Semper Me Tene

Той ночью пробуждение оказалось для Гето особенно неприятным — казалось, всё это время он опускался на океанское дно, но затем кто-то погрузил пальцы в его голову и потянул вверх. Он резко распахнул глаза, и вместо ясного неба натолкнулся на белый потолок — цвет был одинаковым для всех помещений в общежитии колледжа. Полоса лунного света разделила его на две половины, но в остальном ничего не изменилось. Гето сделал глубокий вдох, успокаиваясь — его руки болели от того, как сильно цеплялись за простынь, а сердце билось настолько часто, что он чувствовал эхо даже в ушах. Пожалуй, ещё никогда его сны не были настолько убедительными. В конце концов, Рико Аманай умерла совсем недавно. В конце концов, разве он не был жалок? Разве он не был достаточно жалок, чтобы просыпаться по ночам? Аромат кофе всё ещё блуждал в его разуме, призрачные касания Сёко на висках казались совсем реальными — да, этот сон действительно оказался наиболее убедительным из всех. Гето совершенно не мог пошевелиться, погружённый в воспоминания. Его тело словно превратилось в льдину, монолитную и безжизненную. Размытые образы мелькали перед его глазами — треснутая пепельница, лазурь глаз Сатору, белые косички Уэды. Была ли Уэда плодом его подсознания тоже? Гето закрыл лицо руками и покачал головой. Он не был в силах поверить, что всё это оказалось лишь сном. Мог ли он и в самом деле зайти так далеко? Мог ли погрязнуть в копоти — в той копоти, которая волной нахлынула на него после смерти Рико Аманай — настолько глубоко? Было ли это предзнаменованием? Напутствием? Чёрт возьми, чем это вообще было? Во сне Гето был убийцей, был отступником, был предателем и беглецом — значило ли это, что он был способен на такое и в реальности? Значило ли, что наступит момент, когда он поступит таким образом? Образ матери, прижимающей к себе мёртвого ребёнка, заставил Гето сжать зубы и зажмуриться. Он не был монстром, он им не станет, нет, нет, чёрт возьми. Он не станет. Точно не станет. Копоть лизнула его стопы, и Гето вскочил с кровати. Копоть лизнула кончики его пальцев, потянулась выше — сначала к лодыжкам, а затем, ощутив сладость его сомнений, и к коленям. Он вздрогнул, встревоженно осмотрелся вокруг. Осознание почти подкосило его, но Гето схватился за стол и удержался на ногах. Его комната не была пустой, не была, но он правда выбросил с десяток тетрадей вчера. Он правда собирался поступить так и со всем остальным. Это значило… Нет. Нет? Ему нужно было выбраться отсюда как можно скорее. Но куда идти? Где ему вообще будут рады? Гето вспомнил другого себя, из сна — тот Гето не был честен ни с кем и скрывал до последнего каждую песчинку своей копоти. Что не удивительно, слова ссыпались с его языка, словно чёрный песок, а взгляд стал холодным и непроницаемым. Что не удивительно, Сатору всегда был уверен в его рациональности, поэтому Гето сошёл с ума в одиночестве. Он не мог позволить этому произойти на самом деле. Без лишних раздумий, Гето быстро выскочил в коридор — невидимая копоть облепила стены его комнаты, и тогда, оказавшись отрезанным от неё дверью, он невольно ощутил облегчение. Но куда ему следовало пойти? Гето мог бы побродить по территории колледжа и посчитать созвездия, мог бы прогуляться неоновыми улочками Сибуи. Мог бы оказаться где угодно, и копоть всё равно не настигла бы его. И тем не менее, Гето остановился перед дверью, ведущей в другую комнату общежития. Со стороны она выглядела идентичной его собственной, но на самом деле была совсем другой. За ней не было копоти. Не было тьмы, не было чёрного песка — ничего из этого. Был только… — Сатору? — прошептал Гето. — Ты спишь? Некоторое время ничего не происходило, но затем замок глухо щёлкнул, и дверь со скрипом приоткрылась. Гето заглянул внутрь, чтобы обнаружить Сатору, лежащего на кровати на боку. Один его глаз был приоткрыт, и радужка сияла в полумраке, словно алмаз. — Что случилось? — хрипло спросил он. Гето нерешительно замер на месте. Действительно ли он поступал хорошо? В конце концов, ноша Сатору была ещё более тяжкой, чем его собственная. — Знаешь, я, — но не успел было Гето извиниться и уйти, как Сатору приподнял одеяло и кивнул в его сторону. — Не будь дураком, — Гето им не был, поэтому резко замолчал, подошёл к кровати и залез под одеяло. Только тогда он заметил, насколько замёрз. Его и Сатору ноги переплелись, словно змеи, словно это было рефлексом. — Так что? Гето сглотнул горькое волнение и посмотрел на него — их лица оказались так же близки, как во сне, когда Гето пытался убедить Сатору отвести его к Сёко. Удивительно, насколько далёким это теперь казалось ему. Удивительно, насколько фантасмагорическим. Выражение лица Сатору было мягким, а взгляд спокойным, как морская гладь ясной ночью — такой, как сейчас. На миг Гето ощутил настолько сильную привязанность к нему, что его рот открылся сам собой. Слова не ссыпались с его языка, словно чёрный песок, вовсе нет — в своей