***
Допрос Кунца закончился с рассветом. Рокотов и Дрёмов поднялись наверх, на свежий, пахший влагой утренний воздух. Вокруг тишина, глубокий утренний сон. Недавно на часах сменились солдаты, по периметру ограды ходил караул. Военное спокойствие. Иван наконец смог вздохнуть полной грудью. Она перестала болеть и ныть при каждом вздохе. Затянулась рана. Рокотов посмотрел на сиреющее небо. Ещё несколько часов назад тут стояла непроглядная мгла. Где-то вдали у другого, ещё тёмного края горизонта, толпились тучи утаскивая за собой дожди. Хорошо было. Город глубоко спал. — Да, в такое время — самый сон! — раздался голос подполковника позади, он сам наслаждался свежестью раннего утра. Прав. Самый сон сейчас. Иван вспомнил о Свете. Спит сейчас, отдыхает. А до этого звонко смеялась у него на руках и обнимая его шею. «Рокотов! С ума сошёл! Поставь, тебе же нельзя!» — беспокойно, но со смехом и улыбкой затараторила Светка, когда они вошли в парадную, а он в один прихват взял её на руки. Иван покачал головой и шагая на этаж по ступеням ответил: «Ты своя ноша, а своя ноша не тянет!». Светка смеялась ему: «Вань, ты сумасшедший». «Согласен. Я от тебя без ума!». — было его мгновенным ответом. Снова её яркий совсем девичьи смех. Ах, Ваня как мальчишка! Света всё улыбалась, растаяв у него на руках, таких сильных, крепких и неизменно нежных. Так и принёс он её домой. Сейчас Света крепко спала. Сердце Ивана грело то, что она дома. — Ну, нужно за этой Гретель ехать, брать её. — снова, уже серьёзнее, заговорил Дрёмов. — Пока не сбежала. Дрёмов неожиданно смолк. Он стоял рядом. Рокотов осторожно взглянул на него. Подполковник что-то обдумывал. А потом решительно произнёс: — Надо одновременно и группу на конюшне взять, и эту мадам. Сразу, не откладывая. Светлана Петровна сейчас где? Дома? — Да. — в этот момент Иван понял, что сладкий сон жены, кажется, закончился. — Значит так. Ты сейчас берёшь солдат и на конюшни. А я со Светланой Петровной — за секретаршей. Прямо сейчас. Не будем это растягивать. Спорить бессмысленно. Приказ получен. Нужно исполнять.***
Солнце быстро всходило. Двор снова наполнили солдаты и звуки фырчащих моторов. Иван, совершенно готовый к выезду на задержание, вышел во двор штаба в тот момент, когда Надя садила в машину мальчика Шульца, он уже перестал боятся солдат вокруг себя, охотно брал от них разные угощения на которые были щедры бойцы. За рулём машины привычно сержант Мамиев. А он сейчас и самому Рокотову ох как нужен! Из штаба же следом за Иваном вышел Богданов, перекурить. — Пацанёнка повезли? — показывая на машину спросил полковник у Рокотова. — Да. Светлана Петровна вчера распорядилась. — И правильно. От таких вот оборванцев потом одни проблемы, если без всякого надзора они. То мне население на воровство их жалуется, то вот — они всяким недобиткам помогают. — закуривая говорил Богданов, — А сержант ваш, смотрю, шофёр толковый. Мне б такого! — Платон Егорович, — неожиданно обратился Рокотов, — а могу вас попросить? — Это смотря что хочешь. — Пускай мальчонку Саенко отвезёт. А сержант тут, при штабе останется. Раз уж говорите, он шофер толковый, так пусть здесь, при вас будет. Машины есть как раз. Богданов нахмурил свои седые брови, поглядел на ещё стоящую во дворе «эмку» с Мамиевым. — Этому разгильдяю доверить дитё везти? Угробить же может. Ладно себя — пацана, переводчика и машину! — Ну, думаю такая ответственность наоборот, даст шанс исправится. Ведь главная цель наказания — это исправление. Богданов всё ещё хмурился, глядя на майора. «Следователь до мозга костей!» — вертелось у него на языке. А потом махнул рукой и сказал: — Не знаю, зачем тебе это надо, Иван Григорьевич, но бог с тобой. Пускай везёт Семён. Может в самом деле поумнеет, коли ответственность будет. И полковник сразу же скрылся за дверями штаба. Рокотов отозвал Мамиева и вскоре с самым довольным видом Саенко сел за руль. Глаза парня горели великим огнём торжества и удовольствия. Но прежде, чем уехать со двора, Семён дал честное слово Ивану Григорьевичу, что будет образцовым шофёром и не подведёт.***
Солдаты высадились из грузовиков задолго до того, как подъехали к оставленным когда-то в апреле конюшням на окраине города. Они пустовали по сей день. Рокотов распределил солдат так, чтобы плотно окружить постройки и не дать никому выйти. Ивана прикрывал Хаджи. Подступали в полной тишине, трава под ногами практически не шуршала, сапоги не стучали каблуками по камешкам дорожек. Солдаты одновременно ворвались в домик конюхов и сами конюшни. Врасплох в комнате домика автоматчики застали двоих ошарашенных немцев, в углу комнаты стояло их оружие, немцы даже за пистолеты, спрятанные за пазухой, схватиться не успели. Так и взяли их, сидящими за столиком и завтракавших. В комнате были остатки их еды, скромные спальные места на пять человек и какие-то мешки по углам. Немцев вывели на двор, они стояли у кирпичной стены с вытянутыми вверх руками. Их на прицеле обоих держал Мамиев, автомата он не опускал, тёмными глазами пристально глядел на них. Вот теперь для этих двоих война действительно закончилась. Хенде хох. Среди этих немцев Михаила не оказалось. — Где ещё двое? — спросил Рокотов, когда немцев поставили у стены, а он их внимательно осмотрел с ног до головы. — Ушли. — сразу же ответил один из пойманных. — Куда? — К остальным. — В лес? Немец молча кивнул. Что ж, Иван так и предполагал. А вот похищенную форму нашли быстро — её спрятали по мешкам. Можно считать, что это дело раскрыто по самым горячим следам. Но Иван ещё раз внимательно обыскал в комнате вещи, оставленные диверсантами. Боеприпасы, ветошь для чистки оружие, пустые пачки из-под галет, концентратов, фляжки с остатками шнапса, водой. И так три мешка. А вот четвёртый вещмешок был интереснее. Там сложены хорошего вида вещи, в каких недурно и в люди выйти. Хорошие ботинки, крепкие, начищенные. Рокотов полез по карманам одежды. Рука нащупала что-то резное и кажется из дерева. Иван быстро вынул на свет свою находку. В руках оказался обычный деревянный шахматный конь. Самый обыкновенный. Но это сейчас была самая необыкновенная находка. Это тот самый конь из набора, который Рокотов видел в доме, где арестовали диверсанта Кунца. Это Миша оставил! Это была и подсказка от него, где искать его и диверсантов — на конюшне, и отцу весточка о себе. Рокотов принялся рассматривать этого коня со всех сторон. Зачем сын его здесь оставил? Что хотел передать этим? Вновь быстро повертев в руках фигурку, Иван заметил, что снизу есть мало приметное закрытое деревянной пробкой отверстие. Он быстро вскрыл его. Внутри оказалась маленькая свёрнута трубочкой записка, на ней — координаты какого-то места. На обратной стороне цифра «10». Вот, это то, что Иван искал! Сообщение от агента «Генрих».***
Звонок Дрёмова Света услышала не сразу, казалось, это очередной сон. Но телефон настойчиво трещал в гостиной и стало быстро понятно — не сон. Это явь. Где она всё ещё на службе. Где она всё ещё следователь. Дрёмов вызывал её срочно, сказал, что все подробности — в штабе. Когда она пришла туда, то первым делом очень хотелось спросить, что нельзя ли было дождаться утра, но подполковник быстро пояснил, спешно собираясь, что в администрации городка выявлен вражеский агент, Иван Григорьевич уехал на задержание одной из диверсионных групп, а Светлана Петровна очень нужна. Выявленный агент — женщина. Гретель арестовали на пути в ратушу. Дрёмов оставил машину перед ней, вежливо представился, взял под руку и с элегантными манерами усадил её в машину. Где сидела майор Елагина. Смотрела она на арестованную строго, что очень контрастировало с подполковником, который улыбался и шутил по немецки. А Гретель с испуганным взглядом осматривалась. Она не ожидала такого. Всю дорогу до штаба она молчала и круглыми глазками смотрела впереди себя, лихорадочно пытаясь понять, что её ждёт дальше. Вместо допроса в камере подвала Гретель ждал кабинет Дрёмова, тёплый, просторный и светлый. Благосклонность же подполковника сменилась на строгость, шуточки ушли, как будто их и не было вовсе. Дрёмов сразу начал с главного — что передавала фройляйн Катценмайер немецким диверсантам. Девушка, видя, что положение её незавидное решила не врать, не молчать, а рассказывать. Гретель поведала о том, что это она сообщила некому Генриху, с которым, она считала у неё любовь, когда лучше всего похитить Крамера, тот