Научи меня жить

      Аня устала. Устала от жизни. Устала от постоянных мыслей в голове. Устала от людей. Она хочет побыть одна. Остаться одна, чтобы никто не трогал, не давил, ничего не просил. Просто побыть одной на крыше какого-то многоэтажного дома или уехать в неизвестном направлении. Уехать туда, где тебя никто не знает. Туда, где ты будешь один.       Аня устала. Устала следить за сестрой. Устала просыпаться рано утром и ехать на тренировку. Устала от общения. Устала находиться под контролем Саши из-за СМИ, что резко заинтересовались почему-то именно ей. Она хочет побыть обычным подростком. Хочет забыть про учебу. Забыть про тренировки.       Аня устала. Она так радовалась тому, что врач наконец-то разрешил вернуться в полноценный спорт. Радовалась возвращению в полноценную жизнь, но она устала. С утра до вечера тренировки, после учеба и подготовка к экзаменам. Она устала от такого графика. Устала от повседневности. Устала нервничать из-за экзаменов и своего здоровья. У неë даже нет сил на то, чтобы попросить помощи.       Она выдохлась. Окончательно. Всë то, что она любила, стало в тягость. Но она спортсмен. Должна идти вперёд, ведь остался всего год. Один год и долгожданная Олимпиада. Но что будет после неë? Что будет после Олимпиады? Не станет ли хуже? А если ей вообще не удастся на неë отобраться, что будет тогда?       Она устала настолько, что засыпает сразу же после очередной тренировки у себя в комнате, просыпаясь лишь на следующий вечер. Она проспала больше двадцати часов, что было просто невообразимо. Голова ужасно болела, тело ломило от боли, а ещё очень сильно хотелось попить чего-то холодного.       Откинув от себя одеяло, от которого было слишком жарко, Аня проводит рукой под футболкой, тихо ужасаясь тому, насколько её тело было горячим. Не хватало ещё того, чтоб она заболела накануне экзаменов. А первый экзамен уже через несколько дней. Радовало лишь то, что сдавать ей его не с общей массой школьников, а лишь в одном помещении с такими же спортсменами, как и она сама.       На полу рядом с кроватью у Ани всегда стояла литровая бутылка с водой, что сейчас очень спасала. Эта была старая привычка на тот случай, если взрослые устроят очередной «праздник» закрыв её в комнате. На такие случаи у неё всегда был запас орехов и всяких снеков. То, что помогало прожить лишний день на случай затяжных алкогольных «вечеринок». И эта привычка осталась с ней до сих пор. Она все еще не была уверенна в том, что ничего подобного не произойдет здесь.       Она с трудом принимает положение сидя, усиленно натирая глаза руками. Те неимоверно пекли, отчего хотелось плакать. Взяв в руки бутылку воды, она залпом выпивает чуть больше половины, как будто туша своё горящее тело.       Хоть и самочувствие было ужасным, мысли в голове упорно твердили о том, что она опять облажалась. Облажалась и проспала две тренировки в академии, а ещё и репетитора по математике. Пропустила по своей глупости. Забыла поставить будильник и не смогла проснуться сама. И теперь она точно не сдаст эти чёртовые экзамены.       Она с усилием встает с кровати, захватывая с собой телефон, и садится за компьютерный стол, предварительно включив основной свет в комнате. Достав очередную исписанную толстую тетрадку и сборник с типовыми тренировочными вариантами по математике, она глубоко вздыхает, начиная решать с первого номера. Она должна их прорешать. Должна решить как минимум три полных варианта, чтобы спокойно начать заниматься своими делами. Она и так потратила слишком много времени на этот ненужный сон. Потратила время впустую, провалявшись на кровати. Должна наверстать упущенное время, иначе не сдаст.       