Антимония.
There's an eerie quiet, On the southern levees With a halcyon sky and Atmosphere gone heavy. Because there's a wind arising With the ire of Venus.
Резко подорвавшись с постели и судорожно хватая ртом холодный воздух, шатен глядел пустым потерянным взглядом по сторонам, пока очи не привыкли к темноте. Постепенно узнавая в мутных очертаниях знакомое уже помещение, он вскоре расслабился. Дыхание выровнялось, хотя тело всё ещё била мелкая дрожь. Кошмары преследовали его давно, что и не удивительно, однако никогда прежде они не были такими яркими, как в последние дни. Парень поднялся, чуть потягиваясь, и побрёл к окну, в котором жёлтовато-оранжевым бликом плясало мутное пятно. Стараясь как можно аккуратнее ступать по скрипящему полу, он замер перед запотевшим стеклом, кажется, подумал о чем-то, но махнул головой и, протерев конденсат рукавом, выглянул наружу. В центре дворика, огороженного сеткой и укрытого снежным покрывалом, полыхал костерок, выбрасывая в небо искры, словно вырвавшиеся из плена звёзды, но это чудесное зрелище заслонял собой темный и сгорбленный силуэт. Шатен вздохнул и, покинув комнату, направился к входной двери. Та открылась почти без скрипа, но вряд-ли он остался незамеченным. Снег на крыльце хрустит под ногами, а на заледенелых ступенях можно запросто что-то сломать, однако спустился парень без происшествий и неуверенным шагом направился к сидящему у огня. Кострище было выложено кирпичами, пламенем полыхали небольшие полена, а вокруг стояли несколько ящиков. Присев по ту сторону костра, юноша стал разглядывать силуэт. В пурпурных глазах струилось пламя, придавая им жуткий красноватый оттенок, темные волосы обрамляли бледное лицо, а сам он перебирал в руках небольшие бумажки, поочерёдно бросая их в огонь. - Эй, - тихо окликнул его шатен, - что ты делаешь? - он вопросительно склонил голову, очевидно стараясь разглядеть макулатуру в руках парня напротив. - Осаму, - он с холодным равнодушием глянул на Дазая через языки пламени, - в последнее время ты задаёшь слишком много вопросов. - Знаю, знаю, - выдохнул тот, - ну это же простое человеческое любопытство. Неужели у тебя не бывает такого? - К счастью, не бывает, - он бросил в кострище очередную бумажную карточку и Осаму успел рассмотреть, что это фотография. Конечно, Фёдор это заметил, - это фотографии. Прошлое - если тебе так интересно. Когда-то это казалось мне важным, - он устало и как-то вяло покачал головой, - однако я не думаю, что теперь это имеет смысл. Наверное, никогда не имело. Стальной звон в его голосе растаял и Дазай попробовал сделать ещё шаг. Усевшись на соседний, от Достоевского, ящик, он глянул на фото. - Кто это? - он указал на мальчика, стоящего, скорее всего, с маленьким Фёдором. Они были похожи внешне, но у "неизвестного" глаза, в отличие от Фёдоровских, были голубые, а волосы длиннее и имеют коричневатый оттенок. - Брат мой, сводный, - он отправил снимок в след за остальными, - даже не знаю, где он теперь, но.., - он сардонически улыбнулся и как-то странно посмотрел на Осаму, - мы, кажется, были близки? Дазай болезненно усмехнулся в ответ и перевёл взгляд на пляшущие искры. Звёзды холодно блестели на недосягаемом небосводе, тьма которого давала трещину и отдавала краснотой на горизонте. Где-то ломались созвездия взрывом сверхновых, но всё это не имело значения, если сломалась чья-то жизнь.* * *
