Неравный брак

В один из теплых майских дней, после неспешной пешей прогулки по набережной Фонтанки, Анна в сопровождении Лидии Ивановны зашла в кондитерскую. — Как здесь уютно, Анечка, — огляделась пожилая дама. — Давай закажем твои любимые пирожные? — С удовольствием, Лидия Ивановна, — Анна с компаньонкой направилась к свободному столику. — Заплатите за пирожные, сударыня, иначе я вынужден буду позвать городового, — Аня оглянулась на громкий голос продавца, который отчитывал одну из юных покупательниц. — Я заплачу… Я потом… А сейчас нет деньги… Они дома, — пролепетала молоденькая девушка лет пятнадцати-семнадцати, по всей видимости, иностранка. — Вы изволили заказать два пирожных на сумму семьдесят копеек. Вы же и испортили их, уронив на пол. Сообщите ваш адрес, сударыня, и мы пришлем вам счет… Платонова прислушалась. — Я не хотела уронить, это… это случайно… И я забыть свой адрес… я из другой страны… я гость, — иностранка собиралась заплакать, но пересилила себя. — Наконец-то я тебя нашла, — внезапно бросилась к незнакомке на помощь Анна. Ей стало жаль эту девушку. — Пойдем скорее, мы с тетушкой искали тебя по всему городу! А за пирожные я сейчас заплачу. И спасительница, порывшись в ридикюле, протянула продавцу семьдесят копеек. Анна заказала на дом десяток любимых пирожных, и вместе с Марией (так звали незнакомку) и Лидией Ивановной вернулась в особняк Корфа. — Владимир Иванович не заругал бы тебя, что приводишь в дом незнакомых людей? — шепотом спросила госпожа Зотова у Анны, когда Мария отошла в уборную. — Думаю, что нет, — пожала плечами Платонова. — Я бы ему все объяснила… И я не совершаю ничего предрассудительного. Анна тяжело вздохнула и постаралась скрыть слезы, прозвеневшие в ее голосе, при упоминании имени человека, которого она мучительно любила и не представляла, как теперь сумеет жить без него? А он… после того постыдного случая в карете заметно охладел к ней, окунулся в светскую жизнь и с радостью приступил к дворцовым обязанностям. А неделю назад и вовсе уехал в Москву — встречать Царскую Фамилию и охранять Кремлевский Дворец! Простился Владимир с Анной холодно, поцеловав ее лишь в лоб, как сестру. Напомнил, что причитающаяся ей часть наследства в виде крупной суммы денег уже находится на ее личном счету в банке. И протянул ей документы, при предъявлении которых она могла бы этими деньгами пользоваться. Добавил: — «Пользоваться в разумных пределах и предварительно посоветовавшись с госпожой Зотовой». Затем, словно несмышленному подростку, Корф велел девушке вести себя прилично и не покидать дом без сопровождения Лидии Ивановны… Только на мгновение Анне показалось, что в глазах Корфа при прощании промелькнули прежняя к ней симпатия и теплота, но вскоре серый взгляд его вновь стал стальным и непроницаемым… — Не грусти, девочка моя, — Лидия Ивановна ласково приобняла Анну. — Я уверена: Владимир Иванович до сих пор к тебе неравнодушен… Если говорил давеча, что любит, значит, так оно и есть! И ты подумай: стал бы он тебе помогать с разводом, если бы не любил? Забыл бы про тебя, и все… И мучилась бы ты, бедненькая, с тем стариком всю жизнь! Все свои лучшие годы! Ты только вдумайся, что для тебя сделал Владимир Иванович!.. И ты говоришь, он дважды отказался от близости с тобой? О, это подвиг со стороны любящего мужчины! О, молодость, молодость!.. Владимир так на тебя глядит, так глядит: ух, страсть! Прямо искры летят! Неужели ты, Анечка, не замечала? Я, признаться, даже боялась вас наедине оставить! — Я этого не знала, не замечала, — прошептала потрясенная выводами компаньонки Анна. — Живя здесь, в Петербурге, я ежедневно натыкалась лишь на его суровый взгляд, в нем не было ни капли теплоты… — Сурово он смотрит лишь на меня, как на препятствие между вами, — с хитрой улыбкой молвила Зотова. — У меня большой жизненный опыт, милая… И я давно знаю Владимира… Когда-то я дружила с его покойной матерью… Прекрасная была женщина… — Вы мне расскажете о ней? — попросила Анна, но осеклась, потому как в гостиную вошла Мария. *** Гостья оглядела Анину комнату: — Очень красиво… Это дом твоего жениха? — Нет… Сына моего покойного опекуна… Его зовут Владимир… — Владимир, — медленно повторила Мария. — Красивое имя… Важное… Вы любить его? Вы любить сына опекуна? У вас в глазах печаль, когда вы говорить о нем… — Люблю, — прошептала Анна, — он спас меня… Когда-нибудь я вам подробнее расскажу эту историю… Но он разлюбил и забыл меня… уехал. — Может быть, вы не так всё понимать?.. — Гостья прониклась болью своей спасительницы. — А вы знаете, Анна, как я