Неравный брак

Боже, Царя храни! Сильный, державный, Царствуй на славу, на славу нам! Царствуй на страх врагам, Царь православный! Боже, Царя, Царя храни!.. (*) Бравурная музыка и торжественные слова русского православного гимна раздавались в Московском Кремлевском Дворце, наполняя собою все пространство огромной залы и заставляли сердца присутствующих биться в унисон. Собравшиеся здесь чины и русские вельможи — члены Государственного Совета, придворные, военные и гражданские особы — в блистательной дворцовой зале ожидали высочайшего выхода… Поручик Владимир Корф был в числе дворцовых гренадер (**)… Его внезапно откомандировали на месяц в Москву по случаю пребывания Августейшей Семьи в Первопрестольной: в мае 1840 года (дата изменена) последовал приказ направить в столицу для содержания постов в Большом Кремлёвском дворце часть отряда. Потому как стала очевидной желательность пребывания в Москве дворцовых гренадер для охраны царских покоев и парадных залов в Кремлёвском Дворце. Созданный отряд роты в составе тридцати гренадер, в том числе поручика (Владимира Корфа), одного прапорщика, трех унтер-офицеров, одного барабанщика и одного флейтщика под началом гвардейского подпоручика Григория Блинова приступил к несению временной службы в Кремле. Гренадеры заняли места в карауле в Оружейной палате, в Святых сенях Грановитой палаты, на парадной лестнице, в Георгиевском зале, в Тронном Андреевском зале и у царских апартаментов. Форма Роты Дворцовых Гренадер состояла из мундира, имеющего покрой полуфрака и шился из темно-зеленого сукна с воротником, обшлагами, клапанами при них, лацканами и полочками на фалдах из красного сукна, с петлицами: на воротнике лацканах и клапанах с плечевыми погонами и четырьмя на левом рукаве нашивками из золотого матового галуна с 26-ю золото-апликированными пуговицами, с гербами и с подкладкой красного «атамета». Брюки были темно-зеленого сукна, с лампасами из золотого матового галуна, с красным просветом и с холстяной под всеми подкладкою. Кутасы на шапках офицеров были серебряными… Вскоре по команде капитана Роты Дворцовых Гренадёр Лаврентьева, часть караула, в том числе и поручик Корф, размеренным строевым шагом миновала анфиладу коридоров и лестничных пролетов, и выстроилась у Главного входа Московского кремля, образовав живой коридор. А по вымощенной булыжником дороге, покрытой нескончаемым ковром, величественно кланяясь, прошествовала Царская Фамилия во главе с Государем Императором Николаем I. Боже, Царя храни! Славному долги дни Дай на земли! Дай на земли! Гордых смирителю, Слабых хранителю, Всех утешителю — все ниспошли! Музыка и слова зазвучали стройнее, громче, а Царственные особы, казалось, плыли под эту мелодию. Ликующий величественный гимн отзывался в тысячах сердец и роднил Царя-батюшку с Его подданными. Горячие приветствия простого народа, собравшегося на площади, возгласы, вырывающиеся из всех грудей, провожали Царскую Семью до тех пор, пока Государь со свитой не скрылся за массивными дверями Кремля… После чего трижды раздалось громовое «ура!» *** Анна осталась в Петербурге с Лидией Ивановной, которой было велено не спускать глаз с молодой подопечной. После той поездки в карете Анна с Владимиром почти не разговаривали. Из-за своего страстного порыва девушка его сильно смущалась и даже избегала. А ему было больно смотреть на нее… Он убедил себя, что его любимая испытывает к нему лишь чувство благодарности. Но совсем отпустить девушку Корф был не готов, все же надеясь на чудо… Да и куда она пойдет? Барон в некоторой степени даже рад был вновь окунуться в атмосферу дворцовой службы, охранной муштры, ежедневного развода мостов возле Зимнего и общения с сослуживцами. Иногда свободное время он проводил в обществе князя Репнина, продолжавшего исполнять обязанности адъютанта при Цесаревиче. Возвращаясь вечером в особняк, Владимир, пересиливая себя, не тотчас бросался искать Анну. А сначала заходил на кухню и бранил слуг, срывая на них свое скверное настроение, при этом умудрялся отведать чего-нибудь вкусненького и выпить пару бокалов крепкого вина. Затем направлялся в свою комнату, где неспешно переодевался, меняя надоевшую за день щегольскую военную форму на домашние брюки, рубашку и жилет. Он это делал с особой тщательностью, сознательно или подсознательно желая при Анне быть «в форме»: ведь им предстояла встреча за ужином, неизменно в обществе Лидии Ивановны. Во время ежедневных вечерних трапез все трое старались