Semper Me Tene

Гето был злодеем. Он знал это, воспринимал это как продолжение своего имени, как регалию, как второе лицо. Гето жил в мире, где любая, даже самая крошечная мысль, если она была отличной от большинства, должна была умереть. Злые слова ссыпались с его языка, словно чёрный песок, взгляд стал холодным и непроницаемым. Гето отрастил панцирь, устойчивый к стрелам и копьям. Теперь он сам был стрельцом. И тем не менее, он не являлся мыслью, и тем не менее, он всё равно должен был умереть. Гето считал это очевидным. Разумеется, он был прав. Гето был злодеем. Кто-то мог бы подумать, что он родился, и Мойры, глядящие на мир свысока, возможно, с теты Большого Пса, сразу всё поняли. Кто-то мог бы так подумать — Гето появился на свет, и всё оказалось очевидно — он станет злом. «Он станет злом, и вам стоило задушить его ещё в зародыше, но теперь поздно думать об этом — он точно станет злом». Гето считали злодеем, но Годжо никогда не был согласен с этим. Кто-то слышал, как злые слова ссыпались с его языка, словно чёрный песок, но Годжо мог бы окутать себя ими и согреться. Кто-то видел, что его взгляд стал холодным и непроницаемым, но Годжо находил в них только нежность, вязкую, как плавленый шоколад. У Годжо не было панциря, чтобы защититься от стрел и копий, но его решимость была такой пылкой, что наконечники плавились, не долетая. В конце концов, у него была вера — вера в стремления Гето, вера в его мотивы. Вера в то, что Гето, какой бы тёмной не стала его репутация, не был злодеем. Но Гето убил сотню человек, собственных родителей и убеждённость в себе верхушки магического общества. Будь его честь белым холстом, она обратилась бы в пепел — таким ужасным был его поступок, таким поразительным. Гето стал убийцей, стал врагом — возможно, стал бы и смертником, однако кто мог бы справиться с ним, если не Годжо? А Годжо не мог. Так всё и случилось — Гето застрял меж двух огней. Один грозил ему физической расправой, а второй — сожжением остатков души. Но Годжо хорошо знал, что тот так и не обжёгся — в конце концов, его собственное сердце было на месте, и, что более важно, оно не переставало биться. Возможно, это было одной из причин, почему Годжо не терял надежды — всё в его жизни являлось свидетельством тому, что неизменна лишь смерть. Возможно, это было одной из причин, почему Гето, которого он встретил месяцами позже, был одновременно так похож на себя и чужд ему — слова ссыпались с его языка, словно чёрный песок, а взгляд был холодным и презрительным. В конце концов, Гето был злодеем. Он заслуживал знать об этом. Возможно, сложись всё иначе, правда всколыхнула бы в нём память, и всё вернулось на свои места. Возможно. Но Годжо так никогда и не рассказал ему.

***

— Так значит, — протянул Гето. Разговор оказался гораздо более долгим, чем он ожидал. Мысли в его голове смешались настолько, что он смирился и позволил им клубиться, как змеям. — Магический техникум. Проклятые духи. Проклятая энергия, которая является продуктом негативных эмоций обычных людей. — Что-то вроде, — с сомнением кивнул Нанами. Его взгляд стал более взволнованным, чем за последние полчаса — в течение тех Годжо Сатору объяснял Гето принципы и правила «магического мира». Делал он это так увлечённо, что Гето пришлось, пусть и со скрежетом зубов, признать, что дураком тот не был. — Но вы не верите, да? Гето открыл было рот, чтобы успокоить его, но не смог выдавить ни звука. Его дыхание оборвалось, будто кто-то выхватил воздух у него из-под носа. Что он мог сказать? Убедить их в том, что полностью и безоговорочно поверил? Признаться в сомнениях? Все их слова звучали как продуманный, искусный, но фантастический бред — такой же реальный, как зомби и вампиры. — Просто подумал, — пробормотал Гето, — сколько же проклятой энергии я воспроизвожу каждый день. Годжо растерянно моргнул, а затем расхохотался, захлопав себя по бёдрам. Это было грубо и беспардонно, но Гето перестал удивляться — похоже, Нанами считал такие манеры совершенно нормальными. — Маги не могут воспроизводить проклятую энергию, — простонал Годжо с закинутой головой. — У тебя пропали воспоминания, а не способности. Хотя, вообще-то, я могу