призналась в любви к свой жених? — разоткровенничалась темноволосая немочка, желая отвлечь новую знакомую от мрачных мыслей. — Я написать ему стихи… Может быть, и вы пробовать? — Я? Стихи? — растерялась Анна. Она покраснела, когда представила себе лицо Корфа, читающего ее наивные признания в стихах. — Нет-нет, я не смогу… Что вы! Что вы! — Да. Стихи. Мне это помогло… И теперь мой жених… тоже любить меня! Напишите Владимиру, Анна! — посоветовала восторженная гостья. *** Корф, вскочив с кровати, спешно надорвал конверт со своим же собственным обратным Петербургским адресом и надписью «От Зотовой Лидии Ивановны»: «…Надеюсь, Вы в добром здравии, Владимир Иванович, и исправно служите Царю и Отечеству… … Не могу смотреть, как страдает без Вас Анечка, и без ее ведома пересылаю Вам лист с ее стихами, которые девочка много раз переписывала и бросала в камин. Я подобрала один такой лист и прочла… Прошу меня простить: это не праздное любопытство… Мною движут лишь беспокойство и благородные порывы, поверьте… Аннушка без Вас тает на глазах, думая, что Вы забыли о ней… Но крепится, не подает виду, а сама плохо питается и мало спит от волнения… А также я должна признаться, что решилась написать Вам, Владимир Иванович, после одного случая… Анна несколько раз порывалась найти место гувернантки, лишь бы быть при деле и не скучать в Вашем доме, не зависеть от Вас, и я с нею ходила в дом одного богатого заводчика. Его дочери требуется гувернантка… Так вот, заводчик энтот так глядел на Аннушку, уж мне не понравилось, это мерзко!.. Уж не знаю я, как отговорить нашу девочку от опрометчивого шага: поступить в гувернантки в дом к этому человеку. Анна упрямится, не слушает меня, говорит, что она — свободная женщина… И я пишу Вам все это лишь потому, что я уверена, что Вы неравнодушны к Анне, Владимир Иванович, и оттого я осмелилась так скверно поступить: все изложить Вам в письме и переслать ее стихи… Только дайте мне слово, что Анна никогда не узнает о моем вмешательстве и о сем нелицеприятном поступке. А на днях, ох, что было, Владимир Иванович! Аннушка при мне в кондитерской помогла одной иностранке расплатиться за пирожные и пригласила сию молодую особу (Марию) к вам домой… Уж не гневайтесь, Владимир Иванович, Анечка просто добра и не хотела ничего дурного… Девушки беседовали в комнате Анны. Как вдруг спустя два часа в дом прибыл конвой из Зимнего дворца, и нас обвинили в похищении Марии, принцессы Гессен-Дармштадтской, невесты Его Высочества Цесаревича Александра Николаевича! И эти люди увели принцессу! Аннушка всю ночь проплакала, переживала, пока наутро не пришла записка от Марии, что с нею все в порядке, и что она теперь считает Анну лучшей подругою и благодарна ей за помощь. Я очень надеюсь, Владимир Иванович, на Ваше скорое возвращение! С низким поклоном к Вам… Зотова Л.И.» А на отдельном, изрядно помятом, листе были Анины стихи, написанные ее красивым почерком с небольшими завитушками. Владимир сразу же узнал ее почерк, поскольку, когда он воевал на Кавказе, девушка в конце каждого письма Ивана Ивановича неизменно делала вежливую приписку от себя лично с пожеланиями ему, Владимиру, доброго здравия, бодрости духа и скорого возвращения в отчий дом. Вы — рядом, и все прекрасно: И дождь, и холодный ветер. Владимир, спасибо, мой ясный, За то, что Вы есть на свете. Спасибо за эти губы, Спасибо за руки эти. Спасибо Вам, мой любый, За то, что Вы есть на свете. Как страшно, что мы могли бы Друг друга совсем не встретить… И я бы без Вас погибла… Рада, что есть Вы на свете!.. (*) На листе были размытости: по всей видимости, девушка плакала, когда выводила эти милые строки… После прочтения Корфом овладела крайняя растерянность и различные противоречивые чувства: он же привык сам добиваться расположения женщины, а тут… Анна не может без него жить… Так неожиданно… Владимир закусил нижнюю губу и взъерошил волосы. Перечитал письмо и незатейливые стихи… Улыбнулся… Победно усмехнулся: попалась птичка! Но тотчас подумав о ее красоте, сводящей с ума многих мужчин, и о том заводчике, который глядит на его Анну масляным взглядом, чуть не взвыл от возмущения и бессилия… Да, она так хороша собой и мила… А про ее мягкий нрав, прекрасные душевные качества и неординарную сильную натуру и говорить нечего… Ее же может в любой момент кто-нибудь увести, уговорить и соблазнить… Нет, именно он должен быть с нею рядом! Стать ее законным супругом… Ох уж Анна! Додумалась выручить деньгами незнакомку и привести ее в дом… И ее доброта ведь не прошла даром: теперь у бывшей крепостной в лучших