Nayamashii Kare [Utsukushii Kare 3] | Сводящий с ума

      Страдай не страдай, а жизнь шла своим чередом, и у Киёй начался набор веса. Сегодня тот съел четыре любимых креветочных крокета, хотя обычно ограничивал себя всего двумя из-за их калорийности, а вместо привычного зеленого салата с лимонной заправкой на ужин был макаронный с яйцом-пашот.       — Я еще купил шоколадный торт на десерт.       На этих словах Хиры жующий пятый крокет Киёй резко выдохнул. А когда перед ним оказался кусок плотного торта, до упора свел брови на переносице и сжал вилку.       — Суперкалорийный, да?       Он воткнул вилку во влажный и словно сделанный из одного шоколада бисквит.       — Прости, у тебя только первый день, а я столько всего принес, — извинился Хира.       — Неси-неси. Сперва надо увеличить вместимость желудка, — сказал Киёй, словно участник соревнований по скоростному поеданию. — И еще готовь какие-то блюда, которые съедаются легко, а калорий в них убийственно много. Есть же всякие сладкие булки и тому подобное.       Погуглив, Хира узнал, что особой популярностью среди таких пользовались дынные булочки по полторы тысячи калорий каждая. Когда он показал статью про них Киёй, тот велел ими закупиться, а затем, простонав: «А-а… мне плохо», с тарелкой торта отправился на диван.       Там он улегся поудобнее, уставился в экран телевизора и приступил к десерту. Хира впервые видел его в такой ленивой обстановке. И это только начало, а что нового тогда ждет дальше? Ему хотелось фиксировать все изменения веса, как в дневнике для новорожденных, но раз Киёй запретил делать фотографии, приходилось выжигать все увиденное на сетчатке.       Доев торт, Киёй тяжело выдохнул и пробормотал: «Чипсы...». Хира метнулся на кухню и достал снэки, которые раньше в их доме и представить было нельзя.       — Фу, гадость, — скривился Киёй, надкусив чипсину и запивая ее «Фантой».       Вообще любимая еда у него была как у типичного студента: и фастфуд, и сладкое, и газировка. Однако за время работы актером он привык себя сдерживать. Сейчас, казалось бы, наконец-то можно наедаться любимым до отвала, но вот...       Хира проглотил сочувственную горечь и полез искать калорийные блюда. Первым делом на ум приходило что-то из американской кухни, и во время поисков он наткнулся на по-настоящему пугающего ее представителя.       — Киёй, давай завтра сделаю масло во фритюре?       — В смысле?       — Это когда берут кубик сливочного масла, обваливают его в панировке и зажаривают во фритюре.       Обжаривать масло в жире — подобное безумие японцу бы даже в страшном сне не приснилось. Вот и Киёй наверняка сейчас отведет глаза. Все-таки предлагать такое — это уже слишком, но...       — Оставим это как крайнюю меру.       Хира впечатлился, хотя сам же и выдвинул идею. Но как Киёй твердо следует принятому решению!       Тот тем временем доел чипсы и принялся за мороженое, параллельно листая материалы для съемок передачи. Это был какой-то спецвыпуск под названием «Свидания для гурманов. Самые красивые актеры советуют лучшие деликатесы».       — Сколько, интересно, я уже буду весить во время съемок? — пробормотал себе под нос Киёй.       Раз для передачи так активно набирали молодых красавчиков, значит, целевой аудиторией были, видимо, молодые же девушки. И хочешь не хочешь, а внешность начнут сравнивать.       — На сколько бы ты ни поправился, все равно будешь прекраснее всех.       — Ну, это для тебя. А обычно фаны разочаровываются в кумире, если он толстеет на двадцать кило.       Хира хотел было ответить привычным «ну что ты», но, вспомнив разговор с Ногучи, засомневался.       — Но идеально отыграю Нодзому и соберу новых фанов уже на настоящий скилл, — продолжал Киёй. И ведь как сказал: «отыграю», без всяких «если». — После случившегося в том году и моей дорамы я влился в волну моды на красивые лица раньше, чем рассчитывали, но через пару-тройку лет в тренде будет уже другое, и меня выкинут на помойку, как испорченную закуску. В любом случае, чтобы закрепиться, надо как-то зарекомендовать себя в качестве актера, который реально умеет играть.       — Вот как...       Хира смотрел только на Киёй, и поэтому плохо представлял реалии шоу-бизнеса.       — В агентстве это тоже понимают, — добавил Киёй, — и предпринимают меры, но все-таки даже они бы не разрешили набрать двадцать килограмм. Ну и да, метод реально опасный, но жизнь-то моя, поэтому и право решать тоже у меня. А я не профукаю возможность сыграть в спектакле, о котором мечтал, из-за того, что не сделал для него все возможное.       Его речь воодушевила даже самого Хиру. Как сказал бы Ногучи, в отчаянном положении Киёй черпал силы из собственных решительных слов и отрезал себе пути к отступлению. Именно поэтому он и король. Это и показывает, какая между ними разница в способностях.       — Киёй, я хочу разделить с тобой эти страдания...       Хира взял ложку, но когда уже собирался воткнуть ее в ведро мороженого в руках у Киёй, тот перехватил его запястье с громким «Нельзя!».       — Ты тогда тоже станешь страшным, — объяснил он.       — Ничего, я ведь с самого начала красивым не был.       — Так. Если к твоим психам добавится еще и страшная внешка, ты мне разонравишься, имей в виду.       В этот момент Хира дал себе мысленную клятву всю жизнь оставаться в теперешней форме.       — Если хочешь что-то сделать для меня, то приготовь что-нибудь высококалорийное на завтрак.       — Да!       Хира тут же метнулся на кухню. Сперва уварить консервированные помидоры и нарезать побольше салями. На завтрак он сделает пиццу с большим количеством сыра, а дополнительными закусками к ней пойдут картошка-фри, куриные наггетсы и клубничный молочный коктейль.       Буэ-э...       После сегодняшнего ужина, десерта и ночного перекуса ему стало плохо от одного вида еды. А как же тогда самому Киёй? Бросив взгляд в сторону дивана, Хира увидел, что тот клевал носом в обнимку с ведром мороженого.       — Киёй, ты засыпаешь уже? Может, в кровать пойдешь?       — Ага… Извини, — сказал он и, пошатываясь, поднялся. — Когда наедаешься до отвала, тянет в сон.       Почистив зубы и пожелав спокойной ночи, Киёй сразу пошел в спальню.       — А ванна? — окликнул его Хира.       — Утром помоюсь. От горячей воды ускоряется обмен веществ, и все мои набранные калории начнут сжигаться. А если заснуть так, на полный желудок, то они более эффективно преобразуются в жир. Ну все, я спать.       А Хире оставалось только беспомощно смотреть вслед его пугающе решительной фигуре, пока за ней не закрылась дверь спальни.       Хотя Киёй казался худощавым, у него была рельефная мускулатура от регулярных тренировок. С такой калории будут сжигаться даже от лежания. И чтобы растолстеть, сперва требовалось убрать эти мышцы. Получается, что он в невыгодном положении с самого старта. Путь предстоял долгий и непростой.              Сегодня Ногучи стоял по другую сторону объектива камеры для интервью одному мужскому журналу. А съемочная группа, после этого, оказывается собиралась ехать за материалом на репетиционную площадку Уэды Хидеки.       — Вот как? — протянул Ногучи. — Может, и мне с вами тогда... Время у меня еще есть, а с Уэдой-саном мы как раз давненько не общались.       — Тогда, может, и поснимаете, Ногучи-сан?       — Если заплатите, что бы и не поснимать.       — У вас, Ногучи-сан, больно высокие ставки, — со смехом ответили ему.       Не прекращая перешучиваться, Ногучи повернулся к Хире и велел ему тоже идти с ними.       — Да, это мой ассистент Хира, — представил он его съемочной группе.       — А, тот самый, темная лошадка Ногучи-сана.       Пока их знакомили, Хире протянули визитку, и он смятенно ее взял. У самого Хиры визиток не было: Ногучи настаивал, что пора уже сделать, но простому студенту слишком стыдно иметь визитки.       «Перспективный ученик», «У тебя же будет выставка, да?», «Успехов тебе» и тому подобное сыпалось на него со всех сторон, а Хира мог только кланяться, обливаясь холодным потом. Он понимал, что Ногучи старается его протолкнуть, и был бесконечно благодарен за такую щедрость, но она же казалась тяжелым грузом, который ложится на плечи, и заставляет остро ощущать собственную никчемность.       — Ногучи-сан, я... Я хотел вернуться в студию и заняться файлами...       Но стоило Ногучи шепнуть: «И не хочешь посмотреть, как репетирует Киёй-кун?», как у Хиры тут же вырвалось: «Возьмите меня с собой, пожалуйста!».              Хира впервые был на репетиционной точке, и она оказалась похожей на пыльный заброшенный склад. Внутри висели темные занавеси, а вдоль стен стояли как попало складные стулья и длинные столы. До этого ему представлялось, что знаменитый на всю страну драматург и известные актеры должны репетировать в более роскошном месте.       Съемочная группа тут же принялась за работу, а они с Ногучи, чтобы не мешать, остались смотреть из коридора.       — Ногучи-сан, здравствуйте, давно мы с вами не виделись, — подбежал с ними поздороваться менеджер Уэды. — В последний раз вы так нам помогли со съемками. Простите, у них сейчас этюды в самом разгаре, можно вас попросить немного подождать?       — Да я же сам внезапно нагрянул, так что не извиняйтесь, — успокоил его Ногучи.       Хира отвлекся от их расшаркиваний с менеджером, и все его внимание поглотило происходящее на импровизированной «сцене». Хотя там кругом были знакомые даже ему, далекому от индустрии развлечений, знаменитости, его взгляд тут же притянулся к Киёй.       «Ах-х, он и сегодня так красив...»       Когда Хира понял, что стоит и буквально смотрит из теней, в нем пробудился фанат, и мысли тут же переключились из режима бойфренда в режим поклонника. Тем временем сбоку от плавающего словно в полусне Хиры Ногучи продолжал тихо переговариваться с менеджером:       — Кстати, а этюды — это у вас что?       — Спонтанные сценки. Уэда-сан задает тему, а актеры должны без сценария отыграть по ней собственного персонажа.       — Без сценария? Это вот это вот?       — Да. Сегодняшняя тема «Так помирал с голода, что съел насекомое».       — Жестоко, — словно нехотя протянул Ногучи.       