Под лиловым мраком неба

Седрик сразу же приметил её, испускающую тёмную, будоражащую энергетику, от которой внутренности скручивало узлом и вторая сущность неугомонно металась внутри в поисках выхода, стоило только ей появиться в поле его зрения. Впрочем, такую женщину, страстную, донельзя живую и неукротимую, словно воды Проклятого моря, невозможно было проигнорировать: с первого взгляда она либо располагала к себе, вызывала желание познать её, назвать своим другом или даже кем-то большим, либо вынуждала сердце захлёбываться в ненависти, мучительно поражая той всё остальное тело. Золотой середины будто бы не существовало вовсе, всё связанное с ней вечно достигало крайностей. Истории об этой женщине и её делах ходили по всем известным землям, не оставляли никого равнодушными, служили реальной страшилкой даже для взрослых, бывалых в битвах воинов, о могуществе и суровой справедливости великой империи Кондракар. Седрик часто слышал о Кровавой ведьме от солдат, дворян и даже от простого люда и по-своему любил эти байки. Ему искренне хотелось однажды встретиться с ней лицом к лицу, предпочтительнее на поле битвы, чтобы оценить её во всей красе, понять, действительно ли она такое чудовище, как принято считать. За ним самим тянулась репутация хладнокровного убийцы, который по приказу обезглавит даже собственную семью. Столкновение двух чудовищ в попытке выяснить, кто же из них больше достоин этого звания, представало увлекательным занятием, всяко лучше, чем прозябать в до сих пор непривычно холодном для нага замке и устранять последствия выходок принца-идиота. Ко всему прочему Седрика интриговала сама суть ведьм, опасных и коварных созданий: такие женщины охотно заглядывали в глаза демонов и лишались всякого страха; видели мир иначе, гораздо глубже, без иллюзий, находя в его скрытых складках знания, позволяющие уничтожить всё сущее, даже богов; приковывали к себе внимание не прекрасным ликом, пусть и без того не обходилось, скорее, яро бурлящей в них силой, природным очарованием и умело его использовали во имя лишь собственной выгоды; любили и ненавидели так страстно, что никто не оставался равнодушным. Если о феях говорили, что они едины с природой, то ведьмы подчиняли её, делали своей послушной зверушкой, не боясь отпора и последствий. Они всегда брали своё, а то, что им не принадлежало, рано или поздно любыми способами присваивали. Их не удержать, не подчинить, не сломить. Их любовники – демоны, родитель – хаос, порождения – поступки, изменяющие мир. Встретить ведьму считалось большой редкость, но если выпадал шанс, на жизнь будто бы ложился грязный отпечаток вечного проклятья. Внутри всё так и клокотало из-за непреодолимого желания познать его, на личном опыте убедиться, настолько ли оно, как говорили, мучительно и сладостно одновременно, и тем самым скрасить утомившую скуку, вновь ощутить хоть слабый всполох огонька жизни, давно утраченного под натиском прожитых лет и сопровождающей их рутины. И вот боги в коем-то веке пошли на уступки: предоставили шанс удовлетворить любопытство или же, напротив, решили испытать, попытаться сломить, послав коварнейшего и непредсказуемого противника. Ведьма предстала перед мужчиной чуть ли не обнажённой – имеющаяся одежда соблазнительно обтягивала все изгибы фигуры, и свисающая, воздушная ткань завораживающе переливалась в лучах солнца, – с едкой, смертельным ядом проникающей под кожу улыбкой и с нескрываемой скукой, засевшей в удивительно светлых глазах. Они неожиданно напомнили о ясном, безоблачном небе, которое бывало в Меридиане перед самой страшной и лютой грозой. Это затишье Седрик особенно любил из-за того волнующего ощущения близкой угрозы, способной принести множество несчастий и лишений. Во время представления друг другу Ведьма всё же обратила на него внимание и задержала на нём взгляд дольше, чем на ком-либо до того. Её радужка резко потемнела, словно