Страсть и кровь: Путь во тьму

Шелестящая над головой листва не может сдержать солнце. Его свет, рассечённый ветвями на стройные полосы, жидким золотом льётся Астариону на кожу. Тепло ласкает лицо, наполняет ладони, нежно прикрывает ему глаза и выманивает улыбку – настоящую, счастливую. В воздухе висит дурманящий аромат роз. Астарион втягивает его сладость, дразнящую язык, и позволяет себе провести пальцами по чистейше-белым цветам. Кругом порхают стайки бабочек, но Астариону так хорошо, что даже бесполезные взмахи их полупрозрачных крылышек не вызывают сейчас раздражения. Он окружен солнечным покоем и вызывающей красотой, скрытой в изгибах невинных лепестков. И рядом с ним Тиана. Он чувствует это прежде, чем оборачивается. Даже плотному аромату благоухающего моря роз не спрятать от него её чистый и свежий запах, подобный холодным каплям утренней росы на молодой листве. Она стоит к нему спиной, вся залитая светом. Не шевелится и будто даже не дышит. Распущенные волосы спадают сверкающим медью водопадом. А с приоткрытых плеч струится лёгкая ткань платья, от белизны которого режет глаза. Такая уязвимая и нежная – без брони, без защиты и оружия. Внутри Астариона нарастает непреодолимое желание сжать её в своих руках, почувствовать взволнованные удары сердца, которое робеет от любого его касания. Ощутить на губах сладкий вкус кожи и утонуть в обволакивающих звуках её стонов. Он окликает её, не слыша собственных слов. Но Тиана слышит. И медленно оборачивается. – Кто они, Астарион? Её голос дрожит печалью и страхом. Такими неуместными в этом месте. Так несправедливо вплетёнными в его имя. И сквозь густую зелень глаз проступают слёзы. Они сползают по её щекам так медленно и так ослепительно сверкают, словно специально заставляя Астариона успеть сполна прочувствовать каждую острую грань боли, которую вызывает в нём это зрелище. – Кто они, Астарион? Тиана повторяет совершенно непонятный ему вопрос, и он делает шаг вперёд, стремясь защитить её, сам не зная от чего. Пытается раздвинуть преграждающие путь розы, но первое же прикосновение отзывается острой болью. Он поднимает руку и в непонимании смотрит на набухающую сочной краснотой каплю крови. Горло сводит от желания слизнуть её. Но Астарион не успевает – капля падает, пачкая белизну цветка, струится по тонким жилкам и пропитывает бархат его лепестков. И тут же все розы начинают плавиться. Кровавым воском стекают на сухие шипы туго скрученных, словно цепи, ветвей. Вспыхивают и сгорают вдруг бабочки. Клочки их крыльев чёрным пеплом оседают Астариону на лицо. – Кто они, Астарион? Он всё ещё не понимает. Снова делает порывистый шаг к Тиане и едва не падает – нога скользит и с чавканьем вступает в тёмную лужу. И вот тогда он видит их. Изломанные трупы. Вся земля кругом устлана бледными, иссохшими телами, переплетёнными в подобии безумной оргии. – Кто они, Астарион? В застывшей кругом тишине вопрос звучит обвинением. Но ответа Астарион не знает. Он с отвращением осматривает эти развалины множества жизней. Безликие контуры: вывернутые грудины, растерзанные шеи, застывшие в судорогах руки. И вдруг – одно лицо. Его он помнит. Он до сих пор не забыл эти золотистые волосы, и белую, с застенчивым румянцем, кожу, и нецелованные губы. В ужасе пытаясь отвести взгляд, Астарион наталкивается на всё новые лица, проступающие из обескровленной массы тел и острой бритвой взрезающие ему память. – Кто они, Астарион? Голос Тианы становится требовательным. Слова звучат хлёстко, а каждый звук прожигает его застывшую в панике грудь. Не в силах больше смотреть в горящие зелёным костром глаза, он закрывается ладонями, и оправдания звучат из-за них жалким, сдавленным шёпотом: – Я делал то, что было нужно для выживания. Я делал только то, что было необходимо. У меня не было выбора. – И никогда не будет. Астарион вздрагивает всем телом и отнимает свои окровавленные руки от лица. Нервный озноб прошибает до костей – он знает этот голос. Принадлежит он не Тиане, но сейчас звучит с её губ. Искривляясь в надменной усмешке, они обнажают острые клыки. Глаза эльфийки вспыхивают жестоким красным огнём. По рукавам струится кровь, распускаясь на белой ткани алыми цветами. Тиана