* * *
Антон совсем маленький. Ему всего лишь пять лет. Он в своей комнате собирает конструктор: маленькие простенькие детальки ещё тех двухтысячных, для того времени Лего было приятной редкостью, далеко не каждый ребёнок после советского времени мог похвастаться такими игрушками. Но времена СССР с каждым новым годом оставались всё дальше и дальше, если и не забывались, то уже меньше имели отношения к текущей реальности. Мама с папой в кухне. О чём-то общаются, пьют чай. А он, маленький мальчик в коротких шортиках и белоснежной футболке, сидит за своим личным столом, который отец сколотил для него, собирает очередную крепость, которая будет надёжно защищать его солдатиков от нападок врага. Пока он ещё ребёнок, чтобы осознавать настоящие последствия реального оружия, так что пока ему ещё нравятся подобные игры. Разница с текущим положением дела такова: добро всегда побеждает зло. Ему ещё только предстоит осознать, что бывает совершенно наоборот. И эта обновлённая реальность со временем становится чем-то обыденным. Поднимает голову и прислушивается. Кажется, теперь они дома не втроём. К ним в гости часто заходят разные люди. Кого-то он видит в первый раз, кого-то узнаёт среди множества лиц. В основном, это папины друзья или знакомые. Мама практически ни с кем не общается. Она воспитывает сына, сидит дома, занимается бытом и готовкой. Такая вот у неё жизнь. И когда он был совсем маленьким, он наивно полагал, что все женщины так живут. Дверь в его комнату отворяется. Антон привык к этому, он даже не обращает внимания. Папа любит им хвастаться. Он сам пока ещё не понимает, какой в этом смысл, но ему это не так интересно, как строить крепость для солдатиков. Люди приходят и уходят, а его армии нужна защита прямо сейчас. Вместе с отцом к нему заходит высокий хорошо сложенный молодой мужчина. У него чёрные как смоль волосы, разделённые ровным пробором с длинными аккуратными прядями. На нём непримечательная белая рубашка и тёмные брюки. Антон не смотрит на них, он молча продолжает складывать фигурки конструктора в воздвигающееся на глазах у всех присутствующих укрытие. — Это мой сын, — говорит отец. — Сколько ему? — Пять исполнилось, — с гордостью отвечает папа. Антон замирает, затем поднимает глаза на мужчин. Ему совершенно непонятно, чем именно гордится его отец, но ко всему можно привыкнуть. — Эх, пацан, а мне даже тебе подарить нечего, — весело улыбается молодой человек, его голубые глаза щурятся, рассматривая ребёнка. — Взрослые обычно дарят мне деньги, — пожимает плечами мальчик. — Посмотри на него, какой смышлёный! — кивает на него отец. Мужчины смеются. Антон только качает головой и возвращается к своим делам. Гость присаживается рядом с ним на корточки. Он снова завладевает его вниманием. Заглядывает в детские зелёные глаза и хитро подмигивает. Затем роется в карманах брюк и выуживает оттуда золотую цепочку. Именно её, как потом вспомнит Антон, спустя двадцать лет, публиковали в газетах после очередного ограбления. — Это тебе. На память. Она настоящая. Золотая, — тот кивает. Цепочка соскальзывает в протянутые маленькие ладошки. — Не болей, наследник. Они оба выходят из комнаты, оставляя его одного.* * *
Арсений сидит рядом, откинувшись на мягкое сиденье. Его глаза закрыты, волосы волнистыми прядями спадают на ровный и спокойный лоб. Как его можно было не узнать? Как можно было потерять этот образ среди сотни других, хранящихся в его памяти? Отец никогда не упоминал о нём в разговорах. Попов просто в одночасье растворился для Антона в толпе всех других людей, которых он когда-либо видел рядом с отцом. Этот момент никогда не был чем-то особо занимательным. Ровно до текущего дня. Он никогда не вспоминал о нём, даже когда снова и снова натыкался на злосчастную цепочку. Почему-то для него она всегда ассоциировалась с отцом. Поэтому и решил надеть её на похороны. В автомобиле очень тихо. Амортизация слишком качественно глушит все посторонние шумы. Шастун смотрит то в тонированное окно, то возвращает своё внимание к Попову. Тот даже и не думает прерывать свой беспечный отдых. Он словно замер в одной позе, окаменел. Только лёгкое и редкое вздымание грудной клетки свидетельствует о том, что он ещё живой. У него красивые и благородные черты лица. Сейчас, спустя два десятка лет, Антон уже не вспомнит, как