with love, chris. ♡

      Так уж оказывается, что Феликс и Крис ходят в один детский сад.       Когда заканчиваются выходные, мать будит Минхо привычным ласковым поцелуем: тихонько прошагивает в комнату, снимает с его головы одеяло, убирает пряди, лезущие на лицо, и губами прижимается к виску. Сын, не желающий просыпаться рано утром в разгар лета, фырчит и жмурится от её действий.       Проснувшись, Минхо значительно замедляется, его действия становятся заторможенным, а мозг отключается. Он садится на постели в белье и широченной футболке, которую выклянчил в своё время у дяди, рыжие, в какой-то степени мандариновые, локоны бесстыдно падают ему на глаза, и бессмысленно смотрит в стену напротив, увешанную аниме-плакатами. Конечности кажутся ему ненастоящими, вывернутыми на все сто восемьдесят, а состояние таким, будто его пару раз переехало КамАЗом, а потом приложило железнодорожным составом. В общем, паршиво.       Некоторое время он сидит вот так, пытается продрать слипшиеся со сна глаза, а потом потягивается, заставляя позвонки хрустеть один за другими. Когда отведённое на пробуждение время истекает, альфа рефлекторно тянет руку туда, куда вечером сложил свои любимые штаны и находит их, после чего натягивает на голое тело и только тогда идёт в ванную комнату, напоследок как следует выгладив Суни. Тот, поднявшись до этого ни свет ни заря, а теперь дремлющий на подвесном кресле в спальне юного хозяина, тянется за ласкающей его рукой.       Оторвавшись от соблазна остаться дома вместе с котами, подросток всё-таки спускается вниз.       — Доброе утро, – желает ему Хэвон, омега средних лет в самом расцвете сил. У папы братьев Ли странный, непредсказуемый характер и несгибаемая воля, что безусловно унаследовал старший ребенок, проявилось это в нежелании брать фамилию жены, альфы, и иностранное имя, оставив своё корейское. Как бы супруга не уговаривала мужчину, аргументируя смену документов всеобщим удобством и нравами страны, в которой они жили не первый год до рождения первенца, он остался при своём мнении.       — Доброе, па, – фамильярно отвечает ему сын, после чего получает втык в щеку от родителя, что в их семействе является блюстителем этикета и манер, присущих жителям азиатской части мира. Австралию он безмерно любит, но корейское воспитание кажется ему самым лучшим. – Феликс проснулся?       — Мама пошла его будить.       — Угу, – Минхо отпивает поданный омегой чай.       Обычно брата в детский сад отводит папа, только у него хватает терпимости вытерпеть все капризы младшего и довезти его без происшествий. Удивительно, но факт: как только восходит солнце, у Ёнбока просыпаются все его отвратные черты характера, точно стоит упасть солнечному лучу (и Минхо сейчас не про Криса) на его светлое личико, как все бесы начинают рваться наружу.       Интересно, он в детстве был точно таким же? Хотя, нет, он был куда хуже.       Впрочем, старший из братьев Ли его понимает, кто бы не зарыдал навзрыд, когда его поднимают в восемь утра посреди лета и заставляют собираться туда, где ты, чрезмерно привязанный к семье, будешь проводить время без родных. Минхо сам бы сидел с братом, ему не сложно, но до того, как Феликс пойдет в школу, ребёнка ему не доверят, каким бы взрослым он не был.       — Не забыл номер группы? – спрашивает Эвелин, обувая дошкольника в красочные сапожки. Минхо кивает, вспоминая, зачем вообще согласился: мама обещала поговорить с господином Хваном и уговорить отпустить Хёнджина с ночёвкой. Семья его была, наверное, ещё старомоднее Хэвона: до пятнадцати никаких держаний за ручку, до двадцати ни поцелуя, а секс только после свадьбы. Возможно причиной столь трепетного отношения к девственности сына было то, что родился Хёнджин у родителей поздним и единственным ребёнком, ещё и омегой, поэтому был для них сродне драгоценности, даже учился он сначала в школе для мальчиков-омег, а в Сиднее дал обещание предкам – никаких альф.       Лино был его единственным исключением.       Позвать Хёнджина в гости после школы означает пройти рейд от его стариков, те без проблем пробьют каждого знакомого сына до пятого колена, устроят допрос его родителям и ему самому, и, неудовлетворившись, сквозь зубы выдавят отказ. Но Минхо почему-то уверен как в собственной безупречности и очаровании, так и в том, что мать сможет замолвить за него словечко.       Не всегда же принцу Хёнджину сидеть в своей башне, когда рядом ошивается рыцарь Ли Минхо?       Улыбнувшись своим мыслям, альфа обувает свои кроссовки, щедро разрисованные братцем. Когда-то они были идеально белыми, но теперь пестрели оранжевым, жёлтым и розовым, радуя владельца то какими-то узорами, то ломаными линиями, то сердечками. Феликс, ещё сонный и похожий на цыплёнка из-за пушистых блондинистых волос, потягивается, а потом берёт старшего за руку, ощущая жар большой ладони.       Пока по сравнению с остальными у Минхо были котячьи лапки, рядом с Ёнбоком ладони хёна кажутся как никогда огромными.       Ли берёт портфель, такой же оранжевый как и он сам и обклеенный наклейками с любимыми героями, в котором лежит всё необходимое для покорения сердца Джинни, и подхватывает брата в объятия.