и правда налетела гроза, и в глазах всего на мгновение проскочил интерес, сравнимый с тем, когда перед лицом капризного ребёнка машут чем-то невероятно для него желанным, тем, что он заполучит себе при любом раскладе. Седрик заметил это скоротечное волнение, ибо она позволила, отрицать не было смысла. Уголки её губ поползли выше, более открыто заявляя о намерениях, и тут же опали. Седрик едва ли не опешил от такого быстрого развития событий, от проявленной поистине вопиющей для его уже привычного общества наглости, но с лёгкостью сохранил лицо, ничем не выдавая своей заинтересованности в предложении, пока по сосудам жгучей, приятной шипучкой разносилось предвкушение, вызвавшее схожие с лёгким опьянением ощущения. Чувства, возникшие лишь от одной, ничем непримечательной встречи, официальность которой и вовсе ранее бы убила какие-либо эмоции, поразили, взбудоражили настолько, что мигом захотелось большего: выяснить, до какого безумия способна довести эта женщина и какую его концентрацию выдержит сама; лично убедиться, действительно ли ведьмы такие искусные любовницы, что покажется, до них не доводилось испытывать настоящего наслаждения вовсе, а после ему уже никогда не бывать; попробовать её плоть и кровь на вкус, выпуская наружу звериную сущность и сталкиваясь лишь с полным принятием. Желания продолжали плодиться с невероятной скоростью, некоторые мелькали всего на мгновение и тут же терялись на фоне остальных. Если позволить себе расслабиться, начнёшь задыхаться и испытывать дезориентацию – Седрик отвык от присутствия эмоциональной составляющей в своей жизни из-за полного увязания в унылой рутине. Казалось, уже долгое время пребывал в спячке, и только новости о возможной войне с соседним королевством немного пробуждали, позволяли приоткрыть глаза и увидеть краски, уже напрочь стёршиеся из памяти. Неожиданный всплеск сильных эмоций от встречи с какой-то женщиной, пусть и не совсем обычной, растолкал, вынуждая подняться на ноги, показался поистине странным, болезненным, но таким желанным, предоставляющим шанс почувствовать себя чем-то намного большим, чем лишённое души и воли живое орудие в руках королевской семьи. С ней, вероятно, он не просто полностью пробудится от забытья, а и вовсе забудет о сне. Глупо называть подобную смесь чувств любовью, особенно после первой встречи, да и не станет она даже в будущем чем-то большим, чем воспринималось ныне – ощущением рядом с собой такого сильного, прекрасного пламени, которое зажигало внутренний огонь всех людей поблизости, даже если тот давно затух или тихо тлел, и, даря приятный тёплый свет, разгоняло мрак смертельной скуки или иных отравляющих эмоций. Целый день прошёл как в тумане из-за кучи различных необходимых формальностей и церемоний, только сияние Ведьмы ни на секунду не теряло чёткости, постоянно маячило на периферии зрения. Седрик, безукоризненно играя свою роль, всё выжидал удачной минуты, чтобы украсть её ненадолго для разговора наедине. Боги не упустили шанса ещё немного поиздеваться – часть людей нисколько не желала сторониться Ведьмы и с удовольствием слушала самые ужаснейшие подробности её военных заслуг. Седрик знал, что не держись рядом с ней кондракаровская «принцесса», любимица публики, народ бы менее охотно пошёл на контакт, но ничего не мог сделать. Оставалось только ждать, впрочем, терпение было одним из его самых ценных качеств и всегда приносило лучшие плоды. Тому подтверждение нашлось и в этот раз: в какой-то момент Ведьма улизнула ото всех, но прежде обменялась не слишком долгим, но явно не вписывающимся в рамки приличия взглядом с Седриком. Понять столь однозначный жест не составило труда – мужчина задержался ещё несколько минут в бальном зале, деликатно завершая разговор с приставшими к нему дворянами с вопросами о состоянии армии королевства и готовности к войне, и неспешно его покинул. Ночной воздух приятно