* * *
— Какое-то у тебя в последнее время мрачное творчество, — констатирует Дима, который выглядывает из-за спины Антона, рассматривая подсыхающий холст. Заказы все выполнены, это Антон осознаёт с большим облегчением. Во-первых, по той причине, что долговых обязательств больше нет и он чист перед клиентами. Во-вторых, потому что у него теперь пополнение на банковском счету в виде основных оплат после авансов. И в-третьих, теперь он волен заняться тем творчеством, которое реально ему по душе. Не сказать, что он недоволен своими предыдущими работами, к ним относится весьма нейтрально, просто порой бывает так, что нет настроения на то, что хотят видеть от него клиенты. Обычно он отказывает в таких случаях, но перед смертью отца и перед началом нового, заключительного учебного года, нужны были деньги на оплату семестра, поэтому согласился на несколько заказов. Чаще пишет то, что ему по душе, а потом уже продаёт. В последние месяцы увлёкся и сусальным золотом, которым украшает подходящие картины, параллельно уверенно повышая свой ценник. — Ну, прям уж мрачное. Объемная картина бушующего моря акрилом! Красота же! — Она чёрно-белая. — Это не значит, что я в депрессии. Это минимализм! Позов больше не спорит. Выглядит, на самом деле, очень красиво. Хоть и тревожно-печально, как бы охарактеризовал он сам. Они знакомы с Антоном не первый год, поэтому он за эти годы заметил интересное явление. Про себя его окрестил так: «заболевания картин». Когда у Шастуна на душе неладно, его картины «заболевают» вместе с ним. Это очень сильно чувствуется. Меньше всего в жизни Дима, на самом деле, разбирается в этих самых картинах, но определённая способность к анализу у него всё же присутствует. Он отмечает, что в таких случаях в творчестве Антона пропадают детали, и он пишет более абстрактно, словно не желая тратить силы на детальную работу, а желая только выразить состояние души. Чёрное глубокое мерцающее море со вспененными белоснежными и непослушными волнами — это, наверное, идеальная вариация того, что творится у него на душе в связи с арестом Арсения. Майя Олеговна, которая на днях приезжала к ним в гости, восприняла задержание Попова с некоторым удивлением. Будто, несмотря на все возможности и улики, она даже не допускала мысли, что того могут обвинить. В целом, их посиделки были довольно уютными и размеренными. Майя, кажется, впервые за этот месяц после смерти мужа немного воспрянула духом. Наготовила парням еды на ближайшую неделю. Терпеливо объясняла Диме, как и что нужно будет заморозить и как потом размораживать, потому что доносить эту информацию Шасту, поглощённому работой, бесполезно. И во время этой беседы Позову удалось выяснить, что её тоже приглашали на допрос. Сообщить удалось ей невероятно мало, ещё меньше, чем Антону. Воля не переставал удивляться тому, что это именно Арсений спас их от похищения, а не наоборот, не он похитил их сам. Но каких-либо мыслей насчёт того, виновен Попов или нет, она не высказала, лишь загадочно сообщив, что судебная система разберётся с этим сама. — Дату слушания не назначили ещё? — Нет, — вздыхает Антон. — Перенесли опять. Сказали, цитирую: «поступила новая информация от обвинения. И нужно ещё время на рассмотрение этой информации обеими сторонами.» В прошлый раз была задержка из-за стороны защиты. — Ну, значит, новые улики объявились. Или наоборот, — поддакивает Дима. В интернете и в прессе это дело тоже получило достаточно широкую огласку. Причём до возбуждения уголовного дела было лишь несколько не особо активных обсуждений смерти главаря банды «Жёлтые хризантемы» на форумах, но сейчас же поднялась новая волна искреннего интереса со стороны публики. Судебный процесс СМИ освещают весьма охотно. Соседи Антона уже успели сообщить ему, что журналисты караулят его у подъезда собственного дома и надеются что-то выпытать у жильцов. И пока складываются только сплошные плюсы того, что Шастуна после смерти отца дома практически и не было. Не считая нескольких часов в общей сложности. Однокурсники отправляют неоднозначные шутки в общую беседу телеграмма, что несколько выбивает из колеи неподготовленного к подобному Антона. Ранее их разные фамилии с отцом, частые переезды и в то время не такая развитая популярность интернета защищали его от подобного нелестного внимания. Но сейчас, когда его лицо фигурирует в самых разнообразных источниках, очень сложно делать вид, что он тут не при чём. СМИ пытались выяснить многое: прошлое и его, и Майи, и какие сейчас дела и занятия у сына покойного криминального авторитета, но, к счастью для последнего, информации на просторах сети не так уж и много. И, самое главное, среди этой информации нет ничего насчёт того, что у него были связи с возможным убийцей своего отца. После обнародования этих слухов Шастун даже не представляет своё существование. Его личные социальные сети, которых у него раз, два и обчёлся, уже заполнены различными сообщениями, начиная с предложениями о знакомстве от обоих полов, заканчивая оскорблениями и угрозами. Дима философски предложил закрыть профиль в инстаграме, а в телеге ограничить возможность писать себе, а также отправку голосовых и видеосообщений. Это поток людей снизило, но не убрало до конца. Всем же непременно интересно, кто такой — Антон Шастун. — Хочется, чтобы уже поскорее всё закончилось, и всем стало на меня кристаллически похуй, как и раньше. Сейчас он приводит в порядок своё рабочее место. В собственной квартире Шастун давно бы швырнул всё так, как есть, и занялся бы чем-нибудь более полезным. Но в квартире Димы Позова правила устанавливает, увы, не он, а хозяин. И главным правилом этого хозяина было условие, что Антон не устраивает беспорядок. Поэтому теперь он старательно протирает тряпочкой пол, на котором