Я рядом, или как променять Флаффтобер на Райтобер

Всё казалось таким правильным и неправильным одновременно. Он знал что она подкрадётся незаметно, что застанет в самый неподходящий момент. Однажды глаз охотника замыливается навсегда, а дыхание сбивается в пол шаге от добычи. После лета всегда приходит зима, а с ней её мать, её госпожа. Одно радовало — он встречал старость не в круглом одиночестве. Квадратная тесноватая сторожка была тому ироничной иллюстрацией. Каких-то десять лет назад это была нетопленая холостятская берлога, сейчас же… Альжи сидела у изголовья лежанки и клевала носом. На коленях книга, белые локоны спадают на лицо. Он когда-нибудь жалел что спас её? Никогда! Белая Дева. Как же быстро она выросла. Полтора десятилетия пролетели как один охотничий сезон. Как прыжок лесной кошки. Старой, облезлой, последний, но такой прекрасный. Йягер закрыл глаза, звериное чутьё всё ещё было с ним, он чуял покой, он слышал её биение сердца, он знал что ей снится, о чём она думает и это тоже делало его невероятно счастливым. — Даю руку на отсечение, если она сотворит что-то злое! — в тот момент стоя перед старейшинами и, закатывая рукав, он казался себе скорее безумцем чем героем. Такие жертвы ради молчаливого кулька, брошенного всеми на чистый жертвенник Белой Башни? Сейчас, спустя пятнадцать лет он видел ситуацию иначе. Благодарил не прибавившийся к старости ум за такое великолепное решение, за такую готовность, за такую речь. Друг Ульвис оказался прав — добро вернулось… Из-за окна занавешенного вышитой тканью доносился запах, запах зимы. Слюдяные стёкла покрылись прекрасными белыми узорами. Ноги под тремя шерстяными одеялами тоже казалось так же сковало холодными фигурами. Слабой рукой Хасс раз за разом приподнимал одеяло чтобы полюбоваться на вышитые охотничьи шерстяные чулки. В такие моменты становилось чертовски тепло и взгляд впалых красных глаз сам начинал бродить по тесной сторожке, мучая память сравнениями и выводами. В побеленной печке смеялся язычками сжирающий сухое полено огонёк. Под потолком качалась украшенная вырезанными гирляндами керосиновая лампа. Стены сверкали бумажными снежинками. Вот зачем? Он бы сам никогда так не сделал! Во-первых потому что сейчас и подняться не мог, во-вторых, даже если бы мог… а она… пророчества пророчествами, но одного Альбинида она спасла. От этого становилось ещё теплее и поступь предтечи Смерти — Старости не казалась такой страшной. Он встречал её во всеоружии. Распятие висело над кроватью, верный клинок был на поясе. Рубашка была вышита рунами вечной жизни, ружьё висело над кроватью. «Даже если ты сейчас войдёшь, я уже готов! Я выполнил свой долг перед миром!» — радостно думал Йягер и почему-то всё равно уводил взгляд от двери на лицо Альжи. Эти тонкие острые черты. Он любил её. Даже не из-за пророчеств, не из-за Магнуса, даже не из-за того что прославился, спасая её. Любил просто за то что она пришла в тот мир, который он скоро покинет. Что она скрасила его старость. Дала передать всё что он знал о их мире, о их жизни. — Мама, пейте отвар! — проснувшись, она принимается за своё, будто не он мать, а она. Хасс даёт себе возможность по-стариковски по-пререкаться. Чёртов отвар. Он продлевает его жизнь и это счастье, но как же он горек и жжёт всё дубеющее, мёрзнущее тело. — Дурак твой доктор и отвар у него дурацкий! — хрипит Йягер и просто сгорает от счастья, видя как она закипает и злиться. За такую вредность немного стыдно, но в такие моменты она особенно прекрасна. Эта настойчивая смоляная забота. Он никогда не знал ничего подобного и весь совет старейшин и глава Белой Башни Магнус. Все они росли как одинокие дубы посеянные в чистом поле, без возможности опереться на что-то, или спрятаться в тени от палящего солнца, прижаться друг к другу при ужасном холоде. Её маленький ствол берёзки удержал его сухой дуб от падения. — Пейте, иначе я опять буду рассказывать о том как ходила в город! — эта уже существенная угроза. Хасс изображает что напуган и капитулирует. Принимая из её рук деревянную чашу с горьким лекарством, всё ещё по-стариковски, ворчит: — Меньше бы водилась с адамитами, люди и демоны не могут жить вместе… — Знаю! — она улыбается и довольно жмурится. Кажется она существует именно чтобы уничтожить, втоптать в землю эти правила жизни. Отвар сжигает пищевод. Сердце заходится в радостном сотрясении. Пророчество, ни к чему хорошему оно её не приведёт. «И как хорошо что я этого уже не увижу!» — усмехается Йягер и вновь смотрит на дверь. Вот она белеет и сквозь этот туман медленно вплывает она — старуха с вехами наполненными душами. Сама мать Зимы, Её Величество Старость. Предтеча Смерти. Она заберёт у него ум, потом душу, жизнь оставит на десерт своей старшей сестре. — И всё-таки водись с адамитами поменьше, это мой завет тебе! — слабым голосом произносит Хасс и оседает на подушки. Пока что он в разуме. Пока что он слышит и видит этот мир как прежде, но скоро всё это исчезнет. И как хорошо что он не один. Что Старость пришла в натопленную украшенную к новолетию сторожку…