***
— Сохрани нас Шар! Это что за тварь такая? — едва слышно выдохнула притаившаяся в тени Шэдоухарт. — С твоей нынешней внешностью стыдно задавать подобные вопросы, — прошептал из ниоткуда восторженный голос Гейла. — Это драук — живое воплощение мощи и жестокости Лолс. Судьба всех её последователей, посмевших разочаровать свою королеву. Тиана затаила дыхание, рассматривая оживший кошмар, о котором так много слышала от Антиса, но никогда даже не думала увидеть своими глазами. В болезненно тощем, обтянутом сухой кожей лице и низко спадающих лохмах белых волос ещё можно было уловить черты молодого дроу, но всё остальное его тело было поглощено проклятьем Паучьей Королевы. Оно вгрызлось в него, обратив нижние конечности в раздутое паучье брюхо, высоко поднятое над землёй на восьми тонких лапах. Покрыло спину и плечи выпуклыми наростами хитиновых щитков. Прорезалось на левой части лба пятью лишними глазками разного размера: чёрные и маслянистые, как застывшие капли дёгтя, они заставляли содрогаться от отвращения каждый раз, когда по очереди моргали вздутыми складками кожи. Но каким бы кошмарным зрелищем ни был монстр, явившийся из глубин Подземья, куда больше тревоги вызывал размер его отряда. Полуорки, багбиры, люди и даже гоблины окружали драука плотной толпой, насчитывающей никак не меньше полусотни хорошо вооружённых бойцов. — А это, должно быть, один из тех Лунных фонарей, о которых рассказывали двергары. Какая же сила его питает? Эх, посмотреть бы поближе, — голос Гейла наполнял нездоровый интерес, похожий на завистливое желание завладеть чужой диковинной игрушкой. Тиана бы не назвала свет, льющийся из странного фонаря в поднятой руке драука, лунным. Скорее он был искристым и прозрачным, как переливы родниковой воды в солнечный день. Застывшие в его сиянии разномастные лица выражали разную степень скуки и восторга от прерывистой речи драука. — Да, Моя Королева, с каждым днём паства твоя всё растёт и ширится. И имя уверовавшим в тебя — легион. И мы понесём твой свет. Да-да, мы понесём твои слова. Истина правды твоей коснётся всех достойнейших и выжжет всех отвергающих твою милость, госпожа… Голос драука дрожал от возбуждения и повизгивал нездоровыми нотками истерики. — Почему-то из уст этого урода всё звучит особенно паршиво, — брезгливо скривился Астарион. — Да, госпожа моя, мы готовы. Твои верные слуги готовы выступать. Сегодня мы сметём оплот еретиков. А вскоре и весь мир склонится перед вашим величием, — продолжал тем временем драук, и его шелестящие слова отзывались кровожадным рёвом в нестройных рядах воинов. — Они идут в «Последний свет», — донёсся из темноты испуганный голос Гейла. Но Тиана и без его пояснений уже поняла, что перед ними карательный отряд, отправленный завершить то, что не удалось Маркусу. — Мы должны их остановить, — продолжал озвучивать её мысли Гейл. — Даже я не настолько хорош. И уж точно не ты, Посверкунчик, — наугад шикнул в пустоту Астарион. — Нам такую толпу не одолеть. — Тем, кто остался в «Последнем свете», тоже, — бесцветно выдохнула Шэдоухарт. Мысли Тианы заметались бешеной стаей, в страхе разбегаясь в разные стороны и рисуя перспективы событий одна поганее другой. Чтобы сосредоточиться, эльфийка пробежалась взглядом по скрюченным стволам редких деревьев и лабиринту обрушенных стен, который вплотную подступал к поляне. Она надеялась увидеть хоть какую-то тень идеи, способную дать им преимущество. Тем временем голос драука набрал силу и начал срываться на восторженный хрип, предвещая окончание воодушевляющей речи: — Не покидать круг благословенного света. Да. Да, моя госпожа. Мы