***
— Всё так бессмысленно, что мне больно. Годжо откинул голову на диванную подушку и глубоко вдохнул. Его белая кожа сияла в утреннем свете, тёмный свитер мягко обнимал его за плечи. Гето сглотнул волнение и отвернулся прежде, чем какая-либо мысль успела настигнуть его. Все они были как зёрна — стоило отвлечься на миг, и они становились непокорными, словно виноградные лозы. Вместо этого, он предпочёл вернуться к натиранию отпечатка кружки на столе. Клиенты редко заглядывали в такое время, поэтому Гето занимался уборкой. Годжо, в свою очередь, продолжал страдать в полуметре от него. — Так плохо? — спросил Гето, внутренне расцветая удовлетворением от того, каким безразличным оказался его тон. Годжо в ответ замычал что-то неразличимое. Снял очки, зло потёр глаза и надел обратно. — Хуже некуда, — простонал он. Наверное, дети, когда родители отказывались покупать им дорогих кукол, вели себя так же. — Ни единой зацепки. Где тебя лечили, я не знаю. Кто тебя, как ты сказал, «сбил», а это звучит абсолютно абсурдно, я же говорил, что ты владел проклятиями, да? — Гето дёрнул плечом, и Годжо воспринял это как согласие. — Ну вот. Этого я тоже не знаю. Но ни за что не поверю, что ты, ты не смог среагировать. — Иногда люди впадают в ступор, — предположил Гето. Он не мог сказать, каким хорошим «магом» был, однако и сам сомневался, будто мог так глупо повести себя. Это казалось ему по меньшей мере странным. — Не ты, — Годжо так сильно замотал головой, что Гето испугался, будто она улетит. Улыбка получилась слабой и жалкой. — Кто-то мог бы сказать так, но это совсем на тебя не похоже. Я знаю. Такая его уверенность, твёрдая и несокрушимая, заставила сердце Гето на миг сбиться с ритма. Не было ведь ничего плохого в том, чтобы почувствовать себя ценным? В конце концов, Годжо Сатору называл себя его лучшим другом, и какие бы ужасные мысли ни возникали в голове Гето, тот не отказывался от своих слов. Стоп. — Ты сказал, что не знаешь, где меня лечили, — медленно произнёс Гето. Каким-то образом, размышляя о моральной составляющей своего влечения к Годжо, он наткнулся на одну несопоставимость. Это было одновременно таким же прекрасным, каким и смущающим. — Так и есть, — Годжо выпрямился и посмотрел прямо на него. — Ты вспомнил? Это было бы слишком хорошо. — Нет, — он качнул головой. — Но я знаю имя врача. Годжо открыл рот, но не смог ничего сказать — его брови резко подскочили, дыхание оборвалось. — Ты шутишь? — воскликнул он. — Говори сейчас же! Гето невольно вспомнил расслабленное выражение её лица. Родинка под глазом, зажжённая сигарета и длинный врачебный халат. Это казалось совершенной глупостью, но Гето не мог перестать думать о том, что видел её однажды, ещё до происшествия. Могло ли это оказаться правдой? — Я не уверен, — признался он. — Но когда Уэда забирала меня из больницы, она называла врача «Сёко». Гето не знал, чего ожидать. Годжо мог бы нахмуриться и назвать эту информацию бесполезной. Мог закричать, что существуют тысячи врачей с именем Сёко. Мог выйти из себя, поднять глаза к небу и разрушить Марс — этот парень казался тем, кто был способен на что угодно. Но он не стал выходить из себя, не стал кричать или хмуриться. На секунду Гето даже предположил, что ему всё равно, но затем присмотрелся и с удивлением заметил, как у того под кожей заходили желваки. Кулаки Годжо сжались, и поза стала напряжённой. Сдерживая злость, он выдохнул. — Какая же она сволочь, — пробормотал Годжо. Гето не видел его глаз за линзами очков, но подумал, что если бы они могли стрелять молниями, всё вокруг давно обратилось в пепел. А затем, неожиданно для себя, Гето понял, почему он так отреагировал, и безвольно отпустил тряпку. С грузным шлепком она упала на