***

      Криса приводят за десять минут до звонка, оповещающего детей о зарядке.       Его за руку волочит Чанбин: кудрявого, мокрого и возбужденного, увлечённо что-то рассказывающего. Переместив взгляд в сторону, Феликс видит зажатого мальчика лет пяти, в чьих руках весело шевелит ушами плюшевый кролик. Да и сам мальчишка на него похож, думается Ли, когда новенький (потому что до этого он его не видел) забавно шевелит носом на кроличий манер.       Этого паренька зовут Джей и именно он в будущем будет держать Феликса за волосы, когда его будет выворачивать в каком-то клубе, и бить нос каждому, кто решит, что может лапать его Кристофера за задницу.       — Ёнбок-а! – радостно зовёт Чан, вызывая у брата массу недовольства, пока он стягивает с него ветровку, а с другого ребенка туфли.       — Не вертись.       — Но там! – Бан-старший лишь цокает и щёлкает донсэна по носу. С тех пор как семья Ли их навестила, не было и дня, когда малыш умолкал о своём новом друге, каждому он обязался рассказать о солнечном мальчике, что так сильно запал в душу. Чан явно восхищен, от чего немного робко шепчет почти на ухо: – Ёнбок…       — Потом подойдёшь, никуда он не убежит, – продолжает Чанбин, говоря сущую правду. Детские сады в Сиднее устроены таким образом, что дети от трёх до пяти лет распределяются в одну группу, поэтому они действительно легко могут провести время вместе. – Не забывай нигде своего друга, хорошо? А ты, – обращается он к Джею, – пусть и старше, но слушайся Криса, твой папа взял с нас слово.       — Хорошо, – малость застенчиво бубнит Чон. Чан хватает его за руку, машет на прощание рукой и уперто тащит мальчугана к красивому расписному шкафчику. Местечко, пригретое для Феликса, такое же изящное и яркое как и он сам, с нарисованными бабочками и цветами на дверце, пока стеллаж Бана исклеен рисунками с динозавриками, а у Джея и вовсе – обычная пластмасса жёлтого цвета.       Минхо кивает им, аккуратно складывает вещи брата и уходит, вытерпев крепкие объятия с его стороны.       — Ёнбок-а! – Крис прижимает Феликса к груди и улыбается ярко-ярко, заставляя младшего мальчика зажмуриться от увиденного света. Чан теплый, даже жаркий, похожий на яркую звезду. Его кудри лезут Ли в глаза и рот, от чего он по-котячьи фыркает и кривит губы, становясь похожим на сонного котенка. – Я так скучал!       Феликс шепчет ему сдавленное:       — Я тоже, хён.       Кажется, что Чан его сейчас раздавит в своих объятиях, или сам Ёнбок расплатится в его руках. Распадётся в пыль и вотрется в медную кожу, лишь бы касаться её постоянно. Бан носом трётся о шею, виновата во всём разница в росте, находит паховую железу и как-то рефлекторно вдыхает полной грудью исходящий от другого омеги аромат грейпфрута, сладких лимонных долек и солёной карамели.       От Феликса пахнет домом, детской неискушенностью и жгучим летом