Мозг старается спастись от очередной умственной нагрузки, посылая ещё более сильную волну боли, но Аня лишь закидывает обезболивающее в рот, игнорируя что-либо вокруг. Сейчас важно лишь то, что было написано на листах перед ней. Важно не её тело, что горело от температуры, а то, что писалось подрагивающей рукой на листочках тетради. Она должна достойно подготовиться ко всем экзаменам, чтобы потом спокойно отдохнуть. Отдохнуть от жизни, наконец-то на время закончив учёбу. А дальше лето. Там, говорят, всегда легче.       Аня вздрагивает, когда не по её воле стул на колёсиках разворачивает её в совершенно другую сторону. Вздрагивает, встречаясь с беспокойными зелеными глазами, что бегали по всему её лицу. Вздрагивает от прикосновения чужих холодных губ к своему лбу. Вздрагивает, понимая, что за это время могла бы решить ещё один номер, из-за чего начинает злиться на альфу напротив.       Аня хмурится, вновь крутясь на стуле уже по своей воле, склоняясь над тетрадкой. Быстро пробежав глазами по уже записанному примеру в тетради, её ладонь с ручкой останавливается в воздухе, обнаруживая пустоту рядом. Саша забрала у неё и тетрадь, и сборник. Забрала возможность на успешную сдачу экзамена. Забрала время, что могло бы пойти во благо.       Омега хмурится сильнее прежнего, не понимая, почему Саша с ней так поступает. Почему не даёт нормально позаниматься? Почему мешает? Зачем? Она и так сегодня пропустила два льда. Пропустила занятия по хореографии и растяжке, которые позже придётся обязательно отрабатывать, а значит, после потерять время на сон. Возможно, даже пропустить его. — Ты какого чёрта сейчас делаешь? Ты почему с температурой села решать математику? — теперь была зла уже альфа. Саша вновь поворачивает к себе Аню, но на этот раз крепко фиксирует стул своими руками, не давая омеги возможности ни встать, ни отвернуться. — Ты понимаешь, что вся горишь? Тебе, по-хорошему, надо сейчас лежать в кровати в обнимку с градусником и чашкой чая, а не сидеть за математикой. — Отстань от меня, я нормально себя чувствую. — голос сильно хрипел то ли от недавнего пробуждения, то ли от нарастающей раздирающей боли в горле, что с каждым словом становилась сильнее. — Нормально? Ты чем вообще думаешь? — Головой, чем ещё. — Аня предпринимает попытку сдвинуться с места, но всё оборачивается провалом. — Верни мне, пожалуйста, сборник и тетрадь, мне надо дорешать то, что уже начала, иначе не… сдам. — она запинается в самом конце, говоря не с первого раза последнее слово. Глаза стали болеть ещё сильнее, ведь к ним прибавились ещё попытки остановить появляющиеся слёзы. Сердце болезненно сжалось и Ане приходится запрокинуть голову к потолку, чтобы сдержать слезинки. — О Господи, Анюта, ты чего? — Саша тревожно смотрит на подрагивающие реснички и чуть поджатые губы. Она садится на коленки перед омегой, с особой нежностью беря горячие ладони в руки. — Ты обязательно всё сдашь, слышишь? У тебя всё получится. Даже если что-то пойдёт не так, то на этих экзаменах твоя жизнь не закончится. Никто не перестанет тебя любить меньше или больше от их результатов. Никто не будет на тебя ругаться или кричать. Это всего лишь очередной тест. Да у тебя в твоей жизни будет ещё их сотню и некоторые из них в несколько тысяч раз сложнее, чем этот. — Я… должна… его… сдать… — Аня делает значительные паузы между словами, говоря совсем тихо. — Сдашь. Обязательно сдашь. И математику сдашь, и русский сдашь и все дополнительные экзамены ты сдашь, я уверенна. Ты на самом деле очень умная и сообразительная омега. Серьёзно. — омега в ответ отрицательно машет головой, делая первый всхлип. Саша аккуратно берется за острый подбородок, проводя по нему вверх к уху, а после к затылку, немного надавливая, чтобы омега наклонилась и посмотрела ей в глаза. — Да, Ань, ты очень умная и спокойно сдашь без этих всех сборников. Я впервые в своей жизни встречаю такую умную и при этом красивую омегу как ты. И я это сейчас не говорю для того, чтобы тебя