принадлежность

Поговаривали, что, когда Караксес приземлился на башне Королевского костра, это вселяющее страх в сердца Стронгов зрелище напомнило великое сожжение Балериона, когда Харрена Черного и его сыновей поглотило драконье пламя Черного Ужаса. Харренхолл вместе с поднявшим свои знамена Саймоном Стронгом быстро пал под натиском Деймона Таргариена. Дальнейшие потери последовали моментально. Эймонд узнал, что Джекейрис заручился поддержкой не только дома Аррен в Орлином гнезде, но и дома Старков в Винтерфелле. Силы Эйгона оставались в меньшинстве, и потеря поддержки Штормовых земель оказалась весьма болезненной. В Речных землях вспыхнула гражданская война. Там тоже побеждали Черные. Даже в Долине, которая должна была стать маяком силы для войск старшего брата, один дом за другим стал переходить на сторону Рейниры. В отчаянии десница послал воронов в Дорн, когда-то сражавшийся против Деймона на Ступенях, однако Мартеллы отказались предоставить свои войска. Ситуация выглядела всё более мрачной. Ничто не могло превзойти образ, созданный Деймоном Таргариеном верхом на Караксесе. Возможно, Вхагар решила, что теперь уже слишком стара и слишком устала, и стала отдавать предпочтение сну и поеданию коз в эти дни. Хотя, когда дело касалось полетов, она безропотно подчинялась Эймонду, при столкновениях она становилась беспокойной и непредсказуемой. Не раз, пролетая над горящими деревнями Речных земель, она отклонялась от курса и поворачивала в противоположную сторону вопреки командам своего всадника. Она стала настолько сильно истощать ресурсы, что Эймонд был вынужден позволить ей дремать, просто хотя бы для того, чтобы сэкономить на ценном скоте. Если потери его будущего в качестве альфа-принца было недостаточно, то потеря Вхагар как орудия устрашения оказалась тяжелым ударом. Дракон олицетворял его свободу, его гордость, доказательство его значимости. У него отняли и умение фехтовать — хотя он по-прежнему мог в какой-то степени владеть мечом, его стало легче обезоружить и вывести из равновесия. Он винил в этом недостаток практики, не желая верить ни во что другое. Не помогали и подслушанные им разговоры между членами Малого совета, когда они думали, что он находится вне пределов слышимости. Королевство явно разваливалось на части, контроль над ним быстро ускользал, и Алисента в конечном итоге вынужденно согласилась с предложением десницы женить Эймонда, чтобы обеспечить выживание их семьи в случае поражения в войне. Эймонд позволял матери открывать подарки по мере их поступления, не придавая значения тому, приносят ли они ему какую-то радость или нет, ведь, по его мнению, они являлись не более чем приглашением к обсуждению условий продажи. — Что ты думаешь о младшем кузене сира Тиланда Ланнистера? — поинтересовалась Алисента во время заседания Малого совета, с нетерпением смотря на своего сына. — Он ведь подарил тебе трофейного сокола? Омега удивленно приподнял бровь. — Эту несчастную тварь? Кажется, она случайно залетела в пасть Вхагар в тот же день. Алисента вздохнула и бросила извиняющийся взгляд на сира Тиланда, сидевшего за столом совета в качестве мастера над кораблями Эйгона. К его чести, старший Ланнистер не воспринял шутку близко к сердцу. Отто, напротив, не пожелал оставить комментарий без внимания. — Мой принц, я прошу вас серьезно рассмотреть эти предложения. — Не похоже, что моя женитьба на каком-нибудь лорде положит конец войне, — препирался Эймонд, раздраженно вскинув руки. — Рейнира не остановится, пока не сядет на Железный трон! И не все ли равно, буду я женат или нет, когда это случится? Пока Алисента и Отто не оставляли попыток убедить его хотя бы сделать выбор, Эйгон хранил молчание. В нынешние дни король редко принимал участие в заседаниях Малого совета. Эйгон уже давно утратил всякое чувство долга, и ухудшение ситуации повергло его в глубокое уныние. В другой жизни, если бы они не проигрывали войну так явно, Эймонд мог бы воспользоваться этим моментом и заставить старшего брата отречься от трона в свою