Бездна

***

Он поднялся по узкой крутой лестнице. На стенах и полу, покрытом некачественным цементом, слежалась пыль, а аварийные лампы, обозначавшие номера этажей, давным-давно погасли. Ветхое здание, стоявшее в нескольких кварталах от того места, где проводилась операция по зачистке мутантов, было домом Хисона и Югона. Напротив заброшенного старого ломбарда по соседству находилась вывеска мясницкой лавки — настолько старая, что буквы на ней едва читались. Со стороны казалось, что они имеют дело с человеческим мясом, необязательно с рогатым скотом или свининой. Окружающий пейзаж здесь в целом был непривлекательный. Сквозь потрескавшееся стекло в окнах проникал ярко-красный свет дешёвой неоновой вывески в виде креста. Стоя перед дверью, Югон вставил ключ в ржавую замочную скважину. С развитием технологий и по причине того, что некоторые пробуждённые могли легко взломать замки, даже их не касаясь, были разработаны двери, которые открывались посредством считывания мозговых волн владельца. Однако в здании, где он жил, всё равно приходилось каждый раз вставлять ключ в замочную скважину, чтобы зайти домой. — Я дома. Входная дверь за его спиной с неприятно громким звуком захлопнулась. Видимо, дерево покоробилось от старости, так что приходилось прилагать усилие, чтобы её закрыть. Дом внутри был таким же убогим, как и снаружи. Кому угодно было понятно, что это — тесная однокомнатная квартира, хотя утверждалось, что комнаты стало полторы после того, как кухню от остального пространства отделили хлипкой раздвижной дверью. На старой кровати в углу он увидел большой пухлый свёрток одеял. Югон повозился с застёжкой-молнией на своём пальто и спросил: — Хён, ты уже поел? — ... — Я же сказал тебе сначала поесть. Ты даже за продуктами не ходил, а? Югон бросил пальто через плечо, и оно неряшливо повисло на спинке стула. Он привычным жестом открыл холодильник и заглянул внутрь. Как и ожидалось, внутри было всего несколько бутылок воды. Из-под одеял донёсся истеричный вскрик: — Ты такой грубиян! Хочешь, чтобы я вышел наружу за продуктами? Как можно заставлять своего единственного брата делать такие невозможные вещи?! — А я всегда делаю такую невозможную вещь. — Мы с тобой разве одинаковые? Эй, Пэк Югон. О чём, чёрт возьми, ты говоришь? Снова небрежно разбрасывается словами. Если они продолжат этот бессмысленный разговор, то Хисону опять будет больно и он воздвигнет стену вокруг своего сердца. В отличие от Югона, который по натуре был спокоен и сохранял это спокойствие, даже когда его оскорбляли или били на глазах у толпы, Хисон был чрезвычайно чувствительным. Одно неосторожное слово или жест Югона могли легко причинить ему боль. Но всё-таки со временем бесчисленные бои притупили его восприятие и чувство такта, и он больше не мог понять, в какой момент сказал не то, сколько бы об этом ни думал. Югон, который в целом и так был молчалив, в итоге и вовсе перестал разговаривать. Он слегка нахмурился, размышляя, как сделать так, чтобы брат почувствовал себя лучше. Однако у него не было ни таланта утешать кого-либо, ни красноречия, чтобы мягко закончить спор. Так что всё, что он смог придумать, — это простое извинение: — Прости, хён. Я был неправ. От этих слов, которые он произнёс не меняясь в лице, Хисон заворочался под одеялами: — Нет. Я тоже тебе нагрубил. Я виноват. — Давай в следующий раз начнём с похода в круглосуточный магазин дальше по улице? Мы же не будем сражаться с мутантами, просто быстро прогуляемся туда и обратно. — А что, если я вдруг потеряю контроль? Прямо как тогда... — Всё хорошо, буйство так просто не случается. Если так думать, то тогда все пробуждённые, которые в одиночку ходят по улицам, — просто сумасшедшие, жаждущие