не давал ей доступа к информации, что нужна была диверсантам, бургомистр всё тщательно проверял, запирал на ключ все документы, опечатывал сейф, посадил даже её работать у себя на виду. А потом, когда похищение не удалось, сообщила о лейтенанте из охраны. Гретель знала, что он не прочь выпить, лейтенант ей даже знаки внимания оказывал, приглашал к себе. Гретель сказала и о том, что сегодня утром передала Генриху новое расписание патрулей и того, что через два дня через через город поедет делегация, она показала эти документы даже до того, как их увидел Шнейдер — переписала и оставила в почтовом ящике, который указал ей Генрих. Дрёмов уже знал, что ящик этот был напротив того, куда записку относил мальчик, пойманный Светланой Петровной. И всё сходилось с показаниями диверсанта Кунца. Елагина тщательно записывала показания, Дрёмов ей пересказывал, он не хуже Ивана Григорьевича владел языком. — Сколько человек в отряде, с которым пришёл Генрих? — задал один из последних вопросов подполковник. — Я не знаю, видела только четырех с ним. О других ничего не знаю. Как зовут тех четырёх я тоже не знаю. — потупив взгляд и теребя в руках плисировку юбки повторяла Гретель. Света, пока всё записывала, стала смутное догадываться, кто такой Генрих. Уж очень всё стройно тогда выходило. Сразу возник вопрос — а понял ли это Ваня? Ей нетерпелось его увидеть чтобы спросить, чтобы рассказать о своей догадке.***
Дрёмов отдыхал после допроса и поглядывал на часы на руке сверяя их с ходом больших красивых и наверняка старинных часов-ходиков на стене. «Аж два часа беседовали… Мда, не думал, что так разговорится фройляйн» — ходил туда-сюда взгляд подполковника — то за окно, то на свои часы, то на кабинетные. А Светлана Петровна между тем заканчивала с оформлением документов. — А вы, Светлана Петровна, так и не выучили немецкий? — неожиданно обернулся от окна Дрёмов. — Нет. Не дался. — не отрываясь ответила Елагина. — Хм… А вы ведь писали рапорты, чтобы вас в разведку взяли. — в голосе звучала слабо уловимая попытка иронизировать на тем, что она языка не знала, а в разведку просилась. Светлана отвлеклась, она даже не удивилась, что Дрёмов знал это о ней. Но не нравилось, что он решил поиронизировать над этим. — Писала. Но из-за того, что не владела немецким и не взяли. О чём совершенно не жалею. — с резкостью во взгляде ответила Елагина. — А если я скажу… — Я отвечу «нет». Даже не предлагайте мне. — посмотрела Светлана Петровна решительно и твёрдо, она поняла к чему клонил Дрёмов. — Семейка. — пробормотал почти сквозь зубы подполковник. Несколько минут из шума в кабинете были часы-ходики на стене и скрипящее в руках Елагиной перо. Подполковник внимательно наблюдал за майором, за тем как её рука вела строчки по листу — твёрдо, уверенно, вдумчиво. «Красивая… Красивая, умная, смелая. И самое главное — верная. Все бы такие были, как она» — стоял и не мог оторвать взгляда Дрёмов, вместе с этим тихо завидуя счастью Рокотова. Ведь своего Виталий Сергеевич сложить не смог. — А в нашу прошлую встречу вы были куда сентиментальнее, чем сейчас. — задумчиво произнес подполковник. И хотела Света что-то на это ответить, как распахнулась дверь. Вошёл Рокотов. Не снимая шинели он прошел и опустился напротив Дрёмова. — Двоих взяли. Форму нашли. Там, у них лежала. — отрапортовал Иван. — Отлично! А где ещё двое? — Дрёмов сделался сразу очень довольным, но от нетерпения узнать подробности потянулся за папиросами. — Ушли к основной группе, в лес. А вот это, — Рокотов вынул из кармана найденную в тайнике записку и положил перед подполковником, — нам передал Михаил перед тем, как уйти. — Миша? — Света не верила своим ушам, глаза удивлённо не сходили с Ивана. — Он правда здесь? — Да. Диверсанты знают его под именем «Генрих» — кивнул Иван; Света поняла по его спокойному ответу, что он уже давно это знает, а ей теперь окончательно стало всё понятно с диверсантами, кто медленно подводил их к рукам контрразведки. — Глубокая конспирация, это основной стиль работы Михаила. — пояснил Дрёмов рассматривая записку и выпуская дым. Рокотов тоже это понял, когда только начал догадываться, кто такой Генрих. И теперь ему было это не в новинку. Света тоже теперь это поняла — Миша так ещё в Кёнигсберге работал. И если бы не его опрометчиво оставленный янтарный конь в ящике тумбочки, то она бы никогда не догадалась, кто же был такой этот капитан Артемьев, которого она считала предателем, вражеским агентом. Дрёмов достал очки, зажал в губах папиросу и насупившись разглядывал листочек. Разглядев карандашную надпись из цепочки цифр на одной стороне, подумав, Дрёмов почти торжественно отложил записку и сказал: — Ну что же, а вот и координаты того, места, где лагерь основных сил. И общая численность группы. То, что нам и нужно было. Группа для нападения в городе ликвидирована, но основные силы об этом ещё не в курсе… — Потому что связной их это Михаил. А он всё представил так, что всё готово для выступления. — быстро подхватил Рокотов. — Да. Твоя удочка, Иван, о ложном времени проезда делегации ими принята. И именно сейчас они соберут все свои силы. Нам теперь осталось накрыть всех их. Не теряя времени. Мы знаем где они и сколько их. — Подожди, а ты уверен, что их точно будет всего десять человек в отряде? — неожиданно засомневался Иван, ему казалось, что слишком мало это. — Иван, ты не доверяешь тому, что передал твой сын? — Дрёмов уже вышел из-за стола. — Ну а если он не обо всех группах знал? — Иван Григорьевич. — вздохнул подполковник так, словно стоял и объяснял очевидные вещи, — Я уверен — их десять. Я информации от своих агентов доверяю. Всё! Иван Григорьевич, Светлана Петровна, собирайтесь. Времени у нас крайне мало! — заторопил подполковник. Светлана собрала готовые бумаги, отдала их подполковнику, и хотела выйти вслед за Ваней, но он неожиданно попросил её пойти вперёд, а сам он скоро, ему нужно задержаться. Светлана вышла. Как только хлопнула дверь кабинета, Рокотов очутился рядом с Дрёмовым. — Светлана Петровна в этом участвовать не будет! Она останется в городе. — твёрдо заявил Иван — Почему? — Вот почему. — Рокотов вынул из кармана выписку от врача, которую не успел отдать вчера. — Я не хочу, чтобы моя жена, которая в положении, подвергала себя такой опасности. Она останется в городе. Рокотов был решителен, а Дрёмов очень удивлен. Он не без интереса прочёл выписку. — Иван Григорьевич, — начал подполковник протягивая обратно ему листок, — я очень тебя сейчас понимаю. И даже поздравляю с таким событием. Но мне нужны все кто могут командовать и держать в руках оружие. В передовые части я теперь, конечно, не отправлю её, но и без дела не могу оставить. Она поедет. Это приказ, Иван Григорьевич. Если мы сейчас их не накроем — нам всем, Светлане Петровне в том числе, грозит совсем другой трибунал. И судить там нас будут по законам военного времени… Прости, Иван Григорьевич, у меня нет другого выхода. Дрёмов вышел из кабинета так быстро, что не оставил шанса Рокотову чтобы настоять на своём, на возражения и споры. Света будет в этом участвовать… Она идёт в бой. Даже полковник Богданов не в силах был изменить решения подполковника Дрёмова. Ведь сейчас именно он, подполковник Дрёмов, вся власть в городе. Дамоклов меч в лице высшего начальства, приказов и законов военного времени висел над ними снова.***
