Nayamashii Kare [Utsukushii Kare 3] | Сводящий с ума

      Тем утром все-таки случилось страшное. Киёй набрал два с половиной килограмма, и с сегодняшнего дня они будут жить раздельно. Киёй останется в квартире, а что касается Хиры, они договорились, что он вернется к родителям, но...       — Жить с Ногучи-саном? — возмутился Киёй. — Это еще что за новости?       Его брови резко взлетели вверх, и Хире стало страшно.       — А… я… Мне самому он только вчера сказал. И это не с ним жить, а просто переехать в его квартиру.       — Все равно под одной крышей. Пока я тут буду жиреть на двадцать кило, а потом возвращаться в прежний вес, пройдет больше полугода, ты же понимаешь? И все это время ты будешь с ним? С Ногучи-саном? Жить вдвоем?       Киёй так напирал, что Хира бросил паковать вещи и распластался на полу.       — П-прости! Но если ездить на работу от родителей, то вечером придется возвращаться на последнем поезде, а тогда я не смогу оставаться на съемки, если они будут затягиваться. И сами переезды займут много времени, а тут и университет, и работа, и подготовка выставки. Вот Ногучи-сан и сказал, что впустую тратить столько времени теперь для меня непозволительная роскошь.       В ответ на это сбивчивое объяснение Киёй свел брови на переносице.       — Выставка, значит? Ну да. Тебе и правда сейчас время терять нельзя.       — Да, — кивнул Хира. — И мне у Ногучи-сана еще столькому надо научиться.       — Раз так, то ладно. Мне тоже не хочется мешать твоей работе.       — С-спасибо. И еще, даже если технически это под одной крышей, квартира у Ногучи-сана большая, и сам он всегда то занят, то где-то выпивает, а домой приходит только спать.       — Так все равно ты все это время будешь с ним, не считая универа, — заметил Киёй.       — Ну да, возможно. Так все-таки отказаться тогда?       Пару секунд Киёй молчал, а потом со сложным лицом скрестил руки на груди и опустил глаза.       — Ладно, едь… Сейчас это для тебя лучший вариант. Все давай, пакуйся.       И широким шагом он вышел из спальни.              — Что, без опекуна никак? — спросил Ногучи, когда открыл дверь и вздрогнул, увидев на пороге еще и Киёй.       — Раз Хира будет пользоваться вашим гостеприимством, я подумал, что мне тоже стоит зайти сказать спасибо.       — А-а, проверка на верность, — заулыбался Ногучи. — Ладно-ладно, проверяй сколько душе угодно.       И он махнул им, чтобы заходили, а потом провел в просторную гостевую комнату на восемь татами.       — Экскурсию по квартире мы опустим, — сказал он Хире, — ты уже тут сто раз бывал. Если что-то понадобится — можешь пользоваться и не спрашивать.       — Спасибо.       Пока Ногучи передавал Хире второй ключ, Киёй осматривал всю квартиру.       — Ну что? Теперь твоя душенька довольна? — спросил его Ногучи, когда тот вернулся.       Странные он выбрал слова.       — В спальне и ванной у вас все прямо по-спартански, — ответил Киёй. — Вы ни с кем не встречаетесь?       — Я их домой принципиально не вожу.       — Почему?       — Не люблю чужих людей на своей территории.       — Но Хиру вот пускаете.       — Ну так, он и не любовник. Все делает, не отсвечивает... И не надо тут на меня зыркать, — усмехнулся Ногучи, глядя на каменное лицо Киёй. — Если между мной и Хирой когда-нибудь что-то и произойдет, то разве что в наказание из-за проигранного спора.       — Я в школе тоже так думал, — возразил Киёй.       — А-а. Ну да...       Он поджал губы в ответ на сочувственный взгляд Ногучи, явно не слишком убежденный. А потом все же согнулся в глубоком поклоне.       — В общем, спасибо, что приютили Хиру.       Киёй — и пошел даже на то, чтобы склонить голову. Ради него!       Хире казалось, что сердце сейчас просто не выдержит того трепета и благодарности, которые он в этот момент почувствовал.       — Давай старайся, — добавил Киёй уже в коридоре, куда Хира вышел его провожать. — Сейчас и для тебя, и для меня самый решающий момент.       