Сказки Холландского леса

Предчувствия редко обманывали Бржиржинского, особенно последнее время, когда высыпаться не получалось, а дурдом в военкомате становился всё милее и очаровательней. Лейтенант чувствовал что роднится с этим идиотизмом и это его пугало. Идиотизм впивался в кожу когтями древнего грифона и щупальцами Кракена, не отпускал, проникал в самое нутро, устраивался там как на новой квартире. По древнему обычаю не разувался и не пользовался скобой, Бржиржинский страдал, но смирялся. Контры с майором получили своё продолжение, правда в лучшую сторону. Не желая ссориться с Артуром из-за Казимира, военком услал последнего в лес, на спецоперацию «Тихая охота». Вот только охотились многочисленные солдаты, переодетые в грибников и старушек, не на, собственно, грибы, а на уклонистов. Они в великом множестве скрывались от армии в Холландских лесах, пережидая призыв. В итоге получилось что-то вроде долгожданного отпуска-свидания, ибо форма осталась на вешалах в казарме и на офицерской квартире, а Бржиржинский и Левич шли по золотой тропинке в простой одежде. — И знаете, если найти хороший пень, можно собрать целое лукошко, пней, а нет, опят! — заливался соловьём лейтенант, опьянённый возможностью поговорить о чём-то кроме сумасшедших. Трис шёл старушечий полу-плащ полу-пальто, а косынка повязанная узлами вниз подчёркивала её прекрасные глаза, тонкие пальцы сжимали лукошко, в котором под вышитой скатёркой скрывались сапёрная лопатка и учебная граната, оставшаяся после штурма дома Швайнсвюрстов. — Опята это хорошо! Особенно в масле на сковородке, — мило кивала Левич, смеясь глазами. Лейтенант чувствовал себя сумасшедшим гением, ибо для их спокойного общения разработал целый грибной язык, благодаря которому они могли обсуждать службу и цель их спецоперации без вызывания подозрения у простых прохожих. От этого душа Казимира отдыхала. Слова «Призывник, уклонист, солдат, враг, подрывник» уже навязли на зубах, а так хотелось просто поговорить о грибах, ну или о любви. — Я знаете ли люблю беляков с чёрным хлебом и сальцем, особенно если всё это поджарить на костре, — улыбался Бржирнский, внимательно приподнимая каждый кустик, срезанным в просеке посохом. Левая рука бесполезно болталась, в поисках руки Левич, боясь, стесняясь, не решаясь ухватится за её правую. «Со школы такого не было!» — с восторгом подумал лейтенант, чувствуя как внутри него зарождается это великолепное вечное чувство радости и любви. Из памяти потихоньку стирался образ бранящейся зеленоглазой красавицы, которая перекинув через одно плечо полковника в исподнем, а через другое станковый пулемёт, отступает в сторону леса с дикими воплями. Нет. Трис была не такой, глаза у неё были карие, а волосы чёрные и лицо не ведьмы, но чаровницы востока. — Герр лейтенант, девочка! — вдруг остановилась Левич, обхватив руку Бржиржинского. — Не лейтенант, а Казимир! — поправил он, оторопев от прикосновения. Никакой девочки он не видел. Идиотизм отступал, уступая место любви. «Испугалась! Ну да, мы зашли далековато — ещё час пешком и навестили бы Хексов…» — подумал лейтенант, блаженно улыбаясь. — Ну, Казимир, вот девочка! — шёпотом заявила сержант, рывком опуская лейтенанта вслед за собой на корточки и указывая в низинку промеж густой чащи, по которой и вправду следовала девочка. Красная накидка развевалась на ветру, путница едва тащила тяжёлую корзинищу. — Девочка лет десяти-двенадцати, в лесу, одна, с грузом провизии минимум на неделю… — прошептала Левич и многозначительно добавила: — Подозрительно! Бржиржинский вновь начал тянуть про себя родное ругательство, весь романтик сбила служба. В самый неподходящий момент. «А я может вот так девушку наедине за руку последний раз год назад держал?» — разочарованно подумал лейтенант и тупо кивнул. — И заметьте, идёт она вглубь, а не обратно! — сверкнула глазами Левич. Её настрой через руку передался Бржиржинскому, он, встрепенувшись, вспомнил про карьеру и, вдохновившись, подытожил: — А значит она несёт еду уклонистам, скрывающимся в самой глуши! — Проследим за ней? — обрадовалась сержант, лейтенант, осклабившись сжал её ладонь и подкорректировал: — Лучше! Объявляю план перехват и план захват! — Девочка, а тебе не тяжело? — Бржиржинский имел традицию, разговаривая с детьми, снижать тембр голоса до осторожного полушёпота, помнил что командирские нотки порождали