***
Это был последний раз, когда Гето находился в своей комнате. Двумя днями позже, после того, как он был приговорён к казни из-за убийства ста двенадцати простых смертных, уборщик пришёл, чтобы избавиться от личных вещей Гето в общежитии. Ему не пришлось ничего делать.***
— А я так надеялась, что пронесёт. Гето вышел из-за спины Годжо и наткнулся на смешливый взгляд человека, который, как он считал, был причиной всех его проблем. Сёко приветливо махнула свободной рукой. В другой, что не удивительно, она держала зажжённую сигарету. Они находились на пороге того самого врачебного кабинета, в котором Гето очнулся более года назад. Всё здесь было ему знакомым, и с тем таким далёким, словно он видел это десятки лет назад. Сёко растянулась на диванчике в углу и прикурила с такой беззаботностью, словно находилась совсем одна. Гето не мог видеть выражения лица Годжо, но почувствовал, как тот напрягся. Похоже, Сёко была близка ему, и теперь он не знал, что делать. Похоже, такое происходило не впервые. — Ну-ну, — она покачала головой, — Годжо, расслабься. Я-то никого не убивала. — Тогда что ты сделала? — спросил он, и слова, которые покидали его рот, звучали холодно, слово ледяные пики. — Я бы назвал это соучастием, но он ничего не помнит. Тогда чего ты добивалась? И как? Ещё на середине его речи Сёко выдохнула с видом, словно ей всё это давно осточертело, и откинула голову назад. «Бла, бла, бла» — ей не нужно было это произносить, чтобы все поняли смысл её жестов. Гето быстро надоел этот спектакль. — Просто скажи, что сделала, — он нахмурился и сложил руки на груди. Сёко насмешливо глянула на него из-под ресниц. — Гето, Гето, — она со знающим видом качнула головой. — Ты даже не представляешь, как это обидно — достичь такого успеха и не иметь возможности им поделиться. Где твоё сочувствие? — О чём ты говоришь? — он раздражённо перебил её. Дыхание участилось, и удерживать спокойное выражение лица стало практически невозможно — Гето всё сильнее хотелось начать кричать. Он никогда не замечал в себе такой нестабильности, и её присутствие казалось ему пугающим. — Я прочитаю вам короткую лекцию, ладно? — она пригласительно махнула рукой на кушетку. Никто не стал садиться, и она равнодушно пожала плечами. — Иначе вы ничего не поймёте. — Просто сделай это быстро, — ответил Годжо. Пусть Гето и не помнил его слишком хорошо, но мог с уверенностью сказать, что он был испуган — за всеми слоями безразличия и опаски, алым и синим, он был абсолютно точно испуган. Что же на него так повлияло? Это казалось ужасно странным. — Так уж и быть, — она криво улыбнулась. — Важно то, что я давно задумывалась о человеческом мозге. Полезная вещь, не поспорить. А ещё такая интересная, — она стряхнула пепел и положила пальцы на виски, — человек не похож на животное. Кошки и собаки, львы и волки, все они обладают врождённой программой. Им не нужно учиться, чтобы выжить, нет, — они рождаются с этими навыками. — Ты говоришь об инстинктах, — прервал её размышления Годжо. Сёко щёлкнула пальцами. — Так и есть, — она кивнула. — Собственно, мы инстинктами не обладаем. Если человека не обучить, он будет обречён на смерть. Но что такое обучение? — Сёко хитро взглянула на Гето, и тот сглотнул странное волнение. — Обучение представляет собой получение информации и запоминание. Бесконечный процесс. Учишься ходить и запоминаешь движения, учишься говорить и теперь запоминаешь слова. Наш мозг — продукт связанных воспоминаний и навыков. Этакий клубок из разноцветных нитей. — И к чему это? — сипло проговорил Гето. — Ты уходишь в какую-то поэзию. — Я помогаю тебе понять, — обиженно ответила Сёко, но это выглядело слишком наигранно. Сигарета истлела, и она с сожалением вдавила остаток в пепельницу. — Понять что? — Понять, почему избавлять человека от воспоминаний очень нелегко. Что? — Что?! — воскликнул Годжо. Гето замер. Его руки оставались сложены