именно выглядел мужчина в их первую встречу, но одно он запомнил точно: его чёрные относительно длинные волосы и стройную высокую фигуру. И будто бы тот был неподвластен времени, кажется, сохранился абсолютно таким же. Только лицо повзрослело, стало серьёзнее, а голубые глаза уже не блестят таким задором и озорством. Будто бы внутри него что-то умерло, остекленело, сделало его более чёрствым и равнодушным. Так оно и было, наверняка. Преступления ожесточают. Он не знает точно, какой послужной список у Арсения и почему-то очень не хочет знать. — Что-то особенное хочешь увидеть? Вздрагивает от неожиданности. Голос Попова внезапно разрезает тишину. Он не открывает глаз, находится в таком же положении, только губы трогает насмешливая полуулыбка. — Ничего, — сердито бурчит Антон. Он неосознанно касается пальцами грудной клетки, через футболку, ощущая уже практически прожигающую кожу цепочку. — Ты с такой готовностью нырнул в мою машину, мне это даже льстит, — кажется, с ним не нужно поддерживать диалог, сам себе найдёт тему для беседы. — У тебя с собой нет вещей. — Там куплю, — отмахивается Шастун. — Если только у меня, — Арсений приподнимается с кресла, смотрит на собеседника и широко улыбается. Тот только снова машет на него рукой и с досадой разворачивается к окну. Оставшуюся часть пути они проводят в гробовом молчании. Попов будто бы назло не включает ни музыку, ни хвалённый телевизор. Он беспечно дремлет, сложив руки на груди, словно покойник в гробу. В тематике текущего дня это выглядит мрачно. И затем Антон очень быстро понимает, о чём говорили ему ранее. Спустя полчаса они выезжают из оживлённого города. Начинается одинокая двухполосная дорога, увозящая автомобиль и его пассажиров всё дальше и дальше от мегаполиса. Начинает сомневаться, не в лесу ли живёт этот странный мужчина, на которого удивительно серьёзно полагался отец. Лесной пейзаж на время сменяется на засеянные золотистой пшеницей поля и вскоре по бокам пустынной трассы начинают мелькать одинокие дома, формируя собой, видимо, небольшой посёлок, огороженный высокими статусными каменными заборами, скрывающими за собой от посторонних глаз чужие секреты. Несмотря на неприязнь к Попову, Антону хочется просто забыться, потерять бдительность, поверить его ласковому в нужный момент тону, его кошачьей игривой манере, не думать про нож и руку Арсения, которая сжимала этот холодный металл рядом с трупом. Совершенно не клеится образ честного бандита, который с готовностью берёт на себя роль рыцаря и защитника семьи бывшего лучшего друга, и эта картинка в голове Шастуна. — Мы можем с тобой приятно скоротать время, — вдруг почти по-отечески произносит Арсений. Антон снова вздрагивает от неожиданности. Он бросает взгляд в сторону передних сидений машины. — Они нас не слышат, не переживай. Он протягивает руку, пальцами не спеша барабанит по мягкому широкому кожаному подлокотнику, который разделяет их. Лазурные глаза светятся беззлобным и будто бы игривым огоньком. — Я не собираюсь с тобой спать, — оправившись от изумления, произносит молодой человек. Он хмурится и отводит взгляд. Кажется, в ближайшие дни от некоторых воспоминаний точно не избавиться. — Как знаешь, как знаешь, — пожимает плечами Попов. — В последнее время я слишком одинок, — задумчиво сообщает он, будто бы не адресуя это кому-то конкретному. Антон закатывает глаза. — Не удивительно, что у убийцы нет друзей. — Нет, почему же, — его, кажется, невозможно смутить, — у меня полно друзей. Но вот кого-то, знаешь, для души... нет, — печально качает головой, словно беседуя на каком-то интервью, на котором его невольному спутнику очень не хочется быть. — Я не хочу этого знать, — он с отвращением морщится. — Когда тащил меня в туалет, настроение у тебя было более приподнятое. И не только настроение. Арсений внимательно следит за ним, не отрывая взгляда. Он чётко осознаёт, что балансирует на грани. Это ему вряд ли будет чего-то стоить, но важно одно: понять, как Антон относится к этой истории. Стыдится ли он (это развитие событий очень желательно) или, наоборот, воспринимает как просто занимательный факт из своей биографии (это уже совсем не желательно). Если первый вариант, то нужно закрепить результат, вогнав его в краску, если второй, то нужно довести ситуацию до первого. Если человек