пользу. Отто в изнеможении провел рукой по лицу. Он хотел заговорить, но его прервала Алисента — она внезапно разразилась слезами, поскольку сложившаяся обстановка также давила на нее. Она закричала Эймонду: — Это не положит конец войне, но может спасти тебя! Может спасти нас! Если Деймон и Рейнира штурмом возьмут Красный замок, по-твоему, будет иметь значение наша борьба или добровольная сдача? Она убьет нас всех! Когда наступит это день, кто защитит нас? Кто защитит тебя?! Глупый мальчишка, ты никогда не думал об этом? Тишина стояла оглушительная, и ее заполняло лишь тяжелое дыхание Алисенты. Все взгляды медленно обратились к Эймонду, который больше не мог встретиться с матерью взглядом и смотрел в стол. Молчание затянулось до неуютной тревоги, прежде чем он, наконец, заговорил. Его голос был тихим и ровным. — …И что ты хочешь, чтобы я сделал, матушка? Какому лорду нужен омега, прославившийся убийством своих родственников? Хм, поведай мне. — Он наклонился вперед над столом и продолжил оспаривать слова Алисенты, когда она уставилась на него. Потребовалось усилие, чтобы снова встретиться с ней взглядом, но он заставил себя сделать это. — Или омега с навечно изуродованным лицом, не обладающий ни красотой, ни приятным нравом? За то, что я так называемый принц Таргариен, я даже не могу предложить боевого дракона, только большого спящего зверя, который ест слишком много мяса. Он издал заливистый смех. — Какую цену я могу предложить, а, матушка? Подбородок Алисенты дрожал, красные глаза опухли от слез. — Не говори о себе как о товаре, который можно продать, Эймонд. Ты же знаешь, что это не так. Заметив, что мать намеренно искажает действительное, Эймонд огрызнулся: — Я не ребенок. Я буду говорить о себе так, как захочу! — Ух, у меня от тебя голова болит, — вмешался Эйгон, потирая переносицу и пренебрежительно махнув рукой в сторону брата. — Помолчи, ладно? Резко повернувшись к нему, Эймонд рявкнул: — Нет! У меня есть право говорить, а ты будешь слушать. Эйгон расправил плечи и прорычал: — Ты будешь повиноваться своему королю! Никого не волнует, Эймонд, что у тебя нет глаза или насколько велик твой дракон. В тебе есть кровь Таргариенов и плодовитое чрево, и самое время использовать это в своих интересах. Умерь пыл, брат. Раздвинь ноги и исполняй свой долг. Прибереги истерики для тех, кому не все равно. Его лицо вспыхнуло от смущения, и Эймонд не смог оставить это оскорбление без ответа. — Мне плевать на то, что ты король. Ты не заставишь меня замолчать! Ты даже не альфа! И не можешь мной командовать. Ты несведущее ничтожество, недостойное чьего-либо повиновения. Эйгон бросил на брата злобный взгляд и обвиняюще указал пальцем через стол. — Мне следовало отправить тебя на Драконий камень, чтобы ты узнал свое место! — Он заметил, как Эймонд ощетинился, и понял, что попал в нужное место. — Дядя Деймон наверняка смог бы заткнуть тебе рот, если не мечом, то членом! Эймонд без задней мысли вскочил со своего места и обогнул стол, намереваясь задушить Эйгона голыми руками. Все погрузилось в хаос. Алисента закричала. Мейстер первым бросился бежать. Королевские гвардейцы схватили Эймонда прежде, чем он успел приблизиться, сдерживая омегу, пока он кричал и разражался проклятьями. Эйгон с отвращением отодвинулся от стола. — С каких все пор все стало таким? — закричал он в ответ, брызжа слюной. — У меня не было выбора, кроме как стать тем, кем я был рожден. У меня не было желания править! Ты знал это, брат. И все равно притащил меня сюда, чтобы я выполнил свой долг! Может, я и плохо справляюсь с ролью короля, но я ведь здесь? Я, по крайней мере, стараюсь. Мы все приняли тебя таким, какой ты есть. Единственный, кто отказывается сделать это, — ты! Неожиданно Эймонд ощутил, как борьба покидает его. — Это… — начал он, но тут же умолк. Мысли смешались в вялую кашу в его голове, и он не стал спорить дальше, просто стиснул зубы и позволил вывести себя из зала совета, пока остальные члены его семьи остались собирать оставшиеся после него осколки.