Со сцены тем временем доносились голоса актеров:       «Ну хотя бы не сырыми же! Если поджарить, так и съесть будет проще».       «Да дело-то не в этом. У тебя что, вообще нет никакого человеческого достоинства?»       «Достоинства? А оно съедобное?»       «Тогда его вон ешь. Уж всяко вкуснее жуков будет».       «Перестаньте. С меня хватит соратников, которые едят друг друга».       «Если не дашь себя съесть, дай хоть трахнуть. Бабы сейчас больше ни на что не годятся».       «Я уже поняла, что мужчины — это самые отвратительные животные».       «А я уже понял, что женщины — это самые беспомощные животные».       «Ну ты даешь, дядь. Раз такой сильный, пошел бы да перебил нам всю саранчу!»       Они перебрасывались репликами без всяких пауз, и совершенно не верилось, что это все спонтанная сцена. Ведь каждый не знал, кто и что скажет следом, а отвечать надо было без задержек. К тому же еще от лица своего героя. Такого не получится, если нет глубокого понимания персонажа.       — Давайте-ка мы все успокоимся, — шагнул вперед Киёй. — Сейчас же не время спорить о мелочах. Я понимаю, что все злые, потому что голодные, но, может, поговорим о чем-то повеселее? Вот у меня есть один номер...       — Закончили, — оборвал его хлопок ладоней. От Уэды.       — Киёй-кун, у них же вообще нечего есть. Разве угрозу голодной смерти можно назвать «мелочью»? И предлагать им веселую историю, когда они не просто «злые», а уже на пределе, — это надо быть дураком или гением. Что могло навести Нодзому, нашу Зависть, на такой ход мыслей?       — Я подумал, что для Нодзому комедия — это смысл его жизни, поэтому на пределе он как раз и будет цепляться за комедию.       — Цепляться? — усомнился Уэда. — Мне он не показался настолько загнанным в угол. Наоборот, он как будто пытался всех успокоить, эдакий герой голливудских боевиков.       Киёй на это ничего не ответил, и все остальные стояли молча.       — Ладно, — продолжил Уэда. — Обанадзава-кун и Дзаки-сан, давайте с третьей сцены.       Остальные актеры явно выдохнули и разбрелись группками по два-три человека. Кто-то вытирал пот, кто-то пил воду, и все переговаривались о том о сем. Один Киёй сел на пол, скрестив ноги, и уставился вниз. К нему никто не подошел. Он бы и сам, наверное, никого не подпустил.       — Кажется, на этот раз мальчиком для битья выбран тот парень, — сочувственно сказал вернувшийся фотограф.       — Вроде все новички в труппе Уэды через это проходят, — ответил ему Ногучи.       — Потому что у него слишком высокие требования. И когда молодых, которые, кроме сериалов, нигде не играли, вдруг начинают допрашивать про ход мыслей, они впадают в ступор. Зато если продержаться, то получишь печать одобрения как актер. Правда, тех, кто не выдерживает, ждут дни разгромной критики и страданий.       — Даже в индустрии есть ярые фанаты Уэды, не говоря уж о взыскательной публике среди зрителей, — заметил Ногучи.       — Считается, что приглашение в труппу Уэды — это как билет или в рай, или в ад.       — В этот раз явно больше на ад похоже.       Не выдержав их перешептывания, Хира развернулся и со злостью пошел к выходу из здания, и только на пороге одумался: он же все-таки пока на работе. В итоге он остался ждать в лобби, а через какое-то время туда вышел и Ногучи.       — Такой шанс упускаешь, — заметил он. — Посмотреть на репетицию у Уэды-сана дорогого стоит.       — Я не могу на нее смотреть.       — Почему? Я тут услышал краем уха, что кто-то молодой у Уэды-сана уже изо всех сил выбивается. И специально же тебя привел на случай, если это Киёй-кун.       — Так вы нарочно хотели мне это показать? — Впервые в жизни Ногучи вызвал у Хиры отторжение.       — Именно, — подтвердил тот. — Такой ведь редкий случай. Или тебе хотелось смотреть только на крутого Киёй-куна?       — Дело не в этом. Зачем было мне специально такое показывать?       Прежде Хира уже не раз видел муки Киёй: и в школе, когда над тем пытались издеваться, и в прошлом году во время похищения. На его собственные чувства к Киёй это никак не влияло.       Хира молча поджал губы, на что Ногучи ответил ему усталым взглядом.       — Ты фотограф или кто? Тогда хватит заниматься саморефлексией, и посмотри уже как следует на объект съемки.       — Киёй подобен богу, а перед божеством не имеет значения, кем я являюсь.       — На таком самомнении ты далеко не уедешь, — предупредил Ногучи, а потом вдруг резко придвинулся, и его лицо оказалось так близко, что Хира испуганно отшатнулся. — Раз Киёй-кун для тебя божество, тем более всего себя посвяти наблюдению за ним. О чем думает Киёй-кун, с чем он борется. Как бы ни было больно, не убегай, а изучай от корки до корки. Разве это не значит посвящать себя?       Когда прожигают взглядом с такого близкого расстояния, становится трудно дышать. Давит не меньше, чем во время фотосъемки. И страшно, потому что кажется, что тебя видят насквозь.       — Если Киёй-кун твой бог, то прочитай уже священное писание.       — П-писание?       — Мануал для бога. Все верующие его штудируют, чтобы лучше понять того, кому поклоняются. Для тебя этим мануалом стала фотокамера. Смотри через объектив во все глаза и попробуй действительно понять своего бога. А если будешь передавать только лучшие стороны и воспринимать их, как тебе удобней, то ты просто конъюнктурщик.       Тут их прервал звонок телефона Ногучи. Это оказался срочный заказ: потребовалось оперативно заменить уже готовую фотосессию для журнала из-за внезапного скандала с моделью, которая в ней участвовала.       — Хира, я еду на встречу с ними, а ты будь готов выдвинуться с оборудованием, как только определимся с местом съемки. Я тебе его сразу сообщу.       Ногучи уехал на такси в издательство, а Хира занялся подготовкой оборудования в студии, параллельно обдумывая его слова.       Смотреть во все глаза.       Действительно понять объект съемки.       Как и говорил ему сам Киёй, стараться представить, что тот чувствует.       Но с самой первой встречи Киёй оставался для него объектом для благоговейного трепета. Недоступным для понимания и даже больше того: сами попытки его понять казались проявлением неуважения.       Киёй Со был недостижимей, чем премия Номуры Ихэя. В глазах Хиры он отражался недосягаемым горным пиком, куда запрещено ступать человеку.       Как же можно смотреть на такой блеск, не зажмурив глаз?              С внезапной поздней съемки Хира вернулся домой уже глубокой ночью. Он осторожно открыл дверь, чтобы не разбудить Киёй, но услышал его голос из гостиной. Похоже, тот репетировал какую-то сцену. Хира на цыпочках, чтобы не мешать, прокрался по коридору и заглянул в комнату.       «Вы бы хоть иногда прислушивались к тому, что я говорю».       Спиной к двери Киёй произносил реплику, двигаясь и жестикулируя, как будто он на сцене. Потом прервался и повторил еще раз, более глухим голосом. И еще раз. И еще. Всякий раз эта короткая фраза звучала чуть иначе.       Но даже после стольких повторений он недовольно цокнул языком. Потом взял со стола убийственно калорийную дынную булку и так же стоя вгрызся в нее, но его глаза были устремлены только на сценарий в руке. И в том, как он жевал только из необходимости, сквозила какая-то первобытность и стойкость.       Вдруг ладонь Киёй взлетела к губам, а из горла раздался утробный звук. Так и зажимая рот, он согнулся, явно борясь с тошнотой, а перепугавшийся Хира влетел в комнату.       — Киёй, ты как?       Тот развернулся. В уголках широко раскрытых глаз поблескивали слезы.       — Пошли в туалет. Пусть стошнит, зато потом лучше станет, — взмолился Хира, но Киёй отмахнулся от его протянутой руки.       — Тогда все съеденное пропадет зазря.       Приступ тошноты, видимо, прошел, и Киёй сделал глубокий вдох. Затем поднял выроненный сценарий и, пошатываясь, встал. И снова взял надгрызенную булку.       — Киёй, но ты же больше уже не сможешь.       — Заткнись!       Хира от неожиданности оцепенел.       — Прости... — извинился Киёй уже спокойным голосом. — Но не смотри на меня, уйди лучше куда-нибудь.       И так, с булкой в правой руке, он опять перевел все внимание на сценарий в левой. А Хира мог только обомлело разглядывать того, кто уже вышел за пределы измерения, где еще имели значение фразы вроде «не надрывайся» или «это же плохо для здоровья».       Он молча ушел из гостиной в спальню.       Точнее даже сказать: сбежал.       Не выдержал такого давления. И так до сих пор под одеждой бежали мурашки.       Хотя Хира наблюдал за ним со школы, но такого Киёй видел впервые. Ему стало отчаянно стыдно за себя, который давал пустые клятвы вроде быть последним солдатом, защищающим короля. Разве можно вообще защитить такого Киёй? Как? Когда самого Хиру только что выгнали из комнаты, чтобы не мешался.       Внутри поднималась необъяснимая тревога. Он был учеником Ногучи Хироми, и его положению завидовало немало людей в индустрии, но получил он его не благодаря собственному старанию, а просто потому что попался на глаза Ногучи. И сейчас он, Хира, не только не прикладывал усилий в работе, но и уходил от разговоров о выставке, которую хотели сделать специально для него. Какое там защитить Киёй? Да он даже сам с собой не мог быть честен.       Бесчисленные взгляды и насмешки, которые бросали в его сторону с самого детства, теперь мешали думать, словно зуд от крыльев тысяч насекомых у него в голове. И как бы он ни отмахивался, как бы ни разгонял их, они все не улетали.       Сквозь шум бесчисленных крылышек прорезались слова Ногучи:       «Если хочешь сбежать от страшного, надо именно не сидеть, а бежать со всех ног, чтобы страшное не догнало».              Во второй половине дня они с Киёй встретились, чтобы купить подарок на день рождения Ногучи.       Отмечать его планировали сегодня в специально арендованном клубе, где пройдет вечеринка для Ногучи и его знакомых и близких. Как сказал сам наставник: «Мужикам моего возраста дни рождения праздновать уже не хочется. Но мое имя соберет толпы моделей и актрис, и это главное».       — К Ногучи-сану люди из шоу-бизнеса очередями выстраиваются, — заметил Киёй. — Если б не произошло всей той истории, у меня бы в прошлом году уже первый фотобук вышел.       