Semper Me Tene

Той ночью Сёко разбудили громовые раскаты. По крайней мере, так она подумала, когда с тяжёлым дыханием вскочила с дивана. Скатившаяся вслед пепельница ударилась о её ногу и треснула. «Тук-тук». Сёко замерла, прислушиваясь. Ночь подходила к концу — она видела, как рассветный туман окутал деревья за окном, и как небо посерело, собираясь расцвести синим. Сёко не была таким неисправимым трудоголиком, как Годжо, поэтому оказалась в кабинете в такое время совершенно случайно — теперь она вспомнила, что прилегла подремать вечером и забыла поставить будильник. Пожалуй, это объясняло, почему у неё так болела шея. «Тук-тук». Она задумчиво наклонилась и подняла пепельницу. Подошла к столу, поставила её в угол. Сглотнула. Годжо наверняка сейчас спал. Гето… Неделю назад Гето обратился дьяволом, и пусть она находила это бесконечно забавным, он находился в бегах. Тогда кто? Тогда кто, чёрт возьми, стучался в дверь? «Тук-тук». «Тук-тук». «Тук-тук». Сёко обернулась. Никто не звал её, не просил о помощи. Стук был методичным, не прекращался ни на миг. Было ли это проклятие? Но как оно проникло на территорию колледжа? Почему пришло именно к ней? «Тук-тук». Она подошла ближе. Волнение щекотало периферию её разума, как бриз щекочет лодыжки. Сёко была профессионалом — такие глупости не могли испугать её. По крайней мере, она привыкла так считать. «Тук-тук». Оно убьёт её, стоит открыть дверь, верно? Оно её точно убьёт. «Тук-тук». На мгновение она застыла с вытянутой рукой. Сожаление, которое пронзило её разум, было смехотворно простым. Умереть утром в своём кабинете? Даже не выпив кофе? — Вот же чёрт, — Сёко нервно усмехнулась, а затем потянула ручку прежде, чем успела бы об этом пожалеть. «Ох», — подумала она. Лучше бы это и правда оказалось проклятие. Стоило Сёко открыть дверь, как тёмная фигура, стоящая за ней, согнулась и почти упала ей на руки. В изумлении она присела на пол, и человек опустился следом — ноги его совершенно не держали. Он был одет как монах, и чёрные волосы завесой скрывали его лицо. Человек постоянно качал головой, шепча что-то. Его плечи дрожали, голос срывался. — Это ошибка, — услышала Сёко. — Это ошибка, ошибка, мне так жаль. «Чёрт возьми, — подумала она. — Это же Гето». Неужели ему настолько снесло крышу, что он решился прийти на территорию колледжа безо всякой защиты? На что он рассчитывал? Гето же не мог думать, будто она станет защищать его перед Годжо своей шкурой? О, нет. Нет, вот уж точно нет. Сёко не собиралась прощаться с жизнью дважды за один день. — Эй, — она потрясла Гето за плечи. Он никак не отреагировал, поэтому Сёко нахмурилась и откинула волосы с его лба. Увиденное заставило её замереть. Стоило учесть, что люди имели привычку считать её бессердечной. Если не бессердечной, тогда крайне флегматичной — в их мире, где постоянно царил хаос, Сёко была непоколебимой скалой. Она и сама так думала. Но в тот момент, в момент, когда Гето посмотрел на неё, Сёко почувствовала, как её сердце пропустило удар. Она никогда не видела, как Гето плачет. Он оставался красивым даже тогда, со своим бледным лицом и алой полосой губ, но всё в нём казалось ей уродливым — начиная от жалостливого изгиба бровей и заканчивая мокрыми щеками. Всё казалось неправильным, как если бы небо стало зелёным, а трава белой. Она неосознанно отшатнулась, но Гето схватил её за руки, не позволяя сбежать. — Я ошибся, — прошептал он. Сёко подумала лишь о том, что он обратился не к тому человеку. «Тот» сейчас был в общежитии. Может, спал. Может, рыдал над их общими фотографиями. Годжо всегда был чертовски драматичным. — Сёко, там был ребёнок. И много людей. Всё ради тех девочек, они заперли их в клетке. Но тогда я подумал, эй, а почему он не плачет? Было так тихо. Очень тихо. Слова ссыпались с его языка, как чёрный песок, и Сёко невыносимо захотелось сделать что-то — закричать или ударить его. Всё, только бы он замолчал. Она не хотела слушать, не хотела понимать — этот парень убил сотню человек, а затем своих родителей. Эй. Эй, нет, не смей ему сочувствовать. Ты же доктор. Ты же, чёрт возьми, доктор. — Поздно об этом думать, — она покачала головой. — Твоё сожаление никого не оживит. «Ты мог прийти ко мне с самого начала. Почему ты не пришёл?» — Я знаю, знаю, — Гето отпустил её и в бессилии вскинул руки, словно обращаясь к небесам. — И я не отказываюсь от своих действий. Но это так ужасно, Сёко, так ужасно — я же должен защищать людей. Защищать. — Я тоже, — Сёко нервно потёрла лицо. Если кто-то узнает, что она разговаривала с Гето, не сносить ей головы. Какой же всё это был абсурд. — Гето, я… Она могла бы спросить, почему он не обратился к ней. Почему, ведь он сказал, что там был ребёнок? Так и сказал — «там был ребёнок». Почему не принёс? Почему не позвал? Она могла бы спасти — она могла бы спасти кого угодно. Может, даже его самого. Сёко ничего не спросила. — Знаешь, — она прикусила губу, потому что даже мысль об этом причиняла ей боль. — Годжо тебе простит. Ему будет сложно понять. Но это ведь ты. Если скажешь ему то же, что и мне, он простит тебя. Гето горько улыбнулся. — Это было бы похоже