сидел с холстом в окружении красок, палитры и кистей. Затем в ванной комнате отмывает всё вышеупомянутое и складывает в свой «чемоданчик художника», как любит называть его саквояж Дима. — Да, — мечтательно вздыхает друг. Он лежит на диване и листает учебник по программированию. — Славы тебе не видать. Звёздочка быстро угаснет. Зато теперь тебя не тронет ни Витязь, ни ещё кто-нибудь. Слишком много внимания. Ненужного. — А вот об этом я и не подумал, — соглашается Антон, возвращаясь в комнату. — Хорошая мысль. Но будто бы для них всех я уже своей бестолковостью и раньше потерял всякую ценность. — Но не для Арсения. На этом моменте щёки парня моментально краснеют. Друг беззлобно ухмыляется. Ему на это смотреть весьма забавно. И иногда увлекательно. Его в принципе по жизни привлекает всё тайное и неизведанное, да ещё к тому же и опасное. Если бы не Шаст, когда бы вживую он увидел настоящего криминального авторитета и узнал бы столько всего интересного. Любой другой, более нормальный и адекватный, нежели Дима, сбежал бы давно, в этом уверен Антон. Сам же Поз только посмеивается над этой гипотезой. — Нам нужно развеяться, я так с ума сойду! — Снова в гей-клуб? — Дима хихикает, с готовностью и решимостью откладывая в сторону учебник. — Нет, спасибо, одного гея мне уже хватило вот так, — стучит ладонью по кадыку и хмурится. — Может быть, просто в клуб? Глядишь, и ты себе геморрой подцепишь, как я. — Нет-нет, — он вдруг весело и раскатисто смеётся, — у меня-то как раз геморроя не будет, моя задница в безопасности! Антон сначала оборачивается на него с непониманием, а затем тоже неловко фыркает: — Да ну тебя! Идиот.* * *
Поход в клуб — одно из тех многих «нормальных» дел, которым решает заняться Шастун, чтобы как можно скорее стать более нормальным и вернуть себе свою такую же нормальную жизнь. А, может быть, у него не получается сделать это по той причине, что он никогда нормальным-то и не был? У него действительно случаются вьетнамские флешбеки, когда они с Димой приезжают на место. Почти также входит в двухэтажное и снаружи тёмное здание с дурацкой неоновой вывеской. И пока, несмотря на дежавю, всё идёт спокойно и гладко. Но Антону кажется, что вот-вот произойдёт что-то, что снова откинет его в этом нормальном мире назад, к той новой реальности, в которой он прожил уже больше месяца. В реальность, где отца нет в живых, он — теперь самый известный сын криминального авторитета, а ещё в его голове каждый день находится возможный убийца его отца — Арсений Попов. Но внутри шумно, громко и слегка жарко. Совершенно обычно и буднично. И слишком оживлённо для понедельника. А, возможно, в понедельники людям важнее отвлечься, нежели в любой другой день недели, включая выходные. Антон присаживается у барной стойки и с любопытством оглядывается вокруг. Контингент таких мест прежде всего отличается общим настроением. Хотя и там, и там много красивых и раскрепощённых девушек, которыми он просто иногда искренне любуется и которыми всерьёз увлекается Дима, но внимание от мужчин, конечно же, приятнее получать в гей-клубах. В более приличных местах мужчины, даже если и интересуются своим полом, то практически никогда в жизни не предпримут какой-либо попытки побороться за внимание. Это Антона забавляет, потому что периодически он ловит на себе многозначительные взгляды. Диму же к барной стойке не затащить, он возвращается к ней примерно раз в двадцать минут, чтобы осушить какой-нибудь коктейль и умчаться, абсолютно беззаботно забывая о том, что приехал сюда не один. Шаст не самая весёлая и задорная компания, поэтому он и не претендует на весь тайминг отдыха лучшего друга. Ему вполне себе хорошо сидеть весь этот час в гордом одиночестве, медленно пить из гранённого стакана ром, слушать музыку, давящую на барабанные перепонки и сознание в целом, иногда ловить на себе внимательный взгляд тёмных глаз бармена. Несколько раз к нему подходили не очень трезвого вида девушки, которые не смогли себе отказать в удовольствии подтрунить над ним, так как в этой толпе незнакомцев всё-таки узнали в нём «звезду» таблоидов. Похихикав над ним и получив вежливый отказ на предложение провести остаток вечера втроём, они всё-таки удалились. А бармен, который с каждой минутой казался Шасту более знакомым, стал поглядывать на него чаще. — За счёт заведения, — мужчина наконец-то решается подойти к нему для разговора. Он пододвигает ещё одну стопку. Антон невесело усмехается: — Хоть какие-то плюсы. А мне кажется, или мы где-то виделись? — он склоняет голову, рассматривая его благородное, вполне себе привлекательное и смутно знакомое лицо. Бармен коротко облизывает губы, словно волнуясь, и улыбается. — Пятьдесят четвёртый этаж Башни Федерации. На этом моменте его бросает в холодный пот. Шаст невесело улыбается в ответ и нервно сглатывает. Это тот самый молодой человек, который делал ему массаж. Как это вообще, блять, можно забыть? Но, на самом деле, успокаивает себя, он нормально разглядел его всего на минуту-другую, когда они увиделись после процедуры, а потом, конечно, было такое, дай бог себя вспомнить после этого, не то что какого-то там массажиста. Но в самый ужас его приводит осознание, что новый знакомый видел его в компании с блядским Арсением Поповым, о котором СМИ тоже не молчат. Просто не вечер, а мечта. И это становится по-настоящему страшно. — Точно! — он старательно улыбается теперь более дружелюбным образом. — Как я мог забыть. Работаешь и здесь тоже? — Нет, — мужчина пожимает плечами и забирает пустой стакан, — работал. Попросили по старой дружбе подменить. Людей сейчас нет у них. Шастун быстрым и тревожным взглядом окидывает помещение клуба в поисках друга. Позу можно только посочувствовать. Кажется, срывается вторая его жалкая попытка потусить. Хотя, на