смерти. — Ладно, позже. Не сейчас. Человек, свернувшийся калачиком в постели, наконец откинул одеяла. Под ними скрывалось лицо мужчины лет двадцати пяти или тридцати с небольшим. Цвет его лица был болезненно бледным, и он сильно потел. — Окажи мне поддержку. Я даже заснуть не мог, всё ждал тебя. Югон не мог больше продолжать поучать человека, которому было больно. Он знал своего брата как свои пять пальцев. Изучая цвет его лица, Югон медленно моргнул. Он не увидел в нём особых изменений: только черты невыразительного лица немного смягчились. — Тебе настолько плохо? — Такое чувство, что я сейчас умру. — И с каких это пор? — Чувствую себя так с того момента, как мы отправились на то задание. Я подумал, тебе влетит ещё сильнее, если дам понять, что мне плохо. — И ты решил молчать? Из всех пробуждённых, кому до конца жизни придётся мучиться от боли, Хисону по крайней мере даже повезло. Он был F-классом, отчего побочные эффекты проявлялись у него довольно слабо, плюс рядом с ним постоянно находился преданный проводник. Тем не менее он постоянно ворчал о мучениях и смерти — по той причине, что от природы был очень чувствительным и ранимым. — Югон, прости за то, что я сказал. Я был неправ, прости. Сделай так, чтобы я чувствовал себя лучше, — пересохшие губы Хисона задрожали от всхлипа. Сейчас ему было почти тридцать, но в такие моменты, как этот, он выглядел гораздо моложе своего младшего брата. Югон тихо вздохнул и оперся коленом о край кровати. Хисон отбросил одеяло и раскрыл объятия, как будто только этого и ждал. Длинная, худая рука обхватила Югона за спину. Братья рухнули в кучу. Дешёвый матрас заскрипел под весом двух взрослых мужчин. От Югона немного пахло прохладным ночным воздухом с улицы. Хисон провёл ладонью по руке Югона и, нащупав голую кожу под рукавом, схватил её. Это был инстинкт. Поддержка через одежду была значительно менее эффективна. Словно желая успокоить, Югон погладил брата, который обнимал его так крепко, как только мог. Вскоре нежное тепло распространилось по кровеносным сосудам и нервам всего его тела. Эта особая способность и называлась «поддержкой», ею обладали только те, кого называли «проводниками». — Ха-а. Ха-ах. Острая боль в голове постепенно утихла. Хисон, сам того не осознавая, издал стон удовлетворения. Его тело периодически вздрагивало, как будто он был близок к оргазму. Он всегда чувствовал, что поддержка — это как наркотик. И на деле пробуждённые, которые не могли найти подходящего проводника, принимали наркотики в качестве временной меры. Конечно, это было не намного лучше настоящей поддержки, но так можно было на несколько часов забыть о боли. Рисковать жизнями, сражаясь с мутантами, поспешно всаживать иглы в предплечья, пока не появятся побочки, вновь отправляться на охоту, чтобы заработать на наркотики и прожить считанные годы, не оставив после себя ничего, кроме отчаяния и безумия. Таковой была нынешняя реальность. Хисон ужасно боялся, что это может случиться и с ним. У него даже не было смелости принимать наркотики. Поэтому он стал ещё больше одержим своим младшим братом. Когда в нём впервые пробудились силы и он впал в буйство, именно Югон рискнул своей жизнью, чтобы его спасти. Он всё ещё помнил то ужасное чувство, которое испытал в тот раз: когда потерял рассудок и стал терзать своими когтями плоть Югона. С того дня Югон стал его спасательным кругом. — Прости, Югон. Прости меня. Сердце Хисона расслабленно забилось от чувства спокойствия, словно он был окружён густыми облаками. Искренность, которая была похоронена глубоко внутри, без его ведома вырвалась наружу. — За что ты извиняешься? — Я знаю, что из-за меня над тобой издеваются. Тот человек вызывает тебя просто для того, чтобы выплеснуть