Да свершится правосудие

Одри       Одри придирчиво осмотрела себя в зеркало. За время плаванья она укоротила платью Полин подол и рукава, из обрезков ткани сшила довольно симпатичный, как ей казалось, кушак. Теперь она затянула его как можно туже, но все равно ей не очень-то нравилось, как платье сидело. Немудрено: ведь Полин было необходимо носить корсет, а Одри, работая в больнице, от него отвыкла. Его у нее даже не было.       Обрезков осталось так много, что хватило даже на заколку — нечто среднее между цветком и бантиком, черно-красно-зеленым — которую Одри теперь прикрепила к тщательно причесанным волосам, надеясь, что так она не будет выглядеть в красивом платье слишком уж нелепо. Выдохнув, Одри надела шляпку, также подаренную кузиной, и вышла.       Том уже ждал ее в гостиной, в том самом костюме, в каком его возили в суд. Одри поправила ему галстук и неловко улыбнулась: хоть сейчас она и была в нарядном платье, но почему-то ей казалось, что они выглядят очень уж по-разному.       — Так вот над чем ты всю дорогу трудилась? — весело спросил Томас. — Очень красивое. Тебе к лицу.       Он всегда умел ее подбодрить. Одри захотелось поверить, что она и вправду не так уж несуразно выглядит, и вечер пройдет неплохо. Эвансы, которые пили вечерний чай на кухне, пожелали им удачи и многозначительно переглянулись.       Они шли пешком, так что отправились заранее, не спеша. Вечер был тихий, теплый, Том рассказывал Одри, как клерк Брендан сцепился с их бригадиром и едва не подрался, хотя обычно они ладят, она рассказывала, как сегодня больничную кухню обчистила коала.       — Вот влезла и давай лопать рисовую кашу! Миссис Брукс на нее расшумелась, поварешкой замахивается, а ударить-то — ну, жалко…       — Конечно, жалко! Как же изголодался бедный зверь, если ест с больничной кухни? Мисс Уилкс бы не поняла.       Одри рассмеялась.       — Миссис Брукс хорошо готовит, Том, ей-Богу!       — Да? В таком случае я как-нибудь возьму с коалы пример. Мне ведь тоже не достанется поварешкой?       Одри успела забыть, что они с Томом не просто гуляют, когда перед ними вырос трехэтажный особняк с лепниной и большими вазонами у парадной двери, в которых цвели петунии. «Значит, тут и живет эта мисс Джудит? Красиво, как во дворце… И в то же время странно, что люди здесь живут, это же как в музее. Хотя, наверное, у Тома дом был такой же». Она встревоженно взглянула на мужа: не погрустнел ли? Но Том рассматривал особняк мэра скорее… снисходительно.       В передней — огромной, почти как вестибюль в больнице в Нью-Йорке, освещенной яркими лампами, с высоченным зеркалом — их встретил самый настоящий лакей и забрал шляпы, а после повел их по застеленной бордовым ковром лестнице. Одри не удержалась от тихого восклицания: на лестницу падали разноцветные блики из витражного окна. Том тихо и грустно вздохнул.       — Как у меня дома, — прошептал он смущенно, поймав ее тревожный взгляд.       Одри чуть сжала его локоть, и они двинулись дальше — по коридору, тоже устеленному коврами, украшенному картинами и вазами с живыми пионами. От них шел тяжелый сладкий аромат. «Рассказать кому — не поверили бы, где я была… Это все равно что тот паренек с «Титаника», Джек, Гек о нем рассказывал, что тот как-то пробрался в первый класс». Одри так и не решилась спросит у Тома, правда ли это — не хотела лишний раз напоминать о трагедии. Но вот лакей распахнул перед ними дверь, и похожий на ворона дворецкий провозгласил:       — Мистер и миссис Томас Эндрюс!       Стараясь не дрожать от волнения, но все-таки больше, чем нужно, цепляясь за локоть мужа, Одри вошла вслед за ним в комнату, показавшуюся ей сначала необозримой. В глазах зарябило от яркого электрического света, отражавшегося в подвесках гигантской люстры, света, блеска украшений, лоснящихся волос и отделки нарядов. И ослепительнее всего была, конечно, мисс Джудит, в лиловых шелках, с тяжелым узлом золотых волос, украшенных нитями жемчуга. Она устремилась им навстречу, сияя улыбкой.       — Наконец-то, уже все собрались! Господа, позвольте представить…       Едва она договорила, какой-то толстяк с седыми усами, немного напоминающий Данбара, поплотнее прижал монокль и будто крякнул:       — Эндрюс? Тот самый, с «Титаника»?       Одри похолодела, но Том только скромно улыбнулся:       — Совершенно верно.       Он вообще преобразился: продолжая улыбаться, непринужденно со всеми раскланивался, пожимал руки, отвечал на вопросы коротко и просто, но доброжелательно, словом, был как рыба в воде. Одри тоже была как рыба… В том смысле, что молчала, чувствуя, что мучительно краснеет, так что щеки даже стали влажными. Судорожная улыбка точно приклеилась к ее губам. К тому же Одри совершенно не представляла, что ей делать: Том предупреждал, что реверанс не нужен, но просто так стоять, когда ей кланяются, тоже было неудобно. К счастью, на нее не обращали внимания… В центре внимания был Томас — и она видела, как на него смотрела мисс Джудит и остальные. Будто оценивали. Впрочем, ее саму игнорировали только до поры.       — Простите, миссис Эндрюс, мы похитим вашего мужа ненадолго, — улыбнулся ей отец Джудит, мэр Андерсон, высокий и полный, кажется, действительно добродушный. И Том, быстро пожав ей руку, отошел, а Одри осталась в окружении подруг мисс Джудит, на первый взгляд, очень благожелательных… Хотелось ей в это верить.       — Ну что ж, присядем?       Одри усадили на алый диванчик, причем так, что она оказалась точно зажата нарядными дамами, рассматривавшими ее, как будто странное насекомое. Она все-таки убеждала себя, что ей кажется… Покуда красивая, чуть полноватая смуглая девушка — к ней обращались «Этель» — не заявила чересчур ласково:       — Какое интересное на вас платье, милочка… Такие носили лет пять назад. Неужто в Нью-Йорке они снова вошли в моду?       — Я не знаю, — ответила Одри: ну а вправду, может, и вошли, она ведь уже два месяца, как уехала.       — О, милочка, я сомневаюсь, — Этель чуть причмокнула. — Мода так быстро не меняется.       — Может, мы просто не в курсе, — хихикнула хорошенькая белокурая девушка. — Ведь о модных новинках всегда первыми узнают… м-м… Дамы не нашего круга. Вы ведь артистка, не так ли? Случается, джентльмены теряют голову, скажем, от певиц варьете.       Одри стало обидно сначала за себя, потом за Полин: она, конечно, не знала этих девушек толком, но ее кузина точно не стала бы пытаться задеть кого-то нарочно. Может, все эти барышни и мизинца Полин не стоили, но, судя по тону, считали себя выше и лучше.       — Ну что ж, артистки честно работают, — сказал она, удивившись, что говорит тоном Элисон, когда та бывала недовольна. — Но я была медсестрой.       — Отличное занятие, — похвалила мисс Джудит. — Помогать ближним — высокое призвание. Одна моя кузина в Англии чем-то таким занимается, она мне писала. Правда, порой приходится работать бок о бок с теми, кто пришел не по призванию, а… по бедности. Некоторые еще и пьют.       Она остановила на Одри очень мрачный взгляд, но его удалось выдержать. «Это такая ерунда по сравнению со всем, что было. Ради Тома я должна потерпеть». Если бы он обернулся, посмотрел на нее… С другой стороны, разве она не справится сама? Ведь не в реке с аллигаторами!       — Да, бывает, людям трудно живется, и не все справляются, — Одри решила, что тут можно и не улыбаться — хоть на минуточку перестать быть приветливой.       — О, но вы-то справлялись, — протянула Этель. — Чтобы понравиться джентльмену, нужно быть, по крайней мере, чистоплотной… Вряд ли это получится у женщины, которая пьет. Хотя… Вы ведь француженка?       — Каджунка, — Одри, чуть сжав складки платья, смотрела в пол — ей казалось, так она меньше злится.       — Это… Это кто-то, у кого в родне негры? — хихикнула белокурая девушка. Мисс Джудит с упреком посмотрела на подругу:       — Что ты, Келли. Те, у кого в родне негры — это мулаты. А каджуны — это потомки французских переселенцев. Хотя, конечно, с кем они только не смешивались за века…       Она печально вздохнула.       — А как вы сами, Одри, относитесь к смешанным или неравным бракам?       — Я считаю, что главное — чтобы была любовь, — ответила Одри тихо. Она почувствовала вдруг, что очень устала, как и не бывало на работе.       Барышни вокруг переглянулись с улыбками.       — У Бальзака, — продолжила мисс Джудит, — есть интересное произведение на эту тему. «Дом кошки, играющей в мяч». Вы ведь читали? Наверняка читали, ведь он ваш соотечественник в некотором роде.       Одри хлопнула ресницами, досадуя на себя. Элисон ведь когда-то предлагала ей почитать этого самого Бальзака, но он показался таким скучным, что Одри и до трети книги не дошла. А могла бы достойно ответить хоть в чем-то.       — Ну конечно, вы не читали, — поняла мисс Джудит. — Советую ознакомиться, очень поучительный сюжет. Юное и чистое, однако невежественное и наивное существо, увы, проигрывает умной светской женщине, умеющей обращаться с мужчинами.       — Проиграть не стыдно, — Одри снова машинально ответила той фразой, которую не раз слышала от Элисон. — Главное — играть честно.       Мисс Джудит и ее подруги снисходительно переглянулись.       — О да, сознание собственной правоты многое дает тем, кому больше утешиться нечем.       Одри совершенно не хотелось им что-то отвечать, она мечтала вскочить, броситься к Тому и спрятать горящее лицо у него на груди. Но она понимала, что не может сейчас этого сделать, да и потом не вправе, чтобы не расстраивать его. Но вот чудо — в ту же минуту высокая фигура мужа выросла за плечом мисс Джудит. Он выглядел обеспокоенным, и Одри почему-то догадалась: он наблюдал за ней, понял, что ей плохо, и поспешил на помощь.       — Прошу прощения, милые дамы, мне нужно кое-что уточнить у миссис Эндрюс… — он подал Одри руку, помогая встать, и они вместе отошли к окну.       — Может, нам лучше уйти? — муж внимательно посмотрел на нее. Одри хотела бы этого больше всего на свете. Уйти и никогда больше не появляться в этом доме, забыть о существовании мисс Джудит и ее злых на язык подруг. Но было нельзя, она это понимала.       — Нет, Том, все хорошо, правда.       — Но вид у тебя больной.       Одри опустила глаза.       — Душно немного. Отсюда нельзя выйти, прохладиться?       — Кажется, я видел дверь на балкон… Да, вот она. Я провожу тебя.       Том проводил ее на балкон и, оглянувшись на дверь, прижал ее к себе.       — Одри, одно твое слово — и мы уйдем.       Одри покачала головой. Том молча посмотрел на нее, погладил плечи и оставил там, хотя, как ей показалось, задержался на пороге. Только убедившись, что он ушел, Одри позволила себе всплакнуть немного, снова разозлившись на себя: ну что она за плакса такая? Когда она только приехала в Нью-Йорк и Делайла да еще одна медсестра, Джоанна, смеялись над ее акцентом, она не хныкала — ну, не так уж сильно хныкала — а научилась говорить правильно. А тут… «Я прочитаю этого Бальзака, про эту кошку! И много чего еще прочитаю, выучусь и буду ничем им не хуже, чтобы они не смеялись!» Одри стукнула кулачком по каменным перилам.       Ей нужно было выдержать — ради Тома, ради лучшей жизни для него.       Тем более, Одри теперь знала, как Тому приходится зарабатывать. Она давно подозревала, что он говорит ей неправду, будто устроился столяром: слишком часто для такой работы у него на руках появлялись порезы, довольно глубокие. Она знала, что он хорошо умел обращаться с инструментом, и не мог так сильно раниться. Порезы мокли, гноились, Одри старалась обработать их как следует, умоляла Тома поберечь руки и каждый раз молилась, чтобы не началось заражения. А вчера ей наконец все стало ясно.       Вернувшись из больницы, Одри обнаружила, что Том забыл дома обед и фляжку, и отправилась в порт. Когда ей сказали, что Тома нужно искать в сухом доке, немного удивилась: она ведь помнила из его рассказов, что там корабли вроде как ремонтируют, а он работал в столярной мастерской… «Может, его попросили что-то посоветовать? У него ведь в документах написано, кем он был раньше».       Но едва приблизившись, она поняла, что ошиблась. Красная клетчатая рубашка мужа видна была издали; он стоял на лесах и вместе с несколькими другими мужчинами скреб днище какой-то баржи, все покрытое ракушками. Немного подойдя, Одри ощутила и ту самую вонь, так удивившую ее, а спустя мгновение пришла в ужас, представив, каково Томасу с его спиной весь день проводить в одном положении — с задранной головой и поднятыми кверху руками.       Побоявшись, что отвлечет его — или еще как-то помешает, и не дай Бог, он снова порежется — Одри передала фляжку и обед для Тома бригадиру и ушла.       Вечером Том вернулся крайне смущенный. Одри тоже долго не решалась с ним заговорить, и только когда они вместе вышли на веранду, тихо сказала:       — Я спрашивала, в порту есть место клерка.       — Я знаю, — ответил Том, хмурясь и отводя глаза. — Но чистильщикам больше платят.       — Но ты можешь довести себя до заражения крови, Том, — тихо заметила Одри, не решаясь сказать, что не так много им и надо. Ей-то, конечно, нужно чуть-чуть, но он не привык к бедности.       — Ты в своих больницах рискуешь гораздо больше, причем постоянно. Я-то уйду, когда найду что-то получше, — проворчал Том и тесно прижал ее к себе. — Прости, что не сказал сразу.       Конечно, Одри простила: это была совершенная мелочь по сравнению с остальным. Тем более, она и сама не говорила мужу правды о своей работе: ему, наверное, было бы неприятно услышать, что она моет полы. Но теперь она решила не подводить мужа: Тому нужно завести знакомство с мэром и разными влиятельными людьми, чтобы ему не пришлось больше чистить днища кораблей, чтобы он наконец нашел что-то не такое тяжелое и более… уважаемое.       …Она постояла еще немного, вдыхая воздух, насыщенный запахом эвкалиптов, любуясь закатом: солнце здесь походило на необычайных размеров апельсин. Решила, что пора возвращаться в комнату.       Когда она открыла дверь, то увидела, что Томас стоял с мисс Джудит и снова о чем-то говорил, а та улыбалась не сводя с него взгляда. И опять Одри не видела его лица, но цыкнула на себя, чтобы подавить новое, темное и недоброе беспокойство. Тут их позвали к столу.       …Обед прошел сносно: Одри сидела рядом с Томом, он шепотом ей подсказывал, за который прибор взяться, а уж спину она постаралась держать прямо. Внимательно прислушивалась к тому, что говорили за столом, чтобы не ответить невпопад, но на нее никто не обратил внимания. После ужина Томас отвел ее в сторону:       — Сейчас я с джентльменами отойду в курительную комнату. Это ненадолго.       — Ты же не куришь, Том?       Он пожал плечами и улыбнулся.              — Не курю. Но могу подержать в руках сигару для порядка. Так нужно, Одри.       Одри кивнула. Перед тем, как отправиться с остальными джентльменами курить, Томас подвел Одри к какой-то очень древней глуховатой старушке и познакомил — это была тетка мэра Андерсона. Старушка подслеповато разглядывала ее, хлопая морщинистыми веками, потом усадила ее рядом и принялась рассказывать, как страшно было здесь во время восстаний каторжников. Одри внимательно слушала — это в самом деле было интересно и куда приятнее, чем общество мисс Джудит с ее подругами.       — Какие же жестокости они творили! И все же, милая, и в них есть душа, есть и среди них добрые люди. Помню, Гарриет, моя горничная, которая приехала сюда вслед за сосланным братом, потом помогала одной женщине с каторги… Очень красивая женщина, высокая, черные волосы — как плащ… Алиса ее звали… И вот эта Алиса после выхаживала Гарриет, когда та вышла замуж и родила…       У Одри сильнее забилось сердце. Конечно, может, эта женщина и не имела в виду ее бабушку, имя такое распространенное. Но отец именно такими словами описывал свою маму. И ее ведь в самом деле сослали в Австралию!       — А ваша горничная не говорила, миссис…       Но собеседница Одри уже задремала в кресле. Однако Одри все же не рискнула отходить от нее: по крайней мере, мисс Джудит с подругами, хоть и поглядывали в их сторону и перешептывались, но не приближались.       Когда настала наконец пора уходить и Том с Одри покинули этот огромный дом, больше не казавшийся таким уж красивым, то Одри почудилось, будто ее из клетки выпустили. И черная ночь сияла крупными звездами, точно радовалась вместе с ними. Кусты и деревья шумели от ветра, и в них мерещились чьи-то светящиеся глаза. Даже фонари не разгоняли густую тьму. Одна, пожалуй, Одри не решилась бы идти в такое время, но Том был рядом, и уже ничто не казалось ей опасным.       Только когда они прошли пару улиц, Одри заметила, что Том почему-то всё молчит. «Может, я все-таки сегодня как-то не так себя повела?» Не утерпев, она спросила:       — Том, ты… Не расстроился? Может, я в чем-то ошиблась?       Том, выйдя из задумчивости, остановил на ней взгляд. Томас       Тихий голос жены вывел Томаса из тяжелых размышлений. Следовало признать, что визит прошел гладко, хотя вроде сам он добился, чего хотел: познакомился с местными власть имущими, влияние которых в дальнейшем можно было бы использовать. Не сказать, чтобы они произвели на него отталкивающее впечатление: мэр, к примеру, был симпатичным и добрым человеком, слегка чудаковатым. Директор универмага — грубоватым и недалеким, но с ним Томасу вряд ли пришлось бы иметь дело. Начальник порта, правда, как раз сегодня не явился.       В общем, «заводить знакомства» было делом привычным, довольно простым и в данном случае не то, чтобы неприятным. Если бы не Джудит Андерсон с ее подругами. И если бы не Одри. Конечно, ее нельзя упрекнуть за дурное воспитание, и он попытался объяснить ей, как нужно себя вести… Но видимо, поведение женщин в обществе в той, прежней жизни казалось ему чем-то настолько естественным, что он не особенно о нем задумывался, не слишком отмечал подробности. А перед этим треклятым приемом не смог подготовить Одри как следует.       Ему не стоило брать ее. Нужно было подумать, как она дико будет смотреться среди «сливок», даже местных, — и припомнить, как любят в обществе клевать «выскочек». Разве он сам не пытался поддеть Мюира, когда того пригласил в гости дядя Уильям? Только теперь Томас понял, как низко вел себя — когда увидел, как Джудит Андерсон и ее подруги явно травят Одри.       И почему она не согласилась уйти, когда он предлагал! Он смог бы обернуть все так, что это не показалось бы нарушением приличий. Но Одри стоически осталась в доме, где ее обидели, и Томасу, если честно, мгновенно опротивел этот дом и его обитатели. Он снова с трудом сдерживал злость. Бросить бы их сразу… Но ведь, в конце концов, только ради Одри Томасу и нужны были теперь все эти знакомства — чтобы поскорее обеспечить ей ту жизнь, какую он надеялся ей дать. Какой же, черт побери, парадокс — позволить ее обидеть ради того, чтобы она потом жила лучше!       — Том, я в чем-то ошиблась?       Он опомнился. Прием был позади, их окружала свежая ночь, и жена расстроенно смотрела на него, явно готовая выслушивать упреки.       — Нам все-таки следовало уйти, когда я предлагал, — сказал он глухо.       — Я неправильно вела себя за столом? Или с той старушкой?       Захотелось закатить глаза.       — Да нет же, нет! Но не нужно терпеть, когда тебя оскорбляют!       Наверное, он сказал это слишком резко, почти выкрикнул. Одри отвернулась и грустно кивнула.       — Да. Извини.       Его как ножом по сердцу полоснуло. Он прижал ее к себе, и так они и стояли неподвижно; Одри уткнулась лицом в его грудь сначала, всхлипнула пару раз, плечики вздрогнули, он погладил ее по худенькой спине, и скоро Одри засопела, как засыпающий ребенок.       — Эй, Малыш, ты дойдешь до дома?       Она моргнула, подняла лицо, улыбнулась.       — Да, Том, конечно. Прости.       — Ну не извиняйся все время, Одри.       Она смущенно кивнула и прижала пальцы ко рту. Оба рассмеялись.       — Я не на тебя рассердился на этом приеме, Одри. Прости, что был резок. Ты молодец, прекрасно держалась, я горжусь тобой, — он приободрился, увидев, как сразу заблестели у нее глаза. — Но эти… Эта мисс Джудит и остальные девицы… Знаешь, меня учили быть вежливым с женщинами, но тут я сдержался с трудом!       — Том, — серьезно, точно раздумывая, ответила Одри. — Это было… не так уж ужасно. Я имею в виду… Ну и пусть они смеялись… От меня не убыло. Ну, стало неприятно, но это же… можно пережить.       — Но я не хочу, чтобы к тебе так относились.       — Но ведь они все равно будут, Том. Я не такая, как они, но как будто бы к ним лезу, а это нигде не любят. Давай я просто больше не буду с тобой ходить к ним в гости, хорошо? Тогда мисс Джудит меня не достанет, и ты не будешь злиться.       Это был разумный выход, но далеко не приятный. Станут думать, будто он стыдится Одри. Но хотя бы она сама больше не пострадает от сомнительных колкостей.       …Ночью долго не удавалось уснуть, хотя Томас и пытался себя заставить, ведь завтра предстоял очередной тяжелый, выматывающий день. Впрочем, не настолько выматывающий, как необходимость наблюдать, как светские сороки норовят клюнуть твою жену, и трусливо не вмешиваться. «Впрочем, в этом я преуспел», — промелькнула горькая мысль. Только ли поэтому он упорно возвращался мыслями в прошлое?       Он как будто уже наблюдал нечто подобное тому, что вышло сегодня с Одри, правда, наблюдал отстраненно, с жалостью к жертве, разумеется, но и с пониманием, что все это — закономерный итог сумасбродства. Сумасбродства, на которое пошел его кузен Альфед, женившись — Бог ты мой! — на театральной буфетчице.       Ровесник Уилла, Альфред Карлтон всегда был очень пылок… да, пожалуй, что-то в духе Мюира; в детстве и юности это доставило ему немало неприятностей. Томас, к которому кузен почему-то был привязан, пытался урезонивать его, особенно когда оказалось, что Фредди тоже хочет выбрать стезю инженера.       — Ну тогда придется тебе привыкать не спорить с начальством, — втолковывал ему Томас. — И высказывать уважение вышестоящим, даже если тебе кажется, будто они тебя глупее.       Сам-то он к тому времени набил шишек, пообтесался и считал себя очень умным и хитрым. Альфред во время таких разговоров краснел от негодования и однажды выпалил:       — Это бесчестно!       — Возможно, — согласился Томас. — Но ведь мир неидеален.       — И ты конечно, слишком занят строительством кораблей, чтобы попытаться сделать лучше этот мир?       — Я делаю, что умею, — ответил ему Томас тогда. — Менять весь мир разом — пустая затея. Это никому не по силам.       — О, конечно! По силам только строить гигантские корабли, хотя кому они нужны?       — Ну знаешь, перевозки чрез Атлантику сейчас расцветают…       — Конечно! — фыркнул Альфред. — Людям так невыносимо жить в Европе, что они бегут в Америку, а тебе подобные на этом наживаются, набивая ими трюмы. Да вам даже выгодно, чтобы мир оставался таким, какой он есть! А сколько людей калечится на строительстве этих монстров! Но разве такие, как ты, думают об этом?       Задел за живое: несчастные случаи на верфи происходили часто, и видит Бог, Томас хотел бы что-то с этим сделать. Так что он тоже не сдержался:       — Ну так подумай ты, если такой умный! Только сначала научись все-таки выслушивать тех, кто опытнее и больше знает, чтобы от твоих проектов вреда не оказалось больше, чем пользы!       Словом, крепко они тогда повздорили.       Как Альфред умудрился вырасти такой в семье Генри Карлтона, отца Китти? Тот, хоть и взял на воспитание осиротевшего племянника, принципиален был разве что в вопросах собственной выгоды, власти и прихотей. Не Томасу его судить, впрочем… Так вот, Альфред поработал немного на фабрике дяди Генри, но затем поссорился с ним и уехал в Дублин. Там он пробыл год и вернулся с женой.       Надо сказать, Альфред с ранних лет считался женихом Китти. Кажется, она была в него по-настоящему влюблена и демонстрировала это со всей пылкостью, свойственной ее натуре. Неудивительно, что внезапная женитьба Альфреда на другой стала для нее тяжелым ударом. Да еще на ком!       Ту девушку звали Дунла, она выросла в какой-то деревушке на юге Ирландии. Резчайший акцент, огненная копна волос и столько веснушек, что, видно, она не смогла бы их замаскировать по-женски, чтобы не выглядеть при этом вульгарно. При этом глаза пронзительно-синие, как апрельское небо. По совести, красотой она не уступала Китти, да и кому-либо еще из дам одного с Альфредом круга. Но конечно, вместе они смотрелись странно. И пожалуй, честнее поступили те, кто просто отказал им от дома, чем некоторые другие, которые, видимо, решили, что пригласить Альфреда с женой — хорошая возможность посмеяться над ними.       …На том приеме особенно отличилась Китти. Она с подружками точно так же окружили Дунлу, как Джудит и ее приятельницы сегодня окружили Одри, и наперебой осыпали ее остротами, от которых бедняжка краснела, как помидор, тискала веер, который не умела красиво держать, тяжело дышала и даже чуть постукивала каблучком, точно норовистая лошадка роет копытом землю. На них оборачивались, украдкой улыбались, переглядывались, подразумевая только одно: поделом, не следовало Альфреду жениться на неровне, если и завел роман, и тем более не стоило представлять ее знатным родственникам… Но Китти и этого было мало. Предоставив подругам добивать Дунлу, она подошла к Альфреду — он как раз стоял рядом с Томасом и дядей Уильямом. Кузен едва сдерживал ярость, а ей, похоже, это нравилось.       — Как мило, Фредди, что ты привез к нам эту… Дублу? Данбу? Словом, миссис Томат. В нашем обществе так…       Она не успела договорить: Альфред вдруг выплеснул вино, что было у него в бокале, ей в лицо. Дядя Уильям принялся его возмущенно отчитывать, Томас подал обомлевшей Китти свой платок. Альфред мазнул по ним взглядом, полным презрения, точно они оба его предали, развернулся, подошел к Дунле и молча вывел ее из зала.       Как хотелось сегодня поступить так же… Но Томас, видно, из другого теста.       Альфред и Дунла вскоре покинули Белфаст, но жизнь у них не сложилась. Доходили слухи, что живут они все хуже; Альфред пытался открыть какое-то свое дело — и прогорел, да и в семье лада не было, слишком вспыльчивы оказались оба. Долго так длиться не могло, и вот они развелись — якобы по вине Дунлы, но почему-то некоторые подозревали, что она нарочно возвела на себя напраслину, чтобы поскорее освободить его. Альфред уехал в Индию, а Дунла затерялась где-то в Лондоне. Поговаривали, что видели ее среди дам полусвета… Скверная, словом, история.       Томас в очередной раз перевернулся на другой бок на матрасе на полу. За окном уже серело небо, скоро вставать. Тяжело же придется сегодня на работе, невыспавшемуся. Одри сладко вздохнула во сне, ее рука свесилась с кровати, едва не коснувшись его лица. Томас тяжело вздохнул, разглядев на ладошке натруженные мозоли, треснувшую кожу на на тонких пальцах. Может, к черту это все, может быть, Одри права — им хватит и малого? Но так хочется облегчить ей жизнь, сделать так, чтобы она ни в чем не нуждалась… Джудит       Спустя два дня после приема, на котором присутствовали супруги Эндрюс, Джудит за завтраком намекнула отцу, что неплохо было вновь пригласить мистера Эндрюса. Отец хмыкнул, размешивая чай.       — Ты же знаешь, что он известный инженер, папа. Он наверняка может принести пользу.       Это была привычная практика — мало-мальски полезных ссыльных брали на работу и назначали на должности, даже если формально это было запрещено. По бумагам такие осужденные были разнорабочими, но обязанности выполняли совсем другие, да и жалованье их было весьма приличным. Администрация убивала двух зайцев — город, постоянно испытывающий нехватку рабочих рук, получал профессионалов, а сами ссыльные — приличный уровень жизни, которым они дорожили и не собирались его терять, поэтому и вели себя как благопристойные граждане, не нарушающие закон.       Вообще в городе сложилось особое отношение к ссыльным — здешних жителей мало интересовало их прошлое, вновь прибывшие начинали здесь новую жизнь, и отношение к ним складывалось исключительно из их нынешнего поведения. Наверное, это объяснялось тем, что большинство жителей Бранденбурга сами были потомками каторжан, чувствовали с ними какое-то единение и не считали изгоями. Джудит была в их числе — она, считая себя современной девушкой, старалась избегать стереотипов, с интересом приглядывалась к каждому новому лицу в городе. Правда, большинство из них были из низшего класса, необразованные и ограниченные, не вызывающие никакого сколько-нибудь длительного интереса. Но Томас Эндрюс являл собой особый случай во всем — и в том, из-за чего попал сюда, и в том, что был настоящим джентльменом.       Отец погладил бороду.       — Да, но этот инженер известен прежде всего тем, что построил корабль, утонувший в первом же плавании.       Джудит закатила глаза.       — Папа, прости, но так могут говорить люди, лишь краем уха слышавшие об этой трагедии.       Отец добродушно улыбнулся.       — А ты, значит, во всем уже разобралась?       Джудит поморщилась — ей не нравилось, что отец, пусть и по-доброму, до сих пор посмеивается над ней.       — Да, разобралась, — она поджала губы. — Я прочитала массу статей и интервью и могу сделать кое-какие выводы.       Отец с интересом кивнул, скрывая улыбку.       — «Титаник» был технически самым совершенным кораблем. Ни одно другое судно не осталось бы на плаву так долго с такими повреждениями.       — Насколько я помню, Эндрюса обвиняли не только в том, что «Титаник» затонул.       Джудит фыркнула.       — Запутанные коридоры третьего класса? Полно, папа, неужели ты думаешь, что Астор или Гуггенхайм хотели бы сталкиваться с оборванцами с нижних палуб? Эндрюс лишь делал то, что требовал заказчик, и делал хорошо. Он прекрасный профессионал. То, что с ним произошло — совершенно несправедливо.       Отец поднялся из-за стола.       — Хорошо, с этим я не буду спорить. Он произвел приятное впечатление на приеме. Приглашу вечером мистера Кроули, потолкуем втроем.       