как-то подбодрить или успокоить. Я действительно так думаю, Анют. Пойдет лучше полежим на кровати, м? — Саша проводит рукой по взъерошенным после сна волосам, умиляясь такой домашней омеге. — Полежим с тобой вместе, поговорим, если захочешь. А завтра утром я тебе верну тетрадку и сборник, хорошо? — А тренировка? — А тренировки не будет ни у тебя, ни у кого-то ещë. Там Федерации потребовался срочный лёд для проведения соревнований, поэтому ни завтра, ни послезавтра, ни через два дня тренировок не будет. — альфа поднимается с колен, не отпуская ладошки Ани. Немного потянув на себя, омега встает со стула, и под руководством альфы перемещается на кровать.       Саша выключает основной свет, оставляя свет лишь от гирлянды на шторах, придавая комнате мягкий оранжевый оттенок. Она оставляет омегу одну, пока сама ходит за градусником и таблетками, что остались после недавней болезни Вероники.       К слову об младшей. Вероника очень сильно просилась погулять с Вестой после сада, на что Саша договорилась об возможной ночёвки младших. Так девочка могла привыкнуть к новой бабушке и дедушке и в случае критических ситуаций, когда ни Саши, ни Ани не будет дома и забрать они не смогут, то это сможет сделать мама Саши. Да и будущие сборы никто не отменял. Во время их проведения времени на Веронику может попросту не остаться.       Аня несколько раз чихает, а организм окончательно сдается, из-за чего у неё не хватает сил даже приподняться с положения лёжа и поднять руку, чтобы установить градусник в подмышечную впадину. К возвращению Саши в комнату, омега уже чуть ли не плачет от усиливающейся боли в голове и теле. Таблетки не помогали, кости ломило, а она теперь даже встать не могла.       Как только альфа садится рядом с ослабленным телом на край кровати, Аня прижимается к ней, как маленький котёнок в поисках спасения. Голова не без помощи альфы оказывается на коленках, а в распущенных волосах оказывается рука старшей.       Электронный градусник слишком громко пищит, отчего младшая утыкается в живот альфы, вымученно мыча. Аня ощущала, как с каждой секундой ей становилось всё хуже и хуже. Как мозг закипал и горел. — Давай, солнце, таблетку выпьешь и полегче должно стать. Если не поможет, то скорую вызовем.       Саше было искренне жаль свою омегу. Лишь единожды раньше она видела её в таком состоянии: когда впервые узнала о сильном страхе темноты. То состояние не было таким же, лишь похожим. Но убивали они одинаково. Маленький беспомощный котёнок. А Саша в этих ситуациях никакой не спаситель, а лишь случайный прохожий, что хочет помочь.       Аня лежала в позе эмбриона, в то время как её голова использовала ноги альфы как подушку. Одна из рук Саши всё также лежала на макушке головы, запутавшись в волосах, другая же находилась на спине, успокаивающе поглаживая каждый позвонок, докуда могла достать её рука.       А Аня не привыкла к такому. Не привыкла показывать свою слабость. Она привыкла со всем справляться сама. Привыкла, когда её не замечают. Привыкла болеть в одиночку, как бы не было плохо. Привыкла сама себе покупать таблетки, мерить температуру и готовить чай с вареньем. Она не привыкла к заботе от других людей из-за чего сейчас не могла поверить в происходящее.       Вроде прошло уже много времени, как она стала жить с Сашей, но этого времени было мало. Она всë ещё не может довериться ей на все сто процентов. Не может, и из-за этого на каждое слово альфы придумывается несколько сотен событий того, что может произойти дальше, и стоит ли ей бежать прятаться. Стоит ли ей рассказывать о том, что она чувствует или же лучше закрыться в себе. Не показывать свои переживания и страхи.       