пол. — Что? — Гето ошарашенно замер. Кровь в его венах обратилась льдом. — Ты её знаешь? Годжо не ответил. Он мрачно смотрел на Гето, погруженный в размышления. Похоже, стратегии убийства. Гето не выдержал паузы и переспросил. — Так знаешь? — Да, — Годжо медленно кивнул. Сдержанная ярость не покидала его лица. — И ты тоже. Так это странное чувство, словно Гето был знаком с ней, не являлось ложным. Возможно, оно было воспоминанием, отчаянной птицей, которая пыталась пробиться через стену его памяти. Ликование и расстройство смешались в его голове, будто взрывчатая смесь. Он был на грани. — Но почему? — прошептал Гето. Если Сёко знала его, тогда почему обманула? Почему отправила сюда? Это слишком далеко зашло, чтобы быть шуткой. — Чёрт возьми, почему? — Ничего не сходится, — качнул головой Годжо. Он выглядел не менее изумлённым. — Это безумие. С чего бы ей? Только она сама могла знать, верно? — Отведи меня к ней, — потребовал Гето. В его разуме одновременно царили хаос и пустошь — две стороны одного целого. Возможно, он сходил с ума. Возможно, это его память билась в агонии. — Сейчас. — Но ты слышал Нанами, — вяло запротестовал Годжо. Он словно говорил это исключительно для формальности. — Это опасно. Гето не собирался тратить на это время — он ловко обогнул столик и схватил Годжо за запястье, резко потянул на себя. Из-за неожиданности Годжо потерял равновесие — не успел он и вскрикнуть, как рука Гето подхватила его под рёбра. Кто-то мог бы подумать, что они танцевали, глядя на это. Глядя на их покрасневшие лица и сбитое дыхание. Кто-то мог бы, но Гето оттолкнул любую косвенную мысль и сжал плечи Годжо. — Это наш шанс во всём разобраться, — твёрдо сказал он. Уши Годжо стали алыми, как кровь, но он заставил себя не думать об этом. В самом деле, это оказалось почти невозможно. — Ты разве не хочешь, чтобы я всё вспомнил? Нельзя называть себя лучшим другом, а затем мешать в этом. — Я же говорил, что это не самый подходящий термин, — смущённо ответил Годжо. Он был настолько непривычно тих, что это на миг сбило Гето с толку. — Но ты уверен, что вообще хочешь вернуть свою память? Гето застыл. — О чём ты? Годжо отвернулся и прикусил губу. Было что-то. Было что-то важное, о чём он не рассказал Гето. Возможно, настолько важное, что это и было причиной потери его памяти. Ох. Ох. — Что я натворил? — едва слышно пробормотал Гето. Лицо Годжо перед его глазами расплылось. Руки ослабли. — Что я, чёрт возьми, натворил? — Эй, — Годжо вновь посмотрел на него, а затем аккуратно обнял его лицо ладонями. Они были длинными и тёплыми, и каким-то образом слегка успокоили его. Гето ощутил, словно кто-то заслонил его от дождя, но дождь состоял из игл. — Сугуру, всё в порядке. Всё в порядке, ладно? Но послушай меня. Пожалуйста, послушай, — Гето заглянул ему за склеры. Казалось, их души, преодолевая рёбра и плоть, стали одним целым. — Ты действительно сделал кое-что. Не имеет значения, что конкретно, но это было ужасно. — Боже, — выдохнул Гето. Всё было правдой, абсолютно всё. Тьма его разума, эта горькая копоть, пришла с ним из призрачного прошлого. Она была там, видела, на что он способен, и пыталась вернуть это в него. — Я хочу, чтобы ты знал, — продолжил Годжо. — Ты можешь отказаться. Это ничего. Знаешь, когда-то мы выполняли задание, и одному человеку тоже пришлось несладко. Она должна была сделать кое-что благородное, но не хотела. Поэтому мы дали ей выбор. Ты хотел, чтобы она шла на это осознанно. Гето почувствовал, как что-то в нём сжалось. Это могла быть тоска, могло быть сожаление. Он не знал, и голос Годжо проникал в него морскими волнами. — Я хочу, чтобы ты тоже знал, что это не обязательно, — прошептал Годжо. Вокруг никого не было, но Гето знал, что эти