останемся под защитой твоего света. В лучах твоей мощи мы будем разить еретиков, пока каждый из них не захлебнётся в крови и мольбах. И вы будете довольны, Моя Королева. Вы обязательно будете довольны мной. Перед внутренним взором Тианы тут же возникли образы: пожираемый гнилью пустой обеденный зал, поглощённый холодной тьмой двор, каменная чаша фонтана, полная чёрной крови — и тела. Разорванные, искромсанные, пронзённые. Воины, женщины, дети. Халсин. Малькут. Карлах. Лаэзель. Уилл… — Арфисты явно недооценили, какими ресурсами и силами располагает Абсолют, — вернул Тиану к реальности дрожащий от напряжения шепот Астариона. — Эти безмозглые отродья не боятся никого — одни ослеплены верой, другие кровожадностью. И сдерживает их марш только проклятье. — Значит, мы сделаем его своим оружием, — вдруг заявила Тиана, не меньше обернувшегося к ней Астариона удивлённая звучанием своего голоса. — Тёмное проклятье не служит никому, кроме Госпожи ночи, — покачала головой Шэдоухарт. — Сегодня оно послужит нам, — уверенно произнесла Тиана и достала спрятанный на поясе амулет Абсолют. — Гейл, мне нужна будет твоя помощь — для убедительности потребуется немного блеска.***
Тиана шагала через темноту с высоко поднятой головой и отведёнными назад плечами прямо навстречу приближающейся белой искре. — Ты точно уверена? — раздался из-за плеча взволнованный голос Гейла. Ни в чём она не была уверена. А от мысли о том, что собирается сделать, живот сводило рвотным спазмом, да руки пробирала мелкая дрожь. От колючей боли, причиняемой болтающимся на груди амулетом, хотелось шипеть, а от когтями скребущего по затылку взгляда Астариона — обернуться. Но Тиана держала себя в руках и старательно вспоминала всё, чему научили её годы, проведённые в Гильдии — самые унизительные, болезненные и кошмарные в её жизни. Однако любой опыт необходимо уметь обращать себе во благо, как говорил её отец. Тиана ненавидела то, чем её принуждали заниматься, но это не значит, что не ценила приобретённые навыки: сливаться с местностью, просчитывать кратчайшие пути отступления, предвидеть действия жертвы и быть для неё смертоносной тенью. С кровожадной благодарностью эльфийка представляла, как однажды сможет использовать их против всех, кто издевался над ней. Но сейчас Тиана всеми силами пыталась подражать своим мучителям, стараясь изобразить безжалостное выражение лица. И течение мыслей. — Сейчас не до милосердия, Гейл. Или они, или все, кого мы оставили в «Последнем свете». Тиана пережила бессчётное число встреч, когда ей приходилось стоять под властными, уничтожающими её гордость взглядами, и слушать отвратительные вещи, надев маску безразличия и повиновения. Теперь всё должно быть так же. Даже легче, ведь задавить в себе потребуется всего лишь страх и жалость, а не безудержный ураган ярости. С этими мыслями она приблизилась к подступающему отряду достаточно, чтобы идущие впереди гоблины заметили её силуэт. — Слышь, Жучара, там впереди кто-то еся. Пристрелить? Тиана не замедлила шага и смотреть старалась сквозь передние ряды, словно вовсе не замечает ощетинившихся стрелами гоблинов. Её твёрдый взгляд был устремлён на высокую фигуру драука, покачивающуюся при каждом дёрганном движении скрипящих хитином лап. — Кто она, Моя Королева? Кто может выжить в проклятой темноте? Не тень, не падаль… Дроу? Взгляд двух жёлтых и пяти чёрных глаз наконец прорвался сквозь тьму и ощупал очертания Тианы. Но прежде чем она успела издать хоть звук, паразит в её голове забился в предвкушении и с болезненным восторгом соединился с собратом. На Тиану навалился хаос, царящий в голове драука: водоворот осколков сознания, искорёженные образы и шепчущий голос, властвующий над ними. Действительно ли это Абсолют или лишь отголоски больного разума, разбитого безумием — понять Тиана так и не смогла, всеми силами пытаясь разорвать контакт раньше, чем драук разберёт образы в её мыслях. — Ещё одна Верная, Моя Королева. Ты прислала мне ещё одного воина? Но где же её фонарь? Никому не преодолеть тьму. Как выжила ты в темноте? На нервно подёргивающемся лице драука сложно было распознать чувства, но широко распахнутые все до одного семь глаз красноречиво выражали его изумление. Тиана подняла повыше подбородок и постаралась заставить голос звучать всеми переливами спокойного, уверенного превосходства. — Я истинно Верная и меня защищает сама Абсолют. За преданную службу мне даровано её благословение, — Тиана отметила, как скрипнули на этих словах зубы драука, и могла поклясться — сильнее начал жалиться висящий на груди амулет. — Она отправила меня к тебе с приказом. Ряды воинов зароптали, а в глазах заплясали отблески уважения и страха. Как раз та смесь, которая и была нужна Тиане. Она сделала ещё два решительных шага вперёд, по-прежнему глядя поверх голов отвратительно смердящих и похрюкивающих гоблинов, спешащих расступиться перед ней, и протянула вперёд руку. — Отдай мне фонарь. — Что? — тут же отпрянул драук. Окружающие его испуганно попятились следом, чутко реагируя на любые движения белого круга света, и только Тиана стояла неподвижно на его границе, позволяя темноте усиливать свой образ избранной Верной. — За что, Моя Королева? Я слушался. Я служил вам. Вы сами вручили мне фонарь. Вы сказали, что он мой. Не-е-ет! Вы не могли так со мной поступить! — изумление на его лице сменилось гневом, обтянувшим выступающие скулы и скривившим в оскале небольшой рот, полный заострённых зубов. «Угрозы не должны кричать. Их нужно медленно и болезненно вонзать в сознание жертвы», — припомнила Тиана слова Антиса, прежде чем вновь заговорить тихим, почти что ласковым голосом: — Такова воля Абсолют. И моя. Не заставляй меня повторять, драук, иначе мне придётся выкрутить каждую твою лапу и выдавить все до единого глаза за неуважение к приказам нашей госпожи. По лицу драука прошлись волны борющихся эмоций, и Тиана не сомневалась: будь они где-то в другом месте, стой за её спиной отряд или болтайся над головой такой же брызжущий светом фонарь — за такие слова он тут же накинулся бы на неё. Но нахальная уверенность и спокойствие неизвестной дроу перед лицом всей их показной силы обескураживали драука, а ослеплённость безумными фантазиями довершала дело. — Ну, хорошо! Я покоряюсь вашей воле, Моя Королева. Я внимаю словам вашим и служить готов, как будет угодно вашему величеству, — дёргая головой в сторону плеча, словно говорит с кем-то стоящим за его спиной, пропыхтел драук, а потом опять обратил подавленный взгляд на Тиану и двинулся к ней, перебирая четырьмя парами щетинистых лап. От приближения его огромного тела и мерзкого щёлканья хитиновых сочленений эльфийка ощутила, как тело обливают холодные потоки страха, сжимающие все внутренности ледяным кулаком. Но она заставила себя стоять ровно и не дрогнуть, когда драук наклонился и, обдав её сладковатым запахом разложения, прошипел: — Забирай! Тиана взялась за длинную рукоять фонаря, постаравшись не касаться серых пальцев драука, похожих на шипастые лапки краба. Разжимались они медленно и с явным нежеланием. Фонарь оказался тяжелее, чем предполагала Тиана, и намного холоднее — ладонь обжигало, будто в ней зажата горсть колотого льда. Держать его ровно удавалось с большим трудом. — Какие