самом деле, Антон может уехать и без него. Нужно просто предупредить. Он лихорадочно пытается понять, что ему следует делать дальше. Что этот парень запомнил? Вряд ли он смог забыть Арсения, который чуть не пристукнул его на собственной работе. А если и запомнил, то сложил ли два плюс два? Тяжело вздыхает, пытаясь понять, чем он заслужил такой концентрат приключений в своей жизни. Она просто больше не может быть нормальной. По крайней мере именно сейчас. С этим пора смириться. — Антон. Ни одной идеи, как можно выпутаться из этой ситуации. И сейчас он даже на мгновение, мизерное и молниеносное, пожалел, что рядом нет Арсения, который бы разогнал всех рядом с ним, хочет ли того Антон или нет. — Егор, — тянется поздороваться и жмёт руку своей широкой и крепкой ладонью. — Я рад, что теперь у нас нет никаких преград, чтобы познакомиться. Шаст секунды смотрит на него широко открытыми глазами, хлопая ресницами и понимая, что тот в прямом смысле имеет в виду сейчас Арсения, который на данный момент находится в СИЗО. Значит, прекрасно сложил пазл и уж точно ничего не забыл. Но откуда он здесь? Просто совпадение или... от этой догадки становится буквально дурно физически. Осторожно цепляется освободившимся пальцами о край столешницы. Да, он выкладывал мимолётную сторис с предстоящей геопозицией, когда собирался дома, но аккаунт-то закрыт. Возможно, закрыл его слишком поздно. И сейчас никакой Арсений Попов не придёт ему на помощь. В любой другой ситуации, если бы этот человек не делал своих странных намёков и не подал бы вида, что что-то помнит про тот вечер, он бы сам и не отказался провести с ним короткий вечер, только бы просто расслабиться и забыться, но теперь внутри него всё сжимается от нехорошего предчувствия, и никаким развлечением тут и не пахнет. Уголовное дело Арсения — это не шутки. Тем более Павел Алексеевич сам выступал перед журналистами и настоятельно просил тех, кому что-то известно об убийстве главаря банды «Жёлтые Хризантемы», связаться лично с ним. И невообразимо даже попытаться себе представить, какой шум и гам поднимется в прессе и в следственном комитете, когда вскроется информация о связи потенциального убийцы с сыном убитого, а еще о том, что Попов — гей. Конечно, последнее — это уже скорее плод разыгравшегося воображения Антона, потому что никаких доказательств-то нет. Их просто видели вместе в СПА. Ну и провели немного времени в комнате отдыха. И что? Может быть, у них были какие-то бизнес-дела. На этом моменте Шаст беззвучно цокает языком. Дела у них с Арсом могут быть только одни. И ничего общего с бизнесом они не имеют. — Да-а-а... — растерянно тянет он в ответ после затянувшейся паузы. Сказать-то нечего. А сам вглядывается в толпу, чтобы отыскать там Димку, который запропастился непонятно где. — Вон твой друг, — милостиво кивает Егор в сторону. — Ну, я же видел, как вы вместе зашли, — широко улыбается он в ответ на удивлённый взгляд молодого человека. Позов и вправду уже обжимается на небольшом диванчике, расположенном у сцены за столиком, с какой-то длинноногой блондинкой, которая в трезвом состоянии очень быстро определит их разницу в росте и будет наверняка в расстройстве. Антону это непонятно, но, говорят, девушек такое очень волнует. Не совсем ясно, насколько целесообразно сейчас пытаться поговорить с Димой, но он решает немного всё же потормошить его. Виновато кивает новому нежелательному знакомому и легко спрыгивает со стула. Старается даже не пытаться думать о том, что у того может быть в голове. — Извините, простите, — проталкивается сквозь толпу. — Дим! Дима! Тот неохотно отвлекается от прикосновений к округлым ягодицам, удобно устроившихся на его коленях. — Ну? — на деле и не такой пьяный, каким хочет казаться. — Это пиздец, — одними губами шепчет он. Позов вздыхает и мгновение оглядывает себя и диван, пытаясь понять, как ему высвободиться. Через полминуты он тащится следом за Шастуном. — Я тебя ненавижу, Шаст! Не-на-ви-жу! — Когда это закончится, я сниму тебе целый бордель, клянусь! — Посмотрим, — бурчит ему друг в спину. И они, наконец, оказываются на улице. — Ну что там у тебя? Лениво распечатывает новую пачку сигарет, подцепляет одну пальцами и отправляет в рот. Закуривает. Сонно потягивается. — Помнишь, я тебе рассказывал про парня, который подкатывал ко мне в СПА? — Конечно, помню. И ревнивый Арсений. Такую картину не забыть, — щурясь, довольно хихикает Дима — Да ну тебя! В общем, он здесь. — И что? Арсений уже никого не отпиздит-то. — Лучше бы отпиздил, — мрачно отзывается Антон. Он вытаскивает сигарету из открытой пачки, которую ещё сжимает в руке друг. Подносит ее к уже зажжённой сигарете, чтобы подкурить. Жадно затягивается. Позов смотрит на него в немом удивлении. Он видел, как курит Шаст, пару раз в своей жизни. — Что не так-то? — А то, что теперь моё лицо, — пальцами с сигаретой в воздухе очерчивает овал своего лица, — теперь каждая собака знает. И Арсения, соответственно, тоже. — Чёрт... — бормочет тот. И присаживается на бортик асфальта. Антон садится рядом. — Ты, прикинь, он мне прям так и намекнул, мол, теперь-то нам никто не помешает! — Погоди, а он как именно тут оказался? — Сказал, что работал здесь раньше. Его попросили заменить. Но что-то мне подсказывает... — Следил? — Может, на инсту подписался, а я проглядел. И там увидел. — Ну и осёл ты, конечно, Шастун! Сторис с геолокацией выставлять. Это же надо было додуматься! — Да знаю я, знаю! Некоторое время они сидят рядом, молча. И оба пыхтят сигаретами. Антон усиленно пытается понять, насколько серьёзно можно воспринимать слова Егора и угрожал ли тот ему? Спросить прямо — ещё один дебильный поступок в копилку. А, может, просто дать ему то, что он хочет? Наверняка, хочет просто перепихнуться, что