И от того, как он поставил их в один ряд этим «для тебя и для меня», и так уже не выдерживающее сердце Хиры просто разорвало на клочки. А ведь теперь он еще долго не сможет видеть настоящего Киёй.       — Да, пока я не ушел, одна просьба, — тем временем добавил тот.       — Какая? — засуетился Хира. — Я что угодно сделаю.       — Не готовь креветочные крокеты.       Хира непонимающе моргнул.       — Тебе же все равно придется делать мисо на опохмел, — пояснил Киёй. — А готовишь ты вкусно, Ногучи-сану наверняка тоже нравится. Так что следи за питанием наставника как следует. Но креветочных крокетов ему не готовь.       Хира просто больше не мог сдерживаться и судорожно выдохнул. Он так отчаянно пытался понять, к чему клонит Киёй, что даже дышать стало трудно, но ответ все равно не приходил. Да, ведь Киёй — единственный в своем роде.       — П-п-по… по-по...       «Понял». Такое короткое слово, но и оно застряло в горле. Киёй пожал плечами, словно сказав, что можно и не проговаривать, и повернулся спиной, чтобы обуться. А надевая кеды, вдруг оглянулся, как будто что-то вспомнил.       — Об обещании не забудь. Я теперь буду становиться все толще, так что мои новые фотки искать запрещено. И на спектакли тоже не ходи, конечно. Если не сдержишь слово, не прощу.       Вот так, сперва вознеся его до небес, а потом обрушив на дно бездны, Киёй и ушел. От этого разительного контраста из груди Хиры закапала алая кровь, и он, пошатываясь от кровопотери, на неверных ногах поплелся в гостевую комнату, где рухнул на пол абсолютно без сил.       А ведь да. Действительно, было такое обещание. Нельзя ни искать свежую информацию, ни ходить на спектакли… Тут дверь открылась, и к лежащему в отчаянии Хире заглянул Ногучи.       — Ну что, помахал платочком как следует?       Что-то отвечать на его ухмылочку не было сил.       — Еще этот запрет на креветочные крокеты, — продолжал Ногучи. — Да Киёй-кун у нас и впрямь принцесса.       Войдя в комнату, он попинал лежащего Хиру носком под зад.       Как же так? Хира с Киёй жили вместе еще всего несколько часов назад, но это уже казалось какой-то фантазией из далекого прошлого. Может, это все и правда был один невероятный сон?       — Смотри, как он по тебе с ума сходит, — хмыкнул тем временем Ногучи и снова пнул Хиру под зад, чтобы поднимался. Но тот вместо этого вцепился ему в ногу.       — Ногучи-сан, я ведь правда встречался с Киёй, да?       Если так подумать, то Ногучи остался его единственным свидетелем того, что они с Киёй жили вместе.       — А? — удивленно моргнул тот вместо ответа и силком отцепил от себя Хиру. — Ты что, больной, что ли? Что это на тебя вдруг нашло?       — Потому что… человек слишком грешен.       — Грешен?       Хира закрыл лицо ладонями. Когда же он начал так обольщаться по поводу собственной жизни? Раньше ведь его полностью устраивала просто возможность любить Киёй, но то, что они вдруг стали встречаться, да к тому же еще и жить вместе — это точно просчет высших сил и долго не продлится. Наверняка наступит день, когда бог примется исправлять историю, и Хира ведь готовил себя к этому...       — Капитан...       Он медленно сел и потянулся к чемодану. Человек быстро привыкает к счастью и забывает быть за него благодарным. Но зато может привыкнуть и к любому несчастью. Хотя сейчас так больно, как будто внутри все скручивают и выжимают, словно тряпку, но он, наверное, сможет приспособиться и к этому.       — Человек грешен только потому, что привыкает и к любому счастью, и к любой боли, что дает ему бог, — пробормотал Хира, открывая чемодан.       Оттуда он достал Капитана Крякву, которого получил от Киёй в первый день их полноправной совместной жизни на новой квартире, и поставил его на полочку в изголовье кровати. А рядом принялся выкладывать по порядку больших и маленьких Капитанов, которых покупал сам как раз для этого дня.       — А это у тебя что? — спросил Ногучи.       — Капитан Кряква.       — Понятное дело. Я спрашиваю, зачем их так расставлять.       — Это мои защитные талисманы, — объяснил Хира.       — От чего?       — Я хочу быть жителем золотой страны, где правит мой король, но, если так продлится и дальше, то опять вернусь в грязный водосток. А чтобы этого не случилось, мне нужен Капитан Кряква, который укажет путь.       — Что-то я тебя совсем не понял.       Проигнорировав недоумевающего Ногучи, Хира продолжил расставлять Капитанов.       — Я, конечно, понимаю, что это бесполезно, но прошу тебя, — дернул его тот. — Не надо забивать мой дом утятами.       — Но почему? — спросил Хира. — Капитан был моим наставником еще с младшей школы.       — Не-не-не, погоди, это я ведь твой наставник.       — У меня два наставника. Вы уж поймите, пожалуйста, — попросил Хира. А когда обернулся, то увидел на лице Ногучи шок.       — Я у тебя на одном уровне с уткой? — Хира ответил ему непонимающим взглядом, и Ногучи почему-то отвернулся к стене. — Кошмар. Ты въехал сюда всего три минуты назад, а я уже об этом жалею. Киёй-кун, конечно, мощный: мало того, что стал бойфрендом парня, который даже не понимает, насколько зациклен на себе, так еще и может жить с ним и обожать.       — Да, я еще в школе понял, что Киёй особенный. Он же прославленный король золотой страны, где я могу плыть по золотой реке. Благодаря ему я...       — Стоп, — прервал его Ногучи. — С этого момента дома говорить о Киёй-куне запрещено.       — А?!       — Смотри: если нарушишь это правило, выставлю тебя за порог.       И на этих словах Ногучи наконец вышел из комнаты. Мало того, что гуглить Киёй теперь запрещено, так еще и говорить о нем больше нельзя. Все равно что получить смертный приговор. Хира все глубже погружался в болото под названием «отчаяние».              С падения из рая в болото отчаяния шел уже десятый день. Хира и сегодня с трудом открыл глаза, выключил пищащий будильник в виде Капитана Кряквы, а потом пошел в комнату Ногучи. Тот спал в одних трусах, вцепившись в одеяло, и Хира потряс его за плечо.       — Ногучи-сан, уже утро. Просыпайтесь, пожалуйста. Сегодня ранняя съемка.       Ногучи промычал, не открывая глаз, и кивнул, так что Хира пошел умываться. Затем на кухне он решил первым делом приготовить суп — вчера Ногучи выпил — а после него легкий омлет. Возможно, сегодня окажется один из тех дней, когда наставник не сможет впихнуть в себя еду, но сделать все равно стоит.       Взболтав яйца, Хира пошел в спальню, где снова потряс за плечо все еще спящего Ногучи. Тот опять ответил ему полусонным кивком, и Хира перед уходом снизил температуру кондиционера на четыре градуса. Когда он закончил с супом и вернулся в спальню, Ногучи дрожал, но все еще спал. Хира попробовал вытянуть у него из рук одеяло, но тот не дал. Тогда Хира сдернул его одним рывком, и Ногучи наконец-то приоткрыл глаза с недовольным «эй».       — Ты наставника вообще не уважаешь? А хоть знаешь, что такое «доброта»?       — Знаю и уважаю. Но как вы вообще до этого один вставали?       — Когда я один, то и встаю один. А сейчас есть ты, чтобы меня поднять. Человек такая тварь, что подстраивается к изменениям среды, — буркнул Ногучи, поднимаясь с кровати, после чего пошатываясь пошел в душ.       Пока он мылся, Хира сделал кофе, поджарил омлет и как раз собирался накрывать на стол, когда Ногучи зашел в гостиную. Хира первым делом подал ему кофе.       — Суп будете?       — ...Угу.       — А омлет?       — ...Не знаю.       После вчерашней попойки у него было неважное настроение, и Хира просто поставил перед ним суп с омлетом. Хотя он заботился о похмельном наставнике и раньше, но даже представить себе не мог, что на это будет тратиться столько времени и сил. Зато быстро прошли нервы, которые обычно чувствуешь, живя под одной крышей с чужим человеком. Когда у соседа настолько все запущено, то наоборот становится проще. Только вот перед выставкой лишнего времени совсем не было, и Хира уже опасался, что может в итоге превратиться в персонального дворецкого.       — Съемки у нас в Чибе, что ли? — спросил Ногучи.       — Да. Для октябрьского vent на тему мехов. Моделью будет Мияма Юкихико-сан.       — С Юкихико все просто, даже не надо никак направлять, он сам все равно продемонстрирует себя в лучшем виде.       — Да.       — Тогда неси-ка, показывай. — Хира недоуменно склонил голову в ответ на протянутую руку, и Ногучи пояснил: — Фотографии свои. Говорили же на днях.       — А, да. Сейчас-сейчас.       Хира метнулся в свою комнату. После решения делать выставку Ногучи велел для начала показать какие-нибудь снимки, и сейчас Хира с поклоном передал ему портфолио. Когда наставник его открыл, не выпуская из другой руки чашку кофе, у Хиры от волнения участилось дыхание.       — Ну ничего, — сказал Ногучи, захлопнув папку, и передал ее обратно.       Значит, плохо. Хира уже насмотрелся, как он этими же словами рушил надежды стольких новоявленных фотографов.       — Если стоит задача показать великолепие Киёй-куна, — продолжал Ногучи, — то это вполне зайдет для фотосета в журнале.       Жесткий отзыв. «Вполне зайдет», но только для журналов, а вот для фотобука не годится. Не говоря уже о выставке...       — А… А что-то вроде тех, что я посылал для «Янг фотографики», устроит?       — В смысле «устроит»? Что ты у меня-то такое спрашиваешь?       Читай: «выставка же твоя». Хире не нашлось, что ответить.       — Ты почему, — начал Ногучи, — с самого начал их тогда не принес?       — Понимаете… я сейчас хочу снимать только Киёй. И те снимки, как для «Янг фотографики», тоже смотрел, но… как объяснить? Кажется, будто это что-то не то.       Стереть людей из города, построенного для людей. Мир, где бог покарал их за излишнее высокомерие. Фотографии, которые, словно темное заклинание, хранили душу маленького Хиры. Но посмотрев на них снова, он сразу почувствовал какое-то отторжение. А когда задумался почему, то понял, что дело в нем самом. Потому что он изменился.       Прошлый Хира не стал бы возражать против полного уничтожения всего мира. Но сейчас появился Киёй, Ногучи и друзья по клубу. Мир был по-прежнему жесток, но в какой-то момент его возможное уничтожение уже начало заботить. Через фотографии Хира словно мог пощупать изменения в самом себе.       — Думаю, что я больше не буду делать таких снимков.       — Вот и хорошо, — улыбнулся Ногучи, подпирая ладонью щеку.       В отличие от самого Хиры, он-то наверняка разглядел перемены в нем уже давно. Хира пристыженно завозился.       — Фотограф отражается в снимках, даже если того не хочет, — протянул Ногучи.       — Да.       — Но вот в тех, что ты мне сперва принес, тебя не считывалось. — Хира крепче сжал в руках папку с портфолио, а Ногучи продолжил: — Перед Киёй-куном тебя сносит с катушек. В любви — пожалуйста. Делай, как хочешь. Но для фотографа это самое неудачное сочетание. Ты не передаешь ничего, кроме Киёй-куна, за которым подглядываешь в объектив. И потом ведь, как пьяный, не помнишь, каким его фотографировал, так?       Хира опешил. Сразу вспомнилось, как он тогда не смог ответить Киёй на вопрос о его актерской игре. Хира слишком увлекался погоней за ним самим, и там было уже не до мыслей о том, что снимает. Киёй в объективе фотоаппарата мог вынуть у него душу.       — Ты что своего пытаешься выразить этими фотографиями? — спросил Ногучи.       Ответить было нечего.       — Я согласен, что в качестве объекта фотографии Киёй-кун очень красив. И те снимки, что ты мне сейчас показывал, в журнале бы точно взяли. Если б ты собирался стать фотографом для журнальных фотосетов, я бы тебе сказал продолжать в том же духе. Но ты точно смог бы фотографировать других с тем же пылом, что и Киёй-куна? Получилось бы сохранить такое качество вне зависимости от предмета съемки?       Ответов у Хиры не было, и он постепенно опускал глаза все ниже.       — Кроме того, любым коммерческим фотографам, в том числе и журнальным, нужно еще уметь вести бизнес. Правильно кто-то сказал на моей вечеринке: если можешь налаживать связи, то что-нибудь обязательно срастется. Не буду врать, все так и есть. То есть и твои нелюбимые попойки, и любезность, которая тебе плохо дается, и умение вести разговор и подать себя… Ты точно это все осилишь?       