на Сатору, — сказал он. Сёко поняла это как «нет». Они оба замолчали, и она легко могла понять, почему. Годжо Сатору. Все вокруг считали его идиотом, этакой мартышкой с властью вселенского масштаба — глупой, однако сильной настолько, чтобы стереть человечество с лица Земли. Никто не уважал Годжо Сатору. Все его боялись. Пожалуй, даже Сёко не могла сказать, что понимала его полностью. Это было бы ложью. Иногда она смотрела на Годжо, и, как янусову двойственность, видела только контур — без личности, без облика — только чистую силу. Иногда она видела его так, как и все остальные. Однако, Гето? Гето и Годжо, Годжо и Гето — они были двумя половинами одного целого. Где начинался один, там заканчивался другой. Тень и свет, день и ночь — всегда вместе, всегда рядом. Если во вселенной и существовала какая-то закономерность, то ею была их связь. Сёко солгала бы, сказав, что не завидует. Она никогда не была так близка с кем-то. Поэтому она поняла, почему Гето отказался. Две половины одного целого — если одна стала плохой, значит, другая должна была остаться хорошей. Гето его просто пожалел. Кто бы ещё в этом мире пожалел Годжо Сатору? Кто бы ещё его пожалел? — Это всё очень мило, но тогда что ты тут делаешь? — спросила Сёко. Первые рассветные лучи коснулись лица Гето, и она словно проснулась во второй раз — скоро здесь появятся другие маги, и тогда объяснить присутствие на территории колледжа мастера проклятий станет чертовски сложно. Она боялась представить, что случится, узнай об этом Годжо. Если уже не знает. Гето поджал губы, и Сёко это совершенно не понравилось. Они были знакомы годами, и она ясно понимала, что за этим жестом последует что-то неприятное. Он пришёл выговориться, а теперь убьёт её как свидетеля? Использует её как заложницу? Две недели назад Сёко и не поверила бы, что всерьёз станет размышлять о таком. — Есть кое-что, о чём я хочу тебя попросить, — признался Гето. Ей пришлось сделать глубокий вздох, чтобы сдержать стон. — Это прозвучит жалко, но я не могу. Просто не могу. Но это не важно, нет, слушай, — он сжал кулаки, — есть две девочки. Они ничего не сделали, совершенно ничего. Обе маги, обе запуганы, как кролики. Это из-за них я… Сорвался. — И что ты хочешь, чтобы я сделала? — Сёко неверяще усмехнулась и скрестила руки. — Позаботилась о детишках? Серьёзно? Раз уж они стоили сотни людей, почему бы тебе не заняться их воспитанием? — Вот тут и проблема, — Гето виновато взглянул на неё исподлобья. — Пожалуйста, убей меня. Сначала Сёко не поняла. Казалось, её сознание просто отказалось осмысливать это. «Убей меня»? Что значит «убей меня»? А затем в ней проснулась ярость. Огненная река заполнила кровоток, и сгорая возмущением, Сёко ударила Гето по лицу. Его голова послушно откинулась в сторону, щека покраснела, но он ничего не сказал. В свою очередь, Сёко не чувствовала ни капли вины. — Вот как, да? — прошипела она. «Непоколебимая скала», флегматик — к чёрту это, к чёрту это всё. Она была так возмущена, что почти дрожала. — То есть, к нему ты идти боишься, потому что «бедному Сатору будет больно», потому что тебе его жалко. Понимаю, хорошо. Но надеяться, что я это сделаю? Ты действительно думаешь обо мне так? Думаешь, мне плевать? Да как ты смеешь! Сёко хотела было ударить его ещё раз, но сдержалась. И тем не менее, злость всё ещё бурлила в её крови — везде сразу. Мысли стали спутанными, пришло абсолютное равнодушие к окружающим. Кто-то обнаружит их? Отлично. Отлично, пусть убьют его сами. Она не расстроится. — Если ты не забыл, — сказала она так холодно, что Гето не смог продолжать смотреть в пол и поднял голову. — Я доктор. А ещё я твой друг. И просить меня об этом — самое жестокое, что ты мог сотворить. — Прости, — пробормотал Гето, но ей было плевать. Сёко встала и отряхнулась. Посмотрела в окно, на миг зажмурилась. Выхватила из кармана измятую пачку, закурила дрожащими руками. Она определённо не заслуживала всего этого. — Я идиот. Прости, пожалуйста. Но я правда, правда не могу — мои руки чистые, но я не могу избавиться от чувства, что на них кровь. Не могу есть и спать. Я ужасен, это правда, и мне так жаль, но я просто хочу забыть обо всём. Сёко замерла. Ещё раз взглянула в окно. Новый день. Чистый и новый день. Забыть? Да, забыть. Она могла бы заставить его забыть обо всём и спрятать где-нибудь. Это совсем не надёжно, может не получиться, и если их раскроют, всё обречено на провал, но если постараться… Если постараться, он будет жить. И ведь Сёко — доктор. Разве это не её обязанность — спасать жизни? — Хорошо, — кивнула она. Попыталась вспомнить, остался ли у неё номер Ёси. К тому же, придётся пристроить куда-то тех детишек… Морока, но она справится. В конце концов, это был её шанс. Пусть было рано радоваться, Сёко не смогла сдержать ликования, разлившегося в груди, словно сироп. Обернулась к Гето. — Я согласна. — Правда? — казалось, он уже смирился с отказом, и теперь смотрел на неё с абсолютным неверием. — Ты заберёшь девочек? — Да, — Сёко шагнула в сторону и вдавила сигарету в треснутую пепельницу. Посмотрела на Гето и весело ухмыльнулась. — А ещё я тебя убью.