ему ещё может быть нужно? Не деньги же. Логичнее было бы вымогать их у Арсения. Тот выглядит респектабельнее него самого. Или он просто неудачно пошутил? Но такие совпадения ему банально не по душе. Уметь бы как Попов решать вопросы кулаками и запугиваниями. — Привет! Шаст закусывает губу и ощущает максимально возможное нежелание поднимать голову и узнавать, кто там решил на этот раз одарить их вниманием. Но всё-таки медленно поднимает тяжёлый взгляд. Встречается им с карими глазами. Егор улыбается. Его густые волосы зачёсаны назад, несколько пуговиц чёрной рубашки расстёгнуты, открывая вид на в целом привлекательные выпирающие ключицы, обтянутые смуглой и блестящей кожей, висящую на шее цепочку. — Привет, — Антон встаёт на ноги. — Отойдём? — он пожимает плечами, тушит сигарету об урну. И делает жест Диме, чтобы тот подождал его. — По-моему, я уже дал понять, что ты мне не особо интересен. Он всей душой ненавидит конфликты. С его комплекцией — высокий, почти двухметровый рост, складно сбитое тело — он бы мог стать где-нибудь вышибалой, если бы, конечно, подкачался. Но так сложилось, что с отцом-бандитом вырос вот такой вот мужчина, который не очень настроен постоять за себя. — Зато ты мне интересен, — Егор ухмыляется. — Сына криминального авторитета в моей коллекции ещё не было. Антон мучительно выдыхает. Вообще, он не из тех, кого нужно уговаривать на секс или ещё какие-нибудь непотребства и сомнительные связи, но сейчас эта потенциальная связь кажется ему верхом унижения и воплощением возмутительного отношения, в первую очередь, к нему самому. — А то что? — всё-таки уточнить этот вопрос стоит. Как будто для расширения кругозора. — А то я сейчас тебя отправлю дальше стекла свои натирать, только уже сломанными пальцами. Они оба оборачиваются на звук голоса. Напротив стоит невысокий мужчина в чёрном. Руки его в карманах, ноги расставлены, демонстрируя недюжинную уверенность, словно ему принадлежит как минимум этот клуб и весь участок земли, а как максимум — весь прилегающий район. — Час от часу не легче... — шепчет Антон себе под нос. — А ну, убрался отсюда. Пока живой! Егор хочет было что-то возразить, но из-за спины незнакомца вышагивают несколько угрюмого вида рослых мужчин, которые угрожающе оглядывают всех троих парней. Молодой человек, бросив ненавидящий взгляд напоследок на Шастуна, благополучно ретируется. Дима, который уже успевает подобрать себя с асфальта, с интересом следит за происходящим, не собираясь оставлять друга. — Кто вы? Он произносит это устало, ожидая услышать абсолютно любой ответ. И его точно ничего уже ничего не удивит. — Я бы на твоём месте начал бы знакомство со слов признательности и благодарности. — Что-то мне подсказывает, что моей благодарностью скоро будет что-то, что вы потребуете от меня. — А ты не идиот, — мужчина добродушно усмехается и пристально рассматривает Антона внимательными карими глазами. Его лысина поблескивает в полумраке фонарей. — В общем-то ты прав. Хочу попросить тебя передать привет кое-кому. Пока по-дружески. — Кому я могу передать привет? В его голове мелькают мысли об отце. Но в текущей реальности только мёртвый не знает, что его больше нет в живых. Потому что теперь об этом трещат из каждого утюга. — Арсений Попов. Знаешь такого? Вижу-вижу, знаешь, — он с удовлетворением наблюдает за тем, как меняется выражение лица Шастуна. — Задолжал нам кое-что. — Денег? — зачем-то уточняет Антон, с опозданием понимая, что ему эта информация, в общем-то, не даст ровным счётом ничего. — Кое-что посерьёзнее. Обычно я не дергаю своих должников так скоро. Но мне очень нужна его помощь. — Я-то что могу сделать? — с возмущением спрашивает он. — Он сидит вообще-то, если вы не в курсе! — А ты что-то говорливый больно для посыльного, — мужчина делает к нему широкий шаг, ловко, несмотря на разницу в росте, хватает за шею и резким рывком притягивает к себе. Дима инстинктивно дергается в сторону друга, но перед ним вырастает живая преграда, обогнуть которую теперь не представляется возможным. — Больно вообще-то. — Будет ещё больнее, — цедит незнакомец, с ненавистью сжимая зубы. — Если ты не сделаешь то, что я тебя пока ещё достаточно вежливо прошу. Как угодно делай, мне насрать. Иначе пальцы следом сломаю за тем петушком. И не только пальцы. Понятно объясняю? — Понятно, — он отталкивает его от себя. — Что передать? — Другой разговор, — отряхивает ладони и подмигивает. — Передай лично, дословно, «Капо пришёл в гости», — Антон молчит, удивлённо хлопая глазами. Мужчина весело смеётся. — Ну что за идиот, а! — он оборачивается, всё ещё смеясь, к своим парням и тычет в сторону парня. Те издают подобие вежливых смешков. — Шучу. Просто скажи, что приходил Капо, сказал, что пора возвращать должок. А это, — он потягивает сложенный лист, — тебе. — Что это? — Антон разворачивает лист и пробегает глазами, читая несколько адресов: адрес его, Димы, а также матери. — Напоминание, что я приду к тебе, если окажусь недовольным качеством проделанной работы.* * *