День набирал силу. Только солнце не проглянуло. Снова натянуло серую вату туч на небо. На почти обнажившихся деревьях затаились вороны и грачи. Всё было словно в мрачном предчувствии. Иван крепко обнимал Свету, она в волнении тоже прижалась к нему; снова это всепоглощающее чувство страха потерять друг друга, потерять последнюю надежду на простое житейское счастье. Светлана для Ивана — единственная радость в жизни. Сын далеко, вырос и идёт уже давно своей жизнью. А Света — она вернула ему ощущение своей нужности, важности, что у него столько впереди и жизнь его продолжается. Она закрыла брешь в его сердце оставленную прошлой жизнью, где самые близкие и родные люди с лёгкостью предавали. А Света была другой. Сегодня, спустя годы несчастий, спустя столько слёз и нестерпимой боли, он счастливо улыбается от одной только мысли, что под сердцем у Светы начал свою жизнь их ребенок. Иван хотел второго на самом деле уже очень давно. И вот теперь случилось. А Ваня для Светы — самый родной человек, он всегда поймёт, поддержит, поможет. С ним ей не страшно. Ей с ним счастливо. Просто по женски счастливо. Ей ещё не так много лет, но Ваня стал для неё всей жизнью. Нет, она не растворялась в нём, не жила только его заботами забыв о себе. Нет. С ним она нашла себя, освободила те стороны души, которые очень долго отвергала, прятала. Сколько лет она врала самой себе во многом — она же на самом деле любит лирику, что она сентиментальна и что ей всё же нравится когда к ней внимательны. С Ваней она стала свободна, она могла быть собой, такой какая есть. Да, она знала, что Ваня не приветствовал то, что найдя зацепку по делу, она спешит её проверять, норовит сама всё делать. Но он никогда на настаивал на том, чтобы она бросила своё любимое дело. Ваня просто старался быть рядом и оберегать её. Во дворе штаба гулко просигналила машина Мамиева. Напоминание, что пора. — Светик, чтобы сегодня не произошло… — начал Иван взглянув в самую глубину её глаз, — Чтобы сегодня не случилось, помни о самом главном. — его ладонь опустилась на её живот, — Ты теперь отвечаешь не только за себя! Чтобы не произошло, помни об этом! И Ваня не смог удержаться, прижал её вновь к себе. На щеках Светы остывали касания его губ, частые, нежные, трепетные. Она крепко обхватила его, обнимала широкую спину и не видела, что по морщинам Ивана катились крупные солёные капли.***
Пробираться по лесу сложно. Ещё этот утренний холод и тяжёлый мешок с рацией за спиной. Но Михаил точно знал дорогу. Позади не отставал от него Руди — парнишка Рудольф, который долгое время был связным в отряде, сейчас же он прикрывал своего товарища. Шагали молча. Лес стоял мрачный, увядший, с глухой тишиной. Дожди с ветром окончательно смыли и разбросали всю его золотую красоту по земле. Деревья посерели, ветви беспомощно тянулись к небу ища там солнца, но и его не стало. Только свинец туч нависал громадой над ними. Среди этого вскрикивали редкие птицы, перепархивая с ветки на ветку. Под ногами чуть похрустывали ветки, хлюпали лужицы в мелких ямках, липла к подошве ботинок листва делая шаг тяжелее и выдавая путников следами. Приходилось останавливаться и сдирать эту грязь, маскировать следы. — Стой! Кто идёт! — среди мёртвой тиши леса раздался окрик. Руди замотал головой и приподнял руки, то же сделал и Миша, но спокойнее и сказал очень уверенно: — Свои. Генрих и Рудольф. — Кто свои? Пароль говори! — ответил ему голос в лесу. — Я от тётушки Клары с приветом для дяди Отто. — Миша сразу же произнёс заученную фразу. — Дядя Отто рад. — ответил голос, пароль был верный. И сразу же из-за бугра, из кучи листьев словно из-под земли появился боец, в болотного цвета коротком кителе, с винтовкой в руках. Сверху на нём была накинута мантией камуфляжная плащ-палатка. Он заспешил к Михаилу и Руди. — Веди нас в лагерь, у меня для командира срочное донесение. — заторопил Михаил, когда дозорный подошёл к ним. — Слушаюсь, герр лейтенант. — закинул за плечо винтовку дозорный и повел всех в лагерь. Укрыт он был хорошо, пара костров тут очень слабо дымила, с маскировкой было очень строго. Да и место, как оказалось, группа уже сменила. Вместо привычных десятки человек, спрятанных под навесами, сидящих среди огня, медленно покуривающих и болтающих о разном, взору Михаила открылся полный люда лагерь. Здесь минимум человек двадцать пять собралось, кто в форме, кто в смешанной одежде, кто совсем гражданском. Много пулеметов, гранат виднелось среди них. Вооруженны они были все весьма недурно. Михаил осторожно осматривался идя за дозорным. — Генрих! Ты пришёл! — расплылся в довольной улыбке немец в кепке и солдатском мундире, стоявший у входа в палатку командира. — Как видишь. Майор у себя? — Миша сделал радостный вид. — Да. Очень ждёт от тебя известий. — и часовой пригласил жестом Михаила внутрь, Руди остался на улице, дозорный, выполнив своё задание, ушёл обратно. Миша вытянулся, вскинул руку в приветствии и с энтузиазмом бросил: «Хайль Гитлер!». Внутри, в глубине палатке сидел за картой мужчина, он обернулся к вошедшему. — Что у тебя? — немец не отвлекаясь от карты спросил его. — День, когда наша цель будет на дороге.***
Отряд под началом Дрёмова и Рокотова широкой цепью, зорко смотря по сторонам шагал по направлению к той самой точке, которую дал им Михаил. У подполковника и Ивана в руках были автоматы; дело предстояло очень серьёзное, пистолет на него не годился. Лес стоял тихий, притаившийся. Шуршали только налипающие листья, стучали гранаты на поясах солдат, подсумки с магазинами. Они шли и не знали, что ждёт их там, за теми деревьями. Может смерть его. А может пронесёт, ещё поживёт. Каждый ведь ждал заветного листка о демобилизации. Война же закончилась! Дом, семья ждут там, в родном краю. Но они шагали по этому серому мокрому немецкому лесу добивать последних врагов. Рокотов старался сейчас думать исключительно об операции. В конце концов, Дрёмов сдержал слово и Света сейчас с отрядом прикрытия в тылу. Да ещё Мамиев при ней, Иван специально его попросил оставить там; на сержанта можно было положиться, после истории, когда он был готов собой закрыть её от гранаты, Иван не беспокоился, Хаджи не подведёт. С каждым шагом цель всё ближе. Радист, шедший рядом с Рокотовым и Дрёмовым постоянно держал связь со вторым отрядом. И вот, по цепочке передали команду приготовиться. С десяток винтовок и автоматов нацелились вперёд. Тихий шелест по земле. И громом с двух сторон вспыхнули долгие очереди из пулемётов. Отряд под перекрёстным огнём. Упали сражённые пулями первые убитые советские солдаты, заметались те, кто был позади. Дрёмов и Рокотов успели разбежаться за толстые стволы деревьев. Радист из-за своей ноши, хоть и побежал за первое попавшееся укрытие, но не успел. Всё оказалось настолько внезапно, что даже короткого сообщения, чтобы шла подмога, не ушло в эфир. Солдаты, офицеры, успевшие залечь искали глазами — откуда стрельба. Очевидно — они нарвались на засаду. Пулемёты не смолкали, но им уже отвечали. Стали раздаваться взрывы гранат. Часть солдат успела отступить, залечь. Залёг и Дрёмов шаря глазами по кустам. — Вперёд, за мной! — раздался его голос, он вскочил, увлекая за собой в атаку, но не пройдя и двух шагов упал, скатившись с небольшого пригорка вниз. Атаки не вышло, а вражеские пулемёты строчили и строчили бесконечными очередями. Стоял свист пуль и хлопки взрывов. Вскрикивали раненые. Немногие уцелевшие, завидев упавшего командира стали хаотично отступать, спасая себя от огня. Рокотов видел, как упал Дрёмов, как он покатился в низину. И видел как отступали солдаты под натиском врага. Солдат Рокотов не ругал, их положение в самом деле оказалось худым. Нужно отступать чтобы спастись. Рокотов, пригибаясь и потеряв фуражку, подполз к тому месту, где лёг Дрёмов. — Попали мы!.. — услышал Рокотов слабеющий голос подполковника, как только добрался до него. Иван осмотрел его, сразу заметил, что на подоле шинели дырка, а под ней алое пятно на галифе. Пуля угодила в бедро. Очень плохо. Но Дрёмов старался держаться бодро. — Вот, Иван Григорьевич, и я схлопотал пулю после войны. — отшучивался подполковник терпя боль, Рокотов пытался затянуть жгут, — Это ж надо было, как пацан взял и полез грудью на амбразуру! Вот уж в самом деле — дурная голова ногам покоя не даёт… Рокотов усмехнулся. Да, от Дрёмова такое было совсем неожиданно. Тут, в эту относительно тихую низину кубарем скатился молодой солдатик, одна рука прижимала к голове пилотку, словно это его великая ценность, а другая крепко держала винтовку. — Солдат, сюда! Помоги! — позвал его Рокотов. Парнишка сразу подбежал и принялся помогать пережимать рану подполковника. А сам трясся от страха. Сразу ясно — первый бой в жизни. Парень совсем ещё зелёный. Ему бы в такое время на лекциях сидеть, да с девчонками под ручку в парке гулять. А он здесь. Стрельба в лесу стихла. Редко слышались выстрелы из винтовок. Замолчали пулеметы. Неужели, наша взяла? Рокотов и солдат попытались приподнять подполковника, тот опираясь на их плечи, тоже силился подняться не ступая на раненую ногу. За их спинами тихо в землю ударилась «колотушка». Три… две… одна. Во все стороны полетела поднятая взрывом земля, мокрые пожухлые листья в перемешку с осколками. Ударная волна ударила в спины офицеров и солдат повалив их на землю. Сверху на их серые перепачканные кровью и грязью шинели стали падать комья влажной земля засыпая их. Мужчины не шевелились.***