чего-то стыдится, он сам никогда первым не раскроет информацию. Стыд подчас эффективнее, чем страх — такой некоторый опыт из жизни. Несмотря на то, что сам надеется, что их пути разойдутся как можно скорее, он ощущает в груди приятное щекотание, когда снова и снова затрагивает эту тему. Ему бы быстрее избавиться от этого ощущения и этого зеленоглазого мальчишки, который скорее забавляет, чем пугает. Но он не привык держать слишком близко людей, с которыми у него был какой-либо слишком личный контакт. То, что отношения для него невозможны — он это понял давно. Когда играешь с огнём по жизни, включая собственную ориентацию, нет ни единой возможности оставить хотя бы процент вероятности, что это может стать достоянием определённой общественности, которая должна, в целях его же безопасности, обладать максимально минимальными познаниями. Люди бывают мстительными. Они могут обижаться, когда не получают то, чего хотят или когда их желания расходятся с действительностью. Кто-то умеет справляться с этим недоразумением, а кто-то может захотеть отплатить «обидчику» тем же шантажом. У Арсения есть определённое влияние, он может воспользоваться на случай каких-либо слухов или сплетен, но при такой ситуации, когда его раскроют и сдадут с потрохами, даже его могущества будет недостаточно, чтобы замять ситуацию. Таких людей просто перестают уважать. И сейчас он очень волнуется. Ладони неприятно потеют, он сцепляет руки в замок и располагает на коленях, чтобы попросту самому меньше обращать на них внимания. Но в одном Попов не лжёт — он и вправду очень одинок. Лет двадцать назад ему казалось, что ко всему можно привыкнуть. В том числе и к одиночеству. Потом, когда познакомился с семьёй Голоса, часто ловил себя на мысли, что завидует ему. Завидует, что тому всегда есть куда вернуться. Тому, что не важно, что приключится, у него всегда есть люди, которые на его стороне: они поверят ему, они будут рядом, они не отвернутся. Правда, лишь у одного из двоих людей это был осознанный выбор, но тем не менее — такая привязанность льстила, она покоряла до глубины души. И в целом Арсений был рад, что его друг не позволял ему самому сближаться со своей семьёй. Как потом, спустя года, он узнает, что были люди более вхожи в тот дом, чем он сам. Это было возможно понять — он-то знал намного больше секретов, чем они. И, несмотря на то что Попов вряд ли бы смог посягнуть на святое, он не осуждал это решение. Хотя, если бы не оно, сейчас ситуация была бы намного проще. Не доверять никому — это кажется чем-то пафосным и очень надёжным. Но на деле — это очень утомляет. Как и одиночество. Это может стать очень полезной привычкой, но она же делает жизнь одновременно и проще, и сложнее. Упрощает приватностью и спокойствием, усложняет тем, что для человека противоестественно — быть одному. И соль в том, что вернуться назад тоже нельзя. Он не может просто закрыть своё прошлое в тёмном шкафу и выйти в этот мир иным, светлым и чистым человеком, начать всё с чистого листа. К несчастью или к счастью для него, слишком много его проступков остались безнаказанными. Честными и нечестными способами — он всегда очень старательно отмывался от практически любых последствий. И слишком хорошо знает: внушительно большое количество людей только и ждёт, когда же он наконец облажается. Поэтому ему невероятно важно и выгодно, что Антон стыдится его и того, что между ними было. Так безопаснее. Если стыдится, значит, будет молчать. Уравнение, которое имеет только одно решение. — Я просто буду игнорировать это, — Шастун откидывается на спинку кресла и мучительно выдыхает. Если наказание за все его грехи — это взаимодействие с Поповым, то он точно искупит их сполна.* * *