понять — работая в таком месте, даже маг научится подобному. Гето непроизвольно сжал кулаки. Он никогда не был горд, однако это пренебрежительное «в таком месте» распалило в его груди ярость. Годжо Сатору мог быть сколько угодно прекрасным и самоуверенным, однако ему следовало бы знать, когда стоит промолчать. — Ты считаешь себя умным, не так ли? — тон Гето оказался настолько напряжённым, что на миг его горло заболело. — Вероятно, важной шишкой. Тогда сделай одолжение и расскажи, кем ты мне приходился. Самоуверенность не появляется из неоткуда. — Гето-сан, — попытался вмешаться Нанами, однако он уже вошёл во вкус. Слова были горькими, и Гето с большим удовольствием использовал их в качестве пуль. Взрыв тут, взрыв там, и всё распадается на части. — Пожалуйста. — Ну так что? — Гето сделал вид, что не заметил, и усмехнулся. Казалось, выражение его лица треснуло от того, какой кривой была эта ухмылка. — Расскажи. Но ничего не произошло. Гето зло смотрел на Годжо, понемногу остывая и с тем сильнее сожалея о сказанном — если тому будет всё равно, он окажется в дураках. Однако, когда Годжо опустил подбородок и посмотрел на Гето, это не было равнодушием. Это не было ничем, знакомым ему. Годжо смотрел, и две льдины его радужек почти сияли холодным светом. Они были устремлены прямо на Гето, однако казалось, сквозь. Губы были слегка поджаты, брови приподняты в неопределённости. Годжо замер, и пусть его руки лежали на диванных подушках, и пусть на стене чернела его тень, он словно был где-то не здесь — мысли его находились совсем далеко, в световых годах отсюда. Возможно, там было лучше. — Ты, — потерянно произнёс он. Запнулся. — Сугуру, ты был всем. — Всем? — Возможно, большим, чем я когда-либо надеялся иметь, — Годжо скривился, будто отвращаясь своей сентиментальности. — Моим лучшим другом, если хочешь. Это не имеет значения. Никакое из этих слов не будет подходящим. Он сглотнул и отвернулся. Гето не знал, что за шторм бушевал в его разуме, однако мог предположить, что это было чем-то ужасным — челюсть напряглась, брови опустились. Казалось, он заново пережил худшие моменты своей жизни. Отчасти это заставило Гето почувствовать укол вины. «Лучший друг», верно? Глядя на Годжо, было сложно понять, что могло связать их так крепко — этот парень был «слишком» во всём, но ведь Гето и не помнил, каким он сам был раньше. Возможно, у него был характер под стать этому. Возможно, он и сам был таким. Но в этом Годжо Сатору определённо было «что-то». Слово крутилось на кончике его мысли, однако никак не находилось. Возможно, это была эксцентричность, заключённая в две голубые луны, возможно, проникновенность, выскальзывающая из жестов и повадок. Гето не знал, совсем не знал, но его преследовало чувство, скользкое, как Унук-Альхайя, как змеиное сердце. Это чувство обвивало его и шептало в самые глубины его сознания: «Он совсем не тот, кем ты его считал, совсем не тот. Дай ему шанс. Посмотри на него, посмотри, как он страдает, и дай ему шанс». — Знаешь, — Гето переплёл пальцы и посмотрел на Годжо с мрачным сочувствием. — Если всё это — правда, тогда, может, — голос покинул его, когда Годжо обернулся к нему с выражением неверия на лице, — может, я дам тебе шанс. Нанами закашлялся. Вероятно, он уже смирился с тем, что Гето не поверил ни единому их слову. Не то, чтобы он был далёк от правды. — Но я никак не могу понять одну вещь, — продолжил он. Эта мысль беспокоила его с самого начала. — Если я студент «Магического техникума», тогда почему они отправили меня сюда? Уэда вела себя так, словно знает меня всю жизнь. Это просто не имеет смысла. Годжо прикусил губу, и Гето не упустил из взгляда этот крошечный жест. Возможно, он значил большее — сомнение? Размышление? Гето почти захлебнулся в волнах лжи, и только он выбирался на поверхность, тяжело дыша, как новые накрывали его с головой. Мог ли он быть уверенным хоть в чём-то? Хоть в ком-то? — Возможно, это был чей-то план, — сказал Годжо. — Мы не понимаем мотив, но это не значит, что его нет. — Если это так, — встрял Нанами, — тогда Гето-сану лучше пока остаться здесь. Кто-то намеренно отделил его от техникума, значит, нужно сначала