Эхо перестрелки в лесу было слышно далеко. Слышали его и бойцы отряда прикрытия. Они напряжённо вслушивались в этот треск оружия. Там, в этой лесной чаще сейчас умирали их товарищи. В кузове «полуторки», где было что-то вроде небольшого штаба, сидела Светлана Петровна у радиста. Тот постоянно слушал нужную частоту, докладывая сидящему рядом капитану о том, что происходит у основной группы. Света слышала это и каждое сообщение заставляло замирать сердце. Особенно тревожно оно сжалось, когда раздались первые выстрелы. Она так далеко от Вани. Как он там? Цел? Жив? Мрачным мыслям она не давала овладеть собой, но тревога висела над ней. Иногда Света спрыгивала с помоста кузова и ходила вперёд-назад вокруг машины. Так она отвлекала себя. Но невольно её мысли возвращались к Ване, как он обещал с ней погулять в лесной тиши, в дали от всех и самое главное от работы. Где были бы только они вдвоём… Нет, уже втроём. Ладони Светы, спрятанные в карманах шинели касались живота. «Если Ваня сегодня не придёт, если он… Я себя должна беречь! Нашего ребёнка беречь!» — начинало появляться в мыслях Елагиной невольно, и тут же вспоминался мрачный Кёнигсберг и та подворотня. А потом Света зажмуривалась и часто-часто повторяла чуть слышно, словно молясь: «Он вернётся! С ним ничего не случится! Он будет жив! Он обязательно вернётся! Всё будет хорошо! У нас всё будет хорошо!» На подножке, рядом с шофёром сидел Мамиев изредка покуривая. Он болтал с водителем, тоже сержантом о разном, а сам поглядывал за Елагиной. У него наказ от Ивана Григорьевича — беречь её. Вот и приглядывал. — Товарищ капитан, рация замолчала. — услышала Света когда в очередной раз спустилась прогуляться. Она подскочила к радисту и капитану связисту. — Вызывай ещё! — скомандовала она, а сама старалась подавить в себе панику. — «Звезда», «Звезда», я «Луна». Как слышите? Ответьте… Я «Луна»… «Звезда», приём, ответьте. — повторял мантрой радист в микрофон. Но «Звезда» молчала. Слышалось только тихое шипение эфира в наушниках радиста на всех частотах.***
Больно ударили в бока. Раз, второй. Дыхание сбилось, рёбра застонали. Рокотов раскрыл глаза. Всё расплывалось перед ними. Кто-то кричал, а перед носом маячило чёрное дуло автомата. — Stehe auf! Stehe auf! — кричали над ним. «Немцы!» — понял Иван, когда в голове немного прояснилось и он стал чётче слышать звуки. Вокруг было трое с автоматами. Рядом в себя пришёл Дрёмов и тот солдат. Немцы, тыча в них оружием, приказали подняться и погнали куда-то. Шаги давались трудно, особенно когда волочишь на себе взрослого мужика килограммов под восемьдесят. Солдат хоть и помогал, но что он мог, будучи тоже раненым. Дышалось тоже тяжело от ноши. Но бросать её нельзя. Как бы Иван не относился к подполковнику, а он всё же человек, боевой товарищ. Рокотов чувствовал, как на лице запеклась кровь. Несколько раз попытался стереть её, да только пальцы перепачкал. Но понял, что рассёк справа щеку. Нестрашно. Заживёт. Вот у Дрёмова — у него серьёзнее. Подполковник получил пулю в ногу. Он старался не ступать на неё и мужественно молчал о боли, лицо только очень напрягалось, стоило потревожить рану. Когда Рокотов, Дрёмов и солдат подгоняемые дулами винтовок вышли на поляну в небольшой низине, сразу же по их спинам ударили прикладами, кто-то даже сапогом. Ноги подкосились, они повалились на землю. Однако, окружившие их немцы подняться обратно на ноги им не дали. Заставили встать на колени. В этот момент сюда спустился человек в камуфлированной куртке, на поясе блестела черная люгеровская кобура, на шее у него виднелся Железный крест на ленте. Из-за своей куртки сначала его можно было принять за какого-то эсэсмана, но на его голове сидела пыльная офицерская фуражка Вермахта. Немец подошёл к пленённым, ему показали оружие, документы, которые забрали у Рокотова, Дрёмова и солдата. Немецкий офицер с интересом разглядывал документы подполковника и Ивана. Казалось — это какой-то бред. Он, Иван Рокотов, советский офицер, офицер победившей в войне страны, попал в плен к капитулировавшим полгода назад. Но факт оставался фактом — он стоит на коленях, с тяжёлой и словно в тумане головой от контузии, а над ним гордо уперев руки в бока высится немец. Лицо его такое же противное, как и сама ситуация. Острый нос, колючий холодный взгляд из-под козырька, впавшие скулы, обросшие щетиной. Вид у немца был совершенно дикий. В его фигуре, манере держаться и особенно смотреть было что-то хищное, лишённое какой-либо человечности. Он с надменностью оглядел солдата, подполковника и Ивана. Иван узнал этого немца в фуражке — это тот самый майор Вермахта с фотографий из заброшенной усадьбы. Именно его фото сейчас продолжают лежать в штабе, в сейфе. Это он расстреливал и вешал партизан, гордясь своей «борьбой». Это он снимался на фоне подмосковных деревень. Это у него были милые детишки и жена, и одновременно он же вот также гордо, с видом хозяина снимал осиротевших детей в советских деревнях и городах. Иван узнал его. Немец оглядел их троих. Рокотов видел с какой ненавистью смотрел на немца Дрёмов. Если бы не его раненая нога и контузия — точно бы сейчас вцепился в него. И убил. Иван не сомневался. Рокотов же попытался вновь оглядеться. Глаза осторожно шарили по сторонам, голову он старался не поднимать. А чуть вдали, среди деревьев мелькнул тот самый, красивый, взгляд. Иван остановился… «Мишка!» — его глаза встретились с глазами сына, который неотрывно смотрел на отца. Они оба были неподвижны, ни одна мышца не дрогнула на их лицах. Но они узнали друг друга. Миша был одет в брюки, под курткой виднелась темная рубаха и вязаная жилетка. А на голове сидела кепка. Обычный немецкий парень… Если бы не видневшийся за плечом автомат. Рокотов обернул голову к Дрёмову. А он тоже осторожно смотрел в сторону Михаила. Ну вот и встретились все. — Руссишен официр? — спросил немец в фуражке у Ивана и Дрёмова. — Да, офицеры. Советские офицеры… Мы — офицеры, а ты — морда фашистская! — гордо ответил Дрёмов по немецки. Немец тут же ударил его в лицо. Виталий Сергеевич упал, Иван видел как его лицо исказила боль, но подполковник не проронил ни звука, пересилив себя он вновь поднялся стирая кулаком с губы свежую кровь. А немец грязно выругался. — Что делать с ними? — спросил один из солдат держа наготове винтовку, — Застрелить их? — Подожди. Я думаю. И тут показался немец в кепке и мундире, на котором красовались разные награды, на левом рукаве блестел «Кубанский щит», расправил над ним крылья орёл, сжав в когтистых лапах свастику. На воротнике мундира справа блестели руны, а слева — на чёрной петлице знаки гауптштурмфюрера. Даже погоны были на месте.На фоне остальной пёстро одетой массы, он выглядел самым военным образом. Совершенно точно, что он здесь один из командиров, возможно даже правая рука этого немца в фуражке. На ремне висели кобура под «Вальтер», подсумки к автомату, что он держал за спиной, сбоку виднелся штык-нож, фляга позади и там же болталась пара гранат. Лицо — такое же некрасивое и обросшее как у немца в фуражке. — Эрик, да что думать тут! По пули на этих красных выродков и готово! — поравнялся с командиром эсесовец. — Это я решаю, а не ты! — рявкнул ему командир, Эрик явно был недоволен, что в ход его мыслей вмешались. А гауптштурмфюрер окинул взглядом пленных. Он быстро зашёл за спину к Ивану. Было слышно как из ножен резко выхватился штык-нож. — Что здесь думать? Зачем они нам? Зачем мы будем с ними няньчится?! — схватив одной рукой Рокотова за волос, задрав назад голову и приставив к горлу лезвие задорным голосом предложил он. — Этих только резать! Ты посмотри, это же не просто русские офицеры — это комиссары! Голова и так раскалывалась, а после такого хотелось завыть от боли. Но нельзя! Терпеть! Иван чувствовал, как остро наточенное лезвие уже готово было проскользить по шее. Кожа чувствовала холод ножа на себе и биение артерии под этой сталью. Лёд бежал по всему телу. Смерть на кончике лезвия. Взгляд его же стал косится на всё также стоящего поодаль сына. Ну чего же ты смотришь? Чего ты ждёшь, Миша? — Погоди, Хорст! — раздался оклик Михаила, сам он спустился с пригорка к стоящим здесь, — Ну зачем сразу их убивать, когда с них можно выгоду поиметь. — Генрих, какая ещё выгода от этих трёх русских? — Хорст не спускал ножа и хватки. Михаил, сунув руки в карманы, приблизился к нему и Ивану, с натуральной презрительной ухмылкой он