Альфа вытаскивает руку из волос, кладя и поглаживая щеку омеги. Хоть кожа и была горячей и бледной, проводя по ней Саша наслаждалась еë мягкости и бархатности. Наслаждалась тому, как омега реагировала на еë прикосновения. Как немного поворачивала голову в сторону, чтобы уловить последние ощущения прохладной руки.       Решив, что лучшим решением будет перенести Аню к себе в комнату, ибо именно там альфа сможет пользоваться всем, чем захочет и в случае чего-то, то знает, где находятся какие вещи, Саша перемещает свои руки под спину и коленки омеги. Старшая подхватывает уж слишком лёгкое тело на руки и встает с кровати, отмечая про себя, что и за питанием младшей стоит проследить, кроме температуры.       Без каких либо проблем она переносит ослабленную омегу к себе в комнату, бережно укладывая на край кровати, сразу же накрывая пледом. Саша выходит из комнаты, оставляя младшую совершенно одну, чтобы забрать оставленные вещи в еë комнате, и также быстро возвращается обратно.       Наклонившись к омеге, альфа ещё раз проверяет температуру, прикасаясь губами ко лбу. Тот всё также был горячим, хотя Саша и сама не понимала, чего ожидала от столь малого ожидания действия таблеток. Она хочет поднять корпус, чтобы ровно сесть, но младшая останавливает, прикасаясь рукой к плечу, крепко его сжимая. — Поцелуй меня.       Саше казалось, что она полностью понимала, в каком состоянии сейчас находилась младшая, но, как оказалось, не до конца. Она никак не могла предположить, что Аня попросит поцеловать себя. Уж точно не после того, как несколько дней назад сама отказалась от отношений, закрывая любые виды взаимоотношений, кроме дружеских. И те были натянуты «за уши». — Ань… — Пожалуйста.       И она понимает, что потом будет очень сильно себя винить. Винить за то, что поддалась состоянию омеги. Винить, что в очередной раз не может сдержаться. Винить за то, что не может отказаться от того, что сама хочет.       Она начинает корить себя, как только прикасается к губам впервые, как бы делая пробу. Немного отстранившись, Саша долго смотрит на лицо омеги, удерживаясь на руках, что стояли по сторонам от головы. Она ищет в глазах напротив хоть намек на осуждение или злость. Ждёт, думая, что это может быть какая-то проверка от младшей. Но ничего не происходит. Аня также долго смотрит в ответ, а после отворачивается на бок, укладывая голову на руку Саши.       Понимала ли сама Аня то, что она делает? Да. Понимала и осознавала все свои действия, что она делала слушаясь ни разум, как это было всегда, а сердце. Она ведь когда-то мечтала о таком. Мечтала, что когда-то сможет вести себя как маленький ребёнок, не особо заботясь о том, что подумают окружающие. Ей иногда хотелось побеситься, покричать, может даже покапризничать чуть-чуть. Побыть вредной, придумать какую-то бредовую идею, а после её исполнить. Может даже впервые попрыгать по лужам во время дождя или устроить пикник, а после переночевать под открытым небом. И, находясь рядом с Сашей, видя, как та позволяет делать Веронике то, что большинство родителей не разрешает, она лишь на мгновения разрешает побыть себе тем самым ребенком.       Но все было не так просто. Рамки. Отец уже с маленького возраста говорил, что надо уметь держать себя. Следить за всеми своими действиями и словами. Быть взрослой. Она не строила шалаши из подушек и одеял, не смотрела мультики, не гуляла на детских площадках, а на аттракционах никогда не была. Да она об этом всём узнала лишь в книжках, которые отец ей приносил и заставлял читать. Он хотел воспитать олимпийскую чемпионку с характером бойца, но при этом, чтобы он сам мог решать и выбирать за неë. И он это сделал. Забрал детство, сажая вечно за учебниками, контролировал каждый шаг, каждую оценку.       Но ей этого не надо. Да, она благодарна за то, что у неë теперь хороший словарный запас и она тщательно всë обдумывает, прежде чем сказать. Но это также и тяготит. Она не может отпустить себя. Она всего боится и сама не может принять решение за то, что относится к реальной жизни. Ведь раньше всë всегда решали за неë. Когда кушать, когда ложиться спать, а когда можно пойти на тренировку.       