ещё будут приказы? — радужные искры множились и плясали в глубине черноты его маленьких презрительно сощуренных глазок. — Ты только что доказал свою преданность и истинность веры в Абсолют. Пришло время обрушить их на её врагов. Госпожа доверяет тебе и твоему отряду вырезать всех еретиков, во славу её силы. Ступайте и пролейте их кровь. Всю, до последней капли. Лицо драука тут же сделалось расслабленным и восторженным, как у ребёнка, предвкушающего, как без надзора взрослых он в своё удовольствие объестся сладостями. Но за его спиной тут же послышалось встревоженное бормотание. — Ступайте? Что значит ступайте? Фонарь-то теперь у вас. Тиана выглянула из-за спины драука, чтобы посмотреть прямо в глаза полуорку, осмелившемуся влезть в разговор Верных. Молча. Твёрдо. С презрением и каплей удивления, как на неожиданно подавшего голос червяка. Так, как всегда смотрел на неё Каракис, стоило Тиане открыть без разрешения рот. Рослый полуорк в тяжёлой броне, до отвращения напоминающий Малькута, дрогнул и добавил уже более жалобным тоном: — Ну вы ж знаете, чё там… Без фонаря нас эти тени всех в клочья порвут. И тут Тиана допустила ошибку. Её взгляд не должен был отрываться от зелёного лица, оробевшего полуорка. Но вместо этого, в момент, когда она должна была сосредоточиться на своём устрашающем образе — единственном, что отделяло её от врагов, способных в любой момент разорвать её на части, — она зачем-то посмотрела на застывших в ожидании её слов существ. И неясная кровожадная толпа тут же распалась на отдельные, встревоженные и перекошенные страхом лица: одноглазая гоблинша, кулаком утирающая мясистый нос, мускулистая полуорчиха с длинными косами и пылом в глазах, молодой парень с кожей цвета свежесваренного кофе, тощая волшебница в выцветшей мантии и с уставшим лицом. Сколько из них пришли сюда добровольно, а сколько были просто запуганы и подавлены волей Абсолют? И имеет ли это значение? «Никто не заслуживает такой смерти», — ударили по сознанию Тианы её же собственные слова. В животе скрутился скользкий комок нервов. Он принялся расти, увеличиваться, давить на грудь и грозить перекрыть ей дыхание. Тиана почувствовала, что упускает свой разящий взгляд, а вместе с ним и влияние. И если она сейчас же не возьмёт себя в руки и не сделает, что должно, то погибнет. И не только она. — За службу Абсолют, — тут Тиана сделала паузу, похожую на торжественную, но на самом деле необходимую ей, чтобы побороть дрожь в голосе, — наша госпожа дарует каждому из вас своё благословение и защиту, что будет хранить вас от тьмы, как хранит меня, и поможет незаметно напасть на оплот еретиков. «Твой выход, Гейл», — мысленно скомандовала Тиана и, отведя фонарь за спину, будто совершенно не нужную, а лишь мешающую ей вещь, вскинула руку в театральном жесте и впервые повысила голос: — Ступайте и ничего не страшитесь. Милостью Абсолют! В воздухе тут же возник вихрь белых огоньков, из которого посыпались маленькие осколки света. Они оседали на броне и на задранных в недоумении лицах воинов, вспыхивали и тут же потухали, как сгорающие в небе звёзды. Слишком красиво для благословения богини, клеймящей своих последователей раскалённым железом, но, видимо, лучшее, что смог изобразить Гейл. Драук, как и прочие, поднял лицо навстречу магическому сиянию. Он с восторгом шептал невнятные молитвы и улыбался каждый раз, когда очередная искра касалась его серой, пронизанной паутиной тёмных сосудов кожи. Не давая им времени опомниться, а себе дрогнуть, Тиана развернулась, уже собираясь уйти, когда у её ног возникла гоблинша с перекошенным от подобострастной улыбки