исполнять не спеша

Кроули вспомнил, что Азирафаэля не будет сегодня, когда его тащили в зал. Кроули вспомнил, как Азирафаэль не смотрел на него, пока просил быть осторожным. Кроули вспомнил, как демон хотел, чтобы ангел проявлял больше инициативы, и оказался на коленях перед другим ангелом без одежды. Тем самым. Сероватым и которого отобрали у демона с треснувшими глазами. Ангел смотрел на него пустовато — как будто чужими глазами. Кроули хотелось думать, что у него просто слишком лёгкая душа и она прилипла к Небесам так, что ангел всё никак не может запомнить, что теперь он в Аду. Только имеет ли это смысл в его последний день? — Давай соблазни его. Кроули так давно не касался никого, кроме Азирафаэля, что и забыл, что так бывает. Бывают чужие руки, чужие касания, бывает чужая боль и что-то тонковато-хлипкое, выцветшее в глазах. И оно всё зачем-то так легко прилипает к душе, в которой уже нет места. Чего бы хотел от него Азирафаэль? Чтобы он послушался чужих хозяев? Или чтобы сопротивлялся? Помнил и знал только его? Даже если это ангел? Отец, если я ошибусь, ты дашь мне второй шанс? Ты ведь знаешь, что я без него пропаду Это Ад. Всё до ужаса просто. Всего несколько правил — и Кроули ухватился за ладони ангела, такие чужие, такие не подходящие к его, и потянул на себя с негромким шёпотом. — Не сопротивляйся. Я не сделаю тебе больно. Едва ли ангел сопротивлялся — он рухнул перед ним на колени, и Кроули почувствовал, как язык прилип к глотке, когда тот на пару секунд посмотрел в его глаза. Он толкнулся к ангелу всем телом, прилипая кожей к коже. Он наклонился к его шее, замирая и выдыхая рвано и слишком быстро. Вспомнит ли он об этом, когда окажется на свободе? Когда будет долгими ночами стирать свою душу? Кроули тихо выдохнул и опустил руку на пах ангела. Он ведь прекрасно знал, что хотели от них демоны. Они мало чем отличались от тех людей, соблазнённых и до сих пор ждущих своей очереди оформления в Аду. Кроули двинул рукой, и ангел негромко всхлипнул. — Как тебя зовут? — Какая разница? я бы попросил у Отца за тебя, когда выберусь отсюда за тебя и ещё за одного его сына забытого забывшего только тебе этого совершенно не нужно знать, безымянный ангел Наверное, Азирафаэлю не понравилось бы это зрелище. Он бы схватил Кроули и прижал к себе. Быть может, даже ударил, потому что только хозяин имеет право на своего раба. А Кроули бы просто отвернулся и считал бы секунды до того, как демон прижал бы его к себе так близко, что между их сердцами не осталось ни места, ни воздуха. — Я так устал, — ангел слишком легко поддался легкому толчку, и Кроули испугался, что тот едва ли сможет удержаться на поверхности, сможет не рухнуть ещё ниже, отбивая руки и колени. Дьяволу на стол, чтобы кое о чём напомнить. Кроули не смотрел на демонов — он и так знал, чего никогда не увидит там. И что однажды позволил ему увидеть Азирафаэль. Стоит ли ради этого отдавать души? А если не навсегда? На бёдрах у ангела было неудобно, было странно — и кисловато в груди и на языке. Касаться его щеки и утыкаться губами чуть правее губ — как будто рёбра стали уже и сердце рвотой давило на горло. Обхватывая пальцами невозбуждённый член, Кроули думал о том, что ему хотелось бы в последний его день в Аду увидеть Азирафаэля. С трудом насаживаясь и хватаясь пальцами за плечи ангела — о том, что ему придётся жить с тем, что их последнее касание — короткое и до щеки, чтобы убрать слезу. Демоны сопели, слишком громко избавлялись от застёгнутых ширинок, а ангел на пробу двинулся, прикрывая глаза и позволяя волосам закрывать его лицо. Ангел всё равно едва ли видел его, едва ли понимал, кто перед ним и зачем. У него ведь никогда не было серафима, не было перьев, не было и секунды ласки, сдавленной под ужасным давлением под землёй. И Кроули не знал, сможет ли понять их Отец, кто из них окажется несчастнее, когда увидит снова закат. Ангел заученно выдыхал стоны в унисон движениям Кроули. Наверное, новый хозяин умел лучше обучать рабов, и Кроули почему-то вдруг так захотелось, чтобы Азирафаэль на суде, не смотря на Господа, сказал, что спустя столько лет, веков, грехов и тоски по чему-то слишком родному, пускай и без формы, тела и голоса, наконец-то нашёл себе успокоение. Он вцепился в плечи ангела сильнее — что ему делать, когда он окажется на свободе? Он толкнулся сильнее — сообщать ли Раю, где он был и что с другими пропавшими ангелами? Он зажмурился так, что голова обязательно закружится, если он посмеет открыть глаза, — как спасти Азирафаэля и душу этого ангела одновременно? Сможет ли он теперь жить без? Его последний день в Аду запомнится холодом и тем, как ангел под ним вдруг закричал. Так громко, по-настоящему, что Кроули тут же дёрнулся руками к его рту. Ладони намокали от крика, и ангел едва ли заметил, как его сдёрнули с чужого члена и отбросили куда-то назад. Кроули едва успел опереться на влажные не держащие руки, когда чужой демон уже провернул голову воющего ангела слишком быстро и резко. Наверное, это уже давно потеряло смысл, но Кроули знал, что это его последний день в Аду и он никогда больше не увидит Азирафаэля. И он бросился вперёд, подползая к замолчавшему ангелу и обнимая его. Чужое безымянное сердце глухо прижалось к его рёбрам, и Кроули крепче прижал его слишком расслабленную шею к себе, боясь напороться на осколки позвонков. Отец я принесу на тебе на раскрытых ладонях чужую душу отмолю её и всё, что Ты пожелаешь только позволь сохранить чужую душу когда меня уже не будет рядом если я его он меня пожалуйста Его последний день в Аду запомнится холодом и тем, как демоны били ему по рукам, едва не ломая пальцы, чтобы оттащить от мёртвого ангела. Он не расскажет об этом серафиму — только будет умолять отдать ему последнее перо и, возможно, через пару лет навестить его. Должно быть, душа этого безымянного ангела уже на Небесах, и скоро Отец всё узнает, и Кроули снова потащили по коридорам. Когда сменщик толкал его в камеру, Кроули схватил его за руку и едва ли снова смог бы испытывал страх. — Можно мне сегодня поспать? Пожалуйста. Я Вас умоляю. — Послушай сюда, падаль, — сменщик вырвал руку и толкнул ангела в камеру, растягивая верёвку для запястий Кроули. — Мне плевать, что ты хочешь, а чего — нет. Если твоему хозяину нравится идти у тебя на поводу, это не значит, что и я должен. Он приказ не давал, значит, дай мне сюда свои руки и заткнись. Наверное, через пару секунд вновь закричали младенцы, заледенела одна пустая камера и где-то потёр виски один забытый Отцом демон, только Кроули едва ли слышал это, ударяясь от грудь слишком большой, слишком громкой, слишком живой тишины, проведшей в Аду всю свою жизнь. Заслоняющей выброшенное в Стикс безымянное серое тело. Здоровавшуюся каждый день с одним и тем же демоном у его камеры. Ломающей пополам каждое его перо. Чёрное и теперь такое бесполезное. И у этой тишины были настолько большие руки, что Кроули едва хватало сил на новый вдох — не то, что на слёзы.