— Надо ехать к Матвиенко! Это просто пиздец! Антон невероятно рад, буквально счастлив наконец-то оказаться дома. Большим облегчением было осознать, что теперь, возможно, временно, его не будет никто преследовать, потому что в последнее время он превратился буквально в магнит неудач. — И что ему скажешь? Спасите-помогите, мне угрожают? — Нет, — останавливается посередине комнаты, прекращая своё паническое хождение из угла в угол. — Но мы можем попросить его устроить встречу с Арсением. — Ой, как у тебя просто всё. Ты Арсению никто. И звать тебя никак. Уж прости за прямоту. И никто тебя не пустит к нему. — Можно, наверное, заплатить? — с сомнением произносит Шаст. — А вот это уже звучит резонно. Когда-нибудь, непременно, он научится решать свои проблемы сам. Но, вот удача, всё время его от последствий близости криминального мира огораживал отец. Надо отметить, что это, конечно, была по меньшей мере его непосредственная обязанность, но сути не меняет. А теперь в его жизни появляется Арсений. Который, вне сомнений, усложняет эту жизнь своим присутствием, но точно умеет грамотно решать проблемы на языке этих самых проблем. И сейчас Антон не видит ни одной причины носить в себе информацию, полученную от странного мужика час назад. И чем раньше она будет доставлена до адресата, тем лучше для всех участников данного мероприятия. Матвиенко наверняка будет проклинать их всю вечность, потому что в последний раз они вроде как расстались с твердым намерением, кстати, с обеих сторон, больше никогда без острой надобности не встречаться. Как определить, что относится к «острой надобности», Шаст, к сожалению, у адвоката не уточнил. Но торжественно пообещал себе сделать это в следующий раз. Если, конечно, не забудет. Перспектива возможной, но сомнительной встречи с Арсением, пусть и по такому поводу, пусть и в таком месте, нежданно и негаданно будоражит. Он старательно прижимает ладони к разгоревшимся щекам и хмурится под любопытным взглядом Димы. Тот весьма впечатлён всем произошедшим и на удивление не разделяет паники друга. Отчасти это хорошо. Так сохраняется некая вероятность принятия трезвого решения. — И хватит так на меня смотреть! — А я что? — разводит руками друг. — Не я трепещу от встречи с уголовником. Хотя с интересом понаблюдал бы за этим. — Стоит звонить или нет? — Да звони уже, что делать-то? Позову иногда начинает казаться, что он попал в какой-то исконно русский детективный сериал на НТВ. В качестве второстепенной или даже роли дальнего плана, на галёрке. Он, разумеется, знал, кем был отец Антона, слушал его рассказы о детстве на чемоданах и бандитских байках, но никогда, даже в самой смелой фантазии, не мог себе вообразить, что окажется в таком вихре событий, что развиваются с немного пугающей быстротой. Непонятное существо из клуба волнует его меньше всего. На что он способен? Но, надо отдать ему должное, суеты и шума он, в целом, наделать способен. Неужели не боится Попова? Или предполагает, что тот сел надолго? Непонятный лысый бандюган вызывает вопросов больше. Судя по всему, одно его имя должно Арсению сказать о многом. Остаётся открытым и непонятым вопрос, что такого мог задолжать ему такой человек как Попов. И вряд ли он пойдет разбираться с Шастуном. Как будто слишком ничтожна жертва. А адреса — это так, припугнуть. Разумеется, просто самое логичное, Матвиенко был крайне не рад их звонку, особенно в такое позднее время. Но очень быстро смягчился, когда понял, о чём идёт речь. Не то чтобы прямо-таки понял, но точно о чём-то догадался. И, прежде чем ответить, загадочно молчал в трубку. Да так долго, что Шаст подумал, что он и вовсе скинул звонок. Затем после осторожного уточнения со стороны звонившего тяжело вздохнул и сказал: «Хорошо, Антон. Я подумаю, что можно сделать». И на этом разговор заканчивается. Заканчивается он и тяжёлым неприятным чувством в груди Антона.* * *
В подобных местах он не был никогда. Тут всё мрачное и серое. И Шаст даже не представляет, как смог бы провести здесь хотя бы сутки. Атмосфера слишком гнетущая. На входе тщательно досматривают. И Антон слишком поздно подумал, что можно было что-то и принести, какую-то передачку или как их там называют? Вдруг Арсению что-то нужно? А затем, когда грубые руки сотрудника ощупывали его со всех сторон, подумал, что это всё глупости — что-либо тащить возможному убийце своего отца. И наверняка всё, что ему нужно, уже запросил у Сергея Борисовича. Ещё бы он отказался от всех положенных удобств. — Сколько у нас времени? — решается поинтересоваться Антон у Сергея Борисовича, который с папкой в руке молчаливо вышагивает рядом с ним. — А тебе что, сильно много времени надо? — резонно уточняет тот, но затем всё-таки берёт себя в руки и продолжает более дружелюбно: — Пока время есть — пользуйся. И не дури. Что он имеет в виду под этим, Шастун решает не уточнять и на всякий случай поспешно кивает, чтобы не провоцировать иные возможные неудобные расспросы. Ему-то совершенно неведомо, что адвокат уже в курсе. В курсе всего. И, несмотря на многолетний опыт жизни, совершенно даже не предполагает, с какой стороны подойти к данному вопросу. Держать в себе становится слишком тяжёлым бременем, сказать Попову — выше его возможностей. Арсений Попов — самый непредсказуемый в мире человек. И учитывая, что это было, скорее всего, главной тайной его жизни, реакция последует самая что ни на есть неблагоприятная. А сейчас не время для подобных неблагоприятностей. Матвиенко боковым зрением осторожно рассматривает идущего справа Шастуна. Глаза у него, в целом, если вглядеться, симпатичные. Яркие такие, изумрудные, даже не зелёные. И лицо доброе, туповатое, конечно, но милое. И вообще он вроде как хороший человек. Может, и есть в нём что-то такое, что мог бы отыскать Арсений. И на какое-то мгновение становится жаль, что он обманул его насчёт парня. И он когда-нибудь сообщит об этом другу. Но потом. Заодно вместе с той информацией, что он в курсе, что Арсений — гей. Но только тогда, когда терять уже будет нечего, и работа будет выполнена. Наконец-то они подходят к невзрачной двери, за которой, кажется, всё и будет происходить. Антон чувствует, как потеют ладони. Так глупо и бесстыже снова возвращаться к нему, тогда как совсем недавно сам послал его на все четыре стороны, ещё и учитывая ложь Матвиенко, которая точно повлияла на отношение Попова к нему. Но об этом он подумает потом. Сергей Борисович исподлобья рассматривает парня, что мнётся и переступает с ноги на ногу, явно переживая. Что бы там не нужно