*****

Лорд Криган Старк устроил пир в честь Джекейриса, когда тот прибыл в Винтерфелл на Вермаксе. Поначалу это было неловкое событие, поскольку принц чувствовал себя отнюдь не счастливым — он все еще не оправился от смерти Люцериса. С тех пор прошло две луны. Он помнил тот момент, когда прочитал страшные слова. В итоге слухи оказались правдой. Его дяди-предатели! Один узурпировал трон матери, другой убил брата. Он презирал их обоих. Джекейрису хотелось думать, что он не держит обид. И все же унижение, охватившее его душу, когда Эймонд окинул его пристальным взглядом и назвал братьев «сильными», преследовало его по сей день. Он почти не сомневался в истинности своего происхождения. Он знал, что, вероятно, является сыном сира Харвина Стронга, но это ведь была не его вина? В конце концов, братья горячо любили свою мать. Они уважали сира Лейнора и оплакивали его безвременную кончину. Хотя Рейнира никогда не подтверждала напрямую, Джекейрис подозревал, что сир Лейнор на самом деле жив. Они не осуждали мать за свадьбу с Деймоном, желая ей только счастья. Хотя старший мальчик Веларион не очень-то ладил с отчимом, вопреки этому Рейнира заверяла его, что это всего лишь вопрос времени, когда двум альфам удастся уладить свои разногласия. — Ему безразлично, что я говорю, — размышлял Джекейрис, пересекая мост на Драконьем камне вместе с матерью. Маленького Джоффри оставили в замке вздремнуть после обеда, а Люцерис отправился полетать на Арраксе. — Кажется, ему не понравилось, что я танцевал с Хелейной, ведь я помолвлен с его дочерью. Он бросил камень в воду, наблюдая за его падением на дно. Рейнира пожала плечами, плотнее запахивая шерстяной плащ. — Твой отчим — твердолобый, упрямый альфа. С ним можно не соглашаться, но он преданный защитник своей семьи. Не думаю, что он на самом деле возражал против этого. Джекейрис поджал губы, размышляя над услышанными им слухами о том, что Деймон Таргариен убил свою первую жену, леди Рею Ройс. Мог ли такой человек считаться преданным защитником своей семьи? Наверняка сплетни лгали, раз его мать так сильно любила Деймона. Рейнира продолжила: — Я, например, подумала, что это довольно мило с твоей стороны. Бедняжкой пренебрегали. Ты поступил правильно, Джейс. И он согласился. Ему доставило удовольствие светящееся от радости лицо Хелейны, пока они танцевали по кругу. Они смотрели только друг на друга, хотя Джекейрис чувствовал на себе множество других взглядов. — Я чувствовал, как они все смотрят, мама. А дядя Эймонд выглядел так, будто собирался наброситься на меня прямо там. — Он беспокойно развел руками. — Неужели он считает, что я недостоин танцевать с его сестрой? Поэтому он оскорбил нас? Джекейрис не заметил, как принесли жареного поросенка и поставили перед Эймондом. Не заметил и того, как Люк ухмыльнулся, драконя его. Рейнира, хмыкнув, прищурилась. — Думаю, мой брат Эймонд просто защищает Хелейну. Возможно, было бы лучше, если бы твой дед отдал ее в жены ему, а не Эйгону. — Это ужасная мысль, мам. — Это предложение с ее стороны удивило Джекейриса. — Уверен, он был бы жесток с ней. Он просто злобный придурок. — Джекейрис! — ахнула она. — Что? — Юноша бросил вызов, поворачиваясь лицом к матери. Он все еще был немного ниже ее ростом и попытался компенсировать это, вздернув подбородок. — Я сказал то, что сказал. Ты знаешь, что это правда. Дядя Эймонд был бы ужасной парой для любой хорошей леди. Дедушке следовало бы выдать Хелейну замуж за меня, как ты и предлагала. Рейнира подняла брови, внимательно разглядывая сына. — Я и не подозревала, что ты так относишься к Хелейне, Джейс. — Я… я не испытываю к ней никаких чувств, — запнулся юноша. — Я лишь хочу, чтобы она была счастлива. И чтобы Бейла была счастлива. Я не могу не думать, что она будет недовольна, когда наши дети появятся на свет с… с… Он не пожелал произносить эти слова вслух. Джекейрис знал, что однажды для него придет время исполнить долг и стать отцом. Его помолвка с Бейлой была столь внезапной, что у него было мало