лицом: — Позвольте, вашество, благословение — это, конечно, хорошо, но чего бы вам и фонарь-то нам не оставить. Ну на всякий. Мало ли… «У тебя будет не больше пяти минут, чтобы уйти, пока заклинание не погасло», — всплыло из памяти строгое предостережение Гейла. Не удостоив гоблиншу ответом, Тиана обернулась к драуку и что было мочи вдавила в его хрупкое сознание мысль: — Ты однажды уже подвёл ту, которой служил. Представь, каким будет гнев Абсолют, если ты разочаруешь и её, после всего оказанного тебе доверия. Лицо драука исказила чистая, свирепая ярость. А затем раздался резкий животный визг. Тиана даже не сразу поняла, что произошло, но тут стоящая перед ней гоблинша распахнула рот, и из него широким потоком хлынула кровь, заливая её кособокий кожаный нагрудник и сапоги Тианы. В следующее мгновение небольшое тельце само собой взмыло в воздух, и только тут Тиана увидела вонзившуюся в спину гоблинши паучью лапу. Второй драук без труда пробил несчастной грудь и одним резким рывком разорвал её на две части, точно тряпичную куклу. — Если такова воля Королевы, мы пойдём во тьму! Если такова воля Королевы, мы её исполним! — вскричал он. Его отчаянный рёв и заляпанное ошмётками кровавой плоти лицо произвели ожидаемый эффект — никто больше не посмел преградить Тиане путь, и она зашагала в темноту, унося с собой холодный свет фонаря. Сзади раздался лишь сдавленный шёпот: — Конечно, вы защитите нас, моя госпожа. Конечно, защитите. Иначе… Иначе просто и быть не может. Тиана позволила себе ускорить шаг, отчего скрип зажатого в руке фонаря усилился, будто отмеряя время. Почувствовав примкнувшее к ней сбоку тепло, она коротко спросила: — Когда? — Сейчас, — сухо ответил Гейл. Сзади послышались первые крики и стоны. Вой, тошнотворные визги и нечленораздельная мольба. Они бились в темноте, вгрызались Тиане в кожу и трясли её тело крупной дрожью. Её дыхание потяжелело и стало вырываться изо рта с посвистыванием. Сквозь истошные вопли Тиана различила раздираемый непониманием голос драука: — Нет, госпожа! Умоляю… За что… Она попыталась обернуться, но невидимые руки Гейла неожиданно крепко сдавили её плечи. — Не смотри. Нам нужно поскорее убраться от… чем бы они ни стали. И тут все звуки стихли. Тишина обрушилась резко. В один момент. Тиана подумала бы, что оглохла, не продолжай фонарь в её онемевшей руке так мерзко скрипеть. Единственный звук, оставшийся в холодной и неподвижной тишине. — Забери его, — не своим голосом прохрипела Тиана, наугад протягивая фонарь в пустоту. Возникший в шаге от неё Гейл тут же подхватил его, но даже не взглянул на ещё недавно столь желанный им артефакт. Тиана чувствовала взгляд волшебника на себе, но чем он был сейчас наполнен, знать не хотела. Каждый новый вдох прорезал ей грудь огнём и, казалось, совсем не приносил воздуха. Доспех словно затягивался, всё сильнее сжимая рёбра. Голова начала кружиться. — Сними с меня это лицо, — остановившись, потребовала она. — Сейчас, наверное, не лучшее… — Сними его сейчас же! — взвизгнула Тиана. Понять, выполнил ли Гейл её требование, Тиана не успела — внутренности свело болезненным спазмом, и её вырвало на груду каких-то камней. На глаза наползла пелена подступающих слёз. Тиана качнулась, но прежде чем успела упасть, почувствовала, как её тело бережно обхватили холодные руки. — Ты прекрасно справилась, радость моя. Ты была просто великолепна.***
