он более не волновался о скрытых намерениях Инь Цзинхуаня, ведь теперь волновался он сильнее всего насчёт своего настырного бывшего, который никак не хотел униматься.

***

       — Господин Инь Цзинхуань, у меня к Вам будет небольшая просьба, — начал Цзюй Фань однажды вечером, когда после прочтения очередного письма от Жу Чуна понял, что так продолжаться больше не может.        — Ну давай, валяй.        — Я признаюсь честно, что очень обеспокоен тем, что Жу Чун продолжает приходить в мою лавку и никак не может успокоиться. У него никогда не было такого настырного характера, а теперь… Он немного меня пугает, поэтому я хотел бы попросить Вас… Чтобы Вы ещё немного поизображали моего парня.        — Да не вопрос. Конечно! — тут же воскликнул Инь Цзинхуань.        — Я заплачу Вам, если нужно, об этом не стоит волноваться, сколько попросите, столько и дам.        — Свои денежки держи при себе и купи на них успокоительного чая. С тобой я работаю исключительно за спасибо. Ну так что нужно делать?        — Жу Чун взял в привычку каждый день приходить в обеденное время в мою лавку. До сих пор мне везло и каждый раз у меня были покупатели, но боюсь, что вскоре моё везение закончится, поэтому я хочу попросить Вас, чтобы завтра в обеденный перерыв Вы пришли в мою лавку и немного поизображали моего парня. Я позабочусь о том, чтобы покупателей не было, а Вы могли бы разыграть достойный спектакль.        — Сделаем! Можешь на меня положиться! — уверенно воскликнул Инь Цзинхуань и несколько раз стукнул себе кулаком в грудь. — Кстати о спектаклях, я рассказывал тебе, как путешествовал с бродячим театром? У них как-то сбежал главный актёр и меня попросили его заменить, и представь себе, я играл самого императора…        Слушая очередной невероятный рассказ Инь Цзинхуаня, Цзюй Фань улыбался и совсем не переживал о предстоящем дне.

***

       Только бесы знали, что было в голове Цзюй Фаня, когда он затеял всё это, ведь проснувшись на следующий день с самого утра он понял, что глубоко сожалеет о том, что вчера попросил Инь Цзинхуаня о таком одолжении. Он посчитал, что это было подло по отношению ко Жу Чуну и даже по отношению к Инь Цзинхуаню и уже намеревался пойти в трактир, где тот работал, чтобы всё отменить, но получив письмо о том, что некий благородный господин в срочном порядке желает приобрести веер, сорвался в свою лавку и весь день был так занят, что не смог отлучиться ни на мгновение, а когда посетителей поубавилось, дверь лавки широко распахнулась и на её пороге появился Инь Цзинхуань.        — Приветули, Фань-гэ!        — Фань-гэ? — часто-часто моргая, спросил Цзюй Фань, удивлённо глядя на Инь Цзинхуаня.        — Я подумал, что раз мы типа в отношениях, то я должен как-то по-особому к тебе обращаться. Вчера перед сном разбирал всякие милые прозвища, такие как поросёнок, цыплёнок, тигрёнок и пришёл к выводу, что Фань-гэ — самое то!        — Честно признаюсь, это слегка необычно, но если Вы считаете, что это обязательно для нашего спектакля, то пусть так оно и будет.        — Так и знал, что тебе понравится! — довольно воскликнул Инь Цзинхуань и подлетел к прилавку, за которым стоял Цзюй Фань, водрузив на него нечто завернутое в тряпки.        — Что это такое? — стараясь не показывать своё удивление, спросил Цзюй Фань.        — Обед, — коротко ответил ему Инь Цзинхуань и окинул его недовольным взглядом. — Ты вон какой худющий, небось ничего не жрёшь целыми днями. Я подумал, что тебе не помешало бы немного поесть и принёс обед, что приготовили в столовой в нашем трактире.        