ударил в лицо, вынуждая сделать более глубокий вдох после духоты помещения и бесконечных раздражающих бесед – Ведьма нашлась на одном из дальних, мало освещённых балконов и всматривалась куда-то вдаль, неожиданно лишившись своей привычной улыбки. Седрик приблизился бесшумно, словно не касаясь земли вовсе – издержки прошлого, навсегда ставшие неотъемлемой частью его самого, – но она ощутила чужое присутствие будто бы неким седьмым чувством, может, уловила звук сердца или же ветер нашептал, и сразу дала об этом знать, оборачиваясь к нему. На её губы вновь легла улыбка, лукавая и понимающая. Конечно же, она всё знала наперёд, предугадывала его действия и мысли, читала как открытую книгу. Правда, Седрика это, на удивление, нисколько не раздражало, напротив, раззадоривало, придавало большего очарования их дальнейшему общению, пробуждало бодрящий интерес последствий того, когда твою душу насквозь видят. Придётся ещё сильнее вилять, искать способы обмануть и запутать. Боги слишком уж давно отказывали ему в достойном враге, способного заслужить не только его уважение, но и восхищение. Седрик облокотился на перила и заглянул в глаза Ведьмы, сразу без приветствий, без формальностей, невыносимо наскучивших не только за этот бесконечный день, намеренно будничным, незаинтересованным тоном вопросил: — Говорят, ты с демонами якшаешься? Выражение лица Ведьмы не изменилось, похоже, ждала чего-то подобного или вовсе знала точную формулировку. Лишь выдержала недолгую паузу, будто бы к чему-то прислушиваясь, и бесстыдно, пристально изучала взглядом мужчину. Следом едва заметно кивнула, видимо, оставшись довольной полученными выводами. — Говорят, в оборотнях есть демоническая часть? Её низкий, определённо чарующий голос будто бы проникал под кожу, вклинивался в структуру самих клеток и тем самым подчинял себе – Седрик едва слышно хмыкнул из-за реакции собственного тела и из-за того, что Ведьма отвечала вопросом на вопрос. — Возможно, — он неопределённо дёрнул плечом, не удержавшись от ухмылки, так и замер из-за звука чужого тихого смешка и открывшегося его взору вида. Глаза Ведьмы из-за искрящегося в них веселья засверкали так ярко, что, казалось, затянувшие небо тучи расступились и пропустили холодное сияние луны и звёзд. Тьма будто бы отдёрнула от них свои кривые лапы и с недовольным шипением замерла где-то в шаге, нетерпеливо дожидаясь, когда же внезапно вспыхнувший свет исчезнет. Из-за смеха черты лица Ведьмы смягчились, придали ей очаровательно добродушный, ещё более притягательный вид. В голове и вовсе проскочили мысли, что сейчас она представала самым удивительным и прекрасным существом, которое ему когда-либо доводилось видеть. Седрик с лёгким отголоском страха поймала себя на этом и мигом сбросил с себя оковы странного наваждения, а мозг тем временем принялся активно анализировать произошедшее и выстраивать вполне логичные вопросы, ответы на которые наводили на совсем уж неутешительные, поистине ужасающие выводы. Наги славились своей слабой восприимчивостью даже к мощнейшим чарам иллюзии и тем, что накладывались для обмана, подчинения сознания, так какой же силой на самом деле обладала Ведьма, если ей удалось пусть на мгновение, но околдовать его? Это в корне меняло всё, придавало ощущение большей опасности и непредсказуемости. Как бы эта женщина его не погубила, не лишила всего. И всё же Седрик отказывался отступать, особенно из-за понимания, что их противостояние становилось на порядок сложнее, более выматывающим и рискованным. Именно чего-то подобного ему и не хватало – он усмехнулся и, отказавшись от долгих вступлений, сделал ведьме взаимовыгодное предложение, зреющее в его голове целый день. Она, конечно же, его легко приняла, тем самым начиная историю их странных и поистине безумных отношений, просачивающиеся в мир подробности которых в дальнейшем многим казались всего лишь абсурдной выдумкой.