ему срочно сообщить Арсу, вряд ли это что-то положительное. А ещё он вспоминает свою с недавнего времени головную боль — доказательства, что Попов приобрёл то самое вещество, которое нашли в крови Голоса. Совпадений просто не может быть. Это не то лекарство, которое может попасть в организм бытовым путём. Достать его тяжело, в России его банально не продают. И только то, что экспертизу взяли слишком быстро, помогло установить его. Ещё бы несколько часов и медики констатировали бы смерть от естественных причин. Хотя, по факту, оно так и есть. Лишь с очень существенным «но». Матвиенко пока не может объяснить не то, что суду и присяжным, даже самому себе, зачем Арсению это было нужно. А тот факт, что мужчина даже особо не отбивался от обвинений, просто уничтожил адвоката. И каково будет Антону узнать об этом. Несмотря на то, что он не психопат, сам не любит сочувствовать людям. С повышенной эмпатией он бы просто не выжил в криминальном мире. Но парня почему-то жаль. Его жизнь шпыняет нещадно. Повезло же так — связаться с Поповым. Просто джекпот, который не пожелаешь врагу. — Давай, заходи, — он коротко встряхивает головой, отгоняя человеческие мысли, предпочитая сосредоточиваться на чём-то более рациональном. — Сотрудника там нет. Но я не знаю, через сколько им всё это надоест. — Какого сотрудника? — тупо переспрашивает Антон, почёсывая макушку. Матвиенко несколько секунд удивлённо смотрит на него в ответ, затем хрипло смеётся, обходит парня и сам распахивает перед ним дверь. Конечно же, он, как порядочный адвокат, солгал. За этими двумя и вправду не будут наблюдать сотрудники. Но обязательно понаблюдает он сам. В комнате для свиданий, как и в допросной, стекло отражается с внутренней стороны, так что понять, есть ли кто-то там, за ним, находящимся не представляется возможным. Арсений терпеливо сидит на стуле посреди помещения. На нём ярко-жёлтая футболка и чёрная рубашка, накинутая сверху. Такого же цвета обтягивающие штаны. Волосы слишком прилизаны, но это вроде как обыденно. Он зарос, будто схуднул. Глаза впали, потускнели, сверкая мешками под ними. Взгляд не изменился ни на йоту, когда Антон наконец-то ввалился не без посторонней помощи внутрь. Попов на это явление только кратко и мрачно усмехается. Но ничего больше не предпринимает, внимательно рассматривая нежданного гостя. И Шастун, напяливший на себя первое, что попало под руку, одежду со вчерашнего вечера — белую джинсовую рубашку и джинсы, сейчас чувствует себя слишком праздным в этой обстановке. Но надо признать, что не ожидал увидеть Арсения в достаточно обычной одежде. Минимум, в тюремной робе. Бессовестно упуская тот факт, что это пока не тюрьма, а всего лишь изолятор временного содержания. — Садись, — приказывает Попов. А он и рад, что хоть кто-то взял на себя инициативу в этом беспринципном мероприятии. — Привет. Ну а как ещё начинают любую беседу? Пусть даже и в СИЗО. Или здесь действуют какие-то другие правила диалогов? Даже если и так, то Шастуну они неизвестны. Арсений отрывается от пожирания его взором и криво усмехается. И, несмотря на то что выглядит он крайне недружелюбно и отталкивающее, Антон ощущает внутри некое спокойствие. Он точно что-то сейчас придумает. Это Арсений. Такие мысли однозначно не часть его попыток повзрослеть, но взрослеть, пока ему угрожают сомнительные типы, он не желает. — Ну что там у тебя? И после этого вопроса можно считать, что Антон поплыл. Он стискивает зубы, чтобы не выдать на своём лице, как на самом ярком проекторе, то, как хорошо и спокойно у него на душе. Даже сейчас, за решёткой, Арсений внушает ему большее чувство безопасности, чем любые замки в Диминой квартире и любые слова Воли о том, что тот не даст его в обиду. Что может сделать Арс, сидя здесь? Решительно непонятно. Но почему-то к нему, а не к следователю, потащили упрямые ноги Шастуна. Возможно, по той причине, что он давно потерял здравый рассудок, а, возможно, и ещё по абсолютно любой причине. — Даже не знаю, с чего начать... Арсений сглатывает. Несмотря на то, что именно из-за этого бестолкового паренька с кудряшками и удивительными глазами, его подцепил Воля, сейчас тяжело сказать, что ему совсем безразлично то, почему он в ночи так жарко убеждал Матвиенко организовать их встречу. — С начала. — В общем... — Антон вскакивает на ноги. Он сжимает и разжимает пальцы, пытаясь заставить себя говорить. Попов смотрит на него, склонив голову, с любопытством. Сложно забыть, как взбесился Арсений, когда в СПА Егор просто появился в их поле зрения. И совершенно не получается точно предугадать, как он отреагирует сейчас. Самое главное, как-то пропустить момент, где тот предлагает ему секс. Так сказать, упомянуть, но мельком. — Успокойся, не мельтеши передо мной, — раздражённо делает ему замечание Арс. Он ловит вспотевшие пальцы Антона в воздухе и сжимает их, пристально вглядываясь в его бледное лицо. И его наверняка, если бы он только знал, точно позабавило бы, как тяжело вздыхает и закатывает глаза Матвиенко, наблюдающий за всем этим. Шаст послушно кивает. Не смея шелохнуться, чтобы не спугнуть его. Так и стоит перед ним. Арсений сидит на стуле спокойно и расслабленно, широко раздвинув по привычке ноги. — Помнишь, тот чел из СПА, ну который... со мной, в общем общался. Он выследил меня, видимо. Видел и меня, и тебя в новостях. И мы там были же вдвоём... А теперь ты как бы подозреваемый? «Главное, что тебя это не смущает, идиот», — думает он про себя. Боится, что все вокруг узнают о его связях с подозреваемым по убийству собственного отца, но почему-то эти связи не обрывает. Где-то матрица его порядочности дала сбой. — И что он хочет от тебя? — хмуро интересуется Попов. Его пальцы слабеют, но до конца руку Антона не отпускают. Тот мучительно вздыхает. Сам