в родной младшей сестре агрессию. — Нет! Я привыкла! — улыбнулась путница, испуганно отводя руки с корзиной. — А куда ты идёшь? Разве тебя не учили что одной в лесу опасно? — вмешалась ещё более дружелюбным голосом Трис, Казимир уступил переговоры ей, ибо девочка как ни странно раскрылась: — Иду в домик лесника, несу папе еду! — не моргнув глазом, искренне поведала девочка и печально добавила: — Только у папы там ещё один едок, так что приходится привыкать! «Как же ловко слово «надрываться» замаскировала!» — восхитился Бржиржинский и всё-таки, протянув руку, сумел взвесить корзинку. «Да тут на целое отделение!» — присвистнул лейтенант, завидуя силе девочки. — И всё-таки мы поможем, а что за едок? — участливо поинтересовалась Левич и успокаивающе добавила: — Мы не злые люди, мы из армии! Бржиржинский было испугался такому безумству, но девочка вместо того чтобы испугаться и догадаться в какую ситуацию попала, обрадовалась и, передав корзину Трис, протараторила ответ: — Едок страшный! Ест за семерых, папку обижает, ругается нехорошо, песни горланит, но мы терпим, ибо таков уговор! А вы нас с папой защитите от него? Что-то кольнуло в голове у Казимира, но он не предал этому значения, любовался Трис и девочкой. Последняя быстро-быстро рассказывала о себе, звали её Холли, в честь горы и лесничества предков, а красную накидку ей сделали чтобы не потерялась в лесу и отпугивала дичь, папа у неё работал день и ночь, защищая лес от браконьеров и уклонистов. В общем, хорошенькая девочка, трудолюбивая. И как по-матерински смотрела на неё Левич, не отдававшая ему корзинку. Да такое дополнение к карьере он бы и хотел, ну и конечно не сойти с ума. «Семьёй простудой болеют, а с ума по одиночке сходят!» — вспомнил вековую мудрость лейтенант и, подмигнув сержанту, вызвался: — Так может я побегу вперёд — чтобы поговорить с этим едоком, а то он так вашу лесническую семью по миру пустит! Девочка, засияв от счастья, проглотив язык от радости закивала и замахала руками, будто подгоняя Бржиржинского. Смотрела как на героя, пускай брюки-галифе и мундир с кепи остались дома и сейчас он был в простом дорожном буром костюме, но пистолет грелся за пазухой, а сердце пылало праведным гневом и справедливостью. Он нёсся на крыльях любви и рыцарского вдохновения. Безумие уступило место сказке, где он был рыцарем, да без белого коня, зато и без страха и упрёка комплектом. «Даже за одного пойманного уклониста могут галочку поставить!» — соблазнял внутри карьерист, но сейчас его голос не интересовал Казимира, взыграло мальчишечье желание сделать подвиг ради дамы, двух дам. Чёткий требовательный стук в дверь пришлось заменить более неуверенным. «Пускай пообманывается, бандит!» — решил Бржиржинский, заранее обошедший дом со всех сторон и не обнаруживший отходных путей, через окна не получилось бы — толстое стекло и дубовые рамы было не разбить. «Строили же на века!» — Кто там? — послышался грубый глухой голос. — Водопроводчики! — ухмыльнулся Казимир и с размаху ударил по двери плечом, та поддалась. Оружие пока осталось в кармане, но лейтенант сжимал его правой рукой. Внутри домика было чисто, за столом и у печки никого. Светильник украшал венок из златых и красных листьев. Бржиржинский растеряно вгляделся в помещение и только после звука кашля заметил что в кровати, стоявшей в углу под настилом из еловых веток, кто-то лежит. — Ну что, будете водопровод починять? Казимир, похолодев, застыл на месте. Одеяло взмыло и скользнуло вправо как занавес бродячего цирка-шапито. Перед ним предстала во всей красе старая знакомая — лесная террористка и обладательница отвратительного слуха, ведьма Эйб Хексе. Полковничий мундир за это лето явно не раз подшивался и рвался, превратившись в очень модные лохмотья. Её зелёные глаза радостно сияли, белые волосы лежали волнами на плечах, розовые лепестки губ сложились в лисью улыбку. Она узнала его. — Иезуитик! — фальшивя, пропела ведьмочка и, наклонившись вперёд, ехидно поинтересовалась: — Что молчишь? Не рад? — Ку… — лишь прохрипел лейтенант, чувствуя как парализованное тело, прошивает проклятый древний ужас. Из-под кровати выглядывало дуло станкового пулемёта. Неужели теперь не он, а его придётся отбивать у ведьмы? Не доставать пистолет было хорошей идеей, а она всё приближалась, хищно сверкая изумрудами глаз. — Куда, куда вы удались? Той осени златые