Кроули был начальником порта, и мистеру Эндрюсу, конечно, в первую очередь следовало бы познакомиться с ним поближе. Впрочем, насколько Джудит могла судить, Томас Эндрюс справился бы с любым делом, касалось бы оно моря в какой бы то ни было степени или нет.       Отец тем временем закурил сигару — непременный утренний ритуал, которому он следовал, сколько Джудит себя помнила.       — Жена у него премиленькая.       Джудит покосилась на отца — он не зря упомянул эту выскочку. Несколько раз у Джудит был серьезный разговор по поводу ее отношений с мужчинами, отец переживал, что она ведет себя несколько легкомысленно. Она всегда умела его переубеждать, и почти никогда не приходилось врать — ведь мужчины сами оказывали ей знаки внимания. Даже женатые, но их Джудит оставляла без шансов, лишь позволяя себе легкий флирт — она слишком хорошо знала, на какие козни готовы здешние дамы. Не хотелось причинять отцу неприятности. Но и здесь Томас Эндрюс был исключительным случаем, Джудит не давала покоя мысль, как он мог связать свою жизнь с какой-то оборванкой. Ей не терпелось увидеть миссис Эндрюс, чтобы разгадать эту тайну — может быть, она невероятно красива и умна, раз джентльмен из высшего света, пусть и сосланный после приговора, женился на ней. И что же она увидела? Испуганное смущенное существо в нелепом платье, стриженое, с ужасными руками, которое понятия не имело о манерах, литературе, истории и вообще о жизни светского общества. Было очень неловко — за Эндрюса в том числе, слишком уж контраст бросался в глаза. И, разумеется, на козни она была неспособна… Джудит сморщила нос.       — Но ее манеры, папа… Ты сам все видел.       Отец выпустил колечко дыма. Джудит вспомнила, как в детстве с восторгом пыталась поймать сизые кольца на пальчик.       — Манерам можно научиться, Джуди… А вот доброте и любви? — отец отряхнул сюртук. — Мне пора в мэрию. Распорядись о приглашении мистера Кроули и мистера Эндрюса на обед. Скажи, что все будет неформально.       Джудит улыбнулась. Конечно, она распорядится.

***

      Мистер Эндрюс явился без опоздания, в отличие от Кроули — тот вечно был занят и приезжал гораздо позже условленного времени. Джудит сейчас была за это даже благодарна. Мистер Эндрюс был одет в рубашку, галстук и простую куртку; по всей видимости, приличных костюмов у него больше не было, а являться днем в том же костюме, в каком был на приеме вечером, было бы странно. Но вид от этого у него хуже не стал — некоторым людям природа даровала такую фигуру, что на них все сидит как влитое. Он улыбнулся, когда Джудит вышла в гостиную, но улыбка вышла натянутой. Уж не нажаловалась ли ему французкая пигалица? Вряд ли она вообще поняла всю степень своей неуместности и тех острот, которыми они обменивались с подругами по ее поводу.       — Мистер Эндрюс! — Джудит очаровательно улыбнулась, устремляясь навстречу. — Как же я рада вас видеть!       Они завели ничего не значащий разговор в ожидании мистера Кроули и ее отца. Джудит немного схитрила — Эндрюсу в приглашении она написала, что обед будет в час, хотя отец намеревался приехать на обед в два. Тогда же наверняка подъедет и вечно опаздывающий Кроули.       Минут через десять Эндрюс начал будто невзначай поглядывать на часы.       — Не переживайте! — Джудит тронула его за локоть. — Папа звонил и просил извиниться перед вами, он немного задержится. Это невежливо, конечно, но должность мэра иногда вынуждает его нарушать приличия. А мистер Кроули вообще никогда не приезжал вовремя, это местная притча во языцех. Не принимайте на свой счет.       Эндрюс кивнул.       — Ничего страшного, — но локоть убрал.       Джудит усмехнулась про себя — он был очень мил в своей сдержанности.       — Пойдемте в сад? Я покажу вам один укромный уголок, я сама украшала его в прованском стиле. Думаю, вам понравится… Вам ведь нравится все французское?       Эндрюс дернул бровью — ее намек был уж слишком прямым, но Джудит не могла удержаться.       Они вышли в сад, в прелестный уголок, затененный раскидистой ивой. Вдоль мощеной камнем дорожки весело журчал ручей, через него в двух местах были перекинуты ажурные мостики. Ухоженные цветы издавали тонкий сладкий аромат, жужжали шмели и порхали бабочки.       — В самом деле, очень красиво, — оглянулся Эндрюс. Джудит предложила ему присесть на скамейку, примостилась рядом и принялась расспрашивать о впечатлениях о городе. Он был немногословен, старался не смотреть на нее, прятал руки — огрубевшие, в порезах. Джудит же буквально источала радушие. Ничего, вода камень точит. Разговор зашел о местном порте, и тут-то Эндрюс наконец оживился, а Джудит воспользовалась возможностью продемонстрировать свою осведомленность. Не зря же она последние несколько встреч выпытывала у мистера Кроули все, что только могла уложить в голове — видит Бог, немало.       Эндрюс кинул на нее заинтересованный взгляд, когда она рассказала о новом кране с большой грузоподъёмностью.       — Порт уже не справляется с нагрузкой, — сказала Джудит. — Мэрия нашла инвесторов, скоро выделят деньги на расширение и постройку новых пирсов и ремонтных доков. Но кто их будет обслуживать? Мистер Кроули уже с ног сбился в поиске толковых работников.       