построил рассказ так, что главе, в которой его склоняют к сексу, уделяется неоправданно много внимания. — Не знаю, — очень дешево и даже не правдиво. — Секс, видимо. Но в целом он точно ненормальный. В общем, просто подумал, что это может вылиться во что-то неприятное... — Это всё? — сухо спрашивает Арсений. Он отпускает пальцы Шастуна. Даже отталкивает его руку от себя. Но не предпринимает ничего больше. — Нет, — Антон присаживается на стул. — Заходил твой знакомый. Просил передать, что время пришло или что-то такое. Сказал, лично передать, угрожал сломать мне пальцы, если не передам, — на этом моменте он невесело усмехается. — Представился? — Сказал, Капо. Это что вообще? Имя такое? Или... как у вас там называется? Погоняло? — Неважно, — отмахивается Арсений. — Ничего он тебе не сделал? — Да нет... — Честно говори! — Да я не вру! Только... — Что «только»? — Вот это передал ещё. Он протягивает ему листок, сложенный вчетверо и уже порядком помятый. Его пронести удалось. У сотрудников он не вызвал никакого интереса. Арсений разворачивает его, несколько минут молча рассматривает написанное, затем сминает лист и засовывает в карман штанов. Закидывает ногу на ногу и угрюмо ещё некоторое время смотрит перед собой, не фокусируясь ни на чём конкретном. Шеминов словно издевается над ним, специально пользуется моментом, чтобы заставить его делать что-либо. И даже, скорее всего, дело не в важности дела, а в возможности. Арсению придётся расшибиться в лепешку, чтобы помочь ему. — Ничего больше не говорил? — Только то, что ему очень нужна твоя помощь. И что ты ему должен. Что ты мог ему задолжать? Деньги? — Если бы, — качает головой Попов. — Вот я тоже так подумал... вряд ли деньги. Ерунда же какая-то! — поспешно поддакивает он, стремясь разрядить обстановку. Арс поднимает на него взор и фыркает. Его голубые глаза щурятся, разглядывая Шастуна. Он иногда сам не понимает, почему ведёт с ним какие-то дела. По его части Антон совершенно бестолков и бесполезен. Но совсем недавно он заходил на его сайт, смотрел для какой-то цели картины, которые тот пишет. И ему понравилось. Хотя искусство его интересует точно в разы меньше, чем что-либо вообще. Зачем он занимался этим — сам не может до конца себе объяснить. И надо ли? — Своих друзей я беру на себя, — спокойно сообщает он. — Они тебя больше не побеспокоят, я обещаю. А со своим дружком... — Это не мой дружок... — ворчит в ответ Антон. — А чей? Мой, что ли? — Да я вообще не знаю его! Просто привязался и всё. Уже пожалел, что сказал тебе. — Да нет же! Ты своей цели очень грамотно достиг, — Арсений нервно облизывает губы, за тонкие ножки стула, на котором уже с опаской сидит Антон, подтаскивает его к себе и наклоняется ближе. — Что ты хочешь мне этим показать? Что ты там дальше продолжаешь своё блядовство не пойми где и с кем или что? — Какое блядовство... Антон растерянно хлопает глазами, удивлённо смотря на раздражённое лицо Попова. Его брови сходятся на переносице, а мелкие морщинки разбегаются в уголках потемневших глаз. Желваки играют на серьёзном лице, с которого в какой-то миг стираются все эмоции. Будто он захлопывает перед носом Шастуна дверь. — Ну, так поебись с ним! И он отстанет. Этого же ты хочешь? И припёрся ко мне похвастаться, что жопу подставлять собрался? Арс сам не понимает, почему он так завёлся. Его раздражает буквально всё: бестолковый Шастун со своими щенячьими глазами, его собственные навязчивые мысли о нём, а ещё то, что он сидит в этой дыре, не имея возможности что-либо проконтролировать и сделать. И последнее, если честно, наносит по его самооценке сокрушительный удар. Ничего нет страшнее и хуже в жизни, чем потерять контроль и ощутить себя беспомощным. Он бы, может, просто поехал и навалял этому пидору, который не понравился ему в самый первый раз, чтобы тот завалил свой рот, но просто не способен сделать даже это. Как и завалиться, например, к Капо, чтобы поставить его на место. Только и может, как пустое место, раздавать отсюда приказ за приказом. Жалкое зрелище. Он представляет из себя жалкое зрелище. И сорваться на Антоне — идеальный вариант. — Да, а ты прав, — Шаст вдруг беззаботно пожимает плечами. — Можно и поебаться. Чтобы тебя не разочаровать. Оправдать, так сказать, твои ожидания. Он решительно встаёт со своего стула, но Арсений с гневным рыком срывается за ним и рывком, опуская тяжёлые ладони на его плечи, сажает обратно. — Куда ты собрался? — Как куда? Ебаться в жопу. Как ты и сказал. У тебя опыта в этом явно больше, чем у меня. Не буду перечить, — это, конечно, лишнее, но Антон не способен остановиться язвить. Матвиенко закрывает лицо ладонями. Он впервые видит, чтобы кто-то так общался с Поповым. И совершенно не знает, что ему сейчас делать. Добежать до них, он успеет ли? По идее после такого-то он точно взорвётся. И одному богу известно, какие последствия ждут их всех после этого. Шастун, конечно, поражает воображение. Так помыкать Арсением — это у него явно есть несколько жизней в запасе. Тот сжимает кулаки, тяжело и медленно дыша, силится успокоиться, но не получается. Он нависает над Антоном. Его хочется просто порвать в клочья, уничтожить, растоптать, да что угодно, лишь бы как-то остановить то, что он с ним делает. Арсений оглядывается, пытаясь понять, на чём ещё можно выразить, кроме лица Шастуна, свою злость, которая растекается по всем его кровеносным сосудам, сводя его с ума своим безумием. И не находит ничего более презентабельнее пластикового стула, на котором он несколько минут назад сидел сам. Хватает его и в ярости швыряет на пол. Изделие с жалобным треском ломается пополам. Шумно втягивая в себя воздух, несколько раз бьёт ботинком в пластиковые обломки, уничтожая всю оставшуюся целостность. И теперь всё ещё тяжело