Сказки Холландского леса

— Младший сын Цуриха Швайнсвюрста унаследовал поле в два гектара, средний лесное хозяйство в гектар и вот старший получил каменоломню… Казимир предпочёл бы ничего не слушать, а лишь следить как шевелятся пухлые губы сержанта Левич. Её, тонкую смуглянку, как помощь «ведьмоводительному» братству выделил полковник. Лейтенант подозревал что ещё и для присмотра за ним, но в сумасшествии этого осеннего призыва он старался не думать о плохом. «Ну сказала что против отношений на службе, я тоже. Проверку прошла! Молодец! Но ведь в отпуске-то она простая женщина, а не помощница лейтенанта военкомата…» — Казимир топил в этих эфемерных мечтах свою боль и идиотизм происходящего. После весеннего привода ведьмы, он отдавал себе отсчёт что для реабилитации должен влюбиться в кого-то, срочно. За лето не получилось. Летом было некогда и не в кого, казармы, смотры, бюрократия, но вот сейчас-то что мешало? Ему безнадёжно испортили пятницу потомки одного богатея из Первого Рейха. — Дымоход уже взяли под прицел? — осведомился Бржиржинский, глядя на красивый двухэтажный каменный дом с железными воротами, витой оградой с колючей проволокой и прекрасным садом вокруг. Именно это великолепное богатство ему предстояло брать штурмом с взводом солдат гарнизона и отрядом полиции. — Так точно, герр лейтенант! Полиция заблокировала все входы и выходы! — довольно сощурилась Левич. Стрелки её бровей были прелестны, она воплощала собой тот самый идеал девушки с востока империи. Горячая кровь семи народов и соответствующая внешность. «Отставить пялиться! Даёшь — сходить с ума!» — решил лейтенант и с усмешкой посмотрел на уже знакомого по ведьмоводству офицера полиции. «Гуго, так тебя зовут, подлец!» — злопамятствовал Бржиржинский, но руку всё-таки подал. — Было у отца три сына, младший был — селюк-детина, средний был лесной-делец, третий богатей пи… Казимир не дал служителю закона закончить матерно и в рифму. Не дал осквернить уши заинтересованной сержанта, которая заметив знакомство офицеров шевельнула ими как кошка. «Показалось!» — умолял собственные глаза лейтенант и строго добавил: — Младший лейтенант, опомнитесь! Мы на задержании уклонистов вогемской национальности! Да вы правы — дети Цуриха люди состоятельные, но это не повод уже их детям не отдавать долг новой Родине, при том что они представители нации большинства в регионе и здоровы как… — Боровы! — гоготнул полицай и, придав лицу серьёзности, подравнялся, подавая пример подчинённым. «Петухи!» — вздохнул Бржирский, подсчитывая сколько несчастных птиц пришлось угробить, чтобы оснастить головные уборы хранителей порядка оперением. — Уклонист равно — предатель, а предатель есть фалафель… — разрядила атмосферу сержант, хлопая глубокими карими глазами. Как они были прекрасны… а к чёрту! Бржиржинский отвёл младлея в сторону и сухим ругательным шёпотом осведомился: — Я так понимаю и ваше начальство самоликвидировалось? — Ага, дали дорогу молодым, сами синячат, как и принято у Верлинцев! — улыбнулся Гуго и громко обратился к засевшим за забором: — Последнее дело не отдавать последний долг императору! — Смилуйтесь! Семь человек в армию? Погодочек? Кровинушек? — послышался возмущённый голос из-за ограды. «Сразу видно не Верлинцы, а Вогемцы, не понимают что если «надо», то Надо!» — вздохнул лейтенант вспоминая своего преподавателя из учебки, который «Надо» — выговаривал так, что ни у кого лишних вопросов не возникало. — Так их! Наши вон служат и ничего! — пискляво возмутились с соседнего дому Швайнсвюрстов участка, на котором стоял дом победнее и пониже с патриотичным флагом Холланского княжества. Слева, от дома ещё беднее и ниже вообще ничего кроме граммофона, игравшего гимн империи, не было слышно. — Отто Швайнсвюрст, мы знаем что ваши дети Остин и Герман, а так же их кузены Майкл, Седрик, Юджин, Петар и Гистар у вас! Комиссия неподкупна, суд справедлив, а у нас есть учебная граната! — срываясь на крик, бросил лейтенант, задавая про себя вопрос императору Касперу — накой пёс было присоединять земли с таким несознательным населением? Верлинские солдаты угрожающе загомонили, они знали что такое «надо». Идиотизм зашкаливал. Состоятельнейшие люди, знаменитое семейство, принявшее новую власть после Адамовой войны, судя по всему пропило мозги. «Ладно не явились к нам, понимаю — презирают, молчаливый протест, ладно в суд, там одни придурки, но доводить дело до штурма с обыском…» — Бржиржинский проклинал про себя антикоррупционную политику императора. «Как там было? Если дал/взял взятку дороже верёвки, то этой верёвкой его к двум тракторам и привяжут…» — А потом в поле… — мечтательно бросила сержант, угадав в стуке зубов начальника гул заводящегося мотора. «И эта мысли читает!» — сокрушался Казимир. — А с чего вы взяли? У нас никого нет! — подумав пустой головой, уверенно ответил голос. Ворота правда не отворились даже на миллиметр, даже замок не щёлкнул, да даже цепь не брякнула. Ах какая очаровательная цепочка соединяла кобуру сержанта и её пистолет, интересно как бы