— Здесь я живу, — притворно-скромно сообщает Арсений, когда они втроём выходят из автомобиля, который водитель припарковал во дворе. Это совершенно одинокий двухэтажный дом, на самом берегу бурной реки. Он окружен высокими хвойным еловым лесом, который словно стеной защищает этот безжизненный уголок от чужих глаз. Антон спрыгивает на землю, ёжится от прохладного и влажного воздуха, рядом с водоёмами, особенно осенью и в ночи, по-другому невозможно. Попов стоит напротив него, вложив руки в карманы. Склонив голову, он рассматривает Шастуна, словно в жизни не видел человека занимательнее, чем он. Тот смущается, хмурится и оборачивается к матери, которой помогает выйти из автомобиля водитель. Они идут по аккуратной асфальтированной дорожке, что ведёт к крыльцу. Первый этаж снаружи выполнен из белого камня, второй — из черного. Большие широкие окна в белых рамах, плотно задёрнутые шторами, невысокий чёрный заборчик — вот и всё, на что можно было обратить внимание. В такой глуши, думает Антон, можно и не прятаться за каменными заборами. И ему почему-то становится грустно от того, что Попов живёт тут не один десяток лет. Это наверняка очень одиноко. Внутри интерьер выполнен в приятных древесных оттенках. Светлые стены, светлый пол, имитирующий деревянный, просторный коридор, ведущий в большую гостиную, совмещенную с кухонной зоной и столовой. Такая же светлая лестница с перилами, ведущая на второй этаж, где, как можно догадаться, находятся несколько комнат. В горшках растут растения. Антон узнает бонсай, о котором в своё время мечтал Димка, несколько других высоких деревьев, названия которых ему неизвестны. — Не знаю, как тебя благодарить, Арсений! — смущённо произносит Майя. — Надеюсь, мы не сильно потревожим тебя? — Я рад, что могу быть вам полезным, — улыбается Попов. Антон замечает, что он не отвечает на вопрос. — У меня есть домработница, она приезжает раз в неделю, чтобы убраться и приготовить еды, так что вам не стоит беспокоиться о всяком... таком, — делает небрежный неопределённый жест рукой, — я попросил её приезжать пока два раза в неделю. Надеюсь, этого будет достаточно. — Тебе не стоило... — Прекрасно, — перебивает её Антон, чтобы оставить это восхваление неприятного ему человека. Мысленно просит у матери прощения. Отец бы быстро поставил его на место за такое отношение. — Где моя комната? Он вскидывает глаза на Арсения. Тот на мгновение замирает, словно пытаясь осознать его наглость, затем снова берёт себя в руки, улыбаясь самым очаровательным и искусственным образом. — На втором этаже. Направо, — не стирая с лица улыбки сквозь зубы негромко сообщает он. — Майя, у тебя, собственно, комната напротив, — поворачивается к женщине. — Давай, водитель поможет тебе расположиться. Если что-то понадобится, можешь обращаться к нему или ко мне. А ты, Антон... Но он не договаривает, потому что адресата этих слов уже нет рядом с ними. Шастун торопливо буквально взбегает по лестнице вверх. Он ощущает себя школьником, который приехал на каникулы к дядюшке в деревню. В какой-то момент всё происходящее словно становится не настоящим, настолько абсурдным, что точно не может быть реальным. Будь у него чуть больше времени на принятие решения, он бы ни за что в жизни не согласился поехать сюда. Страх за мать — вот что сподвигло залезть его в этот проклятый автомобиль. Он плюхается на широкую мягкую кровать. И только сейчас оглядывается вокруг. Простая и уютная комната в светлых тонах. Ничего лишнего, ничего вычурного. Кровать с белоснежным постельным бельём, в углу письменный стол с расположенным на нём ноутбуком. У другой стены — небольшой платяной шкаф, сбоку от него, напротив кровати — зеркало в пол. Миленько. Интересно, для кого могла быть эта комната. Встаёт, прохаживается, приоткрывает дверцы шкафа. Внутри на вешалках висит одежда. Антон подозрительно щурится и пальцами пробегает по плечикам, рассматривая ассортимент. Несколько однотонных лаконичных футболок, два свитера, пара брюк и две пары шорт. Носки, нижнее белье. Он с досадой хлопает дверцей, от чего мебель угрожающе сотрясается. Ему двадцать четыре. И все эти годы он прожил с осознанием, что особенный. Не своим талантом или своей личностью, а просто одним лишь своим существованием. Это отец демонстрировал ему слишком часто. И как жаль, что всего того, что вбивалось ему в голову, не хватило для того, чтобы не принять одно неверное решение. То самое, из-за которого он и оказался здесь. И его мать. Так гордился тем, что у него получилось самостоятельно вернуть себе свою квартиру, которую купил ему отец. Чем дальше было то время, когда он жил с родителями и скитался по разным городам России, тем эфемернее и призрачнее была возможная опасность, которая могла грозить ему. И чувство безопасности, что росло с каждым днём, совершенно запутывало его самого. Сейчас сложно сказать, прав ли был Арсений, когда уверял их, что за ними