На улице постепенно смеркалось, однако понять это можно было только по затуханию дневного света, ведь все другие признаки, в роде огненного заката или стекающего к горизонту солнца, были напрочь вычеркнуты последние несколько недель. Клубящиеся то ли влажным сероватым дымом, то ли потускневшей ватой, тяжёлые и мокрые тучи угрюмым залитым водой тентом нависли над городом, то и дела обрушивая на его бетонный лес холодные осенние дожди. Целые ручьи струились пустыми дорогами Токио, пока жители ютились в своих домах, не желая выбираться на улицу. Тихое и мерное тиканье часов едва ласкает слух, если в них не вслушиваться, а вот если заострить внимание на этом чётком и до отвращения одинаковом постоянном звуке, можно начать потихоньку сходить с ума. И кажется, обитель квартиры тоже начинал ехать мозгами, иначе тяжело найти причину внезапно заигравшей классической мелодии. Крупный черный пёс, распластавшийся на диване, поднял голову на странный для него звук, однако быстро потеряв интерес к музыке презрительно, по крайней мере так показалось сидящему рядом парню, скривил нос, а потом уставился на, немного видневшуюся из зала, входную дверь. - Ээх, Морган, - чёрноволосый парень потрепал пса по голове, приминая стоящие торчком уши, - ничего то ты в музыке не смыслишь. Дождь стучал по стёклам, отдаваясь холодным звоном в ушах и мелкой дрожью. Не хотелось бы сейчас оказаться на улице. Дожди - это чудесно, красиво и завораживающее, но наверное только тогда, когда смотришь на прекрасные виды из окна, или прогуливаешься под слабым грибным дождичком, не боясь промокнуть до нитки. Торшер, стоящий у дивана, разливал по комнате тёплый медовый свет. Помещение большое и светлое, а вот потолки наоборот низкие. Минимализм, ничего лишнего, никаких тебе ковров на стенах, бабушкиных штор, сервантов или ещё чего-то в этом роде. Чёрноволосый долго привыкал к местной культуре. Да и сейчас всё ещё чувствует себя не в своей тарелке. Но до конца обучения ещё несколько лет, хочешь, не хочешь, а придётся привыкать. Пёс всё ещё упрямо смотрел на дверь, за которой вскоре послышались отдалённые шаги и ругань. - И какого только чёрта принесло ко мне в этот раз, - устало бурчит парень, а пёс без энтузиазма порыкивает, - да брось, это не может быть Осаму, он не высунется в такую погоду. Но похоже пёс знал лучше. За время проживания в Японии парень привык, что можно забыть запереть дверь, и ничего не пропадёт, привык, что можно забыть про наличные, привык к обязанности быть вечно дружелюбным, к сложностям языка, особенностям местной культуры, но только не к бесцеремонности Осаму Дазая. Дверь в квартиру неожиданно распахивается, и Морган, недовольно рыча, отворачивается. Сначала, как к себе домой, на порог вваливается шатен, растрёпанный и мокрый, как собака, с головы до ног. Следом, более аккуратный и настороженный, но на столько же мокрый, входит тот рыжий парень, с которым они уже пересекались. Накахара, кажется. Да, Достоевский припоминает его, у него хорошая память на лица, но внять он не может только одного, какого чертах рыжий делаете на пороге его квартиры в компании Осаму. - Дазай, какого дьявола? - с холодной злостью спрашивает Федор. - Прости, тут такое дело, - без зазрения совести тараторит Осаму, уже собираясь переступить порог, но под колким взглядом Достоевского замирает и, не дав пройти Накахаре, начинает снимать верхнюю одежду за порогом, - в общем мы решили прогуляться, не ожидая, что так ливанёт. - И мой дом оказался ближе всех, - глухая ненависть сквозит в его голосе, хотя Фёдор прекрасно понимает, что это бесполезно. - Именно! - шатен щёлкает пальцами и убедившись, что не несёт в квартиру грязь, направляется в зал и падает на диван около Федора, а тот резко захлопывает ноутбук, на что Дазай только закатывает глаза. Чуя стоит на пороге, разглядывая интерьер, и стараясь выглядеть уверенно. Достоевский поднимается с