Cadavre exquis

— Простудитесь, Ваше сиятельство. Монте-Кристо обернулся на звук голоса, до невозможности усталого, будто Бертуччо не в первый раз приходилось видеть Его сиятельство на балконе посреди ночи и посреди зимы. В действительности же граф помнил, даже слишком хорошо, что так голос его управляющего звучит почти всегда, кроме тех драгоценных мгновений, когда он касается губами руки и шепчет «Будет исполнено, Ваше сиятельство» с нежностью, заставляющей краснеть против воли. И, конечно же, граф знал, что это первая ночь, когда они столкнулись вот так. — Я не болею, — дёрнул плечом Монте-Кристо, отвернувшись, но только после того, как смерил управляющего долгим внимательным взглядом. — Не сомневаюсь, — усталость придавала сарказму в голосе особенное звучание, а тяжёлый вздох следом — ту неприятную графу степень волнения, — Бессонницей мучаетесь? — Могу задать вам тот же вопрос, господин управляющий, — от ответа Монте-Кристо ушёл довольно грациозно по его мнению. Ни сил, ни желания вдаваться в подробности его ночных прогулок у него не было. Пусть управляющий будет оправдываться, это одна из его обязанностей. — Я только приехал и ещё не ложился, — легко ответил он, пожав плечами, — Ради одного письма столько хлопот… — И вы оставили его… — У вас на столе, — коротко кивнул Бертуччо и продолжил, будто работа была делом совершенно второстепенным, — Ради Бога, Ваше сиятельство, могу ли я хотя бы принести вам плащ? На вас больно смотреть. Монте-Кристо фыркнул, поджав губы, и повёл плечами, не желая признавать, что ему в действительности было зябко. Это всё так мешается и сбивает ход мыслей, уводит их не туда, к тёплым загорелым рукам и осторожной улыбке. И графу это всё не нужно сейчас. По крайней мере, он себя в этом убеждает. — Не стоит, Бертуччо, идите спать, — наконец бросил он через плечо тоном, не терпящим возражений, — Это избавит вас от нужды смотреть на меня, раз сие действие причиняет вам невообразимую боль. Тяжёлый вздох донёсся до слуха, судя по всему Бертуччо боролся с естественным желанием слуги подчиниться приказу и чем-то иным, не до конца Монте-Кристо понятным, но, стоит признать, интригующим. Но граф знал своего управляющего уже девять лет и не сомневался, что верный пёс с натурой своей бороться не способен. И что команда «к ноге», что «прочь пошёл» — он всё выполнит беспрекословно. Монте-Кристо позволил себе несколько самодовольную улыбку. Бертуччо тихо цыкнул за спиной, наконец придя к решению. — Хорошо. Будет исполнено, Ваше сиятельство. Но всё-таки… — протянул он тихо, с какой-то новой интонацией в голосе, для слуги совершенно не свойственной. Монте-Кристо даже не успел её определить, как оказался застигнут врасплох неожиданно и резко наброшенным ему на плечи чужим пальто и крепкими руками, не позволившими ему его так сразу сбросить. Чувствуя, как к щекам приливает кровь от возмущения и гнева, Монте-Кристо обернулся, чтобы встретиться с неожиданно суровым взглядом зелёных глаз управляющего. — Какого дьявола вы творите? — прошипел граф. Он пару раз одёрнул пальто, разглаживая его на чужих плечах, придирчиво оглядел свою работу и, кивнув самому себе, не столь грациозно ушёл от ответа. — Доброй ночи, Ваше сиятельство, — резко, с видимым раздражением, Бертуччо развернулся на каблуках и общество Монте-Кристо вскоре покинул. — Наглец! — бросил ему вслед граф, вздёрнув подбородок, надеясь, что столь яркую характеристику Бертуччо услышал. Он отвернулся, хмурясь и сверля суровым взглядом сад возле дома, и не мог заставить себя скинуть чужое пальто с плеч и не покоряться этой наивной и дерзкой подачке от какого-то, чёрт бы его побрал, слуги. Но стоило ему только занести руку, как он сразу остановился, крепко взявшись пальцам за воротник и ловил сбивчивый ход мыслей, ставших внезапно такими глупыми, странными и ничтожными по сравнению с вопросами глобального характера, что граф решал до той минуты, когда управляющий потревожил его. Он думал о том, что Бертуччо действительно значительно шире его в плечах, что третья по счёту пуговица пальто наверняка пришита вручную — цвет отличался совсем незначительно — представлял, как его управляющий решительно поднимает воротник, чтобы спастись от холода. Невольно уткнувшись носом в этот воротник, в попытке спрятаться от навязчивых мыслей, Монте-Кристо почувствовал едва уловимый, но отчего-то легко им узнаваемый запах дешёвого одеколона, табака и — совсем отдалённо — морской соли. Предательски задрожали ресницы, пальцы вцепились в ткань мёртвой хваткой. Сколько новых, неизвестных до сей минуты значений приняла такая простая фраза как «мой управляющий». Монте-Кристо прошептал бы её одними губами в тёмную ткань вместе с сбивчивым нервным вздохом, да гордость и лёгкое чувство паранойи заставили самодовольно усмехнуться и заметить, отводя взгляд. — Несносный корсиканец. Но пальцы он так и не разжал.