Эндрюс вновь внимательно глянул на нее, а Джудит кивнула, чтобы он окончательно уверился в том, для чего его сюда пригласили. Она не сомневалась, что эта работа ему нужна, он явно привык к другому образу жизни. И она ему поможет. А мистер Эндрюс, в силу своего воспитания, вынужден будет отблагодарить ее…       Позади них раздался шум, Джудит оглянулась — с веранды кубарем выкатилась ее болонка Жужу и помчалась к ограде. Несносное животное, как только оказывалось на улице без поводка, рвалось исследовать мир и попутно съесть что-нибудь гадкое.       — Нет, Жужу, стой! — Джудит вскочила. — Ко мне! Кто ее выпустил?!       Собака тем временем домчалась до ограды и побежала вдоль нее. Джудит подобрала юбки и направилась к ней. Жужу быстро нашла в ограде щель, достаточную, чтобы протиснуться, чем и воспользовалась.       — Жужу! — Джудит ускорила шаг. — Немедленно вернись!       Но Жужу, заходясь лаем от восторга, помчалась вниз с холма, тряся повязанным на голове розовым бантом. Джудит с досадой сжала кулаки, и вдруг с ужасом разглядела выбегающую из пролеска стаю динго.       — Жужу!       Несколько собак, у которых агрессивно встала шерсть на загривках, заметили болонку. Эта стая давно уже держала в страхе окраину, а отец все время забывал распорядиться пострелять их. Джудит побежала к калитке со всех ног, но вдруг увидела, как мистер Эндрюс, перепрыгнув ограду, помчался вниз. Джудит ахнула, остановившись. Он подхватил Жужу как раз в тот момент, когда крупный пес, оскалившись, сделал бросок, даже отсюда Джудит услышала, как щелкнули мощные челюсти. Собаки, агрессивно рыча, окружили мистера Эндрюса, который держал заливающуюся лаем Жужу. Он начал пятиться назад, нагнулся, подняв камень. Псы наступали, а самый крупный, тот самый, который хотел схватить Жужу, бросился вперед — но получил ботинком по зубам. Отбиваясь и прижимая к себе болонку, мистер Эндрюс подходил спиной все ближе. Наконец динго, удостоверившись, что добыча ускользнула, разом завыли и устремились в лес. Джудит выдохнула. Мистер Эндрюс, нахмурившись, передал ей собаку и, опершись на перекладину, легко перепрыгнул изгородь.       — Спасибо, спасибо вам! Вот же несносная собака! Как же я вам благодарна, мистер Эндрюс!       — Пустяки, — отозвался он. — Правда, я чуть не оглох от ее лая.       Джудит рассмеялась и только сейчас заметила на руке мистера Эндрюса кровь.       — Боже мой, они вас укусили?       — Укусили? — непонимающе переспросил он, поднял руки к глазам. — Нет, наверное, это Жужу оцарапала. Она была очень напугана, знаете ли.       — Пойдемте в дом! — Джудит, неся собаку под мышкой, повернулась к особняку. — Я обработаю вам рану.       — Право слово, не стоит, — мистер Эндрюс махнул рукой. — Это царапина.       — Не спорьте! Вдруг в ранку попадет инфекция.       В доме она усадила гостя на диван, отправила Жужу на кухню и лично принесла из буфета йод и салфетки.       — Мне так неловко…       Мистер Эндрюс пожал плечами, глядя, как она аккуратно обрабатывала глубокую царапину на тыльной стороне его ладони.       — Это же собака, мисс Андерсон, всякое бывает.       — Вы настоящий герой, — сказала Джудит, искренне и не кокетничая. — Эти животные очень опасны, я даже понять не успела, что случилось…       Кожа на щеках Эндрюса чуть порозовела. Джудит осмотрела и будто невзначай ощупала его руки — почувствовала твердые мозоли, шрамы и многочисленные вспухшие царапины. Несмотря на это, руки у него были по-мужски красивыми, с широкими ладонями и длинными пальцами. На безымянном пальце левой руки блестело дешевое стальное кольцо — словно символ его такого же дешевого нелепого брака. На мизинце распух сустав, видно, хорошо ему достается на этой работе в порту. Бывший директор верфи чистит ракушки с днища судов, где это видано! Джудит с сочувствием посмотрела на него.       — Знаете, я ведь читала о деле «Титаника». Читала о том, как вы вели себя на корабле. Я правда считаю вас героем, мистер Эндрюс.       Он мигом помрачнел, кашлянул.       — Не стоит об этом, мисс Андерсон.       Джудит осторожно сжала его руки.       — Я хочу, чтобы вы знали — есть люди, которые считают, что то, что с вами произошло — вопиющая несправедливость. Я в их числе. Вы — герой, Томас, знайте это.       Он внимательно посмотрел на нее, потом опустил глаза — и зачем только мужчине такие густые ресницы? — и освободил свои руки.       — Спасибо за добрые слова. Но извините, мисс Андерсон, я надеюсь, вы меня поймете, я бы не хотел говорить об этом.       Джудит улыбнулась.       — Я понимаю. О, а вот и папа, — она поднялась, услышав шум подъезжающего автомобиля. — Я непременно расскажу о вашем героическом спасении Жужу, вы же позволите? Ну не скромничайте!       Эндрюс с улыбкой пожал плечами.       — Если хотите.       Джудит взяла его под локоть и они направились в гостиную. Она не могла сдержать торжествующей улыбки.