дивана, — пёс следом, — и слабым взмахом руки указав на своё место, проходит на кухню. Одновременным щелчком включается и свет и чайник, Морган ложится в свою лежанку, а чёрноволосый устало потирает веки, упёршись в столешницу. И когда только эти двое успели сдружиться до совместных прогулок по городу? Вопрос интересный, потому что не подлежащий ответу. Ещё тем вечером было понятно, что они явно сошлись характерами, когда один давит на нервы, а второй на те же самые нервы собственно выводится. Идеальный дуэт. И прямой билет в дурдом, если у кого-то всё те же нервы недостаточно крепкие. Усмехаюсь своим же мыслям. Дазай - человек интересный, а ещё безумно разный. Мне понадобятся годы, что б научиться так искусно менять поведение, от философа античности до фееричного клоуна за одно мгновение, как это умеет Осаму, наверное, с рождения. За этим интересно наблюдать. И чем больше смотришь, тем более печальные получаются выводы. Он не может найти себя. Или давно, или теперь. Как по щучьему велению, фигура шатена тут же нарисовалась передо мной. Кажется, я был так увлечен своими мыслями, что даже не заметил, как тот вошёл. Стоит, приложившись в дверному косяку. Смотрю на него, а потом, не переводя взгляд, фокусируюсь на объектах за его спиной. Чуя выглядит растерянно, что впрочем не удивительно. Его волосы, в сухом виде искрящиеся кричащей рыжиной, сейчас мокрые в слабом свете отливают медью и подсыхая, начинают виться, прям, как у Дазая. Дождь продолжается и с такой неистовой силой бьёт в зальные окна, что эти острые звучащие осколки доходят даже до меня. На кухне нет окон, от чего помещение это весьма мрачное и вызывает откровенную хандру в любое время суток. Осаму, сдаётся, тоже приуныл, но на него я не смотрю, потому очень удивляюсь неожиданно бодрому голосу. - Эй, Фёдор, приём, - он подскакивает ко мне и щёлкает пальцами перед глазами, - Земля вызывает. Окидываю его мрачноватым взглядом, и отпихнув ладонью это вопиющее лицо, отворачиваюсь к чайнику. - Рыжий, иди сюда, - кричит шатен, и тут же раздаются шаги. - Прекрати называть меня рыжим, скумбрия, - он закатывает глаза, я не вижу этого, однако легко могу представить. В его голосе поддельная злоба, но явно грозящая перейти в целиком искреннею. Чуя вспыльчив и, хотя по нему не скажешь, любую свою угрозу воплотит в действительность, и в этом не нужно убеждаться, это и так видно. В его движениях не прослеживается истеричность и нервность, а значит он вполне уверен в себе. Костяшки сбиты и бьёт он, очевидно, сильно. Даже учитывая его маленький, по сравнению со мной и Дазаем, рост и дружелюбную, казалось бы, внешность, на физический конфликт с ним идти не стоит. Накахара очевидно ощутил, что Федор лезет ему под кожу, и поморщившись, окинул его льдисто- голубым холодным взглядом, а после слабо улыбнулся. Достоевский улыбается в ответ, и ставит на стол чай и сахарницу. Чуя учтиво кивает и садится на ближайший стул, а Дазай куда-то удаляется. Из соседней комнаты слышится грохот и треск. На пороге кухни вновь появляется Осаму, только уже с коробкой, на торце который можно прочитать "Монополия". - Сыграем? - ехидно спрашивает шатен. - Оо нет, - трагично тянет Фёдор, - в прошлый раз мы на это дерьмо всю ночь потратили. - Да ладно тебе, - смеётся Осаму, кидая коробку на стол, Накахара хрустит костяшками, а Фёдор устало падает на стул напротив.* * *