времени на подготовку. Девушка была достаточно милой, вежливой и приятной на вид, но она не показалась ему особенно интересной. Он гадал, какие волосы будут у их детей — серебристые или каштановые. Интересно, как он будет ощущать себя при любом из этих исходов? Будет ли Бейла разочарована? Джекейрис сомневался, что сможет справиться с этим, если мать его детей будет сожалеть о случившемся. Рейнира сделала паузу и тепло улыбнулась, обхватив рукой щеку сына. — Уверена, Бейла сочтет за честь родить твоих детей. Все-таки ты будешь моим наследником. Когда настанет день, когда ты станешь королем Семи королевств, она будет твоей королевой. Его окутал ее аромат — теплая корица, сосна, темная карамель и та же характерная нотка древесного дыма, которой обладали все альфы Таргариенов. Аромат, который Джекейрис еще не успел развить. — Я не отказываюсь от своего долга жениться по твоему приказу, мама. — Он потянулся за ее ароматом и прильнул к ней, пока они не прижались плечами друг к другу, продолжая идти. — Но действительно ли она — твой первый выбор? Рейнира вздохнула, ухватившись за руку старшего сына для поддержки. Уже шла седьмая луна ее шестой беременности, и это сказывалось на ее силах. К тому же полдень выдался холодным, и волны, разбивающиеся о неровные берега под ними, придавали воздуху тревожную солоноватую остроту. — Конечно, лучшим выбором для твоего партнера был бы чистокровный омега Таргариен. Это укрепило бы твою кровь и твои притязания. — Я думал, моя кровь уже сильна, мама, — пробормотал он себе под нос. Рейнира, в своем изяществе и мудрости, пропустила это мимо ушей. Она поглаживала свой раздувшийся живот, ощущая шевеления младенца в утробе. — Жаль, что со времен Рейнис в семье не родилось ни одной омеги. Я надеялась, что, может быть, одна из дочерей Лейны представится в качестве одной из них, но, увы, этому не суждено было случиться. Джекейрис подумал о воспоминаниях о покойной жене Деймона. — Думаешь, если бы она была омегой, она все равно погибла бы при родах? — Трудно сказать наверняка, что произошло тогда. — Последовал осторожный, сдержанный ответ. — Я бы подумала, что она, скорее всего, осталась жива… Это беспокоит тебя? — Конечно. Я никогда не знал бабушку, потому что она тоже умерла, пытаясь родить сына. А потом и леди Лейна ушла таким же образом. Я беспокоюсь за тебя, мам, каждый раз, когда ты растешь с ребенком. Иногда мне хочется, чтобы ты перестала искушать судьбу. — Джекейрис стиснул зубы, понимая, что Деймон намеревался подарить его матери как можно больше детей. — Между тем, королеве Алисенте, будучи омегой, никогда не приходится беспокоиться. Они остановились на мосту, когда Люцерис описал круг в воздухе и приземлился на Арраксе, спешиваясь. — Это несправедливо, мама, — проворчал Джекейрис, пока его брат приближался с пухлыми, раскрасневшимися от волнения щеками и разметавшимися во все стороны, темными волосами. — В семье слишком много альф, — заметила женщина, протягивая руку ко второму сыну и взъерошивая волосы Люцериса. — Интересно, кем ты станешь, маленький щенок? — Я хочу быть альфой, как Джейс! — объявил мальчик, чем рассмешил их мать. — Ты бы не захотел быть похожим на меня, — пошутил Джекейрис. — Леди Бейла все время жалуется, что от меня воняет. Кажется, такими темпами она скоро захочет расторгнуть помолвку. Люк сморщил нос и зубасто ухмыльнулся. — От тебя действительно воняет. Джейс бросил на него угрожающий взгляд, хотя растущая улыбка на его губах выдавала его истинные чувства. — Возьми свои слова обратно, Люк, или я заставлю тебя! Он рванулся к Люцерису и схватился руками за бока брата, щекоча их и заставляя его вскрикивать и брыкаться. — Нет, нет, нет! Щекотно! — О, хватит, мальчики! — пожурила их Рейнира, прижимая Люка к груди и целуя его в макушку. — Я буду любить вас обоих, независимо от того, воняете вы или нет. — Люк покровительственно положил руку на живот матери, когда они обнялись. На лице Джекейриса расцвела ласковая улыбка, пока его взгляд задержался на том, как