Хире нечего, совершенно нечего было на это ответить. И смотреть он мог только себе под ноги.       — Для тебя, — подытожил Ногучи, — остается лишь один путь, если хочешь зарабатывать на жизнь фотографией: надо делать такие снимки, которые закрыли бы всем рот, даже несмотря на твою полную неспособность продать себя. Чтобы увидевшие их люди подумали: «Если он выдает такое, то пусть хоть каким будет». А для этого тебе надо сперва показать людям свой мир.       — Мой мир...       — Это же персональная выставка Хиры Казунари. Если на ней не показать себя, то зачем оно вообще?       Хира осторожно поднял глаза. Ногучи смотрел так, будто его уже все достало.       — Ну вот как тебя вообще назвать?       Он раздраженно взъерошил волосы, и перед глазами у Хиры все потемнело. Это сомнения в себе, которые начинаются в процессе работы над фотографией. Если на него махнет рукой даже наставник — единственный признавший его — то сам Хира, получается, предаст Киёй, который сказал ему стараться.       — Слушай, — начал Ногучи, — ты же тоже их видел. Тех, кто всеми правдами и неправдами пытается показать мне свои работы. А ведь творческие люди, как правило, все собой гордятся и на самом деле не хотят склонять голову ни перед кем. Но при этом они так жаждут признания и так хотят, чтобы мир оценил их талант, что с красным от стыда лицом и поклонами все же продвигают себя. И это обычная практика. А ты вот пытаешься спрятаться, даже когда тебе все подносят на блюдечке.       — П-п-про… п-про...сти...те...       Приступ логоневроза вмиг вернул Хиру в прошлое.       — Но в этом и есть «ты», так ведь? — Ногучи внимательно посмотрел на вздрагивающего от страха Хиру. — Обычным людям тебя не понять. И точно есть те, кто скажет, что ты так показательно себя принижаешь, при этом находясь в очень привилегированном положении, что смотреть противно. Но как раз эта мембрана между тобой и остальным миром и делает тебя тем, кто ты есть. Не теряй этого. Попробуй вот так, с ней, показать свое «я».       — Н-но т-т-такое… да к-как я вообще?.. — сбивчиво взмолился Хира.       — А это вот отыщи сам. Тогда и получатся фотографии, которые можешь сделать только ты.       — Ф-фотографии, которые могу сделать только я?       — Такие, в которых есть индивидуальность.       Пока Хира ломал голову над заданной ему задачей, Ногучи бросил взгляд на настенные часы.       — Пора на съемку.       Хира вздрогнул, вынужденно возвращаясь в реальность. Они оба по-быстрому доели завтрак и вышли из дома.              После того разговора Хира все время думал о словах Ногучи.       Мембрана, отделяющая его от остального мира. Показать свое «я», не теряя ее. Получатся ли у него такие противоположные вещи? Мыслей было столько, что они не давали заснуть. Он просыпался каждые два часа, пока наконец не сдался и не сел за ноутбук. А потом начал одну за другой просматривать снятые за все годы фотографии.       Первые снимки Хира сделал на втором году средней школы. Тогда родители получили сообщение от классного руководителя, что у их ребенка нет друзей, а из-за логоневроза его все сторонятся в классе. Обеспокоенные папа с мамой купили зеркалку, чтобы у сына был какой-то интерес, и отвезли его пофотографировать в сад лилий.       — Так криво...       Он не сдержал улыбки и щелкнул мышкой, переходя к следующей фотографии. Опять лилии. Оранжевые, персиковые, красные, белые, желтые. Целые клумбы явно искусственно выведенных цветов будили в нем давно забытые эмоции. Мама, плачущая из-за того, что над ее сыном могут издеваться из-за логоневроза. Успокаивающий ее папа. Злость на классную, раскрывшую родителям, что он стал объектом насмешек. Стыд, ощущение собственной никчемности.       Сидящий за ноутбуком Хира не выдержал подкативших эмоций и уставился в пол.       