- Эй, ты вообще слушаешь? - щелчки перед глазами и недовольный голос выводят меня из раздумий, - Дазай, ты опять где-то в облаках летаешь. - Юан, отстань, у меня правда нет желания общаться... Кстати об общении, - до этого лежавший на парте, Осаму резко выпрямился и оглядел аудиторию, - а где Его Злостное Величество? - Ты про этого Досуто... - она запнулася, понимая, что не может произнести такую сложную фамилию. - Да, про Дост-куна. Девушка покачала головой, накручивая на палец пастельную розовую прядь. - Его не было на первой паре.., если он и ко второй не появился, вряд-ли уже явится. Он, по-моему... Человек ответственный. - Даа.., - шатен почесал затылок, ещё раз оглядев помещение, - и даже ничего не сказал. - О, так вы общаетесь? - заинтересовалась девушка. - Едва ли, - неохотно протянул шатен, абсолютно не желающий оказаться под градом вопросов о самом загадочном и молчаливом человеке их учреждения, и наверное, всего Токио, - не думаю, что смогу ответить хоть на один твой вопрос. Юан поникла. Дазай уже было собирался лечь на парту и покимарить до окончания пары, как двери распахнулись и через порог влетела медсестра. - Я прошу меня простить, - быстро протараторила она, обращаясь к ведущему лекцию преподавателю, - но я вынуждена сообщить, - она повысила голос, - уважаемые студенты, в городе обнаружена вспышка странного заболевания, которое пока тяжело диагностировать. По нашим наблюдениям, оно переносится всего несколькими особями собак, которые, однако, не имеют хозяев, - она покачала головой, - у входа повесят объявление с фотографиями, рекомендую ознакомиться и по возможности избегать данных животных. В ближайшее время ими займётся служба отлова, - она учтиво поклонилась и покинула аудиторию, тихо прикрыв дверь. Декан глянул на наручные часы, а после не расписание. - Ну-с, вы услышали? - спросил он суровым голосом, и студенты резво закивали, - отлично, это ваша последняя пара, поэтому я отпускаю вас по раньше, а мне нужно уладить кое-какие дела. Осаму вышел последним, с глупой призрачной надеждой пересечься с Федором, которого он просто по своей рассеянности не заметил. Конечно же, Достоевского среди студентов не было. Шатен, начиная с первой пары, со скуки написал тому больше сотни сообщений, которые всё ещё не были прочитаны, ну и телефонные звонки тоже проигнорированы. Дазай устало потёр висок, глядя на объявление около входных дверей. Фотографии исхудалых псов, сверкающих оскалами из тёмных углов в захудалых районах Токио, смутно знакомых кареглазому, вызывали странное ощущение неприязни, отвращения.., страха? И чего-то ещё. Чего-то странного, что не должно ощущаться, но Осаму чувствовал. Будто это что-то значит. Что-то очень не хорошее, с чем ему ещё предстоит столкнуться, и это явно не пройдёт даром. Улицы мокрые и сырые, лица у людей кислые, всюду сквозит пронизывающий ноябрьский ветер, предвещающий скорую холодную зиму. Благо, не смотря на тучи, дождь сегодня не предвещали. Шатен брёл в направлении дома Фёдора, но что-то ему подсказывало, что он его там не застанет. Но они всё же пересеклись. Дазай никогда не отказывался от благ цивилизации, да и по натуре был ленив, но подъём на четвертый этаж не был чем-то сложным, и Осаму, даже некой с радостью, взлетал по ступеням. Едва он оказался в одном пролёте от нужного этажа, послышалось гудение лифта, и перескочив последнюю ступень шатен врезался в выходящего из него человека. Парень открыл было рот, дабы извиниться, и тут же замер, увидев Достоевского. - Фе-е-ёдор, - протянул кареглазый, чуть ли не падая, но стараясь удержать равновесие и одновременно правильно произнести имя, - чёрт тебя дери, - он снова выпрямился, - ты где был? Дазай поклялся себе, что если Достоевский опять начнёт юлить, ему придётся воспользоваться влиянием "отца" и копнуть глубже. Хотя, было ли, куда копать... В последнее время Фёдор всё чаще отказывался от встреч и редко