обязательно придут. Верить в это не хотелось. Но отец был того же мнения. А у него вряд ли были корыстные мотивы. Маленького Антона иногда подлавливали во дворе незнакомые люди, представляясь друзьями папы и пытаясь что-либо выведать. А один раз даже заманить в машину. Шастун не был уверен в правдивости своих воспоминаний, но потом, спустя время, отец в разговоре с кем-то сказал, что за такое можно и убить. И ему очень не хотелось в это верить. Он вообще часто чувствовал себя слишком инфантильным, когда закрывал глаза на биографию родителя. Внутри него всегда боролись природная честность и преданность своей семье. И какое счастье, что до сих пор ему никогда не приходилось делать выбор. Потому что в одном случае его не простил бы отец, в другом — он сам себя. Антон сидит на кровати, скрестив ноги и рассматривая собственные пальцы, увешенные кольцами. Затем механически тянется рукой к шее, нащупывая цепочку и вытаскивая её из-под футболки. Он знает это прикосновение. Носил её слишком часто. Когда скучал по отцу, когда хотел быть с ним ближе. Почему-то детская память упорно связывала её с папой. Она была словно талисманом, тем самым оберегом, который защищает, так привычно было думать. Ему и вправду никто больше не дарил украшений. Все дарили деньги, ценность которых он сам первые годы не осознавал. Родители эти деньги никогда не трогали, не контролировали и не имели на них претензий. Даже тогда, когда сами были на грани так называемого банкротства. Выдыхает и сонно трёт пальцами глаза. Уже давно за полночь. Спать хочется сильно. День тянулся так медленно, что сейчас, спустя множество часов, кажется, что похороны, удивление и осознание того, кто на самом деле Арсений Попов — это было невероятно давно. Так много событий успело произойти, так много эмоций и чувств было испытано. И ему, непривыкшему к такой социальной и ментальной активности, это далось труднее, чем ожидалось. Трогать какую-либо одежду из этого шкафа катастрофически не хочется. Но выбора не остаётся. Он осторожно тянется и снова открывает его. Наугад стягивает первую попавшуюся белую футболку и серые штаны. В этой комнате есть своя собственная ванная. Душевая кабинка со стеклянными стенками, совмещённая с санузлом. Мило. Это, на самом деле, идеально. Чтобы не выходить отсюда и не видеть притворно довольное лицо Попова. Раздевается и аккуратно складывает одежду рядом с раковиной. Плитка прохладная, хотя в целом тут тепло. Все чистое, даже слишком. Но безжизненно, словно тут никто и никогда не жил. Это в любом случае лучше, чем ничего. Горячая вода приятно оживляет уставшее тело, вскоре комната заполняется паром, стеклянные стенки запотевают. Прогревающий до костей душ немного сглаживает тревожные и по большей части печальные мысли, от коих ещё очень не скоро удастся избавиться, Антон это хорошо знает.* * *
Арсений сидит в своём кабинете. Он не любит яркий свет, поэтому все шторы и жалюзи всегда опущены. А пространство освещает чёрный светильник, свисающий сверху. Большой монитор компьютера, белая клавиатура и мышь — его рабочее место. Вокруг: на полу, на полках, висящих на стене, на самом столе стоят растения в небольших горшках. Ему нравится это одновременно безжизненное и живое соседство вокруг. Одиночество не так ощущается, когда есть о ком заботиться. Животных он не любит, к ним есть склонность привязываться. А вот зелёные молчаливые сожители — отличный вариант. Он листает сообщения в секретном чате телеграмма. Наверняка любую информацию можно найти, расшифровать, но он-то постарался усложнить этот процесс. Жизнь научила тому, что любые данные безопаснее хранить только в одном месте — в своей собственной голове. Поэтому сколько бы обысков у него не проводилось, сотрудникам правоохранительных органов не удавалось зацепиться за что-либо толковое. Шифрование данных — самое нужное умение в двадцать первом веке. Шифрование беспроводной локальной сети, данных на компьютере, даже систему сигнализации и охраны дома практически невозможно взломать. Изъяны были всегда, но в своём отшельничестве он находит неизменные плюсы, совершенствуясь в своих кибер-познаниях и умениях. Не так давно ему стало известно, что среди улик на жестком диске Голоса не было найдено никакого стоящего компромата. Но при этом, что было невероятно странно, были