его мать так заботилась о Люке. Он наблюдал, как Рейнира начала показывать мальчику, где пиналась малышка, и его брат с волнением проследил руками за движениями под ее платьем. Джекейрис знал, что этот ребенок, как и его сводные братья Эйгон и Визерис, родится с серебряными волосами и фиалковыми глазами. И им никогда не придется сомневаться в своем происхождении. Это было несправедливо. Он не мог ничего поделать с тем, каким он родился: каштановые кудри, карие глаза и теплый тон кожи, совершенно не похожий ни на кожу его матери, ни на кожу Лейнора. Он попытался преуменьшить этот факт ради Люцериса, когда тот вырос достаточно, чтобы осознавать разницу между тем, как они выглядели, и тем, как, по мнению других, они должны были выглядеть. Его долгом как старшего брата было защищать Люцериса от вреда, и тогда он думал, что оскорбления — это худшее, что может случиться. Он и представить себе не мог, что Люцериса действительно можно убить — просто так, отнять жизнь, погасить пламя. Испытываемые им в детстве нежные чувства к Эйгону были почти непростительны. Но что точно было непростительно, так то, когда он не сделал ничего больше, чем врезал Эймонду во время их последнего совместного ужина в качестве «семьи». Джекейрис хорошо запомнил этот момент: Эймонд едва вздрогнул от удара и так легко повалил его на землю. Разгневанный от оскорбления, он тут же попытался подняться на ноги, броситься на дядю, прижать его к земле и душить до тех пор, пока тот больше не сможет ни говорить, ни дышать этим злосчастным ртом. Как чудесно было бы сделать это! Его развивающаяся альфья натура жаждала возможности покорять и подчинять себе врагов, защищать честь тех, кто был дорог. И в то время он умел делать это только с помощью кулаков, когда дело доходило до драки. Его внимание переключилось, когда Деймон встал между ним и его дядей. Джекейрис не мог видеть выражение лица мужчины, но заметил, как Эймонд сдался и отступил под устрашающим присутствием старшего альфы. Тогда он понял, что ему абсолютно необходимо узнать, как это делается. Он должен был научиться всему у Деймона прежде, чем его засранец дядя представиться и научиться делать это раньше него. Эймонд уже был выше, сильнее, на несколько лет старше. Джекейрису придется многое наверстать, если он хотел сравняться с Эймондом, когда тот тоже в конечном счете предстанет альфой. Он намеревался усердно тренироваться с мечом против достойных противников. Отшлифовать свой высокий валирийский. А потом планировал победить этого ухмыляющегося урода в бою на мечах и показать ему, как бастард может повалить его на землю. После известия о смерти Люцериса его фантазия о том, как он победит Эймонда в поединке на мечах, переросла в фантазии о том, как он может его убить. Он представлял, как подкрадывается к нему в Красной крепости, где тот чувствует себя в безопасности, и перерезает ему горло, позволяя крови брызнуть на стену вместе со звуком его удивления. Или, быть может, встречается с ним в небе на Вермаксе, обманывает Вхагар благодаря превосходящей скорости его дракона и срубает мечом голову Эймонда. Он мечтал вонзить кинжал в его здоровый глаз. Думал о том, как столкнется с ним где-нибудь на поле боя, пронзит мечом или разобьет щитом. А потом придавит ногой самодовольного дядюшку к земле, сорвет с него проклятую повязку и потребует извиниться за содеянное с Люцерисом — за отнятую жизнь. Джекейрис никогда не видел, что скрывается под повязкой Эймонда, но в его воображении это была просто зияющая дыра. И он стоял бы на его руке до тех пор, пока бы кости не захрустели, пока бы он не закричал, и все равно не отступил бы, пока бы Эймонд не принес извинения за украденного у него брата. Он никогда не сможет простить ублюдку этот поступок. Потому знал, что в предстоящей войне погибнут они оба или кто-то один. Он понимал, что убийство дяди не вернет Люка, но все же Джекейрис не мог представить себе ни одной возможной реальности, в которой он мог бы позволить Эймонду жить. Его ярость походила на