А что здесь? Здесь свобода, которую она так давно хотела, но не может и за порог выйти, не сказав хоть кому-то, куда она идет. Да, здесь нет такого тотального контроля, к которому она привыкла, но она не может себе позволить даже подругу на ночевку пригласить. Один раз пригласила и получила истерику. Да, может просто совпадение, но всë равно повторять бы этот момент не хотелось. Да она даже на свой день рождение не смогла расслабиться, считая, что фотографии их веселья каким-то чудом после попадут в сеть. Она из-за этого и выпила после. Ну как выпила, еë можно сказать заставили. И как только она почувствовала, что перестаёт себя контролировать, то сбежала домой. Сбежала как трус со своего же праздника. Может быть это и было правильным решением, но репутацию среди «друзей» она потеряла. —Ты ляжешь или так и будешь дальше сидеть? — омега цепляется своими пальчиками за запястье альфы той руки, на которой лежала голова, обхватывая и крепко сжимая. — Я бы с радостью, но кое-кто руку не хочет отдавать, а без неë, видите ли, неудобно. — Саша криво усмехается, поворачивая голову чуть в бок. — Не мои проблемы. — Ань, твоя смена настроения когда-то меня убьёт, вот честно.       Саше все же получается немного повернуть занятую руку в более удобное положение и, немного надавив на плечо омеги, та отодвигается на середину кровати, всё же отпуская чужую руку. Аня поворачивается с одного бока на другой, сталкиваясь с такой же лежащей рядом альфой напротив, к которой она тут же пододвигается ближе, обнимая одной рукой и кладя ту на спину, утыкаясь в шею. — Господи, ребёнок, что же ты со мной делаешь, а? Ты же понимаешь, что я такой же человек, как и ты. У меня тоже есть чувства, от которых мне становиться больно, ведь это бесконечные качели. Сейчас тебе плохо, и мы с тобой лежим и обнимаемся, а завтра ты построишь свою невидимую стену и даже не подпустишь к себе ближе, чем на метр. — Саша останавливается, шумно вздыхая. Она утыкается в шелковистые мягкие волосы, закрывая глаза, и прижимает омегу к себе ближе, боясь, что Аня захочет сбежать. — Я понимаю, что из-за всего случившегося в твоей жизни, тебе сложно довериться кому-то ещё, кроме своей сестры, но… — голос надрывается и ослабевает, ведь Саша никогда не любила говорить о своих чувствах. О тех, что сидят глубоко внутри неё. О тех, что принято считать, не могут испытывать альфы. — Ань, я тебя очень прошу впредь либо не просить вообще целовать тебя, ведь это будет считаться прямой провокацией, с которой, к моему сожалению, я не могу справится. Либо мы всё-таки начинаем с тобой встречаться, и я обещаю со своей стороны не гнать и не требовать от тебя многого, и… — Я боюсь… — омега отстраняется, начиная обнимать себя руками и закрывает ими лицо, тем самым образуя своеобразную защиту от всего внешнего мира. — Чего конкретно ты боишься, солнце, м? — Саша ждет пару секунд и когда понимает, что говорить дальше младшая не решается, то сама пододвигается к всë ещё горячему телу в почти плотную, утыкаясь лбом в макушку, шепча в самое ухо. — Анют, пожалуйста, не молчи. Чего ты боишься? Чем я тебя напугала, м? Что я сделала не так, что ты меня теперь боишься? — альфа мягко касается белоснежных ладошек и берёт их в свои руки, поднося к губам, нежно целуя под внимательный взгляд младшей.       Саша не выдерживает гнетущей и давящей тишины, нависая над омегой. Она медленно прикасается сначала ко лбу губами, потом спускается чуть ниже и целует аккуратный носик, переходя к щечкам, и задерживается над сомкнутыми от напряжения губами. Не увидев никакого сопротивления и самое главное страха в карих глазах, альфа целует по детски и быстро, после переходя в более взрослый поцелуй, на который омега почти сразу же начинает отвечать.       