Корзинка мелочей

В тёмных коридорах штаба всегда царила тишина, которую не смели нарушать без разрешения. Если же требовалось: даже так старались шагать тихо. Но Ацуши мог уловить любой шорох вокруг, все его чувства были обострены, стоило оказаться на верхних этажах. Чуя зажёг сигарету и сделал первую затяжку. Выдохнул. Медленно. Жнец продолжал стоять рядом и ждать, когда старший заговорит. Но Накахара не спешил начинать, размышляя о своём. Первым нарушил тишину Накаджима: — О чём Вы хотели со мной поговорить? — Да так, — хмыкнул исполнитель, продолжая смотреть в стену напротив. Но вскоре всё-таки удостоил Ацуши взглядом, замечая, как тот напряжён. — Расслабься. Я не собираюсь сейчас говорить с тобой как начальство с подчинённым. Накаджима всё ещё не до конца понимал, о чём пойдёт речь, но внутри что-то сжалось. Чуя редко обращался к нему: и то обычно как старший мафиози по отношению к нерадивому младшему сотруднику. Поэтому он напрягся, когда Накахара подозвал его к себе, стоило парню выйти из кабинета босса. — А как кто? Чуя задумчиво продолжил смотреть куда-то перед собой, в пустоту. И наконец спросил: — Понравилось тебе? — Что? — парень даже опешил от такого вопроса. И начал догадываться, о чём пойдёт их разговор… — С ним, — он едва кивнул в темноту, в сторону, где находился кабинет босса. — Спрашиваете, как ревнивый муж. Накахара недовольно цыкнул, качнув головой. Несколько резко, нетерпеливо. — Завались и отвечай честно давай. Ацуши молчал несколько мучительных секунд, думая над ответом. Что ему говорить в такой ситуации? — Ничего не было, — наконец выдавил он, смотря холодно и уверенно в чужие глаза. Чуя лишь раздражённо выдохнул: «Ничего, значит?» Он знает, что это ложь, а Накаджима знает — его ложь мгновенно раскусили. Внутри что-то сжалось, парень ожидал последствий: как за ложь, так и за то, что было за закрытыми дверьми кабинета. Но старший исполнитель сделал новую затяжку и шумно выпустил дым изо рта. Снова дёрнул головой: — Как же бесит он. Терпеть не могу. Жнец проморгался, смотря на него. Пытался понять, почему вместо ожидаемого втыка услышал жалобу на босса. Не получалось. В глазах Накахары действительно было больше раздражения на того, кого они обсуждают, чем на самого Ацуши: правой руке босса было совершенно очевидно параллельно на младшего, раз он даже не смотрел на него, уставившись в стену. Наконец-то парень выдавил: — Тогда почему так верны ему?.. Если вы ненавидите Дазай-сана, то зачем защищать? Для чего служить в мафии тогда? Накахара продолжал смотреть в одну точку. Почему? Сам бы он знал точный ответ на этот вопрос. Но перед глазами то и дело всплывала усмешка, которая так сильно его раздражала, которую он стирал каждый раз то кулаком, то накрывая чужие губы своими. И ровная спина, покрытая шрамами, как он клал свою ладонь, между пальцами которой была зажата зажжённая сигарета, ощущая чужое тепло, чужую дрожь… Нет, дело совсем не в этом. Он не предан этому человеку. Совсем. Продолжать разговор стало в момент бессмысленным: — Свободен. Вали давай.

***

Заброшенная в пепельницу сигарета уже потухла. Но запах, витавший в воздухе до сих пор, жёг Дазаю нос, он закашлялся. Уже десятый раз за этот вечер. Но он не стал возражать, когда Чуя закурил снова, лишь растянувшись на простынях, наблюдая за сидящим рядом мужчиной. Растянулся в улыбке: — Какой ты сегодня недовольный. Не у тебя же зад болит сегодня. Чуя рассматривал длинные ноги, не прикрытые одеялом: худые… легко сломать будет. Курить в постели — последнее, что хотел Накахара сейчас, но он не смог отказать себе в удовольствии наблюдать как у Дазая слезятся глаза: аллергия на сигаретный дым. — А тебе мало? — он даже не взглянул в глаза партнёра, но уже знал, что тот выдавил довольную усмешку. — Дай докурю сначала. Дазай почему-то от этого расхохотался, периодически прерываясь на кашель. Наконец, он приподнялся на локтях, подвинулся ближе. И вскоре потянул Накахару к себе, когда тот наконец-то сделал последнюю затяжку и скинул окурок в пепельницу, вынуждая нависнуть над собой, заглядывая в безразличные ко всему — особенно, к человеку перед ними — глаза. Обнял за шею, притягивая ближе. Чуя сразу же выдохнул ему дымом прямо в лицо. Осаму зажмурился, явно задержал дыхание. Накахара продолжал рассматривать его лицо, не скрытое бинтами, холодно, без интереса. И даже без раздражения. — Можешь сдохнуть наконец-то? — он шепнул это в чужие губы. — Да пожалуйста! через недельку-другую сигану из окошка и поминай как звали, — Дазай улыбнулся. Наверное, даже искренне. — Даже не вспомню. — Обещай. — Обещаю. Поцелуй был долгим.

***

Тело накрыли белой простынёй, скрывая от чужих глаз. Чуя смотрел на кровь, растёкшуюся по серой плитке, затёкшую в стыки и впитавшуюся в забитый туда песок. Не было ни печали, ни злости. Скорее просто где-то глубоко в душе образовалась невообразимая дыра — нахлынуло полное безразличие ко всему. Что-то отдавало болью в груди, а в голове было пусто. Всё-таки он был предан…