подругах сама будущая Императрица Российская! Уму непостижимо! Однако, нужно предостеречь Анну впредь быть осторожнее и не приводить в дом кого попало! Ее же могли арестовать за обнаружение в их доме юной принцессы Марии! А будущая Императрица разгуливает в одиночестве по Петербургу без денег! Неужели Его Высочество Цесаревич не знает об этом? Весьма и весьма странно! …Мудрая Лидия Ивановна задела самое больное место барона Корфа: по прочтении ее письма в нем взыграла дикая ревность и обострилось чувство собственника… И эти два чувства составили в душе Владимира гремучую смесь и превратились в некую силу, способную смести все на своем пути… «Моя, моя Анна! Только моя!» Владимир с трепетом поднёс к губам измятый листочек, затем еще раз перечитал стих… Каким сокровищем наградил его Господь: Аниной взаимной любовью… Он будет благодарить за это Бога до конца своих дней… И он станет достойным этой любви, постарается беречь, лелеять и преумножать это чувство… Он будет не только брать, но и отдавать во сто крат больше… Как в Евангелии сказано? — «Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине: Все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает…» Ему еще нужно дорасти до такой любви… …Анна его любит! И это лучшее, что может быть… А он… обязательно что-нибудь придумает… Непременно! А ближе к рассвету на Владимира снова нашли сомнения: а как же военная служба и его преданность Государю? Как же дело всей его жизни? Он почти всю ночь не сомкнул глаз, а будущее казалось туманным и неопределенным. *** Через пару дней Владимир в числе десяти гренадер сопровождал Царскую семью в загородной прогулке с катанием на лодках по озеру. День выдался чудесным, солнечным, но всех предупредили, что купание запрещено: вода в мае очень холодная. Члены Царской Фамилии и их сопровождающие (сам Император остался в Кремле) расселись по лодкам… Катание началось. Гренадеры же дежурили на берегу. Несколько лодок довольно скоро на четверть версты отдалились от берега. Вдруг Владимир заметил, как ребенок на одной из лодок тянет руки к воде: не то за рыбкой, не то еще за чем-то. Корф крикнул: «Держите дитя!» И в тот самый миг малыш упал в воду. Падение заметил один из матросов: он же тотчас нырнул, а женщины, бывшие в лодках, вскочили с сидений и в панике оглядывались. Барон, успев скинуть китель, тоже бросился в ледяную воду и поплыл… Было неимоверно тяжело: набухшие сапоги тянули ко дну, одежда и студеная вода сковывали движения, а когда Владимир попал в водоворот, то понял, что сам тонет… Приложив невероятные усилия, он все же выплыл из водяной воронки. Меж тем на лодках началась паника. Миша? Михаил Николаевич? Младший сын Императора утонул! Где же он? Его уже не видно! Еще несколько мужчин бросились в воду… Барону удалось разглядеть в аршине от себя нечто белое: рубашка! Подплыл, взялся за нее обеими руками и вытащил малыша. Стараясь держать голову ребенка над водой, доплыл к одной из лодок и передал дитя в чьи-то мужские руки. Пять минут спустя все ликовали: после искусственного дыхания, проделанного одним из матросов, младший сын Императора был спасен! Корф же вернулся на берег своими усилиями… *** День спустя Император пожелал лично увидеть отважного барона. Он принял его в одном из своих кремлевских покоев. Царь был одет по-простому, но не утратил при этом своего величия. — Хочу лично поблагодарить вас, поручик Корф! Вы спасли жизнь не просто моему сыну, но, возможно, и будущему Императору… И я готов исполнить любое ваше пожелание. Не смущайтесь. Говорите! Нынче вы в своем праве! — Благодарю Вас, Ваше Императорское Величество… Я всего лишь исполнял свой долг… Но… простите мне мою нескромность… да, у меня есть два желания, — осмелел Корф. Он набрал полную грудь воздуха и выпалил: — Я желаю жениться на своей бывшей крепостной, но при этом продолжать, как и раньше, служить Вашему Императорскому Величеству и… России. — Жениться на своей крепостной? И продолжать служить мне? Всего лишь? — изумленно поднял брови Государь. — И это все, что вам нужно для счастья, поручик? — Так точно, Ваше Императорское Величество! — Сердце — даме, а жизнь — Государю? — улыбнулся Император. — Похвально! Именно такие офицеры мне и нужны! Подозвал генерала: — Произвести поручика Корфа в чин капитана и послать свидетелей с дарами в день его венчания от моего имени! И нынче же сообщите о предстоящей свадьбе моему сыну Александру и принцессе Марии… Пусть и они засвидетельствуют столь радостное и редкое в Российской Империи событие: торжество настоящей любви! — приказал Николай Павлович.