Сказав это, Инь Цзинхуань стал разворачивать тряпки, в которых оказались несколько фарфоровых мисок, поставленных одна поверх другой, чтобы их содержимое не пролилось.        — Это там, где на кухне повсюду бегают тараканы с лицом Жу Чуна? — спросил Цзюй Фань, и не в силах сдержаться, слегка поморщился.        — Не-не-не, у нас тараканов давно потравили. Теперь тишь да гладь. Можешь без страха это всё ухомячить, — сказал Инь Цзинхуань и расставил перед Цзюй Фанем три миски с едой.       В одной обычный рис, в другой жареные овощи, а в последней миске оказалось румяное мясо, глядя на которое Цзюй Фань испытал рвотный позыв.        — Это свинина? — спросил он, прикрыв ладонью рот.        — Ага, она самая. — хитро улыбаясь, ответил Инь Цзинхуань.        — Я не буду. Простите.        — Ну ты чего? Там тараканы правда давно уже не бегают, а мясо-то свежее-пресвежее, только вчера бегало на четырёх копытах! — слегка обиженно фыркнул Инь Цзинхуань, глядя на то, как Цзюй Фань вновь поморщился.        — У меня непереносимость свинины, — пытаясь оправдать своё недостойное, по его мнению, поведение, сказал Цзюй Фань, на что Инь Цзинхуань выпучил огромные глаза и наклонившись ближе, тихо спросил:        — Это заразно?        — Нет, что Вы, конечно это не заразно, просто моё тело странным образом реагирует на свинину, — чуть мягче сказал Цзюй Фань.        — И как же?        — Меня начинает тошнить, болит живот, а потом я начинаю покрываться красными пятнами. Это у меня с самого детства, и я стараюсь по возможности не употреблять в пищу свинину.        — Пиздец тебе повезло, конечно! — в сердцах воскликнул Инь Цзинхуань. — С мужиками не везёт, с мясом не везёт, с чем ещё тебе не везёт?        — Мне много в чём не везёт, — мягко ответил Цзюй Фань. — Но уже привык и не обращаю внимания. Я же стараюсь сам себя обезопасить, поэтому прошу, не обижайтесь, что я не смогу съесть то, что Вы принесли. Я очень ценю Вашу заботу, но предпочту съесть только рис с овощами.        Инь Цзинхуань несколько долгих мгновений просто стоял и часто моргал, глядя на Цзюй Фаня и тому показалось, что тот осмысливает сказанные им ранее слова, и когда он начал уже было беспокоиться о том, что может быть Инь Цзинхуань всё-таки обиделся, тот выдал очередную кривую ухмылку и громко воскликнул:        — Да не парься ты, мне тогда больше достанется!       А следом Цзюй Фань с замиранием сердца уставился на входную дверь, поскольку серебряный колокольчик над ней оповестил о новом покупателе.        — Что тут забыл этот человек?! — разъярённо выкрикнул Жу Чун.        — Это ты чё тут забыл, таракашка? — выпятив грудь вперёд и уперев руки в бока, спросил Инь Цзинхуань.        — Я пришёл к своему парню!        — Бывшему парню, — уточнил Цзюй Фань.        — Слыхал? Вали отсюда, бывший! — возмущённо воскликнул Инь Цзинхуань и схватив палочки для еды, набрал побольше жареных овощей, поднося их к рту Цзюй Фаня.       Тот слегка удивлённо на него посмотрел, но Инь Цзинхуань хитро ему подмигнул, давая понять, что это часть спектакля, и Цзюй Фань, сделав над собой усилие и попытавшись выкинуть из головы образ тараканов с лицами Жу Чуна, которые ходили туда-сюда по кухне, пока эти самые овощи жарились, позволил Инь Цзинхуаню себя ими накормить, а после, изящно прикрыв рот рукавом, осторожно разжевал еду под пристальным взглядом Жу Чуна.        — Ты мне изменяешь! — злобно выкрикнул тот.        — Жу Чун! — громче него крикнул Цзюй Фань. — Мы с тобой расстались три года назад. Ни о какой измене и речи быть не может, ведь мы с тобой уже давно не в отношениях. Прошу тебя, перестань говорить такие вещи.        — А вот и не перестану!        — Слышь, пиздуй отсюда по-хорошему! — сердито сказал Инь Цзинхуань. — Фань-гэ нормально тебе объяснил, а ты как тупой осёл всё не понимаешь. Мы с ним встречаемся, а ты надоедливый бывший, так что уёбывай отсюда в закат и больше не возвращайся.        Инь Цзинхуань продолжал злобно глядеть в сторону Жу Чуна и плеваться матерными словами до тех пор, пока тот не растерял всю свою смелость и сверкая пятками, выбежал из лавки Цзюй Фаня.        — Видал, как я его? — гордо подняв подбородок вверх и стукнув себя кулаком в грудь, спросил Инь Цзинхуань, глядя прямо на Цзюй Фаня.        — Некоторые слова явно были лишними, — слегка смущённо сказал тот. — Но в этот раз, кажется, Жу Чун всё понял, поэтому я очень Вам благодарен.        — Да что ты, плёвое дело! Это я ещё на него кулаками не замахнулся!        — И хорошо, что Вы этого не сделали, насилие нам ни к чему, — спокойно ответил ему Цзюй Фань.        — Ну как скажешь, — слегка задумчиво протянул Инь Цзинхуань, думая о том, что если бы Фань-гэ заранее не попросил бы его не прибегать к насилию, то он непременно бы поставил мерзкому Жу Чуну огромный фингал.        Цзюй Фань слегка растерянно посмотрел на Инь Цзинхуаня, а потом на закрытую дверь его лавки. Его глупое сердце всё ещё переживало насчёт Жу Чуна, поэтому он, сам того не осознавая, вновь стал нервно теребить кончик своей ленты для волос. Это не укрылось от Инь Цзинхуаня, который пожелал тут же избавить Фань-гэ от глупых мыслей и вновь набрав побольше жареных овощей, намеревался изобразить заботливого парня, но Цзюй Фань отрицательно помотал головой.        — Простите, сейчас я слишком взволнован и мне кусок в горло не лезет. Я благодарен за Вашу заботу, но не могли бы Вы сами съесть то, что принесли?        — Тц, как знал, что не нужно было рассказывать про тех тараканов, — слегка сердито проговорил Инь Цзинхуань и тут же принялся уминать принесённую еду.        Честно признаться, Цзюй Фань слегка испугался невероятной скорости, с которой тот поглощал еду и в конце концов не смог сдержаться, чтобы не задать волнующий его вопрос:        — Скажите, Вас на работе морят голодом, да?        — Не-не-не, ничего такого! — умудрившись улыбнуться с полным ртом риса, проговорил Инь Цзинхуань. — Я всегда так быстро ем. В детстве еды у меня было мало и за неё нужно было бороться, поэтому чем быстрее я её съедал, тем меньше была вероятность, что у меня её кто-то отберёт. И вот эта дурацкая привычка и сейчас со мной.        — А-а-а, понятно, — облегчённо выдохнув, сказал Цзюй Фань, подмечая, что Инь Цзинхуань уже храбро справился со всей едой.        — Ох, вкуснотища, жаль, что тебе нельзя свинину, Фань-гэ, но ничего, в следующий раз я принесу тебе что-то получше. В пятницу обещали, что принесут немного говядины и я немного для тебя умыкну.        — Не нужно, — спокойно ответил Цзюй Фань. — У меня достаточно денег, чтобы самолично купить себе говядину, если я того пожелаю. Не нужно ради меня рисковать хорошей работой.        В этот момент Инь Цзинхуань пристально посмотрел на него, и улыбнувшись самой очаровательной из своих улыбок, неожиданно выдал:        — Ради тебя, Фань-гэ, я бы много чем рискнул.        Цзюй Фань коротко улыбнулся, посчитав слова Инь Цзинхуаня очередной забавной шуткой и потянувшись к пустым фарфоровым блюдцам, отправился их мыть в помещение для отдыха, что располагалось позади прилавка. Инь Цзинхуань конечно же ворчал и говорил, что не нужно себя так утруждать, ведь у них в трактире есть специальный человек, который моет посуду, но Цзюй Фань настоял на том, чтобы самолично это сделать и хоть как-то отблагодарить Инь Цзинхуаня за его усердие.