юркости они были подобны синицам. — Мне приснилось кое-что, — признался Гето. Его дыхание оборвалось, но Сатору аккуратно взял его руки в свои и сжал. Почему он делал это? Почему он делал это, если больно было им обоим? — Во сне я совершил ужасную вещь. Не могу описать, но это было непростительно. Я был собой, но совсем другим — более злым. Более… Независимым. Бросил колледж и поддался своим идеям. Бросил тебя. Сатору молчал, слушая его рассказ. Слова Гето не были особенно красивыми, а предложения звучали смято и расплывчато, но он не мог остановиться. — Я знаю, это смешно, — он мрачно улыбнулся, но Сатору не отреагировал, и уголки его губ вновь отпустились. — Но я попросил Сёко убить меня, просто чтобы забыть о своём поступке. Разве не жалко? Выступить за свои убеждения, а потом отступить, потому что не можешь вынести ответственности. Это был сон, но я не могу избавиться от мысли, что в реальности сделал бы так же. Гето уставился на его подбородок, боясь поднять взгляд к его глазам. Что бы он там обнаружил? Презрение? Годжо Сатору никогда не отказывался от своих слов. Годжо Сатору не уважал никого настолько, чтобы отказаться. А теперь Гето пришёл к нему ночью, рассказывая о чём-то таком глупом, как сон. Может, Сатору и не станет смеяться над ним, но только из жалости. — А что было потом? — неожиданно спросил он. Брови Гето невольно подскочили. Он поднял взгляд, но выражение лица Сатору вовсе не было презрительным — казалось, он всерьёз о чём-то задумался. Неужели опасался, что Гето действительно совершит подобное? Но, несмотря на это, Сатору всё ещё мягко держал его за руки. — Сёко помогла тебе забыть. Что было дальше? — Я работал в кафе, — растерянно ответил Гето. — И в какой-то момент пришёл ты. Сначала я не мог вспомнить тебя, само собой. Подумал, что это шутка. Но ты не сдавался, пока не выяснилась правда. Мы пришли к Сёко, чтобы она всё объяснила. А потом я проснулся. Он замолчал, и их накрыла тишина, такая хрупкая, что, казалось, любой шорох мог разбить её, как вазу. Сатору хмуро смотрел на него, и Гето ничего не оставалось, кроме как ждать его ответа. Он подумал о том, как это было удивительно — Сатору, который был самым болтливым из них, не потребовал ни слова сожаления, но учился произносить их сам. Может, это было в нём всегда, но Гето не замечал? Может, он был так поглощён собой, что даже не пытался заметить? — Я не думаю, что твой сон был плохим, — наконец пробормотал Сатору. Он облизал губы, и Гето на миг оказался зачарован этим жестом. — Знаешь, как это бывает, когда что-то случается, а ты жалеешь, что не смог это предвидеть? Похоже, ты всё же смог. Сатору сжал его руки сильнее и поднял их, чтобы Гето опустил к ним взгляд. Бледные, узкие и сцепленные, как цветочный бутон. Руки Сатору и его собственные. — Мне жаль, — сказал Сатору. Гето не мог поверить услышанному. Мир перед его глазами начал расплываться. — Мне так жаль. Я не могу сказать, что понимаю полностью, но, — он тяжело выдохнул, будто затрудняясь сказать что-то, — но я хочу понять. И я ценю то, что ты доверился мне. — Спасибо, — прошептал Гето. Но Сатору не остановился на этом. — И, пожалуйста, не забывай, что я всегда буду рядом. Видишь, как я держу тебя? — Гето вновь взглянул на их руки и сдавленно кивнул. — Что бы ни произошло, я продолжу держать тебя так. Вечно. Даже если тебе это не нравится. Когда ты не сможешь быть сильным, я буду стараться за нас обоих. Ладно? Просто положись на меня. — Нет, мне это нравится, — Гето слабо улыбнулся и наклонился ближе. Дыхание Сатору опалило его губы. — Спасибо. Правда, спасибо. Ты — лучшее, что у меня есть. Сатору не стал шутить в ответ. Вместо этого, он отпустил руки Гето, а затем поцеловал его. Их касания не были пылкими, не были и страстными. Пальцы Гето в отчаяном порыве сжали бёдра Сатору, но их губы двигались медленно и осторожно — так, словно им принадлежало всё время во вселенной. Как и всякий раз, когда Сатору был поблизости, копоть отступила и затаилась. Но теперь Гето не боялся, что она вернётся. Теперь он был готов. Бездна внутри него вздрогнула, а затем в самом её сердце вспыхнула сверхновая. Когда всё закончилось, они обнялись, и Гето прижался к плечу Сатору так естественно, словно был рождён для этого. Той ночью ему больше ничего не снилось — никакие слова не отражались в его ушах, никакие существа не окружали его со всех сторон. Не существовало стен, чтобы их разрушать, и тайн, чтобы их расследовать. Утром того же дня Гето навестил Сёко в её кабинете. Всё было таким, каким он помнил: стол, диван, кушетка в углу. — Должна сказать, ты выглядишь не очень, — мрачно усмехнулась Сёко. Гето проследил за тем, как она опустила сигарету к пепельнице и постучала по ней пальцем. — Плохо спишь? Рука Сёко закрывала большую часть обзора, но было сложно не заметить, что часть пепельницы пересекал длинный шрам. Трещина. — Да, — кивнул Гето. Копоть вновь коснулась кончиков его пальцев. — Пожалуй, так и есть.