посмотрел на Дрёмова, на солдата, на отца. А потом перевёл взгляд на Хорста. — Их лучше взять с собой, когда будем уходить. Скоро сюда наверняка нагрянет их подмога и нас тогда точно всех прикончат. А американская зона отсюда совсем не далеко. Берём этих троих и уходим. Русские будут бояться брать нас быстро — заденут своих. А там, у американцев, эти русские будут нашей гарантией, что нас не выдадут «советам» — может быть очень хороший обмен — два смершевца на кучку каких-то солдат. Янки могут на такое пойти. Им не нужны русские контрразведчики у себя в тылу. А мы — мы им нужны. Хорст медленно, словно с неохотой, убрал нож обратно, отшагнул в сторону. Решение должно быть за командиром. А он, посмотрев на пленных своим холодно-пристальным взглядом, стоял и думал. Но думал быстро. — Берём русских и уходим. — раздалась команда. Всё вновь пришло в движение. Иван, снова подгоняемый дулом автомата, поднявшись с земли, бросил взгляд на сына. Миша не смотрел ни на него, ни на Дрёмова. Он о чем-то тихо говорил с командиром отряда. Иван, поддерживая подполковника, шагал и понять не мог, почему Миша не вызвался под видом расстрела дать возможность им сбежать? И почему вообще советский отряд попал в засаду если сын всё передал, все данные?! Он ошибся? Или на самом деле Миша… Не на советской стороне?***
Рация первого отряда молчала. А звуки перестрелки где-то в глубине леса стихли. Лишь глухое эхо взрыва принёс им ветер. Все были в напряжённо ожидании, что же дальше? Сквозь чащу, испуганные, с ранами, таща на себе товарищей вышла жалкая группа солдат. Мгновенно их окружили майор Елагина, капитан и несколько солдат. — Там… Засада… Все… Всё. — обрывкам фраз говорил солдат, руки его тряслись, а на мочках ушей виднелась запёкшаясь кровь, следы контузии. «Нет! Нет! Нет!» — затвердила Света самой себе. — Капитан, нужно идти туда! Вдруг там есть живые! А если раненые? Они же нас ждут! — стояла перед высоким капитаном Светлана, а у самой тонкой пеленой слезы на глазах еле сдерживались, но голос её был тверд, как камень, — Нам нужно пойти и всё проверить. И если отряд немцев ещё не уничтожен — найти и закончить с зачисткой. Капитан, просмотрев на то, что осталось от первой группы, помня приказ выдвигаться только после сообщения от первой группы не знал, что делать дальше… Но там ведь действительно могут быть ещё раненные. Там подполковник Дрёмов. И задание по уничтожению последних сил противника. — Слушай мой приказ! — прокатился зычный голос капитана по лесу. — Раненых немедленно в госпиталь. Отряд — оружие к бою! Выдвигаемся! Серые шинели, травянистые каски, пилотки замелькали среди посеревшего леса. Бойцы точно знали, кто что делает. Радист не отходил от капитана, в кузов «полуторки» разместили раненых, машина разминая шинами грязь тронулась в сторону города. Опушка леса быстро опустела. Отряд углубился в чашу леса. Туда, куда полчаса назад ушёл первый отряд.***
Место отгремевшего боя. Под ногами сотни гильз, брошенное оружие, у деревьев, среди кустов, ещё не остывшие тела погибших. И тихо стонали о помощи раненые, завидев своих. За ними пришли. Они спасены! Нашлось и несколько тел убитых врагов. Сразу стало понятно, что солдат тут немцы накрыли пулемётами и гранатами — гильзы и характерные воронки. Елагина спешно обходила место боя, заглядывала в лицо каждого убитого. Но это все не те. Она металась среди деревьев, с тревогой искала, но надеялась не найти тут Ваню. Но если и найти, то лучше уж раненого. Под кустом мелькнула синим фуражка. Света подбежала к тому месту. Россыпь гильз от автомата… Ванина фуражка! Вот, его рукой чернилами начертано на обороте — «И.Г. Рокотов». Чтобы не перепутать. Света тут же осмотрелась. Крови рядом нет, хорошо… Она отошла в сторону, спустилась с пригорка. Воронка от гранаты, множество следов от сапог и чья-то оброненая пилотка. Пятна крови на листве. Сердце снова заколотилось в груди, стараясь сдержать страх. «Лишь бы не Ваня!» — крутилось в голове, прижимая к себе его фуражку, которая всё ещё пахла им. Всё это время неотступно рядом с ней был Мамиев. Он ходил держа наготове автомат. В лесу очень нехорошо. Тревожно. Всех убитых собрали, раненых стали оттаскивать к той опушке, чтобы отвезти, там остался второй грузовик. Света обошла все тела. Нет среди них Вани. Нет и подполковника Дрёмова. — Странно. — это же заметил и капитан. — Но ни товарища Рокотова, ни товарища Дрёмова среди раненых или среди убитых нет… Где ж они? Света вспомнила следы в той низине. Характерные следы сапог. Она точно знала у кого-то такие были. — Боюсь, что они попали к немцам. В плен. — это ей казалось немного странной версией, но только так сейчас можно было объяснить их отсутствие. — В плен? — переспросил капитан, — Подождите, вы думаете, что немцы ими решили прикрыться чтобы отступить? — но он быстро соображал и понял, к чему клонила майор Елагина. — Скорее всего. Иначе их незачем брать живыми. И уверена, они сейчас двигаются в сторону границы окупационных зон. Капитан сразу же приказал продолжить преследование. До границы в самом деле было рукой подать. На бурой траве и листве ещё хорошо были видны капли чьей-то крови. Но на этот раз капитан отправил вперёд тройку солдат для разведки и дозора. В город, полковнику Богданову, он радировал чтоб искал подмогу. И строго настрого приказал быть аккуратным, чтобы остались в живых их пленённые офицеры.***
Лес казался бесконечным. Иван тащил на себе Дрёмова. Никогда не думал, что будет переживать за жизнь подполковника, всегда был уверен, что его совсем не жалко. Но сейчас Ивану было жаль его, хотелось его спасти, хоть он и со своими замашками, но в бою совсем трусом не был, даже в атаку кинулся, пусть что и неудачную. Ряды немцев хоть и немного поредели после перестрелки, но вооружены они были всё ещё до зубов. Не сбежать. Миша не отходил от майора Эрика. Иван заметил, как зло на него стал поглядывать Дрёмов. Видимо, он тоже засомневался в его верности, как и сам Иван. Но они все шли почти в самой главе колонны. Отсюда не сбежать, сразу убьют. Немецкий отряд вышел на просеку. Минуют её — до американской зоны будет рукой подать. Но это самый опасный участок — тут открытое место. Все как на ладони. Просека была широкой, с густой почти по самый пояс травой. Осмотрев окрестности в бинокль, оценив их, майор приказал двигаться дальше. Колонна двинулась вперёд. Но не прошли и половины пути, как они упёрлись в стену из свинца и огня. Застучали советские пулеметы, затрещали автоматы, забили одиночными выстрелами винтовки. Теперь уже немцы попали в засаду и это их прицельно били. Один за одним падали скошенные выстрелами враги. Немцы бросились врассыпную, бросая ящики с патронами, ещё с чем-то. Кто-то даже бросал и оружие. Эрик с верным ему Хорстом старались всех собрать, но тщетно. Лишь немногие могли дать отпор. Иван и Дрёмов увидели этот хаос. Самый лучший момент чтобы бежать! Но эти двое у них за спиной! Первым рискнул и бросился бежать молодой солдатик, который всё это время был рядом. Он не пробежал и десятка метров, как его застрелил охранник. И следующей целью он выбрал оставшихся Рокотова и Дрёмова. Подполковник опирался на плечи Ивана и смело смотрел на немца. Рокотов тоже заглянул в глаза врага. Дрогнет? Нет, этот не дрогнет. Этот выстрелит. Обязательно. Офицеры смело смотрели в глаза собственной смерти. Погибать, так с честью! Раздался пистолетный выстрел… Немец ничком повалился лицом в землю. А за ним стоял Миша. — Скорее, уходим! — бросился он к Ивану и Дрёмову. — Скорее! Михаил подхватил с земли пистолет убитого им немца, спешно обыскал его, вынул из кармана гранату, сунул к себе. Из другого кармана убитого достал «Вальтер», который немец забрал у Ивана. Михаил сунул «Вальтер» в руку отца, а сам, подхватил с другой стороны подполковника, они стали спешить в чащу леса, туда, где их уже не найдут. Рокотов же успел прихватить кем-то брошенный автомат и закинуть за плечо. Так и ушли бы они незамеченные, если бы не обернувшийся Хорст. Завидев, что пленные бегут, да ещё не просто так, а помогает им в этом человек, практически правая рука командира, немец в ярости бросился за ними, меняя на ходу магазин. Кругом пальба, разрывы гранат, но чутьё солдата у Миши было сильно. Опустив на мгновение подполковника, Михаил резко развернулся и сразу же в прицел попал Хорст. Миша не думая спустил крючок. В высокую траву, у самой кромки леса замертво упал гауптштурмфюрер Хорст Мунке, воевавший ещё в Польше, дошедший до Москвы и отступавший обратно туда, откуда ушёл воевать ещё будучи двадцатилетним парнем полным жажды стать героем великих битв. Выстрелы позади себя услышал и Эрик. Спереди напирали русские, в тылу тоже непонятно что, его последние солдаты в панике разбегаются. Тут остаётся одно — самому тоже бежать. Бежать как можно дальше, пока и тебя не догнала пуля. Эрик стал пятиться отстреливаясь из автомата. Нужно ближе к лесу. Там легче затаиться. И вот лес, спасительное укрытие. Эрик бегло осмотрелся. И сразу же взгляд выцепил знакомую курточку и две советские шинели. С языка слетела самая грубая брань. Нельзя дать им уйти, особенно этому «Генриху», он слишком много видел и знает о нем, майоре Эрике фон Таубе. Да и раз он со своими русскими офицерами удирает через эту сторону, через самую чащу, значит там есть место, через которое можно сбежать из-под огня. Эрик бросился в погоню и в последний коридор своего спасения.***