Вновь вписаться в график популярного фотографа, после того как все сорвалось, было, оказывается, не так-то просто.       — Протащил бы меня как-нибудь к нему, ты же все-таки его ученик.       — Х-хорошо. Я постараюсь подменить его график.       — Да я же шучу.       В магазине брендовых товаров, куда они зашли, Киёй взял с полки бокал для крепких напитков. Ценник на отполированном и сверкающем стеклянном боку сообщал, что стоит тот 24 тысячи йен.       — Такой маленький стаканчик целых 24 тысячи? — поразился Хира.       — Если дарить то, чем Ногучи-сан бы пользовался, именно что-то такое и надо.       — И правда, у него ведь и дома, и в студии посуда выглядит дорогой. Хотя ест он из нее в итоге какую-нибудь лапшу быстрого приготовления после вечеринок или мисо, которое я ему делаю. Такую вот простую еду.       — Но выпивку-то как раз предпочитает дорогую, так? — заметил Киёй. — Тем более он же как-то говорил, что любит виски.       — Правда?       — Слушай, ты. Хотя бы вкусы собственного наставника уж потрудись узнать.       Он настолько попал в точку, что Хира пристыженно замолчал.       Его сенсор необходимой социализации реагировал только на Киёй. А вот Киёй наоборот создавал впечатление, что другие люди ему не интересны, а на самом деле был очень наблюдательным.       Да и вообще для Хиры днерожденные вечеринки всегда были чем-то из совершенно иной жизни. С младшей школы его никогда не звали на чужие, а на его собственный день рождения тоже никто никогда не приходил. Праздновал он всегда с семьей, и огромный торт, который пекла мама, только подчеркивал, насколько у Хиры нет друзей.       — Это итальянское стекло ручной работы, — вдруг раздалось за спиной.       Хира вздрогнул и резко развернулся. Позади них стояла улыбающаяся продавщица, которая тут же принялась рассказывать о бренде и товаре, а Хира с его неразговорчивостью мог только выдавливать из себя всякие «а-а» и «о-о».       — У вас есть такой же для виски? — спросил Киёй.       — Есть на витрине. Сейчас я вам принесу, — ответила продавщица и ушла со всей вежливостью.       Не успел Хира выдохнуть, как увидел, что его оглядывает Киёй.       — Подарок я выберу, — сказал он, — а ты иди на укладку.       Раз Киёй так велел, делать было нечего, и Хира, кивнув, с несчастным видом отправился в салон-парикмахерскую. Хотя он уже сколько раз ходил в до невозможности модные салоны, но всегда чувствовал себя там не в своей тарелке. В сегодняшнем он как-то продержался, отвечая на непрекращающуюся болтовню парикмахера одними «да-а», «хорошо» и «спасибо». Затем Хира переоделся в выбранный Киёй костюм и отправился к месту, где они договорились встретиться.       — О, хорошо тебя уложили. И к рубашке подходит.       Хира ответил вымученной улыбкой. Он никогда не привыкнет к себе с модной прической и в модной одежде, и сколько бы ему ни говорили комплиментов, мысленно он все равно повторял: «Это не я».       — С-спасибо. Но на день рождения Ногучи-сана, наверное, можно так не наряжаться...       Ногучи сам сказал, что хотя это и называлось днерожденной вечеринкой, но по сути было обычной попойкой, и Хира собирался идти в своих привычных брюках и клетчатой рубашке, пока Киёй не назвал его идиотом.       — Это же вечеринка по случаю дня рождения Ногучи Хироми, которую организует главред vent, а там пишут только про знаменитостей и самые дорогие бренды. Так что событие будет в тысячу раз более светское, чем тебе кажется.       И Киёй оказался прав. Когда они вошли в клуб, указанный в пригласительном билете, перед Хирой открылся мир неописуемо модных вечеринок. Внутри все было выдержано в черно-серебристых тонах и металле. Вращающийся диско-шар под потолком сверкал трендовым в этом году розовым, кругом разносили бокалы дорогого шампанского, музыка гремела так, что приходилось повышать голос, чтобы тебя услышали, а на танцполе под нее извивались яркие, как тропические рыбки, модели.       Ослепленный таким пиршеством богов, на которое собрались только сверкающие люди мира, Хира представил, как он бы заявился сюда в вытянутых брюках и клетчатой рубашке… и от всего сердца поблагодарил Киёй.       Когда он уже собрался было пройтись в поисках Ногучи, Киёй потянул его за рубашку и указал вверх. На втором этаже находился VIP-зал, через стеклянные стены которого открывался вид на всех гостей. Там-то и сидел с кем-то Ногучи.       — Н-Ногучи-сан, с днем рождения. Ваше приглашение — это такая честь...       Закрывшаяся за ними дверь махом отрезала весь шум музыки и гостей, и Хира смешался.       — Что ты вдруг какой вежливый? Каждый день же видимся, — хмыкнул Ногучи. — Ладно, идите оба сюда, — показал он на места рядом с собой.       Висевшая у него на плече модель отодвинулась в сторону, прожигая их глазами, но ответный ледяной взгляд от Киёй заставил ее отшатнуться. В шоу-бизнесе каждый день как на войне.       — Ногучи-сан, с днем рождения, — поздравил Киёй. — Это вам от нас.       