разобраться, почему. Гето молчал, наблюдая за ними. Годжо растерянно покосился на Нанами. Возможно, эти слова противоречили его собственным планам. Возможно, он собирался забрать Гето с собой сейчас же. Не то, чтобы эта идея хоть сколько-то его утешала. — Ты прав, — наконец пробормотал Годжо. Он казался расстроенным. — Сугуру, оставайся здесь, ладно? Я не понимаю, что происходит, поэтому так будет лучше. Безопаснее. — Безопаснее? — рассмеялся Гето. — Прости, но, — он махнул рукой на Годжо. Разве тут нужны были слова? — Не думаю, что ты так уж хорош в этом. Это наверняка было правдой — в свободной футболке и глупых солнцезащитных очках Годжо был похож на разбалованную знаменитость, возможно, на модель, но никак не на хорошего бойца. Особенно, если речь шла о борьбе с «проклятьями». — Вы ошибаетесь, — качнул головой Нанами. Он нахмурился. — Никто не справится с этим лучше Годжо-сана. — И почему? — Потому что он сильнейший. Гето удивлённо обернулся к Годжо, чтобы заметить полное отсутствие его реакции на это заявление. Это выглядело так, словно его назвали по имени, а не «сильнейшим». Нанами не уточнил, сильнейшим в чём. Он мог бы сказать «сильнейшим в техникуме» или «сильнейшим в Японии». Но он не сделал этого — «сильнейший», вот и всё. Значит, сильнейшим во всём мире? Это было до того впечатляюще, что абсурдно. Гето неоднозначно хмыкнул. — Ладно, — он покачал головой, не желая думать об этом. — Как скажете. Есть ещё, о чём мне нужно знать, или это всё? Они переглянулись. Гето подсознательно догадывался о том, что было ещё бесконечное множество того, что ему предстояло узнать, однако ему нужно было осмыслить хотя бы уже полученное. К тому же, он боялся признавать, что хотел бы побыть с Годжо Сатору немного дольше, и спешил прогнать его. — Пока это всё, — они поднялись, и Годжо слабо улыбнулся ему. — Но я вернусь. По крайней мере, теперь это возможно. «Теперь?» — Хорошо, — кивнул Гето. Он не обнаружил в себе даже отголоска былой ярости. Это оказалось столь же неожиданно, сколько и приятно. — Я буду ждать. Когда они ушли, он занял место за стойкой. Уэда всё время беспокойно кружила вокруг него, сыпя вопросами, будто зерном. Теперь он не мог смотреть на неё, не думая о том, сколько же она ему лгала всё это время. Делала она это из доброты или из собственной выгоды? Знала ли о «магии» и «проклятьях»? Гето с небольшим сожалением скормил ей историю о старых школьных друзьях, которые пришли навестить его, когда узнали, где он работает. Уэда не выглядела совсем убеждённой, но перестала его расспрашивать. Возможно, поняла, что не добьётся искренности. Возможно, рассчитывала возобновить сессию позже. Гето попытался сосредоточиться на клиентах, но не в его силах было игнорировать внутренние изменения — ярость на людей, которая всё чаще обнимала его со спины, отступила на время, когда Годжо Сатору был рядом. Та пустота в его душе, которая постоянно наполнялась копотью, оказалась заполнена чем-то лёгким и радостным, как воздушный шар. Гето мог бы назвать это возвращением домой, и пусть он считал своим домом это место, теперь оно казалось неправильным — он принадлежал чему-то другому, другому миру, и это осознание кружило вокруг его головы, словно пчелиный рой. «Годжо Сатору», — мысленно повторил Гето. Его лучший друг. У него действительно был лучший друг. «Никакое из этих слов не будет подходящим», — сказал тогда Годжо. Возможно, их отношения были куда более запутанными, чем Гето думал изначально. Липкая дрожь пробежала по его спине. Неужели это было волнение? — Ваш заказ, прошу, — он отдал стакан и поднял взгляд, чтобы обнаружить целую цепь клиентов перед собой. Тихих и шумных, спокойных и нервных. Кто-то раздражённо смотрел на часы, кто-то громко жаловался на отсутствие кондиционеров в своём офисе. Гето смотрел на них и видел муравьёв, крошечных и жалких, как пыль на тени мира. Тьма вновь окутала его разум. — Вы уже определились с заказом? Гето подумал о том, что, возможно, эта бездна пришла с ним из прошлой жизни. Возможно, было что-то, о чём он должен был знать. Возможно, тогда бы правда всколыхнула в нём память, и всё вернулось на свои места. Возможно. Но Годжо ничего ему не рассказал.