Он больше не одиночка-восьмиклассник на самом дне социальной лестницы. Он студент третьего курса, у него есть друзья, есть невозможно красивый любимый человек, есть прекрасный наставник. Он сам сильно изменился. Но все равно где-то глубоко внутри у него, оказывается, до сих пор спит вот это. Хира поразился такой живучести старых воспоминаний, но оставалось только принять, что однажды полученная рана даже спустя долгое время не исчезает так, будто ее и не было. Да, она становится настолько незаметной, что не разглядишь, если не присматриваться, но тем не менее она все еще есть.       Что-то не изменилось, хотя казалось иначе. Но все-таки ему уже не хотелось, чтобы из мира исчезли все люди. Через Киёй и Ногучи он прикоснулся к красоте, которая здесь тоже существовала, и, онемев от их блеска, осознал свою незначительность. Сейчас из-за страха и стыда его невольно тянуло спрятаться от этого слишком яркого мира.       Но всю жизнь смотреть вниз просто не получится, и Хира постепенно поднимал голову. Одну за другой просматривал старые фотографии. Заново вспоминал всевозможные неприятные эмоции.       Он еще ни разу не смотрел собственные работы так серьезно и беспристрастно. И сейчас с каждым снимком все больше понимал, что он за человек. Невольно видел собственную глупость, инфантильность, заносчивость и желание славы. Что-то создавать — это одновременно и позориться. Но ведь Ногучи сказал ему больше показывать себя.       «Показывать вот такого неприглядного? Да еще и большим людям, которые придут на выставку?»       От страха у Хиры даже побежали мурашки, но тут его размышления прервал сигнал смартфона. Это было сообщение от Киёй. Всего одна строчка: «Сегодня съемки с самого утра» и фотография — все синие от рассветного солнца небоскребы.       Хотя Киёй запретил себя гуглить и искать в соцсетях, но связь все равно поддерживал. Они оба были не из тех, кто активно переписывается, но после начала раздельной жизни стали часто обмениваться короткими сообщениями ни о чем в промежутках между работой и учебой. Сообщениями, которые тут же возносили трепещущего от благодарности Хиру на седьмое небо.       Сейчас он написал «Так рано», и ему тут же пришел ответ:       «Уже встал?»       «Да».       «Работа?»       Хира ненадолго задумался.       «Искал себя».       Хотя так и не нашел, пусть и столько раз прокручивал в голове одно и то же. Через какое-то время от Киёй пришел ответ:       «Старайся. И я тоже буду».       Так отрывисто, но в то же время полностью в духе Киёй.       Луч света, который всегда падает прямо на него, какой бы темной ни казалась ситуация.       Захотелось врезать тому себе, кто только что думал, что никогда не справится. Да, ему плохо и хочется все бросить, но он уже дошел до точки, из которой нельзя повернуть назад. Поэтому остается только идти вперед. Даже звезда в небе старается, чтобы сиять, и тогда уж камешку на обочине тем более нельзя говорить, что он не может.       Таким, как он был до этого, оставаться уже нельзя. Надо меняться.       Нет. Не меняясь, не теряя себя...       Показать фотографии, которые может сделать только он...              Этим вечером Ногучи опять не спешил домой. Деловая встреча затянулась, а потом, наверное, они еще и отправились куда-то выпить. Обычно Хира в такие дни просто шел спать, но сегодня ждал наставника и не ложился.       Вернулся тот уже практически под утро. В замке загремел ключ, и в коридоре автоматически зажегся свет, когда открылась дверь. А в следующий момент Ногучи с громким возгласом отшатнулся.       — Что ты тут-то делаешь?       — Ждал вас, — ответил сидящий на пятках прямо в коридоре Хира.       — В гостиной хотя бы тогда сидел. До инфаркта меня довести хочешь?       — Простите.       — Что с тобой будешь делать… — вздохнул Ногучи. — Ну? Определился с темой выставки?       Наставник, как всегда, сразу зрил в корень.       Хира нервно сглотнул.       Он до сих пор сомневался, стоит ли.       Но раз идти оставалось только вперед, он прямо так, из официальной позы, поднял взгляд.       — Думаю, это будет обнаженная натура.       У Ногучи распахнулись глаза.       Вот и озвучил. Все, сказанного уже не воротишь.       Если хочешь сбежать от страшного, надо именно не сидеть, а бежать. Со всех ног, чтобы страшное не догнало.