переписки, подтверждающие, что бывший главарь вел дела с группировкой, которая занималась тем же, чем сейчас промышляет Попов: кражей данных, продажей их на чёрном рынке, денежными онлайн махинациями. Для Арсения эта новость считается странной. Конечно, прошло много времени, но, насколько он знал, Голос предпочитал личное общение или же по одноразовым сим-картам и телефонам, по старинке. Этот способ никогда не подводил. Если вовремя избавляться от аппарата. Один звонок, одно смс, привязка сим-карты к IMEI — и по вышкам сотовой связи только у дурака не получится отследить устройство. Его самого такие действия всегда забавляли. И поэтому сейчас было чрезвычайно странно узнавать, что бывший друг мог с кем-то спокойно переписываться и не пытаться стереть эти данные, но при этом не хранил никаких даже зашифрованных файлов в компьютере. Один плюс один никак не складывается в два, и это Арсения тревожит. Он прекрасно знает, на кого переключаются люди, когда у главного героя не удаётся обнаружить нужную им информацию. Сам бы он никогда даже не подумал об этом. Потому что слишком хорошо знал Майю и несколько минут, проведённых рядом с Антоном, красноречиво дали ему понять, что тот чист и невинен, как слеза младенца. Копать нужно было не здесь. Но где? На этом дело заходит в тупик. Оно заходит в тупик ещё в том моменте, что ему никак не удаётся узнать, кого подозревает следствие. И это неимоверно раздражает. От этого знания зависят его собственные дальнейшие действия. Удивительно, но также его слегка беспокоит собственное положение в глазах Шастунов. Чувство вины его не мучает, ведь он старательно откупается от них тем, что берёт на себя заботу об их благополучии и безопасности. А совесть с ним не разговаривает уже не один десяток лет. Выключает монитор компьютера и тяжело поднимается со своего стула. В доме привычно тихо и мрачно. Наверняка все уже разбрелись по своим комнатам и отдыхают. Это ему по душе. Он переживал, как может воспринять неожиданное соседство, но на деле всё оказалось очень даже не критично. Майя в силу своего характера и воспитания старается быть незаметной и доставлять минимум хлопот, хотя как человек она ему симпатизирует. Антон, от которого Попов рассчитывал получить больше проблем, просто запирается в своей новоиспечённой комнате, из которой, кажется, совсем не выходил. Даже на поздний ужин. Арсений не спеша спускается вниз по лестнице. Он рассчитывает перекусить и немного поработать. Его душе ближе ночное существование. Хотя сейчас он хорошо понимает: режим придётся несколько изменить. Распахивает дверцы большого вместительного холодильника, достаёт несколько аккуратно упакованных домработницей в пищевую плёнку сэндвичей, на мгновение замирает, затем берёт ещё два. Задумчиво распаковывает всё. Выкладывает на две большие бежевые тарелки. Отправляет сначала одну, затем другую в микроволновку. Он сам не уверен, к чему это жест. Если бы кто-то задал ему этот вопрос, он бы предпочёл оправдать это неумелым проявлением гостеприимства. Поднимается наверх. Их комнаты с Шастуном соседние. Попов останавливается у двери. Он несколько минут молчаливо стоит напротив неё, словно пытаясь принять чрезвычайно важное для него решение. Затем осторожно и коротко стучит дверь. Та распахивается почти сразу же. Будто его ждали. На Антоне белая оверсайз футболка и серые штаны. Он стоит босиком перед мужчиной и щурится от блеклого света в коридоре второго этажа. Арсений на тот момент не знал, как выглядит сын Голоса, и тем более, какие у него параметры, когда готовился к этому визиту, поэтому удовлетворён своим решением выбрать что-то бесформенное, чтобы точно налезло на любого человека. Его кудрявые волосы чуть взлохмачены, а зелёные глаза смотрят исподлобья недружелюбно. — Ты не ужинал. Решил доставить тебе лично, — неловко улыбается он, протягивая тарелку. Шастун переводит взгляд на протянутую ему посуду, затем упрямо встряхивает головой. — Я не голоден. Он стремится быстро захлопнуть дверь перед псевдо гостеприимным хозяином, но тот успевает подставить ногу перед дверным проёмом. — Красивая цепочка, — хитро жмурясь, произносит он, затем убирает ногу, позволяя двери захлопнуться перед своим носом. Арсений пожимает плечами, разворачивается в сторону своей комнаты и почему-то довольно хмыкает себе под нос.