Выбранный им бокал для виски был встречен с одобрением, а когда узнали, что это штучная работа от итальянского мастера, то все закивали, нахваливая подобранный с умом подарок. Для далекого от этого всего Хиры было открытием, что в вопросах моды важную роль играет интеллект, и он почувствовал себя еще пристыженней.       — А это от меня лично, — добавил Киёй и вручил Ногучи еще один подарочный пакет. Внутри обнаружился набор дорогих мисо-супов быстрого приготовления.       — Спасибо. Но с чего вообще такой выбор? — удивился именинник.       — Я слышал, что вы, Ногучи-сан, с похмелья предпочитаете мисо.       — То есть такое «Держи, козел, и больше не вздумай вызванивать моего бойфренда»?       — Ну что вы, просто искренняя забота.       — Все-таки Уэда-сан зрил в корень, когда выбрал тебя на роль Зависти.       Пока Киёй и Ногучи улыбались друг другу, дверь VIP-зала открылась, и вошел знакомый Ногучи, которого Хира видел уже не впервые, и с порога пустился в дежурные поздравления.       — Чего тут поздравлять, когда с каждым годом становишься старее? — отмахнулся Ногучи.       Вместо ответа тот представил вошедшего вместе с ним молодого парня:       — Ногучи-кун, это племянник жены моего родственника, он тоже фотограф.       — Да-а? — протянул Ногучи.       — Работы, мне кажется, у него очень даже. Вот подумал, что, может, ты взглянешь заодно? — И он подтолкнул парня вперед.       — Пожалуйста, — поклонился тот и протянул папку с портфолио.       Ногучи полистал снимки и с «ага, ну ничего, давай и дальше старайся» вернул папку обратно. Поняв, что не сумел его зацепить, парень явно упал духом, а когда они с тем мужчиной пошли на выход, обернулся в сторону Хиры. Хира неловко потупился от этого пристального взгляда.       Дальше в зал один за другим потянулись с поздравлениями хорошие друзья и знакомые с работы. И каждый приводил с собой фотографов или моделей, мечтавших приглянуться мастеру. Но никто из них не зацепил взгляд Ногучи, и, один за другим, они так же уходили с подавленным выражением лица. Сам Ногучи, видимо, ко всему этому уже привык и просто продолжал потягивать алкоголь.       — Ногучи-ку-ун, с днем! Ну что, одним дедом среди нас стало больше!       Это шумно влетел в зал Ямагата, директор агентства Киёй.       — Не хочу слышать ничего о дедах от того, кто еще старше меня.       — Ну так, тебе теперь тоже под сорок.       — Ты, пожалуйста, всех в одну кучу «под сорок» не сгребай, — шутливо ответил Ногучи.       Они с Ямагатой вроде бы знали друг друга с молодости и переговаривались как старые приятели. Рядом с Ямагатой стояли менеджер Киёй Суга и круглолицый мужчина в стильных очках.       — О-о, Киёй-кун. Как неожиданно встретить тебя здесь, — как раз говорил последний.       Киёй ответил ему сухим «здравствуйте». Видимо, они были знакомы.       — Слышал, что на репетициях Уэды-сана не все идет гладко, — продолжал круглолицый. — А ты, смотрю, здесь развлекаешься.       — Я многим обязан Ногучи-сану.       — Вот как? Ну да, важно поддерживать социальные контакты. В нашей индустрии многое держится на связях, и даже те, кому не хватает настоящего мастерства, могут выплыть за счет знакомств.       Хира нахмурился. Этот круглолицый его уже злил, несмотря на улыбку. Но пока он молча возмущался, сидящий рядом Киёй тоже улыбнулся в ответ, одними губами.       — У каждого свой взгляд на вещи. Если в глазах Цукахары-сана все выглядит именно так, значит, это мир, в котором живет Цукахара-сан. Я не смотрю с такой точки зрения, поэтому смог от вас почерпнуть что-то новое, спасибо.       Этот Цукахара прямо налился краской от невозмутимого ответа Киёй. Сбоку от Хиры Ногучи тихонько прыснул, да и все остальные тоже заулыбались, явно сдерживая смех.       — Пойду подышу свежим воздухом, — сказал Киёй и с победным выражением на лице вышел из зала.       — Ну и молодняк пошел, все сейчас такие с норовом, — попытался отшутиться Цукахара с кривой улыбкой, но по лицу явно читалось, что слова Киёй его задели.       Какой неприглядный тип.       Тут размышления Хиры прервал внезапно присевший рядом Ямагата:       — Хира-кун, давно мы с тобой не виделись.       — Да, здравствуйте, — рассыпался в поклонах Хира.       — А вот скажи-ка мне, Хира-кун, — тихим голосом начал Ямагата, придвинувшись еще ближе, — Киёй-куна в последнее время, может, что-то беспокоит? — Хира невольно вздрогнул, а тот пояснил: — Он как будто чуть округлился, а на репетициях к спектаклю вроде что-то не ладится. Вот, думаю, вдруг он приуныл и начал заедать стресс? Как у вас дома с питанием? Сейчас для Киёй-куна важное время, и поэтому мы тоже беспокоимся.       Хира сидел, проглотив язык. Какое там «приуныл» — Киёй этот этап давно прошел и теперь наоборот изо всех сил набирает вес, чтобы прорваться сквозь возникшие на его пути преграды. Но сказать этого он не мог.       — Киёй-кун не выглядит упавшим духом, так что мне не кажется, что надо так сильно беспокоиться, — пришел ему на помощь Ногучи.       — Думаешь? — засомневался Ямагата.       — Ага. По мне, так когда глаза по-бойцовски сверкают, лучше не вмешиваться.       — Вот как… Ну, раз Ногучи-кун так считает, то, наверное, и правда, не стоит.       Ямагата явно доверял умению Ногучи видеть суть. Пока его опасения удалось развеять, но Хира не хотел, чтобы тот и дальше продолжал расспросы, и поэтому быстро сбежал из VIP-зала.       Он пытался найти Киёй среди мелькающих огней и громыхающей музыки танцпола, когда кто-то схватил его за плечо. Это оказался тот молодой фотограф. Хира поздоровался небольшим поклоном.       — Ты, значит, ученик Ногучи-сана?       — А? Да.       — И что, правда еще студент, как говорят?       Кто ему, интересно, такое сказал? Хире весь этот разговор уже не нравился.       — Ну круто, — продолжил тот. — Еще студент, а уже попал в ученики к Ногучи Хироми. Как ты к нему пролез?       — ...Ногучи-сан мне предложил.       Фотограф жестом показал, что не слышит, и пришлось повысить голос:       — Ногучи-сан мне сам предложил.       Парень весь скривился. Хотя он, наверное, задумывал это как улыбку.       — Вот как? Ясно-понятно. Ходят слухи, что на тебя возлагают большие надежды. Значит, ты и правда талантливый?       — Нет, ну что вы...       Тот вдруг резко подошел вплотную.       — Вот только не надо прибедняться. Сам-то наверняка упиваешься от самодовольства? — Злой шепот прорезал грохот музыки и словно вонзился в ухо копьем.       Парень тут же отодвинулся и с приветливой улыбкой, в которой будто не было и тени неприязни, коротко попрощался и ушел.       А Хиру будто пригвоздили к месту. И свет, и музыка для него вдруг пропали, а в голове только эхом разносились сказанные слова. «Не надо прибедняться», «упиваешься от самодовольства». И каждое повторение словно делало новый надрез на сердце.       — Да что ты понимаешь?..       Будь он на самом деле самодовольным, откуда б тогда взяться этим мучительным и жалким мыслям?       «Вы все, наверное, и представить не можете, что я так боюсь каждый день находиться в этом мире сверкающих людей, где мне явно не место, что приходится, чтобы не сломаться, представлять себя электроприбором, который просто выполняет свои функции».       Хира понимал, какое ему выпало огромное счастье, что на нем случайно задержался глаз Ногучи-сана, и тот взял его в ученики. Вот этот парень-фотограф наверняка с ума сходил, как хотел оказаться на его месте. И именно поэтому сейчас столько людей смотрели на Хиру косыми взглядами — мерили, действительно ли он достоин такой чести.       Неужели он правда такой талантливый?       Да ему наверняка просто повезло.       Давай уже облажайся. Облажайся. Облажайся.       К этому примешивались и насмешки над Ногучи. Хира слышал сплетни пьяных людей из индустрии на одной из вечеринок, куда его привели. Что он спит с Ногучи, что тот просто проталкивает своего любовника и уже растерял хватку. И, конечно, эти кривотолки должны были доходить и до ушей самого наставника.       Ногучи был первым взрослым, увидевшем ценность в работах барахтающегося на социальном дне Хиры. И если над Хирой смеются, то пострадает и репутация самого Ногучи, человека, который делает без преувеличения невероятные фотографии. А этого допустить никак нельзя.       Так что же тогда делать?       Сразу сказать, что сам он точно ничего не сможет, чтобы избежать наихудшего исхода?       Размышляя, как поступить, Хира разглядывал танцпол и вдруг заметил Киёй. Тот стоял, прислонившись к стене, с полной еды тарелкой в руке и молча жевал. Его лицо в профиль было настолько серьезным, что это пугало. Даже здесь Киёй явно продолжал свою невидимую борьбу. Хира не сводил с него взгляда, как вдруг почувствовал, что на плечо лег чей-то подбородок.       — Хи-ира.       — Разве главному гостю вечера можно вот так уходить со своего места? — спросил он.       — А что такого? — ответил Ногучи, — У меня там не приемная для аудиенций.       Это точно. Когда люди один за другим подходили поздороваться, спокойно поговорить бы не вышло. Так и не убирая подбородка с плеча Хиры, Ногучи потягивал нежно-розовое шампанское. Явно очень дорогое.       — Непривычно видеть Киёй-куна подпирающим стены, — отметил он.       — Киёй заставит засиять любую стену, — тут же ответил Хира.       — Хе-хе. Но как он наворачивает-то. — Ногучи рассмеялся и вдруг резко посерьезнел. — Я тогда не соврал. Глаза у него и правда сверкают так, что невольно зауважаешь.       — Да.       — Прямо хочется махнуть рукой на все планы и поснимать его таким.       — Да.       — Вот ты сейчас разве не понимаешь, что он чувствует?       — Нет. Какому-то придорожному камешку не понять чувства сверкающей звезды, — заученно сказал Хира.       — Снова та же песня, — хохотнул Ногучи. — Давай-ка ее пока отложим. Но все-таки интересные вы, — хмыкнув, продолжил он. — Встретились в старших классах, и хотя между вами даже сейчас нет ничего общего ни по характеру, ни социально, а все равно временами сцепляетесь и переплетаетесь намертво.       Да где? И чем? Хира не понимал, что имеет в виду Ногучи.       — И тебе, и Киёй-куну прежде приходилось ломать себя, чтобы пройти дальше, так ведь? Киёй-куну избавляться от красоты, тебе — от чрезмерной погруженности в себя. Если их не отбросить, нового не получить. Разрушение и возрождение — они же друг с другом связаны. Это вот как северный и южный полюс у магнита — хотя одно и то же, но полные противоположности; хотя полные противоположности, но в то же время это одно и то же. Понимаешь, что я хочу сказать?       — ...Не понимаю.       — Я-асно. Значит, когда тонешь, не видно.       Вот про «тонешь» Хире было понятно. Сейчас он попал в гигантский океан чужих ожиданий, враждебности и неизвестного будущего и теперь слепо барахтается, даже не зная, как выплыть на поверхность. А видит ли вообще Ногучи его, такого жалкого, рядом с Киёй?       — Ты вот пока не видишь, зато мне видно, — как раз сказал тот.       Тело почувствовало вибрацию от его слов через до сих пор лежащий на плече Хиры подбородок.       — У тебя же не получается верить в себя, так? — продолжил Ногучи.       — Да.       — Тогда верь в меня.       И вибрация от этих слов дошла прямо до сердца. Слепящие огни, оглушающая музыка танцпола, извивающиеся на нем, словно экзотические рыбки, парни и девушки. И среди них Киёй — единственное создание совершенно иного толка. Тот, кто прошивал взглядом сверкающий зал и методично поглощал еду на тарелке.       Прямо сейчас, в эту секунду, Киёй боролся с собой.       Шел на огромный риск ради успеха, который никто не гарантировал.       «О чем он сейчас думает?»       «А вдруг ему бывает страшно, как и мне?»       Хира впервые задавался подобным вопросом, и чувствовал леденящий трепет, словно преступил границу запретных владений. Ощутил вину за то, что схватился грязными руками за мантию высочайшего короля — поравнял Киёй с собой, пусть даже мысленно. Словно он стал одним из тех, кто вызывал у него самого наибольшее отвращение.       — Боишься? Хочешь отступить? Но уже поздно, — нашептывал ему на ухо змей, уговаривая вкусить запретный плод.       Ногучи впервые показался Хире пугающим. Но ох, его соблазнительные речи не давали думать ни о чем другом: лишь о том, что лежит дальше.       Когда в апреле, войдя в класс, Хира узнал о существовании Киёй Со, эта красота похитила его сердце. Красота, которую не изменили никакие трудности. Наоборот: чем тяжелее приходилось Киёй, тем триумфальнее он поднимал голову. Даже в полном одиночестве… нет, именно одиночество возвышало его еще сильнее.       И подставлять на его место себя? Это такой верх наглости, что Хира просто не мог на подобное осмелиться.       Но он уже коснулся своими грязными руками Киёй, уже боязливо отвернул полу сверкающей роскошной мантии у короля. И то, что успел заметить, прошило грудь насквозь.       Когда Широта и остальные пытались над ним издеваться.       Когда пресса и обычные люди полоскали его после скандала с Анной.       Когда его похитил сталкер.       Когда его отчитали во время репетиции спектакля.       Хотя Киёй всегда стоял с гордо поднятой головой, на самом деле… возможно, ему было страшно? Хотя в глазах Хиры отражалась только красивая фигура, возвышающаяся посреди бури, но если подумать, что на самом деле Киёй боролся со слезами, как обычный человек, пусть этого и никому не показывал...       Впервые заглянув под мантию короля, Хира увидел простые человеческие эмоции, какие бывали такими же хрупкими, как и у него или других людей. Хотя, конечно, он мог и ошибаться.       — Киёй каждый день старается изо всех сил, — сказал он сквозь ком в горле.       — А то.       — Каждый день наедается до предела, а потом еще и сверх него. И даже когда его начинает подташнивать, говорит, что если вырвет, то пропадут калории. А потом опять через силу глотает еду.       — Очень внушает.       — А я такой никчемный, что ничего не могу, только смотреть. Но сравнивать меня с Киёй само по себе большое нахальство. Он — избранный богом король, особенный. И поэтому я говорил себе, что все равно ведь не смогу делать того же, что и он, и убегал...       — Не плачь, — мягко сказал Ногучи.       Но слезы так и текли по щекам. А танцпол по-прежнему сверкал разноцветными огнями, и Киёй все так же стоял у стены и молча жевал.       — Ногучи-сан...       — Чего?       — Я… проведу выставку. Разрешите мне ее провести, — сквозь всхлипы объявил Хира.       — Отлично.       Больше Ногучи ничего не сказал, зато обхватил его за голову и обнял покрепче. Слезы все никак не унимались, да еще и потекли сопли. И, хлюпая носом, Хира прошептал: «Господи...»       «Господи, я стал узником света Киёй и вот уже до чего дошел. Пытаюсь попасть в королевство сверкающих людей, где таким, как я, не место».       Огни диско-шара светили Хире прямо в глаза.       Но он не зажмурился.       Даже ослепни он от такого безрассудного шага, если это будет слепота от света Киёй, то ему ничего больше и не надо.       «Не убегай. Откройся навстречу страху. Очисти свои чувства и смотри до последнего. Если сейчас отведешь взгляд, то рано или поздно потеряешь из виду самого Киёй».       А лучше умереть, чем такое.       Хире без света под названием Киёй Со никак.