Я рядом, или как променять Флаффтобер на Райтобер

Расшитые штанины гусарских брюк всех цветов небесного моста и гудящий в воздухе и головах людей лозунг: «Свобода Номади!» Толпа ликующе вскидывала руки и пускалась в неистовый пляс. Рыже-зелёные знамёна с шестиконечными крестами реяли над огненными крышами и пламенными шпилями. Руки смуглых черноглазых мужчин страстно сплетались с женскими. Ментики на плечах сливались воедино с узорчатыми платками и пузатыми рукавами платий. Высокие колпаки и широкополые шляпы с соколиными перьями качались и подскакивали вместе с танцорами. Сабли стучали о бока, а в воздухе то и дело взрывался очередной салют. Старинные кремниевые ружья смешались с новыми винтовками. Били из замка Сент-Янека, сотрясая воздух, провозглашая окончание большой войны и эпохи чужого владычества. Цветы, чёрт подери, они были практически везде: на уборах, в волосах, на одежде и под ногами. Гористый неровный шершавый Пештвар праздновал своё освобождение, своё историческое совершеннолетие и возвращение к истокам. — Вералини уйди, Хелла Номади! — толпа ликующе следила как с городской управы снимают геральдику Эделтихаусрайха, который выпускал их народ из-под одного из восьми своих крыльев. Двухглавый Верлинский орёл лежащий на мостовой лапами кверху смотрелся жалко, так же как и бледный батальон егерей, пытавшихся накрыть его чёрно-зелёным полотнищем. Они молчали. Не стреляли в воздух. Не спешили бросаться в пляс. Они просто смотрели. Ведь они выиграли в войне, но проиграли восстанию. Кровь победила. Номади вспомнили, кто они, и проносившиеся по улице в толпе всадники с крыльями соколов на спине и леопардовыми накидками на плечах были свидетельством этому. Им надоело быть Вершензу. Степь победила город. — Апа херцег Йонаш Армен над всеми! — славили своего лидера горожане и деревенские, желавшие скорее одарить его короной и пальмовой ветвью. Ведь это он вернул им память и сменил все навязанные названия. — Каганат победил! — вдруг взвился пьяным фальцетом тощий смуглявый гусарчик, подкативший прямо к верлинцам, выносившим на улицу портреты императоров Меретихкёрбисов. Его хромая кобыла пыталась встать на дыбы, чтобы видеть своих сородичей с другой стороны улицы. Наездник размахивал нагайкой и хвастался повязкой с простой надписью — «Шаюм». Провокация не удалась, белые егеря презрительно молчали, толпа бесновалась в праздничном плясе, не обращая на них внимания. Крылатые гусары приковали к себе всеобщее внимание. Ну а верлинцы… Будто и не было их больше в этой гористой местности, в этих степях и ущельях. А то что в зелёных мундирах так это ничего. Про князя Вольха герцог Йонаш предпочитал лишний раз не вспоминать, чтобы гарнизон вышел мирно, без кровопролития. — Свобода! Свобода! Каганат вернулся! Вернулся под крестом и короной Стефана! — не уставал гусарчик, в полу паралитическом припадке. Нагайка летала прямо перед носами солдат, их чёрные кивера с зелёными султанами не дрогнули. Один из егерей — лейтенант брезгливо отвернулся и сплюнул в платок, на слюну тут же упал лепесток подсолнуха. — Янешем началось, Янешем и закончится! Вершензия умерла… — пожилой капитан похлопал изумлённого лейтенанта по плечу и положил в руку горсть семечек с солнечным цветком. Тот не мог отвести глаз от начальника. Серебряные локоны выбивались из-под двух-уголки, сабля уходящей верлинской эпохи смотрела с достоинством, белоснежная улыбка заставила крикуна замолкнуть. Верлинец протянул руку и нежно, по-вершенски заметил: — Вернулся, значит и Армей Шаюм вернётся! Снимайте коней с гербом, одевайтесь в соколов! Встретимся на Крестовом поле! — А… — гусарчик ретировался, его патриотизма не хватило на прения с страшным седым воином, подхватившая