на груди, выражение лица не изменилось. Но всё в нём, всё под кожей обратилось льдом. Казалось, даже его сердце замерло, не имея силы осмыслить это. Не может быть. Просто не может быть. Сёко сжала губы, будто в попытке сдержать усмешку. Она была лисой, самой хитрой из всех существующих. Тихая и спокойная, но она дёргала за ниточки, полностью контролируя разговор. Гето осознал это только теперь. — Так и есть, — подтвердила она их худшие опасения. — Это довольно сложный процесс. Мне пришлось очень быстро решать проблему, над которой думали сотни магов до меня — как избавить человека от выборочных воспоминаний? Как сделать это, чтобы не повредить его сознание — ту фундаментальную память, рефлекторную — дыхание и ходьбу, глотание и моргание. Как сделать это? — Неужели ты… — пробормотал Годжо, но она расхохоталась, даже не дослушивая. — Конечно, нет, — Сёко быстро замотала головой. — Я не настолько умна. Но смогла придумать другое решение, — её палец указал на Гето. — Уничтожить всё. Это звучало слишком абсурдно, чтобы поверить. Но стала бы она лгать? Конечно, стала бы — в конце концов, она имела в этом опыт. Однако, разве избавив Гето от всего, совершенно всего, не сделала бы она его инвалидом? И учитывая, что он таковым не являлся, действительно ли она уничтожила всё? — Это невозможно, — рационально ответил Годжо. Гето даже не пытался понять, о чём он думал. — Даже сделай ты это, последствия были бы очевидны. К тому же, это незаконно. — Не будь смешон, — Сёко закатила глаза. — Ты уважаешь законы едва ли больше меня, — она вновь повернулась к Гето. В её глазах был тот холодный интерес, который он заметил ещё тогда, год назад. Теперь он знал, что это был продукт одной и той же ситуации. — Но это правда. Единственный способ лишить человека выборочных воспоминаний — уничтожить все, а затем эту пустоту заполнить содержанием собственной головы. Когда речь идёт о фундаментальных воспоминаниях, это легко — они мало отличаются от человека к человеку. Если кто-то забывает о чём-то, мы напоминаем ему об этом, верно? Я не вижу другого способа. — И ты правда это сделала? — спросил Гето. Он чувствовал, что задыхается. — Уничтожила всё? Она ничего не говорила, долго смотря на него. Возможно, думала, как помягче преподнести ему это. Взгляд Сёко, тёмный и непроницаемый, оказалось слишком сложно прочитать. У него самого был такой же. — Нет, — наконец она ответила. — К сожалению, мне не хватило решимости. Разве ты не заметил это? Она улыбнулась, сочувственно и устало, и Гето пришлось признать — так и было. Он заметил. Даже не так — он постоянно замечал это. Странные образы во снах, Сатору, проклятия и кислый привкус на кончике языка. Он всегда знал, что за этим что-то стоит, но отказывался воспринимать это как нечто большее до тех пор, пока оно само не пришло к нему в образе двух голубых колец и не заявило о себе. Гето глубоко вдохнул и подавил мандраж, молниями пронзивший кончики его пальцев. — Тогда что ты сделала с его воспоминаниями? — озвучил его мысль Годжо. Он спрятал руки в карманах, и стёкла очков не позволяли Гето полностью оценить его выражение лица. На это даже стало похоже на надежду. — Раз они не уничтожены, то что? — Я их отделила, — просто ответила Сёко. — Это можно было бы сравнить с постройкой стены. Воспоминания Гето всё ещё в нём. Просто его сознание их не видит. Грубо и ненадёжно, признаю, но это было лучшее, что я смогла придумать. Монолитная стена, которая всё это время отчаянно трескалась и неумолимо разрушалась. Это всё же была она. Теперь Гето знал обо всём, кроме одного — причины. — Зачем? — спросил он. Слово, одинокое и тоскливое, зависло в воздухе между ними, словно полотно. Всё шло к этому, как все дороги вели в Рим, как всё подкинутое вверх стремилось обратно. Это было естественно. Она не ответила. Вместо этого, потянулась за пачкой и зажгла новую сигарету. Единственное, что во всём