дышит, стоя посреди комнаты. Он прикрывает веки, ладонями закрывает лицо, указательными пальцами вдавливая закрытые глаза в глазницы. Выдыхает, щёлкает челюстью и мрачно чувствует, как становится немного легче. — Арс... ений? — в этой внезапно повисшей тишине Антон аккуратно встаёт и несмело подходит к нему сзади. Он прекрасно отдаёт себе отчёт в том, насколько это может быть небезопасным. — Я не пойду никуда, я даже не собирался! Он ебнутый вообще, отбитый наглухо! — А я, по-твоему, нормальный, что ли? — резко оборачивается к нему, с ненавистью смотря в его виноватое лицо. Шаст только разводит руками. Он не знает, что ответить на это. — Почему с ним нет, а со мной да? Я тоже наглухо отбитый, даже ещё хуже, чем он. И этот вопрос звучит так чуждо ему. И так странно. Но, наверное, это то, что ему хотелось бы узнать по-настоящему. Почему он не уходит? Почему возвращается к нему снова и снова? Почему, несмотря на происходящее, он сохраняет человеческое отношение к нему? Уходили абсолютно все. Это плановая закономерность жизни. Потому что такое ничтожество невозможно полюбить. К нему невозможно испытывать положительные чувства и эмоции. Даже Матвиенко и тот с ним, потому что считает себя должным ему. Почему, как бы он не старался, у него не получается его запугать? Оттолкнуть от себя? — Я не знаю, Арсений. Я не могу это понять, — он делает несколько шагов к нему навстречу. — Я чувствую себя идиотом, когда дрожу от мысли, что кто-то, хоть одна единая душа, может связать меня с тобой, но при этом не предпринимаю абсолютно ничего, чтобы избежать этой участи. Эти отношения, если их можно назвать таковыми, никогда не будут в полной мере здоровыми и правильными, как ни крути. Он понимает это. Но пока не готов признать и сказать вслух. Нет, как сейчас модно говорить, ресурса. И уж тем более не следует, но всё-таки надо бы отметить, что реакция Арсения идиотская. Ведь они даже никто друг другу. Две души из разных миров, случайно столкнувшиеся в пространстве. Антон мягко пробирается пальцами между пальцами руки Арсения, смыкая их. Он несмело стоит рядом, не позволяя себе проявить хотя бы грамм лишней нежности или тактильности. Чувствует, просто интуиция, что это их последняя встреча. Последняя, во время которой он может не думать о том, что он — возможный убийца. Потому что совсем скоро назначат дату суда. И всё прояснится. И ему бы, несмотря на свои предрассудки, очень хотелось бы его поцеловать. Но больше всего на свете ему не хочется знать ровным счётом никакой правды. Это ощущение возвращается снова. Когда он устаёт от того, что раскрывается ему с каждым поцелуем. У Арсения секретов немерено. И знать их не хочется абсолютно. Всё упирается в одно и то же. И конец всегда одинаковый. Наивно думать, что всё может закончится иначе. Арсений не противится его близости, но тоже не предпринимает никаких действий. Он стоит, опустив голову. Притихший и больше ничего не разрушающий. Большой палец поглаживает тыльную сторону ладони Антона — вот и ровным счётом всё, что он делает. — Хочешь, я убью его? — мрачно говорит, не поднимая головы. — Господи, конечно же, нет! — Шаст инстинктивно дёргает руку, но мужчина не отпускает его, только подтаскивает ближе. Да так, что внизу живота Антона так сладко и трепетно сжимаются мышцы от того, сколько ничтожных сантиметров расстояния осталось между ним. — Могу сделать его инвалидом, — Арсений поднимает на него холодные голубые глаза. — Он что-то сделал тебе? — Да нет же! Не надо никого бить и убивать. Я вообще не понимаю, почему решил тебе сказать... Почему-то подумал, что есть какие-то другие пути решения... — Я решу, — поспешно перебивает он. — Если ты хочешь этого. И сейчас ему самому хочется лишь того, чтобы он просто сказал «да». — И никого не убьёшь? — Нет. — И не побьёшь? — Нет... — после паузы отвечает Арсений. — Хорошо, спасибо, — часто кивает Антон. — Спасибо за всё. И прости... что я такой. Он знает, Арсений никогда не извинится. И, наверное, в какой-то мере свыкся с этим. Но сейчас важнее извиниться самому. Это просто нужно сделать. В последний раз. В их последнюю встречу это просто жизненно необходимо. Уверен, после признания вины не сможет никогда даже находиться рядом с ним в одной комнате, как сейчас, не то что вести какие-либо отношения. И проще думать именно так, чем надеяться на что-то и в конце жестоко разочароваться. Арсений осторожно протягивает руку и касается подушечками пальцев его лица. Проводит по острым скулам, щелбаном прогоняет свесившуюся любопытную кудряшку, вглядывается в его зелёные глаза. Они будто с каждой новой их встречей становятся всё зеленее и зеленее. Мягко трогает его пухлые и чуть смоченные слюной губы. Смотрит внимательно, не отрываясь. Этот момент понятен им обоим. Своей закономерностью. Своей логичностью. — Тебе пора. Отрываться от него сродни преступлению. Но а кто иной он, кроме как преступник? — Арсений. — Да? — Даже если бы ты не смог помочь мне, я бы никогда не согласился переспать с ним. — Хорошо. Почему для него это так важно? — И ещё. — Да, Антон? — Ты просил поверить тебе, что ты не убивал папу. Могу ли я попросить тебя поверить мне также, что я не подставлял тебя со следователем? — Хорошо, — кивает Арсений. Он быстро наклоняется к нему и также быстро целует. Их губы мягко соприкасаются друг с другом, отпечатываясь сладким влажным касанием. Но мимолётно, не позволяя Антону увидеть ровным счётом ничего. — Прощай, Арсений. — Прощай, Антон. И когда он идёт к выходу, навстречу ему врывается Матвиенко. Тот неловко кивает на прощание Шастуну. На лбу у него испарина, а вид ровно такой, какой может быть у человека, который сейчас это всё лицезрел. Поспешно захлопывает дверь и смотрит на невозмутимого Арсения. — Арс, нам нужно поговорить. И срочно.