Альфа старается вложить в этот поцелуй всю ту любовь, которую испытывала по отношению к омеге. Показать ту нежность, которую она скрывает глубоко в себе от всех посторонних. Показать, что её не надо бояться и она не причинит ей боль. Показать, что она не такая жестокая, как все другие молодые альфы. Она прошла этот период, выросла из него и сейчас, раз уж она нашла своего человека, свою омегу, то точно уж не потеряет, как это было до Ани.       Они отстраняются лишь в тот момент, когда опухшие красные губы начинают болеть с непривычки. Альфа утыкается в лоб омеги своим лбом, глубоко и горячо дыша. Глаза закрыты у обоих, но ощущение разлитого тепла где-то внутри них давало понимание, что это всë не сон, а явь. Явь, в которой они находятся вдвоём. Которую сами для себя сделали. — Давай… попробуем… встречаться. — омега хрипит и укладывает свои ладошки на сильную спину альфы придавливая, и тем самым позволяя лечь на себя почти полным весом. Всë-таки понимание того, что Саша может попросту еë придавить своим весом было, несмотря на почти выключенный мозг.       Аня будто смакует это, не веря ни себе, ни своим ощущением. Она сказала это. Сама согласилась. И теперь пути назад не было. Хотя хотела бы она вернуть всë назад? Наверное, нет. Ей, признаться честно, нравилось ощущать такую властную Сашу. Чувствовать себя рядом с настоящей альфой, что в одних моментах может заставить подчиняться и еë голос будет решающим, а в других чувствовать любовь, которую она не боится показывать. Эта власть вперемешку с чувствами и сыграла главную роль.       Ладошки со спины альфы перемещаются на лопатки, а после в волосы, встречаясь с вечно собранным ярко-красным пучком. Она редко видела Сашу с распущенными волосами. Если быть точнее, то лишь единожды, когда ей срочно потребовалась Саша, чтобы та спустилась вниз и включила свет для спокойствия. Тогда альфа только выходила из ванной, явно не ожидая кого-либо увидеть. И Аня в прямом смысле залипла, разглядывая сначала мокрые красные волосы, что были по лопатки, а после кубики пресса на животе, пока та находилась в одном лишь топике и шортах.       Поняв чего именно хочет омега, Саша приподнимается, самостоятельно и быстро развязывая пучок. Она пару раз ещё мелко целует лицо младшей и укладывается обратно, чуть сползая вниз, чтобы уложить голову на еë грудь. Для удобства Аня немного раздвигает ноги в разные стороны, между которых в ту же секунду оказывается тело альфы. Ладошка оказывается в распущенных волосах, свет чуть приглушается и Аня закрывает глаза для того, чтобы осмыслить всë, что произошло и будет происходить дальше, но по итогу быстро засыпает.       Утром она просыпается с необыкновенной лёгкостью в груди и нескрываемой улыбкой на лице. Она старается повернуться со спины на бок, чтобы лечь в позу поудобнее, но на её животе сразу же оказывается рука альфы, притягивая ближе к себе. Саша утыкается носом в изгиб шеи, моментально вызывая у младшей мурашки и легкую щекотку, от чего Аня смущается, закрывая лицо руками. — Доброе утро, солнце. Как ты себя чувствуешь? — альфа проводит пальчиками, по мягким ладонями, убирая те прочь. — Ничего не болит? — Стой, Саш, ты обещала, что не будешь гнать события. — А я гоню сейчас? — омега молча кивает, а в горле Саши от этого встает ком ни только в горле, но и в груди. Она не понимает, что тогда можно делать, а что нельзя. Будут ли их отношения как-то отличаться от дружеских, если простые объятия в кровати это уже «слишком». — Окей, прости. — она перекатывается на спину и садится на край кровати, надевая тапочки на ноги. — Через несколько минут приедет Полина с моим отцом, там какая-то важная новость у неё, поэтому не задерживайся тут надолго, она и тебя хотела видеть.

