Я рядом, или как променять Флаффтобер на Райтобер

Белые галстуки непокорно топорщились на юных загорелых шеях, солнце отдыхавшее на пике склонов гор свидетельствовало о разгаре лета. Толпа детворы-первоклашек, которую взрослые безрезультатно пытались собрать в строй, норовила рассеяться по долине, в которой в тени монастыря без крестов, лежал маленький городок. Жар оседал на рыжеватой почве и высохшей траве. Город, упиваясь дневным сном, казался заброшенным — пустым и только приехавшая на белом автобусе экскурсия бродила в каменном лабиринте, покрытых потрескавшейся рыжей черепицей домов. — Дети, — бодрым нервным голосом заметила тощая молодая учительница, с мольбой глядя на одноглазого коллегу и крепких вожатых, те привлекли всеобщее внимание свистком. Отряд собрался у самого старинного здания, в тени деревьев, подле высокого каменного монумента. Десятки внимательных глаз устремились на женщину, та оправив соломенную шляпу начала: — Мы не просто так приехали в Варники, ведь именно здесь почти тысячу лет назад и стоял лагерем Каган Армей с его армией освобождения! — стоявший за спиной учительницы преподаватель истории в кепке с портфелем икнул и было высморкался в белоснежный штандарт с жёлтой каймой, но вовремя одумался. Вожатые, ухмыляясь, переглядывались. Дети восприняли весть с удивлением и интересом. — Фёдоровой, опять ведро напекло! — шепнул кто-то в заднем ряду, за что получил подзатыльник от старшего. Правда историк был согласен с малышом, такого бреда он не слышал с фронта, при том что комиссар не имел исторического образования. — Революция вернула историческую справедливость! — невозмутимо продолжила учительница, с задором обнимая тонкими руками всю долину, остерегаясь, избегая высящегося монастыря, — Каган Армей шёл освобождать Васнию от тирании царей и северных оккупантов! — Как отец-основатель Беловьев? — не моргнув глазом, спросил стоявший ближе всего светлоголовый мальчик на чьей рубашке красовался значок с изображением Руанского единорога. Историк нервно икнул ещё раз. Сын депутата думы оказался осведомлённей сверстников. Ожидаемо. «Небось каждый день полит-информация от отца!» — с тоской подумал мужчина. Вожатые, отвернувшись чтобы скрыть истерику, прикинулись что раскуривают папиросу. Вчерашние кадеты, с ещё не отросшими волосами, они упивались моментом. Учитель видел это единственным глазом и что-то внутри него холодело, вот только что? — Именно, Лёша, молодец! — кивнула Фёдорова и, указав на портрет украшавший штандарт, найдя в нём поддержку, продолжила: — Другар Беловьев близок с Шаюмом по взглядам на свободу — власть должна принадлежать сильному, а не наследному царьку! Каганат Номади будучи демократическим государством с выборной властью хотел выбить с Нагорья царей и их прихвостней, в этом им активно помогали многие воеводы, которых царь Борислав как истинный диктатор-самодур казнил без суда, в этом ему потворствовали попы и предки Рутенцев — варанги! — А ещё Янеш Вершензу и жители Атлантиды! — прыснул кто-то из вожатых, пользуясь гулом пронёсшимся по детским рядам. Историк с удовлетворённой паникой отслеживал округляющиеся глаза. Для детворы были в новинку такие откровения, тем более что только год назад кончилась война с потомками тех самых Номади. «Ведро напекло, это мягко сказано!» — подумал учитель, про себя проклиная свою партийную активность и желание отпуска. Садящееся зрения молило о море, чтобы попасть туда требовалось терпеть этот бред. Хотя по его мнению Фёдорова была хорошим педагогом, не допускавшим насилия, но иногда заносило её знатно. Знатнее чем министра образования Бивнева… — Этот памятный камень указывает место где похоронен брат Армея Шаюма — предатель Бехр, как бы сказали религиозные мракобесы — Иуда! — указав на монумент с отбитой табличкой заявила учительница и, заметив нарастающее число вопросов в глазах подопечных, входя в раж продолжила: — Он предал родного брата и его идеалы свободы, ради какой-то девки! Будучи одним из самых приближённых, вонзил нож в спину великому вождю… — Как Стоцкий другару Беловьеву? — не унимался Лёша. Историк кроме холодного пота почувствовал что кто-то дёргает его за рукав. Обернувшись, обнаружил за спиной сбежавшего из удивлённого строя восьмилетнего звеньевого Сашу Правьева. — А это точно правда? — тихонько спросил он, серьёзно сдвинув брови и сжав кулаки. В его щуплой фигурке всё-таки угадывался сын офицера. Офицера отнюдь не демократической армии… — Да! Именно так! — не заметив движения у штандарта, ответила любимому ученику Фёдорова, — По настоящему нож вонзил! Жаль история не сохранила имя того героя что стал на защиту вождя свободных кочевников! Он погиб на месте, но сохранил жизнь Кагана, который ещё мог спасти Васнийский народ от диктатуры! Историк, отпустив штандарт присел на корточки, уже не обращая внимания ни на куривших и хихикающих вожатых, ни на строй открытых ртов, ни на коллегу, внимательно посмотрел Саше в глаза и тихо прошептал: — Это её правда… — А наша какая? — в глазах мальчика сверкнула тень похоронки и вековая, родовая ненависть к Номади. Учитель, словно заглянув в зеркало прошлого себя, жалко пожал тонкими плечами и, наконец, найдя носовой платок на дне портфеля высморкался. Как обычно кровавые сопли расплескались по плату. Штандарт остался нетронутым, глаза отца-основателя Беловьева смотрели с него мудро и правдиво. «Я за тебя воевал, а теперь вот это…» — мужчина даже обрадовался что его взгляд расфокусировался и весь дневной пейзаж стал просто белым расплывчатым киселём среди которого выделялись только его кровавые сопли на платке. — И правильно что царя расстреляли на площади пред народом, так ему и надо! Борислав Тринадцатый — потомок того самого самодура-тирана Борислава Первого! — привычно закончила свою тираду Фёдорова и как бы в поиске подтверждения обернулась к историку. Но учитель не кивнул, лишь отвернувшись молча снял кепку и по-военной привычке взял её как фуражку на локоть. Даже с отбитой табличкой камень был памятником места где погиб герой, равный героям революции. Рядом стоявший Саша повторил за учителем. Хихиканье вожатых резко оборвалось. Штандарт с отцом-основателем Беловьевым покачнулся, это знаменосец Котьев переложил его в левую руку, в правую легла школьная панама. Если бы мужчина мог бы видеть что-то кроме пятна камня он бы увидел как весь строй обнажает головы. — Спи спокойно степной брат, Васния победила… — неуверенно, с молящей надеждой прохрипел учитель истории и сунул окровавленный платок на самое дно портфеля. Маленький городок казалось застыл в безвременье и этот строй обнажённых детских голов тоже. «Пущай нам всем головы напечёт!» — улыбнулся историк и с тенью ужаса ощутил на локте пальцы Саши.