Kinktober 2023

Глаза прикрыты в блаженстве, и лишь сквозь маленькие щелки виден хитроватый блеск. Дазай тянется руками вверх, оглаживает бедра Гоголя, губы размыкает призывающе и к себе тянет. Он лежит спиной на постели, свесив голову с ее края и наблюдая, как Гоголь возвышается над ним. Губ касается головка члена, и Дазай охотно обхватывает ее, слизывает естественную смазку, привыкая ко вкусу и жмурится удовлетворенно. Едва ли не мурчит, когда его по щеке гладят поощрительно, прячет зубы заблаговременно и почти моментально вливается в процесс. Гоголь времени на привыкание особо не дает, сразу начиная двигаться, но есть в этом нечто сладкое. Он бедрами ведет, толкается глубже в горячий рот, стонет удовлетворенно, когда Дазай особо активно принимается языком работать, лаская чувствительную уздечку и обводя выступающие венки. Одновременно с тем ощущает, как Гоголь ведет ладонями по его груди. Касание к чувствительным соскам заставляет прогнуться в спине с громким гудением, пуская волны вибрации по члену. Дазай умеет доставлять удовольствие – да что уж тут говорить, он сам искренне кайфует с подобных действий. Это возможность отдать контроль и пойти на поводу у ситуации, позволяя делать с собственным ртом то, что вздумается. Но Гоголю одного горячего рта мало. В глазах после короткого взгляда на Дазая сверкает мимолетное довольство, и кончики пальцев проходятся по его горлу, надавливая на кадык и намекая расслабиться. Удобства ради руками в чужую грудь упирается, когда толкается глубже, проникая в горло. Дазай давится невольно, ноготками впивается в бедра чужие, а на глазах едва не выступают слезы – от внезапного давления и перекрытого дыхания. Но, признаться, все настолько по нраву, что прекращать точно не хочется. Тем Гоголь и прекрасен – своим умением столь прелестно воплотить даже невысказанные желания. О, а Дазаю это до безумия нравится – помнится, Накахаре приходилось вовсе насильно его со своего члена снимать за волосы, чтобы не задохнулся ненароком. Восстановить дыхание не выходит. Гоголь подается бедрами назад, оставаясь в горле лишь головкой, но после вновь толкается глубоко, на всю длину, и постепенно начинает набирать темп движений, буквально трахая чужой рот. Сильная ладонь дополнительно ложится на горло, сжимает, перекрывая любую возможность вдохнуть даже после мало-мальского привыкания. Гоголь не сдерживает собственных стонов – не видит смысла, когда удовольствие накрывает такими волнами, а оно походило едва ли не на цунами от этой узкой и горячей глотки. Дазай если и отталкивает, то чисто на автомате, из глаз текут слезы безбожно, а сознание мутнеет, то ли от всей ситуации, то ли от недостатка кислорода. Гоголь задерживается, толкнувшись на всю длину, давит сильнее, удовлетворенно жмурясь, но отстраняется все-таки через некоторое время. Дазай захватывает воздух губами судорожно, пытаясь отдышаться кое-как – отключиться сейчас было бы самым отвратительным вариантом, который только может быть. Языком мельком пробегается по губам, слизывая слюну, смешанную с предэякулятом, и тянет к себе обратно Гоголя с хитрой улыбкой на губах. Влажный член вылизывает с особым удовольствием, дразнится, пока наконец Гоголь вновь его не фиксирует и не толкается в горло. И сейчас, задыхаясь вокруг чужого члена, Дазай чувствует себя охуенно. Горло начинает побаливать от резких толчков – что-то подсказывает, что после одним горячим питьем он не обойдется. Глаза сами закатываются от удовольствия – или недостатка кислорода – и Дазай немного напрягает стенки, вызывая еще один удовлетворенный стон сверху. На шее, кажется, останутся синяки от сдавливающих пальцев, но какая разница, когда они в любом случае будут скрыты за бинтами. От стен помещения отдаются влажные хрипы и причмокивания, горловое гудение, пускающее волны вибраций по члену, и хриплые, низкие стоны. Время от времени, когда уже совсем становится невыносимо, Дазаю дают передышку, однако стоит ему сделать несколько вздохов и он вновь тянет обратно, сжимает губами головку, играется языком и так и дразнится, заставляя вновь резко толкнуться глубоко в горло. Он давится, когда толчки в очередной раз ускоряются, задушенно хрипит от недостатка кислорода, но даже эти звуки быстро стихают, потому что на них сил не хватает. Дазай напрягает горло уже невольно, прогибается в спине, ловя разноцветные точки пред глазами и стойкое ощущение того, что он отключится к чертям. Но Гоголю много времени не нужно – он сжимает пальцы чуть выше кадыка, вжимая в постель, остается внутри до основания и кончает глубоко в горло, заставляя давиться, но даже не думая отстраняться, пока Дазай не примет все до послежней капли. Сознание едва не уплывает, и он закашливается, стоит только отстраниться, делая глубокий вздох. А после еще несколько частых и поменьше. Убийственно. Хорошо, задыхаться вокруг члена Дазаю и правда нравится.