запрокидывает голову и хохочет. И этот бессердечный смех смешан с кровью, хрустом костей и предсмертными стонами боли. И тут мертвецы у ног Астариона оживают. Начинают хватать его за одежду, рвать ткань, тянуть холодные руки, гладить и настойчиво ласкать его оголившуюся кожу. Тошнотворные поцелуи окровавленных губ липнут к телу. Астарион трепыхается, давится безмолвными криками и пытается освободиться от цепких пальцев. Но у него слишком мало сил. А жертв слишком много. Тела наваливаются, и он тонет в трупах, настойчиво требующих его любви. Чья-то горячая рука обожгла ему щёку, и Астарион метнулся прочь от прикосновения, ещё не успев открыть глаза. Тело била крупная дрожь, разбегающаяся от живота до кончика каждого пальца. – Эй, всё в порядке. Это я, – разобрал он заботливый шёпот. Астарион заставил себя глубоко втянуть носом воздух – затхлый, пыльный, с примесью гнилых досок, горящих углей, со следами розмарина и варёного мяса. Это привело его в чувство. Вернуло в разрушенную хижину, приютившую их посреди Проклятых земель. Но в горле всё ещё стоял сладкий запах крови и роз. – Ты метался и стонал, – виновато пояснила Тиана, приподнявшись на локте с лежанки. – Опять кошмары? Касадор? “Лучше бы там был Касадор”, – вспыхнуло в голове, и мысль так ужаснула Астариона, что он продолжил молчать, не в силах собрать слова для правдоподобной лжи. Тиана терпеливо ждала, но застывшее на её лице беспокойство и красные отблески углей в расширенных зрачках только больше ворошили беснующиеся внутри у него чувства. Астарион всё не мог заставить себя пошевелиться, до сих пор ощущая тесноту болезненной близости холодных тел и горький привкус кошмара. И тут Тиана приподнялась, подтянув под себя колени и собираясь встать. – Не трогай меня. Грубость сорвалась с языка инстинктивно – быстрее, чем он успел её осознать, и уж тем более остановить. Но главное было не подпускать Тиану ближе, не позволять ей рассмотреть до сих пор не покидающий его лица страх. Делиться им Астарион не был готов ни с кем. – Может, хочешь… – Нет, – оборвал он Тиану и ляпнул первое, что пришло в голову. – Мне просто нужно немного прогуляться. Резким движением подскочив на ноги, он всем видом пытался показать, что с собой её не зовёт. Любая забота со стороны Тианы была бы сейчас слишком мучительной. Краем слуха вампир уловил, как притаилось дыхание Шэдоухарт, пытающейся сделать вид, что их возня её не разбудила. – Астарион… – Я ведь сказал, что я в порядке! – рявкнул он, хотя Тиана и не пыталась его остановить. – А вот на тебя до сих пор смотреть больно, дорогая – поспи, иначе никакая магия не сотворит из тебя грозную дроу, – бросил он и быстро покинул хижину. Астарион прокрался вдоль стены, низко припав к земле. Хотя караульный из Гейла был такой, что можно было и в полном латном доспехе Лаэзель прогрохотать мимо, а он бы вряд ли оторвался от чтения разложенной на коленях книги. Но рисковать натолкнуться на лишние вопросы Астарион сейчас не мог, и потому бесшумно скользнул к скалам, острыми зубами обрамляющим водопад. Отыскав подходящий уступ, густо укрытый тенями, он привалился к мокрым камням, задрал голову и уставился в неизменно тёмное небо, кипящее движением чёрных туч и уже столетие не видевшее солнца. Грудь раздирало столь же давно забытое им чувство. Ненужное и опасное. Он так долго давил его в себе, вырывал с корнем и выгрызал из мыслей. Он прощался с ним воплями во время пыток. Хоронил его под бесполезными мольбами. Астарион был уверен, что последние его ошмётки он оставил под исцарапанной ногтями крышкой каменного саркофага, в котором провёл самый страшный год своей вампирской жизни. Но сам того не осознавая, он позволил этому мерзкому чувству вернуться. Упустил тот момент, когда оно вновь пробралось в его холодное сердце. Быть может, это началось, когда Тиана, рискуя жизнью, убила посланного за ним охотника? Или, когда призналась ему в любви, едва не погибнув от его укуса? Астарион не знал. Но сейчас его стыд пытался вырваться наружу слезами и криком. А Астарион старательно дробил его и лишь по маленьким кусочкам отдавал темноте в виде сдавленных всхлипов, которые уносил с собой грохот летящей в пропасть воды.