дни? А? — участливо спросила Хексе и, нахмурившись, вдруг добавила: — Бабушка, бабушка, а почему у тебя такие большие глаза? Мир сошёл с ума. Отвечать Эйб что глаза большие от хронического недосыпа, вызванного ею же, было глупо. Бржиржинский всё ещё не мог пошевелится скованный страхом такой близости к Холландской ведьме. В прошлый раз ему удалось победить её только бутылкой самогона, брошенной в голову с расстояния в пятьдесят шагов. Он попал. Тогда она бросила полковника и, не отпуская пулемёт и ростомер, рванула в лес, распевая страшную лесную песню про медведя повесившегося на коряге. Что ждало офицера сейчас — он не знал. — Рва! — закончил Казимир и беспомощно опустился на ослабевшие колени. Ох, не так себе он представлял их следующую встречу. Внезапно, она не стала ругаться, издеваться или шутить. — Ну ты чего? Я ж пошутила! — милостиво обронила ведьма, опустившись напротив, и, заглядывая в глаза. Лейтенант в отчаянии попытался закрыть их, но не получилось. Она будто видела его насквозь, выворачивала своими умелыми глазами его душу наизнанку, она увидела всё. Её улыбка стала виноватой. — Уходи… пожалуйста… — прошептал Казимир. — Куда? Мне некуда идти, леший дери папашу! — рассудила Эйб и жизнеутверждающе добавила: — А жить хочется, да и принца обещанного мне так и не выдали! — Я что-нибудь придумаю, только оставь эту семью в покое… — Бржиржинский чувствовал с каким трудом ему удаются эти слова. Может и в этом можно было увидеть героизм, но одно лейтенант знал точно — если достанет пистолет и будет провоцировать ему конец. Договор с дьяволом был логичен, но страшен. — Да? — она как будто обрадовалась и, сдунув упавшую на лицо белоснежную прядь, поинтересовалась: — А не обманешь? — Чтоб мне пусто было… — по-идиотски улыбнулся лейтенант, она развернувшись быстро выгребла из-под кровати не надоевшую игрушку — станковый пулемёт с пустой лентой. Ростомера не было видно, похоже сломала во время налёта на колонну с фуражом. Вспомнился капрал Хинкель, показывавший руками какого размера бревно полетело под его машину. — И всё-таки, почему у тебя такие глаза? — серьёзно спросила ведьма, перекидывая стальную махину через плечо. — Я устал… — лейтенанту внезапно стало так легко, будто после исповеди. — Заманался короче! — подытожила Хексе и, внезапно, молнией, поцеловав его, смешливо завершила диалог: — Ей Богу, принцев нет, рыцари просроченные, нет житья принцессам-драконам, что за страна, а? …Рапорт о упущении уклонистки Эйб Хексе лёг на стол, чуть не поседевшему от такой новости полковнику. Операция «Тихая охота», удалась на славу, было отловлено до двадцати уклонистов этого призыва и до сорока прошлого. «Календарные кретины!» — ругался Пискревич с превосходством, поглядывая на словно пришибленного лейтенанта. Бржиржинский находился в странной прострации, он не понимал что внутри сломалось, то ли страх, то ли логика, то ли ещё что. Военная выучка спасла, операцию он завершал на автомате, хотя вот руку расплакавшемуся леснику, благодарному за избавление от ведьминой оккупации, пожал вполне искренне, но вот дальше… Сказочное безумие уже не трогало, а отвечать на вопросы Левич не позволяло обещание данное ведьме. — Вы здоровы, лейтенант? — поинтересовался капитан Фердинанд. Узнав, что Казимир виделся с ведьмой, икнул и сочувствующе поставил на стол бутылку медицинского спирта. Его перебинтованная голова показалась вновь такой уязвимой, показалось даже что вновь услышал смех Эйб и хруст термометра. — Чудом ушёл, чудом! — шептал Бржиржинский, не понимая что с ним. Отчего-то он больше не боялся, ни её, ни наверное даже полковника. На душе было спокойно и безумие происходящее в военкомате, по чьим коридорам под дружное улюлюканье гоняли уклонистов теперь уже не казалось даже родным, оно было естественным. Привык не привык, он не знал, просто принял. Левич крутилась вокруг, пытаясь понять что с ним. Бржиржинский молча заполнял документы, готовил ещё один обширный рапорт по прошедшему мероприятию. Бутылка спирта легла в стол, сегодня пить не было никакого настроения. Глаз больше не дёргался. В какой-то момент лейтенант вдруг понял что всё ещё по-идиотски улыбается и эту улыбку невозможно согнать. На губах до сих пор сохранилось её тепло, запах жёлудей и последние слова. — Тоже мне принцесса-дракон! — усмехнулся Казимир и мечтательно добавил: — А слово я всё-таки сдержу!