когда его вообще можно было выхватить между парами и о чем-то поговорить. Дома он, по всей видимости, тоже бывал не часто. Хотя пса, надо отдать должное, таскал с собой всегда. Дазай сделал для себя открытие, когда позади послышался стук когтей, и по лестнице, словно вихрь взлетел Морган. - Не любит лифты, - буркнул Фёдор, пропуская пса и шатена в квартиру, а после ступая следом. Даже у входа Дазай заметил, что мебель покрылась тонким слоем пыли, хотя тот не замечал её раньше. - И чем вы двое промышляете? - заговорщически протянул Осаму, расположившись в зале, и кидая взгляд с пса на хозяина квартиры. Фёдор усмехнулся на выпад шатена. - Ничем мы с Морганом не промышляем. Появились некоторые дела, пришлось мотаться по стране. - Да ну, ты так редко выходишь на связь, что даже рыжий переживает. - А ему то какое дело, - безучастно спросил Достоевский, смотря сквозь Дазая. - Эм, ну.., мы вроде как друзья... В смысле, мы трое. Разве нет? - Ах, конечно. Дружба, такая штука, да.., - пробурчал он, при этом неоднозначно покачал головой. - Знаешь, - как-то через чур серьёзно, и очень неожиданно после затяжного молчания, молвил Осаму, - такое ощущение, будто ты вообще с людьми никогда длительных контактов не поддерживал, - он задумчиво пялился в потолок, откинувшись на спинку дивана. - Кто знает. - Ой, да ладно тебе, - фыркнул тот, и резко что-то вспомнив, выпрямился, - слышал новости? Фёдор покачал головой. - Ну, там, про собак больных каких-то, - Дазай сам вдруг понял, как это глупо, но почему-то его это тревожило. Достоевский закатил глаза с видом осознания, включил телевизор, и полистав каналы, сделал звук по громче. - Сейчас все только об этом говорят, потому что больше не о чем, - он пожал плечами и откинулся на диван подобно шатену. Осаму прислушался, опустив веки."Вспышка странного заболевания, именуемого сейчас, как «Rabies 49 », всё ещё не получила оглашение своего начала. Вирус, негласно названый бешенством имеет странные характеристики и, после проведения анализа мёртвого животного, было подтверждено, что гено́м клеток отличается от подлинного заболевания Rabies".
- Не думаешь, что это опасно? - Глупо, - ответил вдруг Накахара, и шатен распахнул глаза. Диалог с Чуей почти точь-в-точь повторял его беседу с Достоевским. Стало не по себе, - ...как будто раньше не было этих вспышек, тем более какого-то там бешенства, - продолжал рыжий своё повествование (большую часть которого Дазай прослушал), сделав акцент на последнем слове, и при этом плавно жестикулируя одной рукой, - думаю, скоро все забудут, - подытожил он. Шатен в ответ угрюмо кивнул, поёжившись от холодного ветра. Накахара рылся в своей небольшой спортивной сумке, но очевидно его поиски не увенчались успехом, и он, сложив руки на подогнутое колено, уткнул в них недовольное лицо. Из Дазая вырвался тихий смешок. Вид недовольного рыжего тешил его до безумия. - Чего смеёшься? - злостно поинтересовался тот, - шиза накрывает? Осаму лишь помахал головой. Хмурое пятничное утро не радовало даже тем, что оно пятничное. Улицы пустуют, приуниверситетский дворик тоже, вокруг только тишь, да смута. Мир замер, словно перед бурей. Да, в небе и правда клубились тяжёлые тучи, обещающие новую волну дождей и ливней. Но это была не та буря, которая ждала мир. - Кстати, - сказал Чуя, поднимаясь со скамейки, - мне нужно махнуться в Йокогаму на выходные, - в интонации явно слышалось продолжение, но он его не озвучил. - У меня там дядя, - многозначительно произнёс второй, тоже поднимаясь и вытянувшись на носочки. Он долго глядел в серое свинцовое небо, и наконец повернулся к Накахаре, - составить тебе компанию?