смесь чего-то мрачного и ужасного, однако у него было мало времени на скорбь и траур. Предстояло завоевать знамена, а вскоре и сразиться. Притязания его матери на трон стали причиной гибели Люцериса, и теперь за них нужно было бороться, чтобы отомстить за его смерть. — В чем дело, мой принц? — Криган откинулся на спинку кресла за столом и одним глотком осушил полный кубок вина. — Кажется, тьма затмевает твой ум. Праздник продолжался, крики и возгласы перекликались со звоном столовых приборов, когда в зал вносили отборное мясо. Здесь была и жареная утка, и всевозможная дичь, и оленина, и даже сытная баранина. Вино, медовуха и эль лились рекой, и в зале царила веселая атмосфера. Казалось, в эту ночь в замке горели все огни в честь приезда принца. Молодой лорд Винтерфелла был всего на несколько лет старше самого Джекейриса, и два молодых альфы сразу же нашли общий язык. Возможно, из-за связывающей их обоих тяжелой мантии долга. Джекейрис улыбнулся, хотя сердце его не лежало к этому. — Я вспоминаю своего младшего брата, лорд Старк. Жаль, что он не может быть здесь. — Да, — Криган торжественно покачал головой и жестом велел слуге наполнить его кубок. Он занимал место рядом с юношей. — Принца Люцериса забрали раньше срока. Да хранят его Старые Боги. Мой младший брат тоже погиб в юности. Я хорошо знаю, какую боль вы храните. Манеры Кригана впечатляли, и ему пришлось придержать язык о его поклонении Старым Богам. — Тогда выпьем, — он поднял кубок, — за братьев, которых мы потеряли. — За утерянных брата, — согласился Криган, — и за новых братьев, которых мы еще можем найти. Они выпили, и тяжелое сухое вино согрело горло Джекейриса. — Я также хочу выразить свои соболезнования, лорд Старк, в связи с недавней потерей вашей жены. Я слышал, что она была необыкновенной красавицей. Криган нахмурил брови, и он нервно подумал, не затронул ли он слишком неприятную тему. Наконец, казалось, спустя целую вечность альфа заговорил: — Ваши слова тронули меня, принц Джекейрис. Моя леди Арра была поистине великой красавицей и моей близкой подругой с детства. Я нежно любил ее и по сей день храню память о ней. На самом деле не могу поверить, что Боги решили разлучить нас таким образом. Арра была омегой, и все же она умерла при родах. Потрясение от услышанного отразилось на лице Джекейриса. Криган заметил удивление принца и издал горький смех, на что он чуть не выронил вилку, но быстро попытался вернуть себе самообладание. — Милорд, пожалуйста, простите меня. Я не знал, что такое возможно. Криган глубоко вздохнул. — Все возможно, мой принц. Иногда Боги бывают жестоки. Мы, северяне, мало что можем позволить себе принять как должное. Любовь — вещь непостоянная, ее слишком трудно завоевать и слишком легко отнять. Моя Арра заболела чахоточным кашлем на поздних сроках беременности. И хотя ей удалось родить Рикона вопреки всему, она потеряла много крови, и ее тело было сильно ослаблено, чтобы смочь восстановиться. Я день и ночь молился в Богороще, но в итоге она скончалась от родильной горячки. Джекейрис выдержал взгляд Кригана, молчаливо разделяя его печаль, и похлопал его по плечу с многозначительным кивком головы. — Да будет благословен ваш сын Рикон, лорд Старк, Старыми и Новыми Богами. Его слова и действия, похоже, успокоили душу Кригана, и он с благодарностью улыбнулся ему в ответ. Рядом со Старком место, предназначенное для его покойной жены, оставалось пустым. Перед ним на столе стоял серебряный кубок с драгоценными камнями, и время от времени слуга опустошал его и наполнял свежим вином из кувшина, стоявшего отдельно от остальных. Джекейрис наблюдал за повторением ритуала в течение нескольких раз, прежде чем упомянул о нем: — Какое вино вы подаете для своей покойной леди-жены, лорд Старк? Удивившись, что его гость заметил и поинтересовался, Криган поднял кубок и продемонстрировал его содержимое. — Не вино, а гранатовый сок, — пояснил он, когда принц понюхал напиток и не смог его расшифровать. — Как и большинство омег, моя Арра не любила