Саенко внимательно следил за дорогой пока на заднем сидении дремал мальчик рядом с Надей. Девушка рассматривала в окно машины тонкие серые стволы, которые мелькали достаточно быстро. Сидящий рядом с ней мальчик тоже с интересом смотрел за окно; давно он не был в дороге не пешком, а в комфортом салоне автомобиля. Мотор равномерно гудел, шины шумели по влажной мощёной дороге и брошенной на ней опавшей листве. И этот монотонный убаюкивающий звук нарушил хлопок выстрела. Мгновенно машину повело в сторону. Заскрипели тормоза, Саенко выкрутил колесо руля пытаясь сохранить машину на дороге. Девушка испуганно озиралась, как и мальчик. Проехав ещё десяток метров легковушка замерла у обочины. — Сёма, это что сейчас было? — тихо спросила Надя покосившись на шофёра, а другой рукой коснувшись кобуры. — Что-что… Стрелял кто-то. — шофёр показал рукой чтобы пассажиры не высовывали голову выше окон, а сам достал наган. — Видать, немчура ещё шастает по лесам… Тихо сидите! Не высовывайтесь! Надя прижимала мальчика к себя и пыталась его успокоить. Саенко приоткрыл дверь, осторожно выглянул и тут же заднее стекло разбилось от просвистевших пуль. Застучали они и по кузову. Шофёр успел буквально в последнее мгновение вывалиться со своего места и скатиться в небольшой кювет. Отсюда он разглядел чуть в дали двоих в полувоенной одежде и с автоматами в руках. — Откуда ж вы взялись! — сжал крепче рукоятку нагана Семён. — Чёрт бы вас побрал! Двое с другой стороны дороги выставив вперёд оружие зашагали к машине, первый шагал уверенно, второй его прикрывал иногда оборачиваясь. Было очевидно что их цель — машина Саенко, которая имела неосторожность тут ехать. Вопрос «откуда они взялись?» ушёл на второй план. Теперь главное не отдать машину и не дать им никого убить… Ну может быть кроме себя. Надя тем временем не знала о том, что делается за пределами салона машины, пистолет достать было неудобно, а Шульц схватился за её шинель и боялся отпускать. — Нас не убьют? — прошептал мальчик, девушка слышала испуганное дрожание его голоса. — Нет, Шульц. Ты что, не убьют… Не убьют. Надя прижимала к себе мальчика и сама старалась верить, что так и будет. Ведь Сёма же выскочил из машины, он же спрятался, сейчас выскочит, выстрелит во врагов и всё будет в порядке, они поедут дальше… Но Сёма не появлялся и не стрелял в ответ. Рядом заслышался частый стук сапог, кто-то подбегал к машине и совершенно точно не один. Надя расслышала немецкую речь, обрывки команд и коротких фраз. И следом в разбитом пулей стекле показалась серо-зелёная кепка и чёрный пиджак с чресплечными ремнями и на поясе виднелись подсумки и два чёрных «яйца» гранаты. В окно посмотрело чёрное дуло автомата и тёмные прищуренные глаза. — Пожалуйста, не стреляйте! — медленно выставила вперёд ладонь, проговорила на немецком Надя, а другой только крепче прижала Шульца. — Мальчика не убивайте! Шульц же сумел взглянуть на того, к кому обращалась девушка. В детских глазах застыл ужас — в него целился свой, немец! Целился хладнокровно и равнодушно, без тени сожаления. — Дядя, не убивайте! — прошептал и Шульц. — Я свой, дяденька! Немец вскинул автомат, прицелился, а Надя в этот момент обернулась спиной, укрыв своей фигурой Шульца. Уж если и умирать, то пусть она, а не ребёнок… Раздался негромкий хлопок возле машины. Немец с тёмными глазами отшагнул от легковушки, резко развернулся в сторону дороги и успел нажать на спусковой крючок. Автомат выплюнул несколько пуль, а потом раздался в ответ второй негромкий выстрел и немец упал ничком на спину позвякивая амуницией. По камням раздался лязг упавшего автомата. Всё стихло. Надя открыла глаза. Ни боли. Ни шума. Только Шульц дрожащими руками продолжал сжимать рукав её шинели и повторять по немецки «Не убивайте!». Девушка осторожно стала оборачиваться, с опаской выглянула в разбитое заднее стекло. На дороге лицом вниз лежал худощавый мужчина в зеленоватой форме. Но не советской, а немецкой. Чуть поодаль от него на камни присел, держась за правую руку молодой парень в ватной куртке, на которой пришиты погоны ефрейтора. — Сёма! Надя вышла из прострелянной легковушки и сразу же заспешила к Саенко, за ней вылез из салона и Шульц. — Целы! — Саенко поднял довольный взгляд на своих живых и невредимых пассажиров. Сквозь пальцы Саенко виднелась кровь, стекавшая из раненой руки, но он и виду не подавал, что ему больно. У ног был брошен револьвер. Надя тут же принялась останавливать кровь на ране Саенко, пережимать её платком и крутить из своего ремня жгут на руке. — Что, киндер, стоишь, бачишь во все стороны. Подь сюды! Иди, иди, не робей! — позвал к себе мальчика шофёр, Шульц ведь так и стоял у машины посматривая на убитых немцев и Надю с ефрейтором. Надя обернулась и перевела непонятные слова, однако, Шульц и без этого сумел понять ефрейтора. За него ведь всё говорила искреняя улыбка и добродушный голос. Шульц встал рядом, посмотрел вновь на убитых, потом перевёл взгляд на шофёра. — А они ведь нас хотели убить? — спросил Шульц, Надя не отвлекаясь от перевязки перевела. — Нас. — И меня? — И тебя. Услышав это, Шульц присел рядом с Саенко и прильнул к его руке, ефрейтор услышал тихий детский всхлип. — Ну брось ты, брось плакаться! — обнял он мальчика так, как обнял бы своего, советского мальчишку, по родному прижал его к себе, — Я никого в обиду не даю! Ни своих хлопчиков, ни немецких! Я фашистам детей убивать не дам! Не бойся! И эти слова были понятны Шульцу даже без перевода. Ведь искрение слова, на каком бы языке их не говорили, в переводе не нуждаются.***
Тяжко дышать Ивану. Сердце трепыхается в груди, гоняя гулко кровь по телу. Давно уже не мальчик так бегать, да ещё с ношей. Жутко жарко, пот льётся в сапоги, автомат постоянно бьёт своей сталью по спине. Но, кажется оторвались. Невольно сейчас вспоминались харьковские леса, по которым он так же с товарищами скрывался от врагов. Остановились на короткую передышку. Всем нужно было отдышаться. Дрёмова аккуратно уложили на траву. И как только подполковник лёг, он мгновенно очень крепко схватил Мишу за край его куртки и рванул к себе с кипящим от гнева взглядом. — Ты почему, поганец, не сообщил о засаде! Ты ж завёл нас прямо на пулемёты! Там половина отряда легла! Из-за тебя! Я ж тебя за это!.. — сквозь боль ран и пережитого зло шипел Дрёмов, он так крепко сжимал ворот, что на руке вспухли вены. — Я тебя лично за измену родине расстреляю, иуда!.. — Да я не знал! — возмущённо выпалил Миша и попытался дёрнуться назад, — Не знал, что майор ушёл из старого лагеря, что засаду там оставил, что второй отряд! Я записку отправил уверенный, что они там… А когда пришёл, то мало что их в два раза больше, так ещё и ушли! Я действовал по обстановке! — Какой ещё обстановке! Узнал, что они слиняли — ищи способ доложить! — Дрёмов держал крепко, не вырваться. — Чтобы меня прикончили, а вы их всех потеряли и опять месяц искали тут по всем лесам?! — Хватит! — оборвал это всё Рокотов, — Мы уцелели, банду накрыли… — Ты что, майор, — зыркнул на Ивана Дрёмов, — за предателя вздумал заступаться?! — Миша никого не предал! Ты сейчас жив благодаря ему! — Иван убедился в том, что сын не предатель в тот момент, когда тот застрелил охрану и одного из главарей — гауптмана Хорста. Дрёмов смотрел на Ивана, ослабив хватку. Хоть и гудела голова, но память была при нём. Он тоже вспомнил, как смогли они все сейчас