поддерживать светскую беседу. Лидия Ивановна степенно пересказывала все петербургские новости, прочитанные за день в газетах и сплетни, когда-то рассказанные ее приятельницами. Анна же интересовалась у Владимира, как прошел его нынешний день. Он отделывался общими фразами, думая, что девушке неинтересно все это. А она, напротив, каждый раз ждала подробностей… Ей хотелось узнать побольше о любимом мужчине, который, вопреки ее мнению, оказался добрейшим человеком и спас ее от ужасного брака. В другое время Корфу и Анне поговорить не удавалось: с девушкой всегда находилась компаньонка, а встреч наедине Аннушка с ним избегала. Однажды за ужином Анна вновь заикнулась о своей возможной актерской карьере и о прослушивании у господина Оболенского, — Корф же глянул на девушку так, что ей сразу вспомнились его резкие и грозные слова, сказанные им перед отъездом в Петербург. Лидия же Ивановна горячо поддержала барона, перехватив его суровый взгляд, и сказала, что нужно хорошенько обдумать, чем Анне следует заниматься. — А пока, Анна Петровна, отдыхайте, гуляйте больше, читайте, набирайтесь сил, — почти официально, но всё же мягко, произнес Корф. Владимира порой раздражало присутствие госпожи Зотовой, ему казалось, что она переусердствовала в своих обязанностях и даже его самого не оставляла с Анной тет-а-тет. Но мужественно терпел ее: ведь негоже неженатому молодому мужчине проживать в одном доме с девушкой без компаньонки. Светский Петербург был немилосерден к явным нарушителям этикета. *** Однажды поздно вечером Анна и Владимир все же столкнулись. Он, листая книгу, выходил из кабинета, а она, перемазавшись краской, «летела» мимо него за компаньонкой, спеша показать той свой очередной удачный эскиз. Девушка так быстро бежала, что не заметила выходящего из кабинета Корфа и едва не сбила его с ног. Тот, конечно же, устоял, но книгу из рук выронил, и она с шумом упала на пол, а заметки в виде закладок, сделанные им, выпали и рассыпались. Анна с Владимиром одновременно бросились все поднимать, и тут он заметил, что у девушки лицо и руки перепачканы краской. — Что это значит, Анна? — спросил он строго. — Я рисую, — пролепетала красавица. Она заметно покраснела, и вообще вела себя так, словно ее застали за чем-то постыдным. — Что вы говорите? Не знал о вашем новом таланте… Могу я увидеть рисунки? Анна тихо запротестовала, сказала, что это всего лишь наброски, что они дурны и не стоят внимания, но мужчина настаивал. Им навстречу вышла Лидия Ивановна. В ее присутствии девушке пререкаться с Корфом стало неудобным, и Владимир прошел за Анной и компаньонкой в малую гостиную, в которой из высоких окон открывался великолепный вид на Фонтанку и на примыкающие к ее берегам замки и иные архитектурные сооружения… И мужчина заметил на мольберте свой портрет… *** Боже, Царя храни! Сильный, державный, Царствуй на славу, на славу нам!.. Знаменщик Роты Дворцовых Гренадер в сопровождении караульных под заключительные слова гимна торжественно пронес Знамя в парадную залу Московского кремля. Все взоры собравшихся были обращены на Государя, который со свитой занял места на балконе второго яруса. Владимир сморгнул слезы, выступившие ему на глаза. В такие торжествующие минуты он особенно ощущал себя избранником Божиим, частью огромного воинства, призванного защищать Государя Императора и землю Российскую от внутреннего и внешнего врагов… Но никто не должен видеть его чувствительность! Для всех он — гордый барон Корф, гренадер Золотой Роты, бесстрашный поручик и заядлый сердцеед… Сослуживцы прочили ему генеральский чин… Все единогласно считали, что его ждет блестящая военная карьера и множество славных подвигов и побед. Неужели он сможет все это оставить?.. Оставить ради Анны, бывшей крепостной и разведенной, ради женитьбы на ней, и навсегда обосноваться в поместье? Сможет ли?.. Корф прикрыл глаза и едва заметно покачал головой… Жить в глуши с женщиной, которая испытывает к тебе лишь чувство благодарности за избавление от ненавистного брака? Хотя… тот Анин рисунок, его портрет… разве не говорит о ее зарождающихся к нему чувствах? «Вернусь в Петербург и непременно поговорю с Анной, не позволю ей скрыться от меня… И никакие сударыни Зотовы мне более не помеха…» *** Поздно вечером после описываемых торжеств Владимир находился на квартире, где остановилась командированная в Москву Рота Дворцовых Гренадер. К нему подошел дневальный: — Поручик Корф? Вам письмо из Петербурга с нарочным… (***)