вино. Но гранаты пришлись ей по вкусу, когда лорд Хайгардена преподнес их ей в подарок во время нашего свадебного торжества. Джекейрис неопределенно хмыкнул. — …Не знал, что омеги неравнодушны к вину. Поставив кубок на его законное место, Криган, казалось, повеселел. — Правда? — Он скорчил гримасу и рассмеялся, отбросив формальности и разрывая руками жареную утку на тарелке. Он оторвал ножку и помахал ею в сторону Джекейриса. — Тогда пусть это будет для вас уроком, от альфы альфе. Я слышал, что омеги — большая редкость в Доме Дракона. Должно быть, это правда, раз сам принц так мало знает об их природе. Юноша кивнул: — В моем доме нет других омег, кроме принцессы Рейнис. — Говорят, это из-за кровного родства, — внезапно упомянул Криган с полным ртом хлеба и подливкой. Вино и эль развязали ему язык, и он ослабил бдительность рядом с человеком, который так сильно напоминал ему его собственного младшего брата. — Если бы вы, Таргариены, Веларионы, кто угодно — если бы вы все породили больше бастардов, возможно, в мире было бы больше омег Таргариенов. К этому моменту Джекейрис тоже был достаточно пьян, но разговоры о бастардах заставили его ощутить неловкость, и он не стал смеяться. Криган заметил это и, чтобы отвлечь внимание, быстро бросил на его тарелку кусок голубиного пирога. По обычаю старший альфа должен был подавать еду младшему в знак доброй воли и заботы. — Я хочу, чтобы с этого момента вы называли меня Криган. Мне не особо предпочтительны титулы между мужчинами столь близкого возраста, как мы. Джекейрис одобрительно кивнул, благодарный за пирог и смену темы. — Хорошо, Криган, я разделяю ваши чувства. Можете обращаться ко мне как к Джейсу. Альфа усмехнулся: — Джейс? — Так называет меня моя собственная семья. Старк широко улыбнулся и крепко хлопнул Джекейриса по спине. Свежий аромат березы, черной смородины и яблока, исходивший от старшего довольного альфы, окутал юного принца. — Тогда прекрасно! — провозгласил Криган и поднялся, чтобы произнести тост в честь принца. — Тост! Его громогласный голос наполнил зал, когда альфа взмахнул кубком в воздухе. — Да будет известно, что принц Джекейрис будет самым желанным гостем в Винтерфелле. Право первородства его матери узурпировал его собственный дядя, как и когда-то в юности оспаривалось мое место лорда Винтерфелла. Моя семья! Мои друзья! Сейчас я смотрю на ваши лица и вижу только праведных мужчин и женщин Севера, яростно преданных данным нами клятвам. А теперь тише, дайте мне сказать! Криган жестом руки остановил улюлюканье и одобрительные возгласы, раздавшиеся в зале. Когда наконец наступило спокойствие, он продолжил: — Пусть не будет забыто, что мой покойный отец преклонил колено перед принцессой Рейнирой из дома Таргариенов, когда она была названа наследницей Железного трона. Принц Джекейрис прибыл из добрых побуждений, чтобы выполнить данное моим отцом обещание, и я намерен исполнить его. Он снова сделал паузу, когда раздались новые возгласы, на этот раз более громкие, кубки и бутыли застучали по столам. Вино и эль расплескались во все стороны. Джекейрис никогда не видел ничего подобного. Его не могло не поразить, как Кригану удавалось так легко трогать сердца своих людей, не имея за плечами ни одного дракона в своем имени. Это так отличалось от метода его отчима — требовать верности угрозой драконьего огня. Принц смиренно сидел, удивленно держа свой кубок, пока Криган властно заканчивал свою речь. — Зима близко, но нам, северянам, не страшны ни холод, ни драконье пламя. Так поднимем же наши кубки за его здоровье и удачу! За Джекейриса Велариона, принца Драконьего Камня! Он чувствовал себя так, будто летит над облаками, а весь Винтерфелл шумно приветствует его и поднимает кубки. Не имело значения, что еще может произойти сейчас и в будущем. Молодой принц сомневался, что что-то может быть так хорошо, как этот момент. — За тебя, Люк, — одними губами произнес он про себя, поднимая тост и осушая свой кубок. Глаза его остекленели, а сердце согрелось надеждой.