***

— Ну и что за новость, что ты аж попросила папу здесь поприсутствовать? — Саша потирает руки, откидываясь на спинку стула.       Они сидели вчетвером за обеденным столом. Альфы на одной стороне, омеги же на противоположной. И, сидя рядом с Полиной, Аня ощущала кожей тот дискомфорт, который испытывал психолог. Она ощущала, как та чего-то боится и нервно теребит руками кофту под столом. Как омега усиленно дышит. Аня незаметно для других берёт её за руку, чтобы хоть как-то успокоить и поддержать. — Саш, только пообещай сначала дослушать меня до конца, прежде чем что-либо делать. — альфа недоверчиво хмурится, но всё же кивает, тем самым принимая правила игры. — Дело в том, что вы знаете, что мы с Лизой расстались, и произошло это очень неожиданно. Это произошло из-за того, что у неё начался альфа-кризис и… — Полина останавливает свою речь и незаметно для себя сжимает ладошку омеги, громко сглатывая ком в горле. — в общем, мы его почти прошли вместе, но в последний месяц она не сдержалась и изменила мне. — омега вновь останавливается, но на этот раз намного дольше, стараясь прочесть эмоции Саши, но этого не выходит, ведь та просто держала свою привычную маску, сидя рядом с отцом. — Мы с ней сильно поругались, и итогом этой ссоры стало то, что… — психолог вновь останавливается и отпускает голову вниз, начиная учащенно дышать и сжимать ладонь омеги сильнее. — в общем, я сейчас беременна. Она об этом, естественно, не знает. И я не хочу, чтобы кто-то ещё об этом знал.       Полина выплёвывает из себя последние слова и поднимает голову вверх, вновь не видя никакой реакции со стороны Саши. И, если честно, это было самым худшим исходом событий. Она не могла понять, что та думает. Не могла понять, что чувствует. Но прекрасно знает, что в любой ситуации альфа будет именно за неё. Вне зависимости от того права она или нет. И в случае чего легко испортить жизнь тому, кто её обидел. — Ещё раз. Ты беременна от Лизы, так? — Саша впервые за весь монолог своей подруги делает хоть какое-то движение и упирается локтями на стол, перенося свой вес на него. — Какой срок? — Семь… недель. — Поля сама не знает почему, но начинает мелко дрожать под пронзительным взглядом альфы. — Семь? Давай считать вместе. Последняя течка у тебя была в середине января, так? — Омега пугливо кивает головой, а ладошки моментально начинают потеть. — Тогда каким образом ты сейчас на седьмой неделе, если зачатие было в феврале, если верить этим неделям? Не могла же она повязать в тебе узел без течки. Это ведь тогда прямая смерть для тебя в первую очередь.       Альфа вскакивает со своего места, когда видит еле заметный кивок от подруги. Внутри неë всë начинает бушевать, как самый мощный ураган, что сносит всë на своей пути. Она старается держать себя в руках, уже представляя, как открутит Лизе голову за то, что она сделала. Как заставить ту просить прощения за ту боль, что испытала Полина. Она ведь еë предупреждала в самом начале их отношений, что пощады в любом случае не будет. И даже если Сашу попадать потом в тюрьму за убийство, раскаиваться за содеянное она точно не станет.       Саша кидает последний убийственный взгляд на омег, быстрым шагом направляясь к входной двери, чтобы побыстрее найти и, возможно, разукрасить чьë-то лицо красными красками. — Либо я еду с тобой, либо ты не едешь никуда. — отец догоняет дочь и перехватывает ручку двери, не давая возможности пройти дальше. — Хочешь пойти потом как соучастник? — Нет, хочу лишь поприсутствовать во время обычного разговора с пристрастиями. Всего-то постою в сторонке и проконтролирую, чтобы ты ей ничего лишнего не сломала.