Потоки воды, блестящие сталью сквозь дымку темноты, срывались с обломанного края скалы и улетали в пропасть, с рёвом разбиваясь на взвесь мелких капель. Это естественное движение, шум и влажный запах мокрых камней позволяли Тиане почти забыть, где грохотал этот водопад. Несмотря на всю силу проклятия, изъевшего земли в попытке уничтожить всё живое, оно оказалось не способно совладать с мощью стихии и навредить этой природной красоте. Это необъяснимо успокаивало, хоть сквозь извивающиеся линии воды и продолжали проступать образы, отказывающиеся улечься поглубже в память. — Знаешь, а я ведь скучал по этому лицу. Очнувшись, Тиана подняла голову, убирая за ухо непослушно упавшие на глаза рыжие локоны, и растерянно улыбнулась пристроившемуся рядом Астариону — лучшее, что она могла сейчас из себя выдавить. — Ты хочешь… поговорить? — последнее слово он произнёс как нечто мучительное и нелепое. — Ты готов пойти на такую жертву? — поддела его Тиана. — Ну, ты привносишь в моё нынешнее существование хоть какое-то веселье, прелесть моя. Думаю, немного болтовни о нелепых терзаниях твоей души — посильная для меня плата, — заявил он и, отодвинув так и не тронутую Тианой миску с похлёбкой, которую ей насильно всучил Гейл, улёгся, удобно устроив голову на её коленях. — Хотя я удивлён, что неразумное освобождение мелкой козявки не насытило твоё капризное милосердие. Тоненький писк, раздающийся из Лунного фонаря, они услышали не сразу, спеша убраться подальше от развалин, которые Арфистам теперь тоже следовало пометить чёрным треугольником. Разобрать в этом хрустальном звоне слова удалось, лишь когда они осмелились сделать привал. Гейл быстро понял, как регулировать мощность фонаря, и стоило ему покрутить какую-то металлическую пластину на дне, как сияние ослабло, разбавилось до светящейся дымки, и сквозь неё они увидели крылатую фигурку. Запертая внутри колбы пикси била об стекло крохотными кулачками и визгливо молила об освобождении. Хоть и делала это чудно, как и полагается феям. «Отвечу вам я на вопрос любой, лишь заданный мне стихотворною строфой», — жалобно пропищала она, смотря на Тиану полными слёзок фиалковыми глазками. Шэдоухарт и Астарион были решительно против потакания безумствам феи, а вот Гейл с готовностью завёл странную рифмованную беседу, достойную быть увековеченной в любом учебнике риторики. Тиане показалось, что волшебник был только рад занять свой разум чем-то, кроме воспоминаний о том, что они сотворили. И не безрезультатно. Доли-Ли-Ли-Ли образно и витиевато, но достаточно подробно рассказала им о культистах и Лунных Башнях. И по традициям старинных баллад принялась торговаться, обещая в обмен на свою свободу дать им защиту от рыскающих кругом теней. — Ради всех кругов ада! Скажите, что вы не собираетесь лишиться с таким риском добытого фонаря, поверив этой лживой козявке, — тут же потребовал Астарион, прожигая Тиану яростным взглядом. — Пытливый ум и жестокость, к сожалению, частые компаньоны — этот фонарь изумительное изобретение, но и кошмарное орудие пытки. Я предлагаю придерживаться разума. Жестокости сегодня и так было достаточно. Уверен, я смогу помочь нашей крошке-стихоплёту, — вступился тогда за пикси Гейл. Спорили долго — Астарион шипел на них с Гейлом, как облитый ледяной водой кот, а Шэдоухарт скупо и язвительно поддерживала его. Совершенно обессиленную в тот момент Тиану убедить можно было во многом, но постоянно таскать с собой фонарь, при каждом взгляде на который она будет знать, что его свет питают боль и страдания пусть и крохотного, но живого существа… Нет, она просто не могла. — Доли-Ли-Ли-Ли ведь сдержала обещание — теперь нас защищает пыльца фей, и короткая дорога до Башен открыта. — Вот и я о том же. Ты ведь спасла эту писклявую малявку и её сомнительный поэтический талант. Так отчего же так хмурится твоё