слова были предназначены только ему. — Откажись, и твоя размеренная жизнь в этом месте продолжится. Я сделаю всё возможное, чтобы никто и ничто тебя не потревожил. Ты будешь жить, как обычный человек, и не знать горя. Но ты можешь пойти со мной, и тогда я не ручаюсь ни за что — тебе придётся вспомнить всё, даже самое ужасное. Это опасно, но я буду защищать тебя, что бы ни случилось. Это не зависит от того выбора, который ты сделаешь. Я буду на твоей стороне всегда. Гето закрыл глаза и прислушался к себе. Снаружи он был окружён теплом Годжо, величием его силы — даже в таком состоянии было наивным отрицать её. Но внутри… Внутри Гето была лишь беспросветная бездна — чёрная дыра, медленно и неумолимо уничтожающая в нём всё человеческое. Гето мог бы отречься от неё, укрыться в запахах кофе и молока, стать новым собой — разве не таким он был последний год? Это было бы безопасно. Годжо обещал позаботиться о том, чтобы так и было. Но разве бездна исчезла бы? Рядом с Годжо Сатору она сокращалась, и глубокий порез на его душе переставал кровоточить. Но единственным способом, как Гето мог бы сохранить присутствие Годжо Сатору рядом с собой, было пойти с ним. Пойти с ним, принять свою бездну, заглянуть в самые её глубины. Это звучало по-настоящему трагично. — Давай найдём Сёко, — сказал Гето. Годжо печально улыбнулся и кивнул. — Ты никогда не искал лёгких путей, — он покачал головой, а затем отпустил лицо Гето и взял его за руку. Их ладони были так идеально сложены, словно появились в мире только для этого. — Это мне в тебе и нравится. — Пожалуй, — ответил Гето. Страх отступил, и он сжал руку Годжо сильнее. — Это нравится и мне тоже.Бездна
10 октября 2023 г. в 00:12
На руках Гето не было крови. Не было, но он то и дело нервно тёр их между собой в жажде избавиться от грязи. Возможно, крови, возможно, копоти. Так или иначе, ничего не изменялось.
Его проклятия, будто цепные псы, будто адские Церберы, кружились среди облаков, над оживающим солнцем, чёрными тенями. Вокруг было так тихо, что, казалось, Гето слышал биение своего сердца. Абсурд — разве оно у него было?
Он огляделся, но не обнаружил ни единого человека, способного стоять на ногах — их тела были испещрены ранами, изломаны, разрушены до неузнавания. Это не было большой проблемой — их личности никогда не имели веса, их души никогда не имели значения. Единственной разницей стало то, что теперь эти люди не могли причинить никому вреда. Гето нашёл эту мысль удовлетворительной.
В один момент он улыбался, глядя на их искажённые ужасом лица, и в другой его разум онемел осознанием содеянного. Гето подумал о Сатору, его дорогом Сатору, который наверняка спал таким ранним утром. Что бы он сказал? Что бы сделал, узнай о случившемся? А ведь он наверняка узнает.
Гето задохнулся ужасом. Что он натворил? Что он, чёрт возьми, натворил? Эти люди были мертвы, абсолютно и безбожно мертвы, и виной тому стали его проклятия — которые он годами копил ради их защиты, но все они обратились против них, как ветер обращается против птицы, как против львёнка обращается его мать. Всё было зря.
Гето заметил женщину, прибитую к стене здания, словно бабочка. Её голова безвольно накренилась вперёд, но руки крепко прижимали к груди ребёнка. Гето замер, глядя на них.
Он прищурился, пытаясь услышать хоть что-то — стон, плач, дыхание, возможно, крик матери над ребёнком, возможно, яростный шёпот, но ответом Гето была лишь тишина, его собственное дитя.
Почему эта женщина не двигалась?
Почему не просила пощады?
И её ребёнок не плакал…
Почему он не плакал?
Гето растерянно улыбнулся. Его взгляд заволокло пеленой, руки задрожали. Копоть облизала лодыжки.
«Как же это было возможно?» — подумал он. Чтобы маленький ребёнок — и не плакал…