сбежать. Да… прав Иван. И Миша прав, он действовал исходя из обстоятельств, быстро искал лучшее решение из возможных. Если бы был предателем, уже бы давно сбежал сам, а не рисковал и вытаскивал ладно отца, его — Виталия Сергеевича. — Нужно спешить к своим, пока нас не достал тот майор. — неожиданно заторопил всех Иван Григорьевич. Дрёмов отпустил Михаила и они одновременно посмотрели в ту сторону, откуда только что прибежали. Там среди серых замшелых стволов показалась фигуру майора. Несмотря на камуфляжную куртку его было неплохо видно. Бежал немец с каким-то солдатом их своего отряда. Эрик быстро заметил Ивана и Михаила. Сразу раздались выстрелы в их сторону, но мимо, далеко были ещё. — Чёрт! Уходим! — гневно бросил Миша, когда заметил приближающихся врагов и подхватив подполковника, отец и сын понесли его. Миша знал этот лес весьма неплохо, поэтому петлять удавалось. Но выстрелы звучали всё ближе к ним, фора в расстоянии всё быстрее сокращалась. Опять бугор. Они перемахнули через него. Ноги уже заплетались, дыхание опять сбывалось. Миша пытался отстреливаться, но патроны стремительно кончались, нужно было их беречь. А потом он вспомнил о припрятанной гранате. Выхватив её, он резко обернулся и метнул в сторону врагов. Взрыв. Враги мгновенно залегли и на время затихли. А Ивану с Михаилом этого времени хватило, чтобы ненадолго оторваться от преследования прикрывшись завесой дыма от взрыва. Однако расслабляться было рано. Эрик был упрям в своём желании догнать и застрелить. Для него больше ничего не было кроме этого инстинкта убивать. Никаких иных целей. С упрямством и выносливостью зверя он продирался по лесу. Не отставал и его случайный спутник, солдат, решивший, что рядом с командиром будет легче спастись.***
У Светы постоянно наготове оружие. Рядом с ней — несколько бойцов и конечно, Мамиев. Её оставили на небольшой дороге, прикрывать тыл второй группы, которая углубилась в лес. Лес стоял всё такой же — некрасивый, неуютный, пугающий и мрачный. Тут очень не хотелось быть. Но ведь где-то среди всего этого был Ваня. Тут гремел бой и что-то случилось… Света просто верила, что он жив. Хотя бы жив, это главное! А раны — они вылечатся. Главное — остаться в живых. А сейчас — нужно внимательно вслушиваться, вглядываться в серое чередование тонких и толстых стволов деревьев. И ждать. Просто ждать. Она стояла на этой дороге и слушала, как за стеной деревьев снова начался бой. Его эхо быстро неслось по холодному октябрьскому воздуху, пропитанному влагой и опасностью. Рука Елагиной не сходила с рукоятки пистолета в кобуре. А взгляд шарил вокруг. Тревога заставляла быть зоркой, внимательной ко всему и собранной. Она выкидывала из головы все посторонние мысли, оставляя там только то, что поможет ей выжить. Но сердцу как запретить переживать, как заставить его забыть о волнении.***
Ноги окончательно заплетались, руки начинали ослаблять хватку. Дрёмов чувствовал, как покидали силы Ивана, как он оступался, как тяжко и загнано дышал. Но продолжал нести его стиснув зубы, пока Михаил прикрывал их двоих. — Постойте. — неожиданно попросил Дрёмов. Михаил и Иван остановились, опустили его под раскидистым деревом, которое вспучило в земле свои толстые корни. — Всё, парни, дальше без меня. Вы идите, а я вас прикрою. — Дрёмов говорил на удивление спокойно. — Уходите… Будете дальше меня тащить, все ляжем тут… — Даже и не подумаю! — Рокотов склонился над подполковником. — Нам уже рукой до наших подать! — Уходи Иван! Я тебе приказываю! — голос Дрёмова сделался жёстче и настойчивее. Миша смотрел на это всё и одновременно смотрел по сторонам быстро всё оценивая. — Он прав, пап. — Михаил поддержал Дрёмова, — Нужно уходить. — Вот, Иван, слушай, что сын говорит. — на пересохших губах подполковника заиграла улыбка. А Рокотов не мог его тут бросить. Это же значило только одно — смерть Дрёмову! Нет, Иван не мог этого допустить! Как бы он к нему не относился… Дрёмов взялся за руку Ивана и пристально на него взглянул. — Иван, — голос подполковника держал ещё твердость, — тебя ждёт твоя семья. А меня никто нигде не ждёт. У тебя жена, у тебя сын… Уже скоро возможно даже два. Поэтому — оставь меня, а сам уходи с Михаилом уходи. Рокотов никогда бы не сказал, что Виталий Сергеевич ему друг. Знакомый, да. Коллега по службе — да. Но друг — никогда. Но вот сейчас он готов был назвать его именно другом, товарищем. То, как Дрёмов неожиданно вспомнил о Свете, о том, что она ждёт его, Иван, и не только, что Виталий Сергеевич сейчас сказал о семье, вынудило Ивана снять с себя и положить перед подполковником автомат. Дрёмов взял оружие, быстро проверил патроны. Много. Но потом он вновь крепко взял Ивана за рукав шинели. — Ты прости меня, Иван Григорьевич, за всё, в чём обидел. Знаю, виноват. Очень виноват… Очень. — проговорил он глядя в глаза Ивана Григорьевича; он прекрасно понял за что извинялся Виталий Сергеевич. — Да я зла на тебя и не держал. — ответил честно Иван. Дрёмов протянул к нему свою ладонь. Рокотов её сразу пожал. Крепко, как жмут давние друзья, как настоящее боевые товарищи. — Береги себя, Иван. Светлана Петровна мне не простит, если с тобой что-то случится. Дрёмов засмеялся. И Иван невольно тоже. — Погоди, ты ещё к нам в гости на чай с пирогами от неё придёшь! — Иван улыбался совсем уже по дружески ему, но в голове его слышно было совсем не радостное сейчас. Виталий Сергеевич закивал с улыбкой, за которой всё равно было видно осознание всего. — Всё, идите, Рокотовы. А то без вас все пироги поедят… Идите! — махнул на прощание Дрёмов и подтянул к себе автомат. Иван поднялся, последний раз взглянув на оставшегося тут Дрёмова. А он им взмахнул рукой. То ли торопил, то ли прощался. Отец и сын уходили, а подполковник приготовился продать свою жизнь подороже. Зря что ли он её такую долгую прожил.***
Отряд немцев был полностью уничтожен в овраге, где их догнали советские солдаты, теперь уже у них были хорошие позиции и это они хорошо видели немцев. После боя солдаты стали разбирать трофеи, собирали своих раненых, убитых, помогали и раненым немцам. Они хоть и враги, но добивать на поле боя — это не про советских солдат. Однако среди убитых диверсантов не нашли тело командира группы, а также не нашли майора Рокотова и подполковника Дрёмова. Солдаты по приказу капитана принялись прочёсывать лес в ту сторону, куда отступали некоторые немцы. В чащу, под сенью ветвей рассыпались цепочки серых шинелей. Звенели фляжки на ремнях, стучали приклады, магазины в подсумках. Покачивались на головах блестящие от влаги каски. Опять накапывал дождик. Десятки сапог топтали по листве между деревьями. По одному следу их чётко вела служебная собака.***
Миша и Иван бежали теперь уже быстро, легко. Но на сердце Ивана было отнюдь не легко. Перед глазами всё ещё был оставшийся под кроной подполковник. Не верилось ему всё никак, что Дрёмов там остался. Их нагнал звук короткой перестрелки позади них. Несколько выстрелов, пара очередей. А потом эхо взрыва. Снова в лесу звенящая тишина. Иван невольно остановился, обернулся и прислонился к толстому стволу… Нужно успокоить сбивчиво стучащее сердце. Они снова бегут по опавшей листве продираясь сквозь небольшой кустарник. Вскоре Иван и Михаил вышли к небольшой просёлочной дороге, проходившей между двумя небольшими возвышенностями. Дорога лежала в овражке. От бега Иван всё чаще тяжко дышал, да и сентябрьское ранение стало давать о себе знать, Иван Григорьевич то и дело хватался за грудь, начинавшую больно сжиматься. Казалось, вот-вот и вновь начнёт задыхаться, как тогда, лёжа в госпитале первые дни после ранения. Колея была разъезжнной. По следам на ней сразу стало понятно, что по этой дороге можно выйти к своим. Они пошли по следам, но не успели пройти и десяток метров, как послышались выстрелы за спиной. Совсем рядом просвистели пули. Догнал их майор Эрик! Михаил спрятался за деревом, Иван тоже. Но если Иван Григорьевич никого не успел ещё разглядеть, то Миша смог. Выстрелив в ответ, он сразу сумел убить того солдата, который увязался за майором. Послышался гневный голос Эрика и следом очередь из его автомата. Пули срубали тонкие веточки кустов, впивались в стволы и сдирали с деревьев кору и щепки. Иван попытался выстрелить, но тщетно. Майор был на возвышенности и прекрасно всех видел. Они все у него на мушке. — Уходи, пап! Я прикрою! — выскочил из-за дерева Михаил стреляя в сторону, где был майор и вышел практически на середину колеи. Иван вышел из своего укрытия и тоже на дорогу.***