милое личико? — Я обрекла целую толпу душ на кошмарную смерть. — Ты убивала и прежде, радость моя. — Да, но не так. — А есть разница? — изогнул Астарион бровь. — Тебе было бы приятнее расстрелять их из лука? Нет, я и сам, конечно, предпочитаю действовать покровавее, но главное ведь результат? Ты великолепно сыграла свою роль, благодаря чему мы целы, а в грязных койках «Последнего света» сегодня все будут спать спокойно, даже не подозревая, какой бойни они избежали. Рука Тианы провела по его мягким волосам, белоснежными нитями шёлка проскальзывающим между пальцев. Астариону не было нужды убеждать её в правильности принятого решения, но это не означало, что с совершённым было легко примириться. В шелесте воды она всё ещё продолжала слышать надрывные крики и, несмотря на всё сильнее сверлящую левый висок боль, боялась ложиться отдыхать. Тиана знала, что во сне её будут поджидать кошмары. — Ты прав. Но чувствовать себя лучше мне эта правда отчего-то не помогает. Астарион поднял руку. Его длинные, изящные пальцы поймали болтающуюся в воздухе рыжую косичку и задумчиво перекатили вплетённую в неё костяную бусину. — Тебя ведь с детства учили убивать? — Что? — изумилась Тиана. — Нет, конечно. — Когда ты впервые взяла в руки лук? Ещё недавно Тиана бы ответила на это вопрос обтекаемо, но сейчас решилась копнуть прошлое: — Мой отец шутил, что я с ним сразу родилась. Он учил меня стрелять, сколько я себя помню. — Чтобы убивать, — убежденно кивнул Астарион. — Нет! Отец истово верил в учение Солонора и порицал излишнюю жестокость. Он говорил, что мои стрелы должны служить поддержанию баланса в природе, разить лишь тех, кто несёт зло и защищать невинных. Звучание давно запертых в памяти обетов колючей лозой сдавило Тиане сердце. Перед глазами встало лицо отца. Будь он жив, узнал бы сейчас в ней свою дочь? Смог бы простить всё что она совершила? Или его медовые глаза смотрели бы на неё с ненавистью и отвращением, как на ужасное чудовище? — То есть, тебя учили убивать, но благородно и только во имя добра. Невероятно наивная чушь, но мне кажется, что сегодня ты сделала невозможное, дорогая, и соблюла все эти нелепые условия, ещё и стрелы сэкономив, — беззаботный тон Астариона легко спугнул сгущающиеся в мрачную тучу видения, а слова, как ни странно, и правда ободрили. — Предлагаю утешить твою упрямую совесть этой мыслью и, наконец, поспать. Ведь кто знает, что нас будет ждать завтра в Лунных Башнях. Тиана позволила себе погладить Астариона по щеке. Его кожа была прохладной и гладкой, как молочный сатин. Он охотно прильнул к её руке, прикрыв глаза, а потом перехватил запястье и сделал медленный долгий вздох, легонько касаясь губами того места, где бился её пульс. Хотела бы Тиана спросить, неужели его никогда не мучает вина за все загубленные по указке Касадора жизни, но эльфийка понимала, какой это глупый вопрос. Астарион был вампиром, а она — наивной смертной, умудрившейся влюбиться в самое неподходящее для любви создание, в котором не прекращала искать проблески доброты там, где, как она в глубине души понимала, их нет. И быть не должно. Но это не останавливало её глупое сердце от веры, что Астарион достоин и её любви, и спасения. — Завтра-то меня и пугает. Мы так близко к ответам. Возможно, даже к исцелению. Но после сегодняшнего представления, я не уверена, что справлюсь с ролью Верной там, в сердце культа, где не будет права на ошибку и сомнения. — Конечно, справишься, радость моя. А я буду рядом и помогу, — уверенно кивнул Астарион, отпустил её руку и хищно сверкнул глазами. — Но, чур, следующее массовое убийство культистов — моё.