он смотрелся в её тонких пальчиках? «Добей меня!» — он бы попросил её об это. — Есть! — завизжали с соседнего участка. Казимир молчаливым сигналом попросил угомонить свидетелей. Левич исполнительно метнулась, перемахнула через деревянный забор без колючей проволоки. Через секунду наступила долгожданная тишина и только гимн империи был аккомпанементом этому дебильному представлению. — Мы уже были у ваших братьев Макса и Гибса! Вот там их точно нет, а у вас их видели многочисленные свидетели, которые будут понятыми при обыске! Вас обвиняют в измене, космополитизме, антипатриотизме и неуважению к императору и его армии! — отчеканил Гуго, щадя лейтенанта, который уже был готов не только ругаться на родном языке, но и собирать вещи чтобы отъезжать в родную республику. «И плевать что там война и седьмой крестовый поход этих самых сраных Вогемцев! Там такого идиотизма точно нет!» — рыдал про себя Бржиржинский, осознавая что стал ещё больше ненавидеть последних. Как глупы были надежды что в мирной империи можно будет сделать спокойную карьеру без мордобоя. — Будь прокляты соседи и Верлинские оккупанты! — после этого заявления за забором замолкли. — Будь прокляты уклонисты которые обрывают яблони! — пискнули проклинаемые, которых поддержала огромная толпа понятых, столпившихся за кордоном из солдат. У представления нашлась благодарная публика, Швайнсвюрстов явно недолюбливали местные, мягко говоря… а вот на родную армию и полицию смотрели как на героев Янешева воинства. Только это не помогало… — Чтобы снести соломенный домик нам потребовалось пол часа, на деревянный в лесничестве — час, здесь думаю за два управимся, — подытожил Гуго и мягко спросил: — Герр, кхм, пан лейтенант, так что? На штурм? Казимир помотал головой. Он точно сошёл с ума, ибо сохранил надежду на мирный исход и адекватность вроде цивилизованных людей. Перед глазами вставали не полнокровные восемнадцатилетние лбы в количестве семи штук, а огромный рапорт о проведении сиего разыскно-антиуклонистского-карательного мероприятия. «Страниц двадцать, а то и сорок…» Перспектива сопровождать это дело с судом и прочими смежными военкомату ведомствами вообще убивало надежду на эту осень, а ведь так хотелось погулять с сержантом Трис Левич по золотым бульварам Холландбурга, посидеть в тени древних башен костелов и городских стен. — Последнее предупреждение! Либо вы открываете ворота, либо мы кидаем учебную гранату! — холодно крикнул лейтенант, глядя на дымоход двухэтажного дворца отсутствующим взглядом. «Ну ей Богу свиньи!» — У нас никого нет! А у вас в ордере на обыск наша фамилия неправильно написана! Мы не Швайнвюрсты, а Швайнсвюрсты! — неуверенно ответили из-за забора и на всякий случай стрельнули в воздух холостым патроном. «Идиоты!» Бржиржинский махнул рукой. Учебная граната полетела прямо в дымоход. В это время солдаты и полицаи дружно ломанулись на прорыв. Первые ловко срезали колючую проволоку и перемахивали через забор, вторые с разгона таранили ворота тележкой с цветами, позаимствованной у местных, которые были не прочь присоединится к драке. Кто-то даже начал делать подкоп. Не хватало только поддержки с воздуха, но к сожалению ни имперские орлы, ни петухи летать не умели. — Не упустите никого! — требовательно кричала Левич, размахивая сапёрной лопаткой. Она была прелестна в этом боевом настрое, но Казимиру, увы, было уже плевать. Перед глазами стояла папка в сорок листов рукописного текста. — Ну просто сказка, Ведьмовод! — улыбался полковник вновь подливая в стакан. Кратко отчитавшийся Бржиржинский прикончил третью порцию Аухлицкого и с тоской посмотрел на Мудриса. Тот, опять жутко довольный, (Конечно, не ему же этим делом заниматься!), напевал под нос какой-то романс. — Мир и сокращение войск порождает иллюзию безнаказанности, наша цель закатать эту иллюзию за решётку лет на десять! — нравоучительно заметил Мудрис и одобрительно добавил: — А операция проведена отлично, меня уже благодарили из городской управы. Этак ты, молоток, через год кувалдой станешь, а ведь начинал с киянки… Аллегория не понравилась лейтенанту, голова разрывалась от боли и отказа верить в происходящее. Да и из такой карьеры следовало лишь одно — вместо клиньев или гвоздей, в будущем его заставят забивать сваи… «А это, наверное, ещё больший идиотизм!» — подумал Бржиржинский, представляя себя на месте военкома, а ведь ему приходилось отсчитываться перед центром за весь многонациональный призыв, а не за единичные случаи. Понятно стало почему он пьёт. В голове проснулось уважение, желание научится сохранять разум в такой атмосфере. — Вообще надо почаще проводить такие облавы, а то этак гражданские и националисты поверят что мы их не защищаем, а только и делаем что строем ходим, да бухаем! — испортил момент полковник и, опустошив стакан, крякнул похлеще известной иглоносной утки. «Особенно с ведьмами!» — злорадно подумал лейтенант и лишь молча кивнул. Суббота на золотой аллее под башнями рядом с сержантом выпадала из планов. Казимир знал что проснётся завтра только к обеду.