Противно капал мелкий дождик. Негде укрыться от него. Света всё стояла и слушала стрельбу в лесу, как она неожиданно стихла. Неужели всё? Теперь всё действительно закончилось? А что же с отрядом? Вновь томительное ожидание известий. Это внезапная тишина не сделала её спокойнее. Наоборот, тревога нарастала. Всё никак не уходили мысли об Иване. Что же с ним случилось? Ей даже за Дрёмова было волнительно. И за Мишу тоже. Светлана прекрасно знала, что очень может быть, что он там, среди немцев. Ваня столько его искал, так переживал, когда получил похоронку. И так разгневался, когда она ему не сказала, что он жив на самом деле. Свете тоже теперь было волнительно за Михаила. Он ещё ведь и её однажды спас, Света не забывала такого. Позади раздался совсем близкий к ним выстрел. А спустя пару мгновений, как будто в ответ — автоматная очередь. Солдаты вскинули винтовки, Света мгновенно выхватила пистолет. Позади них прорвались немцы? Значит нужно догнать и уничтожить! — Отряд, приготовиться к бою и за мной! — скомандовала Светлана Петровна, она зашагала на звуки выстрелов. Мамиев сразу же за ней. Елагина разделила отряд — несколько солдат идут прямо по дороге, петлявшей по дну оврага, а она пойдёт по одной из бровок, чтобы не дать врагу возможность накрыть их сверху. Выстрелы не стихали, становились только громче. Значит, они приближаются. Кто же тут сцепился таким кинжальный огнём? Света побежала вперёд оторвавшись от Мамиева и остального отряда. Поворот дороги, бугор плавно спускаться вниз. Прямо по середине колеи, в намокшей шинели, растрепанный, немного вязнув в начавшейся из-за дождя распутице, отстреливался Ваня. — Уходи, пап! Я прикрою! — услышала совсем молодой голос Света и быстро заметила чуть в стороне парня в куртке и с пистолетом. На них двоих с автоматом, в перепачканной куртке со свирепым лицом шагал немец. Он резко вскинул автомат. Иван и Миша были у него практически на одной линии. — Ваня! Нет! — срывающимся от страха голосом прокричала Света. Грянуло разом два выстрела. В мягкую землю падал Миша. Напротив него же падал и немец выронив из простреленной насквозь руки автомат, тот плюхнулся в мутную воду придорожной канавы. — Мишка! — подхватил Иван сына, сразу же пальцы почувствовали липкую кровь на его левом плече; глаза Миши готовы были уже закрыться, — Миша! Мишка! Прежде серьёзные и невозмутимые глаза Ивана всё заметнее застилали слёзы, а голос задрожал. Только что сын совершенно не раздумывая шагнул под вражеские пули. К стоящему на коленях и державшему на своих руках сына Ивану сбежала с пригорка Света. Она видела, как Миша в последний момент ступил под немецкое дуло. Светлана мгновенно стянула с руки перчатки и прижала их мягкую кожу к ране Михаила. Тот тихо простонал, лицо его дрогнуло от боли. Жив значит! Эрик упал, но не погиб. Раненая правая рука всё ещё лежала на автомате, но вот упал он именно на неё, не схватиться за него вновь. Но есть же на боку пистолет. И здоровая рука потянулась к нему. Стиснув зубы от боли, с последними силами он навёл дуло, зажмурил глаз и прицелился на женскую фигуру в синем берете. Самая лёгкая цель. Рука совершенно не дрожала, палец уже лежал на спусковом крючке… Шмакая по лужам сапогами бежал со всех ног Мамиев. За спиной у Светы раздался выстрел и над головой со свистом пронеслась горячая пуля. — Э-э! Я тебе! — послышался недовольный голос и чей-то вскрик от боли. Светлана сразу же обернулся. Над немцем стоял Хаджи, в соседней луже валялся пистолет немца. А сам немец был ткнут грудью в землю, левая рука заломлена за спину. Хаджи держал его крепко. — Живучий, шайтан! — прижимал к земле сержант немца. Иван вместе со Светой посмотрели на немца. Нетрудно было понять, что сейчас было, если б не Хаджи. Подбежали остальные солдаты, скрутили и подняли схваченного немца. Хорошо, что жив, теперь его ждёт военный трибунал. Dura lex, sed lex. Света крепко держала рану Миши пока не подбежал санитар и не принялся оказывать помощь полноценно, перенеся вместе с Иваном раненого Мишу туда, где было суше. Но пока она зажимала рану не давая крови стекать, Света посмотрела на Ваню. Светлана ещё никогда не видела у него такого взгляда. Такого безумно несчастного и одновременно безумно счастливого. У него на руках сейчас был его сын, который только что рискнул своей жизнью ради отца, а не давала ему умереть женщина, видевшая его второй раз в жизни. Что было больше во взгляде Ивана сейчас больше — благодарности к сыну, благодарности к Свете — нельзя сказать. Но что было там точно, так это совершенно бессмертная любовь.***
Среди трофеев солдаты нашли ящики с какими-то документами. Всё это стали стаскивать к прикатившим из города грузовикам. Увозили на них раненых немцев, раненых красноармейцев, трофейное оружие. Сидел связанный и с перевязанной рукой тут же и майор Эрик фон Таубе. Он упрямо молчал, когда его попытался на месте допросить майор Рокотов, зло озирался, но сержант Мамиев был очень внимательный и зоркий. От него не сбежать. Миша немного пришёл в себя когда санитар сунул под нос ватку с чем-то очень противно пахнущим. Хоть плечо очень сильно болело, голова была ясна. От него, сидящего и ждавшего возвращение машины чтобы уехать в госпиталь, ни на шаг не отходил отец. Рядом была и Светлана Петровна. Иван сидел уже в своей фуражке, Света её оставила за пазухой шинели после того, как нашла. Когда они все разместились тут, на сухой траве опушки леса, то вынула её, немного помятую и протянула мужу. Миша в этот момент заулыбался увидев, как она безуспешно старалась расправить её и извинялась, что помяла. А ещё от того, что он давно не видел отца таким счастливым. Солдаты подтащили ящики с бумагами, найденные на месте последнего боя. Капитан бегло их осмотрел, мало что понял о том, что внутри, с немецким было сложно. Но по общему виду бумаг, он всё же разобрался, что перед ним. — Товарищи следователи, — позвал капитан, — тут, кажется, по вашей части бумажки у немцев лежат. Оставив под присмотром санитара сына, Иван Григорьевич вместе со Светланой подошли ближе. Здесь, в этих двух длинных ящиках лежали стопки с документах из концлагерей, личные дела сотрудников охраны этих лагерей, личные дела разных военных чинов и чинов СС, материалы по карательным операциям. Иван и Света внимательно всё просматривали. — Да, тут не на одно уголовное дело насобирать можно. — произнёс Иван листая папки, где лежали отчёты о том, где, когда и сколько было расстреляно жителей разные сёл, городов. — Пытались это спасти, чтобы к нам не попало всё это. Ведь за один только лист тут можно смело высшую меру присудить… Или вообще, сразу — на месте. По законам военного времени… Миша со своего места хорошо видел и слышал, что делал и говорил отец. — Фон Таубе очень беспокоился за эти ящики, — произнёс он в ответ Ивану, — Никого к ним не подпускал… Даже меня. Только эсесовца Хорста Мунке, да ещё пара помощников могли у них быть… Виталий Сергеевич долго искал эти документы. Он очень хотел их найти. Миша тяжело вздохнул, из-за болевшей раны и вспомнив о своём наставнике в разведшколе и потом — своём начальнике здесь. Иван тоже вздохнул. Тоже вспомнил о Дрёмове. Светлана и Иван убрали все документы обратно, запечатали ящики. На опушку леса приехал грузовик. Стали грузить туда раненых и найденные ящики. Когда в кузове легли последние раненые бойцы и готов был туда забраться Михаил, из леса показались четверо солдат, тащивших кого-то на плащ-палатке. Старший сержант из этих четверых попросил тормознуть грузовик. — У нас тело подполковника Дрёмова. — сказал старший сержант и на траву бережно опустились края брезента. В шинели было три небольшие дырочки на груди и ещё одна внизу. Но серое сукно обильно пропиталось кровь, так что побурело. Лицо Дрёмова было бледным, на нём навечно застыла его стойкость и нежелание сдаваться. Рядом с ним положили и тот самый автомат, который Иван отдал ему. Магазин его был пуст. Тело подполковника окружили бойцы, стояли рядом и Иван со Светланой. Нашёл в себе силы и встал над телом Михаил. Иван медленно снял с головы фуражку, сняла берет Светлана. Миша прикрыл глаза. Все обнажили свои головы. Под кронами деревьев повисла траурная тишина. В память о подполковнике Виталий Дрёмове. В память обо всех тех, кто не дожил до этой минуты.