толпа унесла его за угол словно ветер перекати-поле. Он на своей хромой кобыле явно хотел быть поближе к крылатым гусарам ангелам свободы. Цветастая песчаная шумная буря не заканчивалась. Солнце палило неумолимо. Егеря грузили в брички свои принадлежности. Орёл лежал кверху лапами, даже всей ротой они не могли перевернуть его сбитую гипсовую махину. Лейтенант не смог… — Мы лишние на этом празднике жизни, а Трост? — обернулся капитан к егерю, который так и застыл, не зная что делать с выданным подсолнухом. Растерянно нахмурившись, он вытянулся и громко ответил: — Так точно, герр Мангофф! — Вольно! — хмыкнул капитан, глаза его спрятались среди морщинок, отчего-то он не был опечален такой потерей для его империи. Даже наоборот. Ему явно нравилась идея что вся эта плясовая орда цветастых глиняных свистулек теперь не подчиняется его Богоподобному императору. Тросту казалось это странным, но капитан имел свой взгляд на эту трагедию. На зарождавшуюся в умах Верлинцев эпоху мира. Вдруг он начал расстёгивать мундир, скинув его вместе с двух-уголкой бодро подскочил к лапе орла в которой сжимались меч и скипетр Янеша. Его идея стала очевидна егерям. Они бросились к нему. — Славься император Каспер Эспер, теперь это не наш балаган! — весело хрипел Мангофф на верлинком, схватившись за одну из голов Верлинского орла. Тросту показалась что с герба на груди того подмигнул император Янеш. Он спиной чувствовал как праздничная толпа замедляется чтобы посмотреть на них, как смеются гусары и закрывают ладошами рты женщины, которые ещё вчера ложились в его постель. Вся бледная рота облепила огромного орла. Капитан, подлезший под две пернатые шеи, напрягся и герб начало кренить в правильную сторону. Смех утих. Озадаченные Пештварцы с лёгкой озадаченностью смотрели как герб поверженного владычества вновь поднимается во всей красе. Поднимается трудно, тяжело, с хрипом, но на лапы. Трост с удовольствием следил за тем как взгляды из праздничных становятся паникующими. В тени восьмикрылого, четырёх-лапого двух-главого орла можно было спрятаться от этого балаганчика, что и сделал взмокший капитан. Приземлившись у лапы, в которой лежала Книга Янеша, он опёрся на её гипсовые страницы с надписью «Победи Сатану» и громко приказал: — Пошлите за поездом и мастеровыми, я не оставлю эту красоту Вершензятам! Вестовой тут же метнулся в сторону главной площади, где скапливался верлинский гарнизон с верлинскими же вещами и документацией. Намокшая рота порозовела. В отчаянных глазах блеснула надежда и загоревшаяся верлинская военная ирония. — Пущай бесятся, свободолюбивые, бесились уже, мы их потом еле у Турьнков отбили! Нам не сложно, потом ещё раз у кого-нибудь отобьём! — устало хохотнул Мангофф и похлопал по мостовой рядом с собой. — У Васнийцев? — падая рядом с начальником, спросил Трост и впервые за сегодня улыбнулся. Брови капитана сделали марш по морщинистому лбу, вернувшись закрыли хохочущие голубые сапфиры глаз. — У них самых! У них царь опять Борислав! — бросил Мангофф и взглянув на толпу без иронии и желчи, просто и искренно добавил: — Это их старый шрам. Память. Что сказать? Увидимся на крестовом поле! *** Рихард Мангофф не смог встретится с полками Номади на Крестовом поле, сорок лет мира Каспера Эспера обрезали его пророчество, но не отменили. Викентий Трост был одним из старейших маршалов возглавивших ген-штаб при Франце Иосифе, спустя сорок-пять лет после ухода из Пештвара он вернулся и вновь воздвиг того самого орла над городской управой. Позже возглавил операцию по штурму Крестовой крепости под Скопле. Может даже виделся с тем гусаром, но об этом история умалчивает. Каганат вернулся, вернулся лишь для того чтобы вновь кануть в лету.