этом хаосе оставалось постоянным. Годжо нетерпеливо стучал ногой, но они смиренно молчали, ожидая, когда Сёко заговорит. Казалось, только мысли об этом изматывали её, однако она всё равно прикурила и посмотрела на Гето. Ему стало холодно. — Знаешь, я должна была понять раньше, — с досадой сказала Сёко. Растерянно нахмурилась. — После всего, когда старшие приказали слуге избавиться от вещей, он пришёл ко мне со словами «извините, но это точно нужная комната?» — она болезненно ухмыльнулась. — Я удивилась, но пошла с ним, и оказалось, что это правда — комната была пустой, будто в ней никто и не жил. Тогда я всё поняла. Это не было случайностью, не было порывом. Это был твой продуманный план. Гето не мог даже пошевелиться, слушая её. Вопросы пронзали его разум, словно огненные копья. Неужели он действительно так поступил? Но с чего бы? В его решениях всегда был смысл, значит, «это» действительно не стало случайностью. Ещё бы он понимал, что «это» собой представляет. — Что я сделал? — он уже спрашивал об этом Годжо, но тогда тот ответил, что это не важно, а сейчас и вовсе сохранял молчание. — Чёрт возьми, что? Неожиданно Гето вспомнил фразу, которую она обронила в самом начале. «Я-то никого не убивала». Мог ли он?.. — Не буду говорить, — Сёко качнула головой. — Правда известна только тебе. Ты не рассказал мне подробностей, а словам старших верить — себя не уважать. Мне известно лишь то, что было после. Это и убедило меня в том, что ты вовсе не злодей. Не злодей? Но как же это, как же это возможно, если злые слова ссыпались с его языка, словно чёрный песок, а взгляд стал холодным и непроницаемым. Злые слова ссыпались с его языка, словно чёрный песок, взгляд стал холодным и непроницаемым. Злые слова ссыпались с его языка… Взгляд стал холодным и непроницаемым. Злые слова… — Как? Она улыбнулась. — Ты сожалел. Рано утром появился у меня на пороге, воплощение скорби, почти полностью слетевший с катушек. Кричал, что жалеешь обо всём, что нарушил все возможные клятвы, и что хочешь забыть. Так что я помогла тебе это сделать. Гето едва сдержал смех. Каким же чудовищем он был, но каким жалким. Сотворить что-то ужасное, но не иметь силы нести ответственность за это. Неужели это было правдой? Гето не мог поверить. Он пришёл сюда, полный уверенности в том, что узнает всю правду, но теперь правда смотрела на него из-за угла, чёрная, как его подруга копоть, и улыбалась гнилыми зубами. Она была готова — готова выскочить и вцепиться этими зубами в остатки его души, разорвать её на тысячу кровавых ошмётков и втоптать их в пыль. Этого он и заслуживал. За этим он сюда и пришёл. — Ты можешь вернуть мне память? — спросил Гето. Тон его стал блеклым, как топлёное молоко. Сёко не заметила его смиренности и кивнула. — Мне достаточно убрать заслонку. Но ты правда уверен? Он собирался было согласиться, но тут Годжо схватил его за руку. Гето повернулся, только чтобы обнаружить на его лице беспокойство. — Сугуру, ты не обязан, — сказал он. — Не делай этого из чувства вины. Оно того не стоит. Гето мягко улыбнулся ему. Этот парень действительно беспокоился о нём, не так ли? Наверное, они были по-настоящему близки. В это было несложно поверить, особенно теперь. — Я заслуживаю правды, — просто ответил Гето. Странным образом, но он ощутил лёгкость. Наверное, так себя чувствовали преступники после вынесения приговора — как бы то ни было, теперь переживание не имело смысла. Годжо не поверил ему ни на миг, но сжал губы и отступил. Было в этом что-то бесконечно очаровательное. И всё же, Гето обернулся к Сёко, которая похлопала по дивану рядом с собой. Он присел, и её холодные ладони легли на его лоб. Гето закрыл глаза. В первую секунду ничего не произошло. Но затем он услышал треск, и стена, которая так долго скрывала его прошлое, наконец разрушилась. В её руинах раздался крик агонии. Не сразу Гето понял, что тем, кто кричал, был он сам.