***

      Пока Цзюй Фань гремел посудой, Инь Цзинхуань, который не мог устоять на месте больше двух минут, решил осмотреть его лавку, в которой на всех поверхностях располагались веера, и даже на потолке их было несколько штук, но он подумал, что их туда приклеили, чтобы заделать дыры. К его удивлению, у Фань-гэ в лавке продавались всего лишь две разновидности вееров: складные бумажные веера, искусно расписанные чёрной тушью и круглые шёлковые веера, на которых в основном разноцветными нитками были вышиты цветы. Инь Цзинхуань ничего не смыслил в искусстве, но даже ему все эти предметы показались невероятно красивыми.        — Фань-гэ, откуда ты всё это берёшь? — спросил он, когда Цзюй Фань подошёл к нему и вручил вымытую и высушенную посуду, завёрнутую в новую ткань.        — Что именно? — слегка непонимающе переспросил тот.        — Ну, всю эту красоту, что тут продаёшь. Откуда ты её берёшь? — спросил Инь Цзинхуань, указывая на стеллажи с веерами позади себя.        — Сам делаю, — как само собой разумеющееся ответил Цзюй Фань. — Бумажные веера расписываю специальными устойчивыми к воде чернилами, а круглые веера вышиваю шёлковыми нитками. Раньше даже каркас делал самостоятельно, а теперь, когда моё дело пошло в гору, я нашёл поставщика и теперь мне остаётся лишь украшать готовые веера, которые мне приносят.        — Да ну нафиг! Что, правда сам всё это делаешь? Ахереть! — восторженно воскликнул Инь Цзинхуань, ещё раз восхищенно посмотрев на всю ту красоту, что его окружала и удивляясь тому, насколько талантливым может быть один человек.        Цзюй Фань не слишком хорошо понял, был ли это комплимент в его сторону или же просто удивление, но это напомнило ему кое о чём, и он поспешил обратно в комнату, где мыл посуду, чтобы через несколько мгновений выйти оттуда и пряча что-то за спиной, сказать:        — Господин Инь Цзинхуань, Вы сказали, что не примете никаких денег от меня, но я всё же хочу Вас отблагодарить. Так позвольте же мне преподнести Вам подарок, который, надеюсь, придётся Вам по душе.        Сказав это, Цзюй Фань протянул Инь Цзинхуаню складной веер. Быстро освободив руки и отложив посуду на маленький столик, что стоял неподалёку, тот очень аккуратно взял в руки протянутый веер, осторожно его раскрывая. Веер оказался очень необычным. На золотом шелковом полотне такими же шёлковыми нитками были вышиты малюсенькие человечки и малюсенькие животные. Приблизив веер к своему лицу, чтобы получше рассмотреть рисунок, Инь Цзинхуань понял, что на самом деле это была целая картина, изображающая охоту на тигра.        — Ого, как красиво! Это сколько ты над этим великолепием корпел? — не в силах сдержать своего восторга, спросил он.        — Год, — слегка смущённо ответил ему Цзюй Фань и поймав удивлённый взгляд, поспешил объясниться: — Год тому назад объявили о том, что в лесах, что располагаются неподалёку, будет проходить королевская охота. По этому случаю я решил сделать несколько вееров. Точнее сказать, три, один из них уже продал, другой собираюсь выставить на продажу в следующем месяце, а последний хочу подарить Вам в качестве благодарности.        Цзюй Фань беспокоился, что Инь Цзинхуань не захочет принять такой ценный подарок и уже успел придумать в голове подходящие слова, чтобы того убедить, но на его удивление Инь Цзинхуань, ничего не сказав, сложил веер и спрятал у себя под одеждой, одной рукой прижимая к груди.        — Оказывается, быть твоим парнем очень выгодно, Фань-гэ! — весело воскликнул он, широченно улыбаясь.        И только в этот момент Цзюй Фань заметил очаровательную ямочку, что появилось у того на левой щеке, и глядя на которую он так же широко улыбнулся.        — Ух ты! У тебя пиздец какая красивая улыбка, Фань-гэ, — сказал Инь Цзинхуань, глядя на широко улыбающегося Цзюй Фаня.       Сам Цзюй Фань растерянно посмотрел в ответ, но улыбаться не перестал.        — Фань-гэ, знаешь, ты охренеть какой красивый когда улыбаешься и если станешь это делать почаще, то я уверен, что с лёгкостью захомутаешь себе нового мужика.        — Боюсь, сейчас я не готов к новым отношениям, но всё равно благодарю за совет, — мягко сказал Цзюй Фань, коротко кивнув.        — Всегда пожалуйста, красавчик, — ответил Инь Цзинхуань и по озорному ему подмигнул. — Ну всё, давай, мне пора, ещё свидимся, — сказал он и направился к дверям, где остановился и повернувшись к Цзюй Фаню, немного тише, чем обычно выдал: — Обещаю беречь твой подарок, он такой же прекрасный, как и ты Фань-гэ.       После этого Инь Цзинхуань ушёл, а Цзюй Фань ещё долго растерянно глядел на закрытую дверь, думая о том, что «Фань-гэ» звучит не так уж и плохо.