свой гнев. Избивает, обзывает и бьёт тебя по лицу. Руки Хисона всё ещё были обвиты вокруг талии Югона. Югон обнял своего старшего брата в ответ и прижался лбом к его костлявому, твёрдому плечу. Сухой смешок тронул уголки его разбитых губ, покрытых засохшей кровью. — К сожалению, этот ублюдок — босс, так что если он захочет, чтобы я ползал, то я поползу. Если он злится, то ничего не поделаешь. — Но всё-таки... — Не бери в голову, я в порядке. — Ты проходишь через подобное, а я даже поделать ничего не могу. Я продолжаю делать ошибки, а ты талантлив. Если бы только ты работал с другим охотником вместо меня, ты бы не застрял в таком дерьмовом месте и зарабатывал намного больше. Если бы только не я. — Не говори так. — Югон. Ты же знаешь, это всё из-за меня. Может, мне просто исчезнуть? Тогда у тебя будет меньше забот. Помимо меня, все охотники делают и то, и это... — Я говорил тебе, не надо. Югон оборвал бессмысленные слова Хисона. Несмотря на резкость его тона, поддержка всё ещё излучала тепло, и оно циркулировало по всему телу Хисона. Прошло тринадцать лет с нападения мутанта на мост Кванан. В результате этого несчастного случая братья потеряли родителей и свою мирную жизнь. Всё, что у них осталось, — это окровавленное детство и старая квартира. После катастрофической Вспышки рухнули старые порядки. Сила стала властью и законом. Некоторые пробуждённые, опьянённые собственной силой, стали смотреть свысока на непробуждённых, будто те были гражданами второго сорта. Теперь, даже если ранг подростка был достаточно высок, правительство одевало его в форму и выдавало знаки отличий. Это была эра, в которой исчезло сострадание к слабым. Столько людей погибало, охотясь на мутантов или став их добычей, что сосчитать ежедневные потери не хватило бы пальцев обеих рук. Немногочисленные социальные учреждения были переполнены новорождёнными, потерявшими родителей из-за несчастных случаев. Никто не мог позволить себе кормить, одевать и содержать детей старше десяти лет. Югону с Хисоном также приходилось отправляться зарабатывать себе на пропитание. Им повезло, что один был пробуждённым, а второй — проводником. Благодаря их способам зарабатывать на жизнь у них было гораздо менее несчастное детство, чем у непробуждённых детей. — Хён? — Югон, думавший о чём-то глядя в пустоту, вдруг заговорил, продолжая обнимать брата. — М? — Давай закончим со следующим заданием, и когда нам заплатят, возьмём небольшой перерыв? — А что не так? Ты злишься? Это потому что я... Это из-за случившегося? Едва он договорил, Югон высвободился из объятий и встал. Неуверенный взгляд старшего брата последовал за Югоном, направившимся на кухню. Хисон всегда был таким: бросался в Югона колкостями и всячески действовал ему на нервы, но потом успокаивался и начинал тянуться к нему, как будто боялся, что его бросят. — Нет, не поэтому. Просто надо иногда отдыхать. Ещё нужно съездить на могилу родителей, и хёну надо потренироваться выходить на улицу одному. После небольшого колебания последовал слабый ответ: — Хорошо. — Давай поедим, а потом попьём кофе? — Давай. — Знаешь, хён, хоть ты и говоришь, что за десять лет я так и не научился готовить, но я по крайней мере знаю, как сварить чашечку хорошего кофе, — эти слова были слишком неуклюжими, чтобы назвать их примирением или утешением. Но этого было достаточно, чтобы смягчить напряжённую атмосферу. — Вот как... Ничего не зная о вкусовых ощущениях и не имея понятия о чувстве меры, ты способен только на очень странный кофе, — на губах Хисона появилась невольная улыбка, будто он оглянулся на годы, проведённые вместе. Югон тоже мягко улыбнулся и закатал рукава, как будто ничего не произошло: — Умывайся и приходи. Я приготовлю ужин.